Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход
WWW-Dosk
 
  ГлавнаяСправкаПоискВход  
 
 
Страниц: 1 ... 26 27 28 29 30 
Стихи Анны Долгаревой (alonso_kexano) (Прочитано 131134 раз)
Ответ #405 - 06/16/22 :: 4:52am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Ну вот и еще одно лето растаяло на языке,
Растеклось мороженым по подбородку и по  щекам,
И мы стали старше, и нас стало меньше; никем
Не заменишь людей, что любовь отдавали нам,

Но нас стало меньше. Однако во дворе тополя -
Устремленные, как ракеты, в звездную высь.
И девочка с расцарапанными ногами, и глинистая земля,
И козырек подъезда выдается, как мыс.

И нас станет меньше, нас не станет совсем,
Но это неважно. Лето течет по щекам, не попадает в рот.
Солдатик идет домой, он с войны возвращается в семь,
И мама его обнимет и старого мишку найдет.

И заснет солдатик с мишкой под головой,
И мы заснем среди лета, янтарное ложе станет кровать.
Девчонка во дворе считает: первый, второй,
Выходи играть.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #406 - 06/20/22 :: 12:43am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Не смейся, тетя, сделай фотоснимок,
как мальчик во дворе играет в мяч,
И августовский воздух так горяч,
прозрачен так невыносимо.

И целый дом, не раненный еще,
трепещет занавесками на окнах.
Снимай: оно так скоро все поблекнет,
и время начало уже отсчет.

И через восемь лет его я встречу -
подросшего мальчишку без мяча,
но с автоматом — там, где, рокоча,
подходит артиллерии предтеча.

Он будет там, с котенком на руках,
С улыбчивыми полными губами,
уже не мальчик, но еще не камень,
уже бесстрашный — но познавший страх.

Снимай же, тетя, - а теперь и я
затвором щелкну фотоаппарата,
поскольку смерть из мира не изъята,
но в вечности останутся друзья.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #407 - 06/21/22 :: 7:28pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Старики не пахнут, у них исчезает запах.
Пахнет комната, пахнет постель, но они - невесомы,
Словно бабочки-однодневки на тонких лапках,
Словно морок перед будильником, лёгкий, сонный.

В бабе Любе, как врач сказал, за сто килограммов,
И она идёт умирать, но она ли это,
Это девочка, это Любовь, ей светло и странно,
Тополиный пух, акация, лето, лето.

Эта сетка морщин, эти долгие метастазы,
Что растут из чрева, родившего двух девчонок -
Это все наносное: вот видишь, небо в алмазах,
Видишь, клён молодой так трепетен и так тонок.

И ни тяжести нет, ни запаха, только лето,
И девчонки до вечера прыгают через резинку.
Завтра будет дождь, судя по всем приметам,
И дожить до него бы, поймать хоть одну дождинку.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #408 - 06/22/22 :: 8:17pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Серёга из Москвы вообще приехал.
Все время ржёт, да так, что будит эхо,
На стареньком раздолбанном УАЗе.
Нам нужно всем - полет и чуть тепла.
Серёга возится с БПЛА.
Считай, мечта сбылась, хотя не сразу.

Хотел летать - и вот почти летит.
Мы память здесь. Мы камень. Мы гранит.
Пока их помнят - не случится смерти.

А впрочем, все я вру, и вы не верьте,
Она случится с каждым. Это быт.

Серёга ржёт, Утесова врубая,
И он любой, и я почти любая,
Мы кровь земли, и мы ее же твердь.

Иди ты нахуй, гребаная смерть.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #409 - 06/23/22 :: 10:59pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Сказали: не говори - баба.
Плохое, некрасивое слово.
Но любым другим меня обозначить - слАбо.
Я же не девка, замужем была, чего тут такого.

Я же рыдала, когда муж уходил на войну.
Я же его ждала, готовила щи-борщи,
Какая из меня леди или там фрау, ну.
Плачь. Снаряжай. Корми. И молчи.

Я русская баба, плачущая о каждом,
Кто не вернулся. Воющая в подушку.
Бесплодная баба, что навеки однажды
Кончится - и кто помолится за мою душу.

Нет, я была поэтессой из Ленинграда.
Шляпка, мундштук, открытые платья.
Я до сих пор сыграю так, если надо.
Но я - русская баба, всехняя мать я.

Коли не подвезли другого мужа и сына,
То вы, двадцатилетние, мои дети.
Слезы капают на копьё, такая судьбина.
Не худшая, в общем, на свете.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #410 - 06/24/22 :: 3:27pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Ребенок прячется, но смотрит из-за штор,
Куда летит, не прилетело чтоб,
Как будто шторы - это одеяло,
Которое спасает от ночных
Чудовищ, пробирающихся в сны,
Как будто никого тут не стояло.

Вернётся мама - непременно, ведь
Всегда-то возвращалась, ну и впредь
Так будет до скончания Вселенной.
И дворик превращается в ничто,
И этот мальчик смотрит из-за штор,
И не болит разбитое колено.

Ничто уже на свете не болит,
Ни огорчений нету, ни обид.
Ещё прилет - и скоро будет мама.
Возьми игрушки, школьную тетрадь
И поднимись по лестнице - сказать,
Что больше нет ни ссадины, ни шрама.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #411 - 07/03/22 :: 11:11am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Андрюха Швед,
Девятнадцать лет.
В магазине не продавали сигареты и водку -
Совсем же дитё.
Не надо, говорит, не фоткай,
Дай закурить, тёть.

Вопреки рыданиям матери
Ушел, печали не зная.
Стоял такой с автоматом
На самом краешке мая.

Сигарета в почерневших пальцах,
Рябь на траве, как в воде.
А так бы хоть на фотке остался.
А теперь нигде.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #412 - 07/04/22 :: 9:33pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Я не хотела быть на мать похожей
Ни загорелой южнорусской кожей,
Ни мягкостью телесных очертаний,
Ни женскою нехитрою судьбой:
Чтоб двое мелких как предел мечтаний
И долгая неспешная любовь.

Гоняла мяч, каталась по перилам
И огорчалась, если мне опять
Какая-то бабуля говорила:
"Как ты похожа, милая, на мать".

Мне кажется, что мне всегда двенадцать
Во всех их страстности, гордыне и надменстве,
Мне кажется, везде я не на месте,
Опять пора в дорогу подниматься.

Я пахну запыленным и горелым,
Я пахну автострадой и войной.
Я не похожа ни лицом, ни телом
На мать -
но как похожа, Боже мой.

Как будто я на двух нас раскололась,
Как будто тени темноту клубят.
И каждый раз я слышу мамин голос,
Когда прощаюсь: "Береги себя".
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #413 - 07/12/22 :: 12:22pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
И больше никого не хоронить,
А только вишни собирать в ведёрко,
Пластмассовое, детское - они
Лежат там с горкой.

И строить новый город на песке,
И будут понарошечные люди
Ложиться спать на белом лепестке -
Давай так будет.

Вон жук ползет, глаза его черны,
Жук красно-черный, именем солдатик,
Не мучь его, пусти его с войны,
Ей-богу, хватит.

И ямка для секретика в земле -
Туда ложатся город, мама, кошка.
Не плачь, не плачь, тебе под сорок лет.
Мы все тут - понарошку...
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #414 - 07/13/22 :: 9:40pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
ПОЗЫВНОЙ «ПАГАНЕЛЬ»

1
В город, где шла война,
Он приехал на поезде.
Рюкзак за спиной, фляжка воды на поясе.
Солнце пекло, подтекал асфальт,
Как раскаленное олово.
Он снял футболку и повязал на голову,
Пошел туда,
Где собирались такие же новобранцы.
Он мог бы остаться, но не остался.

Так вот, я о нем.
Шаги его были легкими.
Дома оставил ключи
С чайниками-брелоками.
Отрезал волосы,
Променял на капитанские звезды.
Все вообще променял на звезды.
Теперь эти звезды
Смотрят на него, такие большие
На этой сорок восьмой широте,
Которую он увидел впервые
В летние ночи те.

Мертвые ходят,
Жалуются на шум.
Тысячи голосов узор этой ночи шьют.
Руки и ноги, оторванные снарядами,
Ползут к могилам своим.
К западу поднимается зарево и тяжелый дым.

Я слышу его
и слушаю остальных,
В клочья разорванных минами, сгоревших в машинах стальных.
Мертвые ходят по городу, черному, как гематит.
Тянут руки к живым.
Пытаются защитить.

2
а я лежу на дне лодки, а лодка моя плывет,
а я гляжу в серебристый северный небосвод,
а мне нисколько лет, я песок и камни,
я рыжая глина, я черные влажные корни,
а лодка плывет, и я касаюсь воды руками,
и вода заливается синим и черным.
а лодка плывет на север, к северному сиянию,
а я есть никто, и я есть любовь, не более и не менее,
и руны легли перевернуты, мол, не смотри заранее,
поскольку отныне ты заслужила прощение,
поскольку кто истинно любит, более неподвластен
никакому року, никакому предначертанию,
поскольку кто любит, тот выше смерти и страсти,
того не собьют повороты и травы дурманные,
поскольку кто любит, тот более не течение,
тот лодка, и берега, и небесный ветер,
и вот эта вода, глубокая, темная, пенная,
и еще человек, у которого взгляд светел.
лодка моя плывет, и я человек, и сосна, и камень,
я плыву на северо-запад, и у запада рот оскален,
и вокруг происходит вода и небо, и течет сквозь меня свет,
какой есть любовь и вечность, какому нисколько лет.

3
Итак, пофиксим. Мне позвонил замкомбата.
Сказал: «Алексей Журавлев просил передать,
если погибнет в бою». Я заорала матом.
Я упала на пол, валялась на ковре смятом,
Я кричала: «Скажите, что это розыгрыш, вашу мать».

Я заблудилась в знакомом городе и опоздала на поезд,
Я села в самолет и надеялась, что он упадет.
В принципе, я летела, практически не беспокоясь:
Я думала: если это правда, то я вскроюсь.
Тоже, в общем, не худший ход.
И только когда меня встретили майор и летеха
и сказали, что больше нет моего капитана,
кажется, тогда и стало по-настоящему плохо,
только стон вырывался гортанно.

Я целовала его в мертвые твердые губы,
я надела ему кольцо на негнущийся палец.
Думала: я скоро, хороший, любый,
А война, тем временем, продолжалась.

Дальше был какой-то один нескончаемый вечер,
бесконечное падение в вязкую тьму.
В общем, я приехала в Питер, раздала вещи
и вернулась к нему.

4
Тяжелее всего – по утрам за плечи,
вытаскивать себя изо сна в смерть,
напоминая: дальше не будет легче,
но планов много, и надо успеть.
Половина меня смеется и собирается,
раздает шмотье, собирается на войну,
Я такая скотина, что везде прорывается
думала, что сдохну, но еще протяну.
Половина меня во тьме, за гранью,
половина меня мертва, и ей там неплохо,
ну а если в целом, то стою вот, не умираю,
дел по горло от вздоха до вздоха.
Мой любимый обнимает ту меня, что мертва,
говорит со мной, и я слышу его слова,
на изломе мертвого моего плеча —
его мертвая ласковая рука,
я целую его, говорю: забери, мол, меня сейчас,
а он говорит: подожди пока.

5
Позывной его был Паганель.
Он был высокий, очкастый и странный.
Я приехала, когда уже был апрель,
Долго искала могилу среди тумана.

Его батарея работала на Металлисте,
Луганские знают, где это.
Мне пытались помочь, пытались душу очистить,
но чего вы теперь-то склеите.

На Дебальцево стояли возле Калиново.
Я запомнила эти все топонимы.
Река Смородина, мост Калинов.
Сколько ребят оттуда теперь похоронены.

У него был брелок в виде чайника Рассела.
Он вообще был не артиллерист — математик.
Это война нас всех в камуфло раскрасила,
привыкли засыпать на койках, а не в кроватях.
Но я помню: он любил танцевать.
Он красил волосы в рыжий, чтобы быть на меня похожим.
Мы катались на колесе обозрения и ходили в Ботанический сад.
А потом явилась война и хлобысь по роже.

6
В этом крае каждую безымянную реку
называли Черной. И человеку
выживать было сложно. Выжили полукровки,
привыкшие жить в болотах, у черной кромки
неба с болотом. Проросли цветами,
желтыми, безымянными; и кустами
с красной кожей, растущими у дорог.
Черные реки и черные нити отмеряли каждому срок.
Я иду к тебе через каждую черную реку.
Сквозь закрытые веки, вбирая мартовский снег.
собирая боль, что отмерена этому веку,
каждой бабе, потерявшей любимого на войне.
Я иду к тебе, истирая железные сапоги,
изгрызая железные караваи, и я сильней,
чем вот эта тьма, в которой не видно ни зги,
чем вот эта боль, где теряют любимейших на войне.
Я иду к тебе по желтым цветам да по черным рекам,
я вобрала всю боль, что отмерена человеку,
я иду по болотам да через степь и холмы,
набегает с юга солнце волной лучевой.
там, за гранью, я тебя встречу, и будем мы,
я иду к тебе, и не кончено ничего,
ничего еще не кончено, ничего.

7
буря была такая —
сложно стоять на ногах,
выбило свет, выбило связь, выбило страх,
были серые тучи, по небу растертые.
губы у тебя были твердые,
очень твердые.
твердые.
улыбались.
но мягкой была щека,
и поэтому я все гладила тебя по щеке,
и потом все пили не чокаясь в смертной тоске,
и потом я думала, что будет большая река,
и мы сядем однажды на лодку,
и в ней поплывем,
и уже никогда
никогда, никогда не умрем,
будем плыть мимо времени,
мимо леса,
мимо троп, где темно,
будем петь и пить
дешевое какое-нибудь вино,
и свет через нас проходит уже, смотри,
этот свет не вовне нас, этот свет внутри,
это свет, что соединяет нас,
никакая смерть не сильнее нас,
так пребудет во веки веков и сейчас,
потому что ни смерти, ни страха, ни времени нет,
только бьющий из самого сердца свет,
бесконечный предвечный свет.

8
В двадцать шесть лет — командир батареи.
Теперь навсегда двадцать шесть.
Коль хотела вечной любви — надо быть храбрее
И готовиться, что смерть-то на свете есть.

Впрочем, я ее отрицаю.
Отныне и навсегда отрицаю.
Слово мое такое.
Мы были не только влюбленными — близнецами.
Я жива — а значит, смерти не будет покоя.

9
Таким, как мы, похоже, не показан
Милонов, бланки, штампы, документы,
кредитный форд, карьеры горизонты,
уменье четко следовать приказам,
молчать, приспособляться или ждать.
Минздрав уже устал предупреждать.

И даже эскапизм, секрет успеха
тех, кто бежит, отодвигая это,
подальше; бог ролевиков, поэтов, —
нам не подходит. Тут уж не до смеха
и сказок. Мы есть плоть и мы гранит.
И нас одно отчаянье хранит.

Нас аккуратно выдернут из мира,
нас соберут по весям и квартирам,
от пробок в улицах; проколотой брови;
официальных браков без любви;
отправят на войну; подальше, мимо
диванных воинов, которых стонет рать,
поскольку помереть необходимо
бывает, чтоб себя не потерять.

Мы соберемся, где огонь и кровь.
Возможно, с пользой. Это скажут позже
(сейчас не скажут командиры даже),
и двинем дальше, в неба серебро.
Покоя тем и мира, кто ушел.
Мы встретимся. Все будет хорошо.

10
Море между нами, огромное море.
Он стоит на дне бесконечного океана,
и над ним колодец света, и в нем проплывают рыбы,
проплывают в бесконечном цветном просторе,
и он смотрит вверх, в этот свет, и светло и странно,
и проходит свет сквозь толщу зеленой глыбы.
Я парю в пустоте, и вокруг меня только это
небольшое окошко, источник света,
в каковой он смотрит, и мы с ним видим друг друга,
и вокруг ничего – ни времени, ни пространства.
Море между нами, и тело его туго,
и огромна его вода, никак не прорваться.
Он стоит на дне океанской бездны, не помня лица,
он глядит наверх, с трудом различая меня.
Но пока я помню о нем – окну не закрыться,
проплывают рыбы, серебриста их чешуя,
свету не прекратиться, не оставить его в темноте.
Мой хороший, я буду держать для тебя окно.
Мой хороший, я буду гореть свечой во тщете,
я не брошу тебя, где нет времени и темно.
Он стоит, и над ним – породившая нас бездна,
Мой хороший, я изгрызу караваи железны,
мой хороший, я стану пламенем – ярче солнца,
мой хороший, гляди наверх, и все обойдется,
я не брошу тебя в бесконечном твоем просторе.
Мой хороший, клянусь,
я высушу это море.

11
Серьезно, мне снилось вот это море.
И не вскрывалась я исключительно потому,
что хотела не дать ему провалиться во тьму,
а там, полагала, все и случится вскоре.

Как я искала смерти, о, как искала.
Я залезала с видеокамерой в самую жопу,
но выживала. Я билась об эти скалы,
но меня игнорировали даже укропы.

Вылезала из окопа, под ногами сползала осыпь,
Безудержно матерились вояки-братцы.
Теперь, семь лет спустя, мне задают вопросы:
«Вам не страшно?».
А я разучилась тогда бояться.

12
Как верно отмечают
умные взрослые люди,
вот это наше «на всю жизнь и дальше»
могло быть не таким радостным,
как поначалу.
Да, говорят они,
мы могли бы столкнуться с массой проблем,
с которыми сталкиваются даже любящие.
Просто мы были слишком молодые, не знали жизни.
Конечно,
могло бы быть тысяча вариантов:
оба вспыльчивы,
могли бы ругаться и бить посуду,
могли бы ссориться из-за работы,
из-за какого-нибудь быта,
из-за того, что я не хотела, чтобы он воевал и дальше,
из-за невозможности выбора между котиком и черепашкой.
Тысяча вариантов.
И даже больше.
Теперь ни одного.
Никаких проблем.
Только ослепляюще синее небо холодной весны.
Только огромная морская бездна,
обступающая меня,
холодная бездна, в которую я все гляжу
и вижу его, и зову,
и он глядит на меня со дна,
и мы все тянем друг к другу руки.
Никаких вариантов.
Только вечное счастье, неземное, нечеловеческое,
маленький домик на зеленой траве,
на берегу великой воды,
потом,
когда все закончится.

13
Привыкали к жизни. Привыкнем к смерти.
К безымянным крестикам, к прочим верте-
лам, уготовленным ныне живущим,
сообразно рангам, на свете сущим.
Уходя, не ври, что вернешься скоро.
Привыкали к жизни. Теперь – к дозорам.
Отличать зенитку от миномета
по разрывам снарядов за два километра.
Но всю жизнь – всю жизнь! – привыкали к жизни,
к колебаниям курсов, к дороговизне,
привыкали и к бедности, и к изобилью,
и совсем забыли про смерть, забыли.
Привыкали жить и верить любимым,
и не верить в смерть. Пролетали мимо
сводки новостей, прогнозы погоды.
Привыкали жить, не считая годы.
Чернозема вкус касается губ.
Чернозема хватит и вширь, и вглубь.
Я пишу землей по треснувшим окнам:
«Ничего, ничего. Ко всему привыкнем».

14
И один говорит: это мир иллюзий, мой друг,
мы растем, беспричинно веря в сказки вокруг
о бесценности жизни, а также о том, что всегда
непременно в финале зло победит доброта,
что всегда тебе будет свет, еда и вода,
что милиция и государство хранят народ,
и что тот, кого любишь, — он никогда не умрет.
И другой говорит: но где же он, тот предел,
после коего надо рвать, уходить вовне,
в то пространство, где снег зимой по-прежнему бел,
не кровав; где нет места горечи и войне,
уходить в идеальный мир, иллюзорный мир,
в Средиземье, на Остров Яблок, в нарнийский шкаф,
и ходя среди страха и говоря с людьми,
жить его законом, ни разу его не предав.
У меня нет слов ни для друга, ни для небес,
я работаю диктофоном Господа здесь,
я фиксирую все, но не знаю, где правда и ложь,
эх, веревочка, вейся, концов уже не найдешь,
мне темно и страшно, в асфальте моих городов
проступает земля, проступает детская кровь.
Но смотри, мой друг, внимательнее смотри,
через дым в подземке, через пустые зрачки
тех, кто едет вокруг; через всю черноту внутри
их и нас; через тонны предательства и тоски.
Там, за ними, — иная суть, бесконечный сад,
обнаженная, яростная, истинная суть,
где любовь воистину может лечить и спасать,
и поэтому наши любимые не умрут.
Это истинный мир, и закон у него любовь,
а иллюзия здесь, где ложь и туман кровав,
и так трудно жить, закон его не предав,
по тропе Луча идти сквозь болото; боль
застилает взгляд; так слаб и глуп человек,
ну куда ему через болото это ходить.
Но увидевший раз этот сад не забудет вовек,
и любовь и яблони будут ему светить.

15
В мае я не знала еще, как я доживу
до осени, не знала, что будет после жары,
но вот уже седина покрывает траву
и листья каштанов, и за городом жгут костры.
Я сижу на траве, надо мною белеет храм,
начинается осень в августе, начинается с нас.
С наших пустых квартир, где нет места детям или котам,
с нашего одиночества в предутренний час.
Осень говорит о нежности, которая остается нам,
когда становится потерянно и холодно по утрам,
чужими перчатками на ледяных руках,
ложащейся компрессом на горячечные виски,
нежности, которая приходит вместо ненависти и тоски,
нежности, которая побеждает страх.
Ничего у меня нет, кроме нежности, руки мои пусты,
и течет бесконечный свет посреди темноты,
и на плечи ложится чужой бушлат,
и ложатся на землю истончившиеся листы,
и сияет любовь, прогоняя ад.

16
Есть сказания о любви, в них мосты и реки,
теплый дом, зажженный очаг, сплетенные руки,
запах хлеба и сыра, свет сквозь прикрытые веки,
и смешные, и нежные письма в разлуке.

Есть сказанья о вечной любви, в них вода живая и неживая,
темнота карельских озер и ночной дороги,
и изгрызенные железные караваи,
и железной обувью истертые ноги,

и далекое солнце, запредельное небесное счастье,
и растущий голос внеземного хорала.
Я иду по камням со свечой, и она никогда не гаснет.
Я не выбирала вечной любви, это она меня выбирала.

17
Когда я шагнула за грань, то долго искала свой дом,
я бродила наощупь, искала слепо,
и нашла его на берегу прозрачного озера
с плоскими обкатанными камнями. В нем
отражались сосны и расплывающееся небо
цвета слоистой ртути. Пахло кострами осени.
У входа лежали олень и лось,
на берегу с камнями играла девочка в красном платье,
откуда-то мы были знакомы побольше века.
Я вошла. Ничего не оборвалось,
время все также тянулось, хотелось плакать,
дом ждал меня и еще одного человека.
И я села на двуспальную кровать из березы,
и тоже принялась было ждать, неотрывно глядя
на небо ртутного цвета. Девочка у воды
оглянулась на меня, подмигнув. Далекие грозы
отзывались на юге рокотом. По озерной глади
медленно ползло отражение белой звезды.
В чулане было пыльно, темно и ужасно грязно.
Я нашла свои старые игрушки и поставила их посреди
комнаты, чтобы было как будто все время детство,
вечный праздник и Новый год. Но множество разных
прочих игрушек было мне незнакомо. «Гляди,
— сказала я девочке в красном, — не твои ли, если всмотреться?».
Но она покачала головой, и она была старше
дома, и озера, и меня, и лося, и оленя,
и она сказала: «Это игрушки твоих
нерожденных детей. Ты могла бы выбрать нестрашный,
добрый путь, стать матерью и женой и солить соленья,
зажигать огонь в очаге и родить двоих.
Но ты выбрала взять свечу и пойти сюда,
через ночь и войну, и прийти на начало вод,
и встречать того, кто тоже придет с войны».
Медленно обкатывала камни вода.
Я зажгла свечу на окне, чтобы тому, кого
я всегда ожидаю, было светлей. У луны
были маленькие щербинки старенья. К берегу я
вынесла старые эти игрушки: что не мое, не сошлось,
и подожгла. Горели машинки, коляска и детский лук.
И мы сидели и ждали, и озеро размывало края,
девочка в красном платье, олень, и лось,
и я. И костер горел, и я глядела во мглу.

18
здравствуй, хороший мой,
так давно мы не были рядом,
я иду по желтым путям октября, там
ветер пахнет дымом сожженных полей,
и луна становится все круглей,
и качаются призраки ковылей,
я иду по скрестьям тропинок и автотрасс,
мой хороший,
что-то светлое держит нас вместе,
миллионом дорог земных и небесных
оплетает нас, summer children, летних детей,
что-то оплетает нас миллионом путей,
что-то поет между нами, чище все и светлей.
и мы так долго не были вместе, и долго
еще не будем, и впереди у нас столько
горьких и долгих дорог и октябрьского дыма.
но все же мы не могли не случиться на свете,
поскольку мы были любящи и любимы,
поскольку мы будем любящи и любимы,
поскольку я не могла бы тебя не встретить,
как человек избежать не умеет гроба,
как не могла бы впервые не закричать,
когда выходила из материнской утробы
и мир свою на мне ставил печать.

19
когда уходил, оставлял ключи у окна,
не вернулся, ключи остались висеть, перезваниваясь иногда,
не ржавея, поскольку сделаны из нержавеющей стали,
прошла весна, потом осень, потом еще раз весна,
в доме поселились разруха и тишина,
бездомные кошки, и голуби, и дождевая вода,
потом земля, в которую ключи и упали.
выросло из них молодое дерево с перезвоном листвы,
дом ушел в землю, а дерево все росло,
и проросло через небо, и через тучи, и через слой отчаянной синевы,
через все миры, через все их добро и зло.
и были листья его светлы, и сладок был сок его, и шло от него тепло.
и были листья его ключами от дома
для всех, кто однажды ушел,
через бурные реки, и черные горы, и все миры
ключ такой потерявшихся вел,
приводил ушедших в истинный дом.
спи спокойно, сердце мое, мы дойдем однажды, дойдем.

20
новый удар приходит исподтишка,
из тишины, и не становится сил.
валишься на пол, горлом идет тоска,
руки кусаешь, горлом сухим свистя:
Господи, неужели я тебе не дитя?
Господи, неужели Ты меня позабыл?
именно тот удар, после коего слез
не остается, кашляешь насухую.
Господи, я ж у тебя на ладонях рос,
Господи, я же был не хуже других,
что ж ты молотишь меня, превращая в жмых,
в чистую скорбь, беззвучную и глухую?
мнилось, конечно: вовеки не отрекусь,
буду надежней камня, прочнее стали,
и донесу нелюдской, непомерный груз
до Твоего сияющего престола
не спотыкаясь, без жалобы и без стона.
просто все кости в теле разом устали.
вот и лежишь, распластанный, неживой,
словно подстреленный, и не поднять лица.
кашляешь: Боже, да есть ли выход иной,
выход наружу, кроме как отреченье?
вечно дышать вполвдоха – но облегченье
адовой боли, ужаса без конца?
вот я лежу здесь, и все мне дышать трудней,
разве не бросил меня Ты, осиротя?
шестьмиллиардное из твоих детей,
двадцатисемилетненькое дитя.
кровь человечья вязка, густа, солона,
и бесконечно мягка человечья плоть.
есть же какой-то предел, глухая стена,
есть же предел, которого не побороть?
нет.
вот ты лежишь – и горит на востоке свет,
и начинает живой накрапывать дождь.
вот ты встаешь – и это и есть ответ,
и через мрак и свою нелюдскую муку
чувствуешь на затылке Отцову руку,
крепче к ней прижимаешься
и
растешь.

21
Когда тебя положили в землю, я стала этой землей.
Мне не осталось более ничего.
И я лежала, весенняя, влажная. И сверху был голубой
весенний, отчаянно мартовский небосвод.
И я лежала, тебя обнимая, теперь уже навсегда,
слежавшейся, всех принимающею землей.
И снег уходит в землю водою, и я есть эта вода.
И я с тобой, мой хороший, я навсегда с тобой.

22
на линии фронта мужчина в тельняшке рваной
называл святой меня, обещал не отречься вовеки,
а у меня за спиной была пара десятков романов,
а у меня за спиной текли алкогольные реки,

незнакомые лица, чужие похмельные утра,
нескончаемый стрекозиный танец от марта до марта,
ну какая из меня святая, я странник на лодке утлой,
испытывающий на прочность границы карты.

изменилось все на последнем из этих романов.
я купила крем от морщин, потому что захотела жить долго,
жить банально, но счастливо, это было больно и странно,
как в пустой квартире подарок найти под елкой.

не случилось, конечно, не сберегла, такие,
как я, не умеют, чтоб их молитва кого-то спасала.
я впервые тогда захотела жить, и впервые —
после всего — вообще хотеть перестала.

не хотела вина и мужчин, вообще не хотела,
крем от морщин я выбросила, не пригодилось,
и спустилась в ад, и не чуяла больше тело,
ни жару не чувствовала, ни сырость.

но такие, как я, никогда не доходят до рая,
и поэтому, в ад спустившись, в аду осталась.
ну а ты говоришь святая, ну какая тебе святая,
обычная баба, просто очень, очень устала.

23
Я сижу у окна, в пасть гляжу фонарю.
благословен мой возлюбленный, — говорю,
и мне чудится за спиной у меня движенье.
И земля, на которой его шаги, —
не остави ты нас, сохрани, сбереги,
и трава, что была под ногами его и тенью.

Жгу свечу на окне – заходи же, мой гость.
Будь же благословен его рыжий хвост
и лукавый прищур его, и большие ладони.
Будь же благословенна его родня,
(я не знаю, в нее ли включат меня,
мой невенчанный вечный жених бездомный).

Будь же благословенна весна и трава,
и земля уготованная – два на два,
где мы тесно уляжемся рядом, словно впервые.
Будь же благословен. Не скажи «прощай»,
лучше крепче держи меня, не отпускай,
пока мы идем сквозь вороний грай
по-над пропастью, и колосья ржи вокруг золотые.

24
Его медали отдали мне. Две штуки.
И штык-нож (контрабандой провозила через границу).
Медали дают девочкам при штабах, томящимся в скуке,
Но его — за Дебальцево. Как и еще веренице
Не переживших страшный пятнадцатый год,
Разорванных на куски, чтобы нынче, вот
В Москве мы могли заказать еще апероля.
Я относительно мало знаю о боли:
У него была лишь маленькая дырочка на виске.
Его откачивали семь часов. Потом говорили: с кем
ты бы жила, если он бы остался овощем?
Да я бы жила. Я бы не просила о помощи.
Я бы жила. За себя. За него. За нас.
А не вот это. Не как сейчас.

25
выгоревшая дотла – ни единой живой нити,
каждым словом и каждым движением я говорю:
«любите меня, пожалуйста, очень любите,
любите меня, потому что я уже не горю,
потому что больше некому, кроме бездомных кошек,
кроме чужих собак и чужих детей».
в церкви мне сказали, чтобы я насыпала крошек
птицам за своего любимого, чтобы ему в скрещенье путей
было легче выбрать дорогу. я сыплю. птицы
подлетают ко мне все ближе, клюют с руки.
в церкви мне сказали, что нужно долго молиться,
но мои молитвы отравлены и горьки.
и дыра в моей груди размером с туманность
какой-нибудь андромеды или просто размером с меня,
и в эту дыру я сыплю малую малость –
любовь незнакомого зверя, тепло огня,
улыбку прохожего, запах лугов некошеных,
пузатые луны, прозрачные севера льды.
здесь южный город, здесь много бездомных кошек.
я стараюсь, чтобы на всех хватило еды.

27
Моя радость, отныне – не больно, отныне – светло,
и весенние ливни и яростное тепло,
смерть всегда в своем праве – но жизнь будет вечно права.
Моя радость, нам больше не больно – смотри, как трава
пробивается к небу. И небо нетяжело,
так размыто и сине. Ранняя в этом году,
молодая весна. И любовь молода и вечна,
и цветы прорастают там, на лугу заречном,
и смотрю я туда, и иду я вперед, и иду.
Я живу для тебя, моя радость. И это больше,
чем возможно придумать. Ручьи наполняются, боль же
растворяется, и остается только любовь.
Я живу. Я живу, моя радость, всегда с тобой.
Так пронзительно — быть. Так пронзительно – трогать траву,
так пронзительно – в небе звезда, и она глядит.
Что еще для тебя придумать, радость моя? – живу,
И в окне моем синий, весенний, расплывчатый быт.
Оплывает свеча под рукой. Я с тобой, я с тобой.
Все, что есть в этом мире, — одна – бесконечна – любовь.

2015 — 2022

Рисунки Марии Циколиной смотреть по ссылке: https://most.report/anna-dolgareva-pozyvnoj-paganel/
« Последняя редакция: 07/18/22 :: 2:32pm от Элхэ Ниэннах »  

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #415 - 07/20/22 :: 5:35pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Пушки бьют по городу, по траве жженой,
не выходи напиться, не иди до колодца.
Лотова жена обернется у террикона -
навсегда останется под лучами солнца.

Словно тот Орфей на последнем шаге,
за полторы минуты до хэппи-энда.
Человек сминается шариком из бумаги,
разорванный, как с выпускного красная лента.

Закури крепкую, артиллерист из Луцка,
Между залпами семок отсыпь, полузгай,
по такой жаре тяжела работа,
пива бы да бабу обнять охота.

Бабочка летает, белые крылья,
словно пламя, трепещущее над свечкой.
Город, перемешанный с черной пылью,
остается маревом по-над речкой.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #416 - 08/02/22 :: 7:42pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
Как сказать "я люблю тебя",
Не говоря "я тебя люблю"?
Август, подсолнухи да ромашки-лютики,
Ночью звёзды огромные - монетами по рублю.

Если тебе суждена пуля -
Пускай лучше я поймаю ее.
Фронтовые города мои призаснули
В краю степей и ручьев.

Днём слишком много жары и света,
Ночью летят снаряды, орет ПВО.
Встретив тебя, стала настолько смертной,
Что абсолютно живой.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #417 - 08/08/22 :: 12:17am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
На плече у Саньки
Набито лицо индианки.
Санька ведёт "буханку",
Подрезает дорогу танку.
Ветер в открытые окна кусает лицо.
В колонках играет Цой.
Едут-едут на север танки,
Вокруг подсолнухов желтых столько.
На груди у Саньки -
Маленький шрам от осколка.
Машут навстречу девчонки и старики,
Летом не бывает смертной тоски.
И кукушка кукует,
И будет так.
И моя ладонь превратилась в кулак.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #418 - 08/11/22 :: 2:02pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
(Памяти Артёма Ященко "Ли", пулеметчика 60 ОМСБ "Ветераны")

Приказы в радиоволнах
Летают, как горький стих.
А мальчик уходит в подсолнухи,
Воин уходит в подсолнухи
И растворяется в них.

В желтых их круглых лицах,
В пыли иссохших степей -
Уходит, чтоб раствориться.
Смерть, он не твой. Ничей.

Никому не принадлежащий,
Только желтому морю сонному -
Уходит под звук заряжания
Пулеметных патронов.

И солнце на жёлтых волнах
Спорит с тенью и смертью.
А мальчик уходит в подсолнухи,
Воин уходит в подсолнухи,
Становится степью.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #419 - 08/16/22 :: 10:27pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27731
*
 
сколько дождем ни замачивай -
вырастает подсолнух из семечки.
мальчики эти, Господи, русские мальчики,
русские мальчики, русские девочки.

что я могу?
пойдем через это бескрайнее русское поле,
разрытое артиллерией,
невинные словно дети, не знавшие боли,
не ведая смерти, не веря ей,
взявшись за руки
под закатным заревом
к мертвой реке.
я буду сестрой тебе, буду женой, буду никем.

кровь собирается в низовьях Днепра,
ты будешь никто мне, и муж, и отец, и брат,
мы будем любые, белые, загорелые,
травы волглые.
на нейтралке третью неделю лежит тело, и
издалека долго
течет река Волга.

перед смертью мы будем дети,
вереск цветущий, пушистая жопка шмеля,
влажная дышащая земля,
пыльца, растворенная в лете,
в лете Господнем две тысячи двадцать два.

небывало нагрелась река Нева.

и свет выключается,
и я шагаю наощупь,
как кура в ощип,
туда, где всему приходит конец,
туда, где в реку Стикс впадает река Донец.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Страниц: 1 ... 26 27 28 29 30