Я плохая хозяйка – пирогов не пеку;
Точной рифмой гостей не накормишь.
По стиху на тарелку – по большому куску.
Ты бокалы водою наполнишь.

Три звезды за окном. Три глубоких глотка.
Зябкий холод крадётся по телу.
Вот тарелка пуста. Вот и ночь коротка.
Вот и спела, о чём не хотела.

Тень твоя в Неве и камнях,
Растворённая в воздухе тень.
Я уже запуталась в серых днях,
Я касаюсь пальцами стен:
Но, похоже, неведом шершавый
И прожилочный алфавит.
Без тебя ведь и солнце ржаво,
И на вдохе сердце сбоит.
Не увижу вновь, не услышу –
Заколдованный ведьмин круг.
Дождь уходит к югу по крышам,
Мне дороги нету на юг.
В лабиринте питерском зимнем
Отзовись хоть парою слов!..
Небосвод становится синим,
И от взгляда крошится стекло.

...А порою у горла такая тоска, что и помнить не стоит -
Например, если взглянешь на карту метро, с пересадки притом.
Никогда не поверишь, что в эти минуты сдаётся мечтою:
До Приморской доехать, и - ломано, наискось, кратким путём;

У подъезда застыть, и не стряхивать пыли холодной и млечной,
Ждать тебя, не дождаться, и в сумрак смотреть всё равно,
И замёрзнуть - конечно же, насмерть - уродливым сфинксом крылечным:
И колечко в носу, и загадки забыты давно.

А за левым плечом развлекается, скалясь, ехидное что-то,
Краем вьюги батистовой ломтик луны шевеля:
- Умирать на Васильевском - право, в том есть элемент анекдота:
Уж сначала в Венеции стоит пожить, равновесия для.

Постмодерна хитин - ненадёжны, наивны картонные латы,
Но немного прикроют, немного смягчат - я и тем дорожу.
И над чем усмехнуться, найду, и придумаю с ходу цитату...
Вот, уже улыбаюсь. Не делаю глупостей. Всё. Ухожу. Ухожу.

Снова снег за окном. Снова сердце в горсти.
Ночь горька, холодна и колюча.
Я неловко спрошу: можно в гости прийти?
Как-нибудь? Если выпадет случай?

Много дней без тебя. Тёмно-серые дни -
Не вдыхай, захлебнёшься, утонешь...
И в усмешке кривой: "Ты меня не гони -
Ведь не выживу, если прогонишь".

Чертежи.

                                               Завертелась твоя мясокрутка...
                                                       А. и Б. Стругацкие "Трудно быть богом"

                                               За мною придёт Строитель,
                                               Скажите ему - я знал!
                                                     Р. Киплинг "Каменщик"

Я в курсе, что плохи наши дела. Но не оборву строки.
Я вижу, что в воздухе гарь и зола, а реки черны и горьки.
Да, высоко поднялась волна безумья и пена лжи.
Я знаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи.

Мне скажут: "Речь о Добре и Зле. Пустяками не дорожи!".
Но зло и добро истлеют в земле. Останутся чертежи.
И жизнь моя - лишь отраженье строк, с каждой формулой всё ясней.
Я знаю: беда пришла на порог. Но чертежи важней.

Пускай они и войне важны, пускай опасны вдвойне,
Но разум всегда превыше войны - и должен выжить в войне.
Когда убивают забавы для, когда расплавлен гранит -
Пусть кровь мою впитает земля, но чертежи сохранит.

Тому же, кто выживет - выдюжи, прочти, что сохранено;
Будь твёрд, одиночество выдержи - тебе вдохновенье дано.
Пусть будет твоя голова ясна. Улыбнись, спокойно скажи:
"Я знаю о том, что идёт война. Но не трогай мои чертежи".

* * *
Мы слабее любимых - силу им отдаём, и за них принимаем удар.
Вряд ли что-то ненужнее любящих существует на белом свете.
Мы не спим, а ждём, всё время настроены на приём, и, увы, бездар-
нее не придумать времяпрепровожденья на этой планете.

Да, пусть задыхаюсь, плачу, тебя зову в темноте:
Только ночь вокруг, которой неважно, кто жив, а кто, забыв про всё, отворяет вены.
Как же холодно здесь. И насквозь, навылет простреливаемой высоте
Всё твержу: "Я тебя люблю". Имя с губ соскальзывает, благословенно и незабвенно.

* * *
Я тебя люблю. Я тебя и вправду люблю кромешно.
Никуда не деться, повторять, головой о стену, выдохом на стекло.
А зима отступает, вновь зима уходит с достоинством и неспешно.
На метель засмотревшись, убедить себя пытаюсь, что ещё повезло,
Что ещё жива, от слёз не заложены уши, словно в детстве, в убогой больнице,
Что ещё жива (ну, а что за жизнь без тебя - подумаю завтра, дождусь рассвета, розовой, золотой зари),
Что ещё жива - ибо только живым трепещущее, заветное может присниться;
Что ещё жива... Ну пожалуйста, ну хоть пару минут со мною поговори...

* * *
С этой клетки - ну видно же! - хода вперёд нет:
Тупиковая ветвь, аппендикс, свинцово-глухая стена.
Я иду по воде - а вослед полыхает нефть,
Оставляя средь волн расплывчатые письмена.
Выгораю без копоти - посмотри, за мной ни следа
На поверхностной плёнке, гладком водомерочьем льду.
Я иду к тебе. Вослед горят мои города.
Шаг за шагом над чёрной бездной. И неважно, что не дойду.

Говорят, что судьба ножом зазубренным из мира людей
Вырезает любящих - и верно, господа живут не по средствам.
Ухожу на кухню, мою посуду, грею руки в мыльной воде
И никак, ну совсем никак не могу согреться.

Сквозняки, суженье сосудов, пороги, лодку не обнести,
И Гребубль с Гребиблей здесь - Филемон и Бавкида.
От камней отталкивайся, дыркой в левом боку свисти,
Ну, и вымирай потом чего-то ради - скажем, существованья вида.

Кто же знал, что теперь у Амура не стрелы - упаковки с циклоном-Б,
И пространство не отзовётся (помни, после выдоха - вдох, ещё раз)...
Я морозному, чёрно-звёздному небу всё дышу о тебе,
А оно глядит сверху вниз, молчаливо, недобро щурясь.

Спасибо, спасибо, что били, что не жалели,
А то б не выжила нынче (ветер всё злее);

Спасибо за то, что сдаваться не научилась
На чью-то милость - неведомо слово "милость";

Спасибо, что нелюбовью не добивали -
Как было плохо, теперь и вспомню едва ли;

Спасибо за одиночество (холод не отпускает)...
Что ждёт меня впереди, зачем наука такая?