Красная рыба.

Она ещё оставалась на поверхности сна,
В его мелкой зыби, попутном ветре,
Когда увидела свои похороны.

В её квартире собирались друзья,
А также просто знакомые,
А также как-же-его-зовут и где-же-я-её-видела,
А также те, чьи лица скользили вниз,
Словно монеты, брошенные в фонтан -
Нелепой взяткой Нептуну в клетке из мрамора.

Собравшиеся говорили - как жаль, что она умерла,
И об успехах в работе, отмеченных чем-то,
И о том, что каждый человек есть вселенная,
И о том, что она любила красную рыбу.

Сначала она удивилась.
Кто же не любит красную рыбу,
Нежную с перламутринкой сёмгу или лосося
(Ах, да, лосось где-то там считается бросовой рыбой -
Вроде бы в Японии, воспоминание связано с суши -
Ну и что, к рису, напротив, она была равнодушна),
Особенно славно, если к солёной податливой мякоти
Добавить сияющий, брызжущий соком лимон,
А можно запечь со специями,
А ещё с ананасом или, допустим, брусникой...
Она ведь многое любит и кроме красной рыбы,
Честное слово.

А собравшиеся всё продолжали говорить,
Какой она была верный друг и как жаль, что случилось,
Как с ней было ходить в походы (да, кстати, где фотографии?),
И о том, что она любила красную рыбу.

Она начала злиться.
Сто миллионов людей в мире любят красную рыбу.
Это не самое интересное, что можно сказать.
Это не заслуга и не особая примета.
Это ещё никому не помогло (правда, никому и не помешало).
В конце концов, можно обойтись и без рыбы -
Жалко вам, что ли?

А собравшиеся плакали, курили, цитировали стихи и политиков,
И всё говорили о чём-то неважном,
Например, о сломанной ветке берёзы, что бьёт сейчас в стенку дома,
И о том, что ветер восточный - а значит, похолодает,
И о том, что написали на таком-то сайте, и как это здорово,
И о том, что на даче надо покрасить забор - там тоже что-то написано,
Но сквозь морок, и дым, и покрасневшие глаза, и грязные тарелки
Она всё слышала - "красная рыба", "красная рыба", "красная рыба".

Когда она ослабела и больше не могла держаться на поверхности,
Перед ней стали расступаться глубинные пласты сна.
Больше уже нечего скрывать - ей не выплыть.

Она это поняла. Но происходящее видела ясно,
И ещё могла иронично кривить губы,
Оценивая обстановку.

И когда она увидела огромную красную рыбу -
Драккар, ладью Ра, скалярию из кошмаров капитана Немо -
Она смогла усмехнуться: "Да, одного лимона не хватит".

Город-город, Мальстрём, воспаленье в крови, не вырваться, разве вены перекусив,
Да и то не факт, что туманом не истечёшь, откуда знаешь диагноз,
Приговор, маршрут изумрудного болотного огонька такси,
Что влечёт тебя за шкирку по Невскому, взъерошенный отпущенья агнец,
Говоря же без экивоков - просто баран, и ворота - с иголочки, адмиралтейской да золотой,
Словно осень чья-то, кажется, диктора, репродуктора-медовоточца,
Ты ведёшься на голос, телефонное воркование, усиленное пустотой,
Да не выйти в Зазеркалье, как ни крути; а до дёсен кровящих хочется,
До крошащегося гранита набережных, трещин в фасадах, взрывающихся тойот
И лендроверов, до влёт захлёбывающихся болью чаек...
Выходи на берег залива, выплакивай яд, вдыхай сероводород и йод,
Разжигай костёр из плавника, ставь котелок на огонь, запивай отчаянье мятным чаем.

Ставить первое слово
             предложенья в конце строки,
Подражая Иосиф Санычу;
             наблюдая, как от реки
Отплывает бронхитный воздух
             Пальмиры Северной, где
Отродясь не произрастали пальмы;
             и как в воде
Отражаются здания
             Венеции Северной, той,
Где так тонки вены,
             и металлической остротой
Каждый шпиль проблёскивает;
             и где розочка - это не
Раскрывающийся бутон, а горлышко
             бутылки; и на стене
Вдруг наткнёшься взглядом на надпись
             Соломонову, и, пройдя
Мимо, как и всё, исчезнешь
             в броуновской взвеси дождя.

Отдала Нептуну монету – Нептуну, не Харону пока –
Неужели бессмертные тоже играют в орла и решку?
Очень хочется в лес, и чтобы солнце, и чтоб от тёплого ветерка
Трепетала неприкаянная осина и пружинил орешник,
Чтобы мох под ногами, иглы сосновые, сыроежками пахнущая земля;
Или вот ещё – в дорогу на юг, где в асфальт впечатываются следы,
Где кровавят небо вишни, и "ни пуха" вослед говорят тополя,
Где известняковые прибежища мидий прорывают плёнку воды,
Вырастают, служат прыжковой вышкой, дослуживаются до приставки "Ай",
А потом крошатся под пальцами – тщательнее страхуйся, осторожней с веками! –
И где стаи летучих мышей дожидаются звёздных стай,
Чтобы вместе мерцать между перистыми облаками.

Из Вселенной не должен прийти ответ. Одиночество - дар,
До которого человечество медленно дорастает.
Вместо выдоха - кашель, вместо стекла - слюда,
На любом гадании - джокер, монета ребром да руна пустая.

Из Вселенной должен прийти ответ: корабли - на взлёт,
Телескопы ввинчиваются в небо, локаторы расправляют крылья.
Нам опять покидать океан, чешую терять, проламывать лёд,
И рассказывать сказки детям - о том, что вчера открыли.

кто прожёг тебя; отвечаю - да нет же, сама, сама;
головою качает, не верит - вот он ведь, а вот она,
по опалинам видно; срываюсь на крик - да не твоего ума
дело, только глянь, кошелёк раскрыт, и за всё я плачу одна,
заплачу сполна, Харон Кощеем станет с таким добром;
не положено, отвечает, кто прожёг тебя, раскрыт протокол;
ухожу в несознанку - за всё плачу одна, хрусталём солёным да серебром,
а захочешь, возьми рубинами, артерию с лезвием совместить легко;
не берёт, глядит внимательно; кричу - тут я демиург, а значит, моя вина,
да пойми, они не вынесут этой горечи, ведь для меня спасением стих,
а они...; обрывает фразу - договорились, будешь платить сполна,
демиург, говоришь, хорошо, значит, страхом за любимых своих плати.

Уходи, уходи - так примятая шинами лебеда
Распрямится ли, заплачет - но останется в сереющем позади,
Так стекает с вёсел вода, и по жести за окнами бьёт вода,
И по каждому жесту читается - уходи.

На изломе бархат темней, чем угли по краю костра,
Ненадёжный, под пальцами расползается, обнажая дыру,
Где изломаны рейки, пружины ржавы, и трухой вытекает вчера -
Уходи, уходи. Да неважно - всё равно погасну к утру,

Всё равно ведь вспомню, раны коснусь, с облегченьем почувствую, что кровит,
Опадает роса - с металлическим привкусом - по берегам реки,
Где и зелень нетронута, и пламя руку лизнуть норовит,
И не надо, уходя, оборачиваться, беззвучно переламывать позвонки.