Александр Покровский

ЛИС

1

- Вставай! - сказал Лис.
Лис стоял передо мной на задних лапах, и меня вовсе не удивило то, что он говорит. Я встал. Но на моей постели кто-то остался лежать.
- Ничего не понимаю, - рассматривал я лежащего, - кто это?
- Это ты, - отозвался Лис.
- Тогда кто же сейчас встал?
- Твоя сущность. Это я ее попросил.
- А кто же тогда ты?
Лис усмехнулся.
- Ты прекрасно знаешь, кто я. Я - Лис. Я прихожу к тебе во сне. Я могу принимать любое обличие, но это - мое самое любимое. Ты меня не помнишь?
- Нет!
- Это с людьми бывает, - у Лиса была очень довольная мордочка.
- А если я сейчас проснусь, ты исчезнешь?
- Конечно, но только ты не проснешься.
- Почему?
- Потому что сна вообще не существует.
- Как это?
- Так. Сна нет. Есть другие миры. Другие измерения. Тебе никогда не казалось, что человек и так живет очень мало, а тут он еще столько времени проводит во сне? Ты не полагаешь, что это слишком расточительно? А между тем расточительство вообще не свойственно природе. Расточительство в природе бывает только по какому-нибудь случаю. По необходимости. Пример: цветение кораллов. Поэтому сна нет. Есть хождение по другим мирам. Ты мне нужен. Пошли.
- А если я не захочу?
- Глупости! Ты умеешь думать. А тот, кто умет думать, всегда не против оказаться где-нибудь еще.
- А если я прочту молитву?
- Ну, прочти.
И я прочел. «Отче наш». Лис вежливо дождался конца молитвы и не пропал. Я прочитал еще раз.
- Прочти в третий раз, - посоветовал он мне. - Вы все любите цифру 3.
- Я и цифру 9 люблю.
- Знаю. Давай перейдем к делу.
- Давай! Так зачем я тебе понадобился?
- Понимаешь, - Лис взял меня под руку и увлек за собой, - на человеческую сущность, путешествующую в другом измерении, может повлиять только другая человеческая личность. Нам это делать запрещено. Повлиять на коралл может только коралл. Но я могу незримо присутствовать. И вводить тебя в курс происходящего. То есть, меня он не увидит, а с тобой познакомится.
- Кто «он»?
- О, это известная личность. Политик. Всем надоел. Шляется во сне по всем измерениям. Хочет услышать Всевышнего. Хочет услышать: правильно ли он поступает. А заодно очистить совесть. Он полагает, что ее можно очистить. Сам понимаешь, Всевышнего я ему достать не могу. Поэтому устроим небольшой спектакль. Всевышним на какое-то время будешь ты.
- То есть?
- Он узрит именно то, что хочет узреть. А я буду тебе помогать. Подскажу чего-нибудь.
- Я должен подумать.
- Думай. Дело-то добровольное.
С этими словами Лис исчез.
Я проснулся и подумал: «Приснится же такое!»

3

Он сидел в углу моей комнаты.
Я почувствовал на себе его взгляд, проснулся, открыл глаза, и в этот момент он заговорил.
Внешне он походил на араба: смуглые, тонкие черты лица, нос с горбинкой, короткие вьющиеся волосы, большие залысины на висках, маленькая бородка.
Одет просто - рубаха до пола, такие и теперь носят в Египте, но шита бисером и золотом - ничего лишнего, у него был прекрасный вкус.
И еще у него были изящные руки писца фараона.
О чем он говорил - это я никак потом не мог вспомнить.
Помню только, что он что-то предлагал, убеждал.
А я слушал его и слушал, и мне с каждым его словом становилось все страшнее и страшнее, потому что на все его доводы я никак не мог найти достойного возражения, а я должен был почему-то найти, ну, хоть что-то и возразить - не знаю почему; и все шло к тому, что мне надо было с ним согласиться, но соглашаться никак было нельзя, и я это прекрасно понимал, нельзя и все тут; а он все подводил меня и подталкивал к этому согласию, и это напоминало то, как если тебя подтаскивают к обрыву, и ты уже чувствуешь прохладу ущелья, и камешки под ногами предательски перекатываются - ты скользишь, скользишь, и силы тебя оставляют - вот сейчас ты покатишься, вот сейчас...
Меня прошиб холодный пот, волосы встали дыбом, меня затрясло - жуткий холод.
И в этот момент я сказал: «Нет!» - и все, он сразу исчез.
Будто и не было его вовсе.
Рядом со мной был Лис.
- Ну, как? - спросил меня Лис.
- Сейчас! - сказал я. - Только «Отче наш» прочитаю.
- Прочитай, полегчает.
Я прочитал раз, два и три - медленно отпускало, а потом все внутри улеглось, потеплело.
- Что это было? - спросил я у Лиса.
- Это было не «что», а нечто. Это был Саиб.
- Дьявол?
- Ну, зачем же так радикально! Это всего лишь Саиб. Ему достаточно твоего отказа.
- Я не запомнил то, что он говорил.
- Те, кто запоминают речи Саиба, выполняют потом все его просьбы. А просьбы у него разные.
- Он из ада? -Почти.
- Ад существует?
- Бездельники спрашивают о существовании рая.
- И все же?
- Существует, конечно, но только он не совсем такой, каким его представляют человечеству.
- Лис, а Бог? Кто такой Бог? Лис кротко вздохнул.
- Сколько раз мне задавали этот вопрос! И сколько раз я на него отвечал! И всегда я отвечал по-разному, потому что иначе не ответишь.
Взгляд у Лиса стал задумчивым.
- Человек, - продолжил он медленно и монотонно, как на уроке физики, - постоянно существует только в трех измерениях. По-вашему - длина, ширина, высота. Хотя некоторые из людей, как особое воздаяние, могут на время удаляться и в четвертое измерение, в то же самое время исчезая из перечисленных первых трех. Я же могу сиюминутно находиться в ста двадцати восьми измерениях. А что бы ты сказал о сущности, способной одновременно пребывать в ста двадцати восьми тысячах измерений? А если этих измерений будет миллион? А если миллиард? Вот теперь представь себе, что у тебя очень неспокойно на душе в твоих таких привычных трех измерениях - а если б у тебя было неспокойно на душе в миллиарде измерений? Какой емкости должна быть эта душа, как полагаешь? Так что разница только в емкости душ.
- А Саиб?
- Люди называют их «темными силами».
- Это неправильно?
- В природе нет ничего примитивного, а тем паче одноцветного. Даже черный цвет - собрание многих цветов. Как, впрочем, и цвет белый. И потом, есть же масса всяких переходов, оттенков. Как полагаешь? Вот гляди - белый, беленький, беловатый, белый в крапушку. С темным цветом та же история. Он может быть серенький, темненький, темноватый, почти черный. Только мне известно о существовании семисот сорока семи оттенков белого, а значит, и темного цвета. А я ведь существую всего лишь в ста двадцати восьми измерениях. Понятно?
- Вроде бы да.
- Вот видишь! Мы знакомы всего лишь мгновение, а ты уже стараешься не отвечать односложно. То ли будет впереди!
Лис рассмеялся, я улыбнулся как смог. От Лиса не укрылось мое состояние.
- Послушай, тебе сегодня крепко досталось. Ты лучше теперь полетай. Прекрасно восстанавливает силы. Я подарю тебе сон-сказку. Там будет море и высокие скалы, и ты на скале, и солнце, и ветер. А ветер тот такой удивительной силы, что на него можно просто лечь грудью. И он будет тебя держать. Это теплый, ласковый ветер. Этот ветер - мой добрый знакомый. Мы с ним старые приятели. Он подхватит тебя и понесет. Над морем, над скалами, над равнинами и горами.
А потом ты опустишься в море. Многие люди бояться моря. А море не враг. Ты опустишься в него, и вода будет теплая...
С этими словами Лис исчез, а я сейчас же ощутил себя стоящим над морем на высокой скале...

5

- Давай, прорастай!
Лис сидел ко мне спиной, наклонившись вперед. Он с кем-то разговаривал. Кровать моя стояла посреди его любимой пустыни, и он сидел на самом краю моей кровати. Только что начало рассветать, но было уже очень тепло.
Я понимал, что это все только сон, и все равно мне было хорошо.
- Ну, чего же ты! Пора прорастать! - говорил Лис, а потом еще: - Ну, ладно! Ты не хочешь, чтоб я на тебя смотрел? Я и не смотрю. Мне и дела до тебя нет. Подумаешь! Вот еще! Чтоб я тобой интересовался? Да никогда!
Немного погодя Лис опять завел свое:
- Ну? Давай, расти!
- С кем это ты, Лис? - спросил я его.
- С зерном, конечно, с кем же еще! - ответил он недовольно, почти не оборачиваясь. - Оно никак не хочет прорастать! Ну же, расти!
На лапке у Лиса действительно лежало небольшое зернышко пшеницы.
- Зачем тебе зерно? - спросил я у Лиса.
- Ни зачем! - отрезал он.
- Вот это да! - обиделся я, - Пришел в мой сон, сел ко мне спиной и разговаривает с зерном! А когда я его спрашиваю, дерзит.
- А тебе во сне никто никогда не дерзил?
«Ну, всякое было», - подумал я и попросил Лиса:
- Ну, мне же интересно о чем ты разговариваешь с зерном и почему ты с ним разговариваешь!
- Ничего я с ним не разговариваю! - надулся Лис. -Как с ним можно разговаривать, если оно не хочет расти?
- А зачем тебе нужно, чтоб оно росло?
- Мне нужно проверить.
- Что проверить?
- То это зерно или не то.
- А если оно начнет расти...
- Тогда я смогу увидеть, что оно то, что у меня все получилось.
- А что должно получиться?
- Я же тебе говорю, что я создал зерно, которое должно спасти мир. А оно не растет. Как я проверю, можно ли его подкладывать людям, если я этого и сам не знаю? Пусть вырастет сначала!
Я решил схитрить.
- А как оно должно спасти мир, Лис?
- Никак! Все равно не растет.
- И все-таки! Оно начнет расти, и в этот момент ты поймешь, что оно должно спасти мир?
- Ну, да! А как же еще? Сразу все станет ясно! Ты когда-нибудь развешивал гирлянды?
- Гирлянды?
- Да, праздничные гирлянды! Сначала они сложены, правильно?
- Правильно!
- И только когда потянешь за один конец, вся гирлянда развернется, и тогда можно увидеть все ее узоры и то, какая она большая. Верно?
- Ну, верно!
- Вот так же и зерно! Это новый сорт. Очень урожайный. Я его создал, а теперь оно не хочет расти.
- Я не очень понял, Лис, ты по самому началу роста сумеешь подсмотреть его невиданную силу?
- А чего в этом особенного? Надо только, чтоб оно начало расти!
- Ну! - возвратился он к зерну. - Ты еще долго будешь так лежать?
- Погоди, Лис, как же это?
- Что как же?
- Как же это все устроено?
- Как и все в этом мире. Все же складывается, как гирлянда, и только ты начинаешь ее растягивать, как ее превращениям и причудам не видно конца. Понятно?
- Не очень.
- Хорошо! Сейчас объясню по-другому.
Что, по-твоему, объединяет все это цифры: 279453681094955947026308901941859927375623?
- Понятия не имею.
- Это потому, что ты не хочешь думать! Их объединяет то, что если сложить все эти цифры, а потом сложить все цифры в том числе, что получится от того сложения, а потом еще раз сложить все цифры и складывать так, пока не останется только одна цифра, то она будет любимой всем человечеством цифрой «9». Понятно?
- Нет!
- Господи! - Лис воздел свои глаза к небу, - Кого Ты мне послал? Как Тебе не совестно? Он же тупой! - Потом он скосил свои глаза в мою сторону и заунывно продолжил: - Все в этом мире складывается, как гирлянда! Так?
- Ну, предположим.
- Значит, с самого начала сложения можно уже предугадать то, что ждет тебя в самом конце! Можно предугадать абсолютно все.
Меня вдруг осенило.
- Лис! Вот это да! Ты же мне только что рассказал, как строиться человеческая судьба. Значит, независимо от длительности пути... Простым сложением цифр... а результат предрешен...а путь может быть любым... Цифры! А если по пути встретится О...
Я посмотрел на Лиса с восторгом. Тот все ковырял свое зерно.
- Ну, не всегда же мы только движемся. - Лис ткнул в зерно еще несколько раз и продолжил. - Некоторые усилия на каком-то этапе могут быть тщетными...
- Конечно! Вот оно: пути, или цифры, могут быть разными...
- Пути разные, - задумчиво тянул Лис, - а принцип один. Понятно?
- Вроде да!
- Наконец-то дошло! Теперь тебе ясно, что по самому началу роста этого зерна я уже могу сказать, какое это зерно?
Я улыбнулся Лису, и сейчас же веки мои смазались самым восхитительным клеем на свете - клеем сна, и я повернулся в постели на другой бок.
Сквозь наползающую дремоту какое-то время я слышал, как Лис все еще пристает к своему зерну: «Ну! Будем расти или же нет?» - а потом уже все...

7

- Как там твое зерно? - спросил я Лиса сразу же, как только он появился.
- Зерно? Какое зерно? - Лис, казалось, ничего не помнил.
- То, которое должно было прорасти?
- Ах, это! - равнодушно протянул он и добавил, зевнув: - Проросло, бедняжечка! Куда ж ему деться! Сначала оно, конечно же, немножечко повоображало себе Бог весть что, а потом и проросло. Зерна иногда такие манерные!
- А если б оно не проросло?
- Как это? Есть же закон: если что-то не получается сразу, а ты старался изо всех своих сил, то надо оставить это в покое - оно само сделается. Вот! А видел бы ты, как я подкладывал это зерно одному зерновому академику! И как он потом скакал от радости! Просто как бушмен вокруг костра! Кстати! Давно подозревал, что в изъявлении радости академики очень похожи на бушменов! Ах, какое верное наблюдение!
Лис вдруг замолчал. Казалось, он к чему-то прислушивается.
- А хочешь, сейчас побываем на суде над правителями? - спросил он неожиданно.
- А что это будет Страшный суд?
- Ну, для правителей он, может быть, и страшный...
- А почему этот суд только для правителей?
- Остальных судить - только время тратить. Так что, полетели?
- Полетели, - сказал я.
Не знаю, что на языке Лиса значило «полетели», но только в ту же минуту мы оказались за шторой в большой зале старинного замка. Было зябко и очень не по себе, а сводчатые потолки там так высоки, что могли бы поспорить с потолками в соборе. Я огляделся. А может, это и был собор.
- Это собор? - спросил я у Лиса шепотом. Я почему-то стал говорить шепотом.
- Это судный замок! - так же шепотом проговорил Лис. -Тут и происходит суд. Сейчас начнут.
Зал между тем наполнялся народом. Люди входили молча и молча выстраивались вдоль стен. Мрачные высокие своды ловили на себя блики от огромного камина, а тысячи свечей освещали те закоулки, до которых свету от огня в камине было не добраться.
Я тихонечко разглядывал людей, стоящих в зале. То были мужчины и женщины в богатых старинных одеждах, украшенных драгоценностями. Их головы венчали короны.
- Юлий Цезарь! - воскликнул кто-то громовым голосом. - Сын Филиппа Александр! Эдуард Четвертый! Герцог Глостер, Ричард Третий!
- Кто это? - спросил я шепотом у Лиса.
- Городар! - прошипел он. - Главный судья!
Я высунулся из-за шторы и увидел высокого сурового старца. Он сидел за огромным столом на возвышении. Седые волосы его разметались по плечам, а от его голоса шли мурашки по коже.
- Ричард Второй!
- Зачем он произносит их имена? - спросил я тихонечко у Лиса.
- Это перекличка! У них сначала всегда перекличка, а потом суд над новеньким. Все должны быть, - прошелестел Лис.
- Екатерина Первая!
Я выглянул из-за шторы. Екатерину Первую я не увидел, зато мне вдруг показалось, что лица всех этих королей и правителей то приближаются ко мне, то удаляются, и по мере приближения они меняются, начинают обрастать шерстью или чешуей, и вот уже из королевского воротничка торчит голова кабана, рыло свиньи или голова гадюки.
А потом они удаляются, и чешуя и шерсть снова становятся лицом. Жуткий холод пронзил меня.
- Что это? - спросил я у Лиса изменившимся голосом.
- У них меняется сущность! Близок суд, и сущность это чувствует! - сказал он мне.
- Уинстон Черчилль, благородный граф Мальборо!
- А вот и новенький! - сказал Лис.
- Как это новенький? Он же давно умер! - едва вымолвил я от нахлынувшего ужаса.
- Ничего подобного! Он умер сегодня! Умер - и сразу на суд! Эка, знаете ли, незадача! Вот так мучаешься, правишь, правишь, думаешь, что тебе все можно, а потом - пожалуйте с потрошками! Тут все вспомнят - и мысли, и чувства! Вон, кстати, полетела мысль! - Лис указал на какую-то беленькую веточку. - Да какая глубокая, раскидистая мысль! - продолжал он, сопровождая ее полет взглядом.
- Это мысль?
- А что же еще? Мысль, конечно! Мысли летают. Правда, иногда их воспринимает кто-либо, и тогда они кажутся ему его мыслями, а потом он их снова выпускает, и мысль находит еще кого-нибудь. Мысли - бродяги. От мыслей некуда деться. Просто бульон из мыслей! Так и живем, в бульоне...
- Но как же так, Лис, он же умер давно!
- Кто умер? Он умер? Нет! Это у вас он умер давно! - не унимался Лис - А у нас он еще свеженький! Ишь, какой гладенький, беленький! Не стать ли нам сейчас черненьким?
Я выглянул из-за шторы и увидел стройного светловолосого человека. Он стоял прямо перед судьей. Он совершенно не напоминал Черчилля.
- Нет, напоминал! - сейчас же откликнулся Лис. - Это он таким представляется себе в своем сне. Но сон не может быть вечным, пусть даже он таковым считается. Вот! Он уже начал меняться!
Лис был прав. С головы молодого человека облетели все волосы, обнажая уродливую, морщинистую лысину, лицо скукожилось, свернулось на сторону, дернулось и вернулось назад, а потом из верхней губы выросли клыки, которые после этого выпали один за другим, а рот вытянулся до ушей, одежда сползла лохмотьями на пол, и все тело, обнажившись, пригнулось к земле, покрылось паршой, бородавками.
- Что это? - еле выдохнул я.
- Это суд, приятель! - отозвался Лис. - И вовсе пропащее теперь дело. Перед судьей проходят все его мысли, и мысли меняют сущность. Чем дальше, тем чернее сущность. Тем она приземистей. Величие - дивная штука, но его трудно сохранить. Оно на манер льдинки. Чуть больше жара - и уже тает.
- Кто это там? - вдруг раздался ужасный голос. - Там! За шторой!
В который раз я мгновенно похолодел.
- А теперь нам пора удирать! - пробормотал Лис. - От этого Городора можно всего ожидать!
Именно в этот момент несметная куча всяких ядовитых перепончатых тварей - с губами, с глазами навыкате и без век, с клыками, с ушами, с когтями - кинулась в нашу сторону, и они уже схватили было меня за одежду, но Лис одним рывком выдернул меня из их цепких лап, и мы сейчас же оказались на берегу горного озера.
- Лис! - только и смог я сказать сразу же, как только воздух вновь пошел в легкие.
- А тебе нравится горное озеро? - спросил он как ни в чем ни бывало.
Вокруг были небеса голубые, яркое солнце и тихая вода.
- Посиди здесь немного! - сказал Лис и сейчас же исчез.

9

Мы оказались на корабле.
Я точно знал, что это корабль. Вернее, подводная лодка. Только почему-то она шла в надводном положении по какому-то каналу. Я вышел на верхнюю палубу, которая сейчас же превратилась в палубу крупного теплохода.
Я пошел на самый нос и там глянул вниз - там почти не было воды. Мы скользили по горной реке. Я еще удивился, почему лодка идет по реке, и как это мы не цепляем дно?
Было много пассажиров, и все они смеялись. А я все пытался узнать, как же это мы так идем, но никто толком ничего не ответил.
Тогда я спустился вниз.
Внизу была масса коридоров. Пассажиры расходились по каютам - пора было устраиваться на ночь. Я тоже начал искать для себя место и все никак не мог его найти. Все было занято, везде лежали люди.
Потом мне одна девушка сказала: «Я знаю, где есть свободная койка!» - и она меня повела по бесчисленным коридорам, а потом она остановилась и из-за обшивки вытянула какие-то билетики. «Это деньги», - сказала она.
А потом что-то случилось, что-то стряслось, стало очень жарко, душно, невозможно дышать, все задыхались, люди столпились в огромной комнате.
Выяснилось: полетела холодилка - холодильная машина. Ее конденсатор вдруг превратился в могучий водопад.
- Это конденсатор? - спросил я.
- Да! - ответили мне. - Его остановили для ремонта.
- Но вода течет!
- Ну и что?
Там была одна влюбленная пара. Все ими восхищались -так они были хороши.
Они все время держали друг друга в объятьях. А потом она сказала ему: «Жарко! Нырнем?» - и они нырнули в поток той холодильной машины. И я бросился смотреть, что с ними сейчас случится. Почему-то я мог смотреть на это сверху, как если б я стоял над потоком быстрой реки на мостике.
Я ожидал увидеть всполохи крови на воде, потому что там, по моему разумению, должны были быть винты, хотя какие винты могут быть в холодильной машине - бред какой-то.
Ничего не видно, чистая вода. Влюбленные больше не показывались на поверхности.
- Они умерли! - сказал Лис.
- Как? Зачем? - я даже не удивился его появлению.
- Влюбленные всегда умирают невовремя, - задумчиво проговорил Лис. - И любовь умирает невовремя. Что, в сущности, одно и тоже. Это же твой сон.
- Я понимаю, но жаль...
- Вот видишь! - сказал Лис - Тебе жаль твой сон. Человеку мало одной реальности. Ему подавай мечты, игру воображения и сны. В одной реальности он сойдет с ума. Или скоро умрет. Потому что неинтересно.
Потом Лис пропал.

11

Лис сидел на скале и смотрел в какую-то трубочку. Периодически он восклицал:
- Надо же! Опять не успел!
- Что ты там делаешь, Лис? - спросил я его.
- Ловлю переход между мирами! - ответил он, не прекращая своего занятия.
- Какой еще переход? - я подошел поближе.
- Обычный!
- А есть еще и необычный?
- А вот, смотри! - Лис передал мне трубочку.
Я посмотрел в нее - это был калейдоскоп. Цветные стеклышки от малейшего поворота смещались, и все это всякий раз складывалось в новый орнамент.
- Так это же калейдоскоп! - воскликнул я.
- Вот еще! Это переход между мирами, - Лис выглядел очень серьезным. Подвоха в его словах я не заметил.
- Миры, - продолжил Лис, - устроены именно так. На поверхности только незначительные детали, а все остальное проросло в другие миры, на манер красивого орнамента. Чуть тронул - и миры сейчас же меняются, появляются новые, стоящие рядом, и к только что бывшему перед тобой миру уже не вернуться.
И еще миры окутывают, опутывают друг друга.
И еще они висят вместе гроздями и образуют плотную ткань, которая сама по себе содержит очень сложный рисунок.
Пока Лис все это говорил, передо мной предстали эти грозди из миров, эти нити, сложенные в ткань, где каждая ворсинка - еще один мир.
И тут мой собственный мир вдруг расширился, а сам я раздвинулся до размеров Вселенной, и мне навстречу полетели звезды и туманности.
- Осторожней! - Лис был рядом. - Осторожней!
- А что такое? - я совсем не удивился всем этим превращениям.
- Лети осторожней! Впереди черная дыра Вааля!
- Она утягивает в себя массу?
- Любая черная дыра утягивает массу.
- Дыры - это переходы между мирами?
- Почти. Можно сказать, что через них осуществляется вдох!
- Чей вдох?
- Вселенной, конечно!
- Вселенная дышит?
- А что бы ей не дышать? Все дышит. И вселенная, и то, во что она входит такой незначительной каплей - Вселенная Всех Вселенных. И другая такая же Вселенная Всех Вселенных, и миллион ей подобных Вселенных. Дышит же человек.
- Вселенная дышит как человек?
- Конечно! Дышит человек, дышит дерево, дышит любой вирус. И любой атом дышит - в нем есть сначала сжатие, а потом расширение. Или наоборот.
Только один вдох Вселенной может длиться миллионы световых лет. Нам туда попадать не следует. Слишком долго будем выбираться.
- Ты же можешь свернуть время.
- Это время я миллион лет буду сворачивать.
- А-а... тогда конечно... Только я никак не пойму. Это же сон, Лис?
- Вот провалимся в черную дыру Вааля, узнаешь, какой это был сон.
- У каждой дыры свое имя?
- А что тебя удивляет? У тебя же есть имя. -Да, но...
- У всего есть свое имя. Имя - всего лишь код вибрации. Так легче искать. Назвал имя или только подумал - и оно перед тобой. Вот только черную дыру Вааля я зря сейчас помянул. Вот если б я сказал просто «черная дыра», тогда бы все остальные дыры решили, что и к ним это относится, и тогда сила притяжения одной перекрывалась бы другой, и так со всеми последующими дырами, а теперь - только держись.
Все вокруг вдруг как-то вытянулось, звезды превратились в кометы, свет от них растянулся и замер.
- Нас тянет! - вскричал Лис.
- Лис! - завопил я в ответ. - Сделай же что-нибудь!
- Уже делаю! - зашипел он.
Бах! Что-то разорвалось или лопнуло. Мы с Лисом опять сидели на скале, и он держал в лапах калейдоскоп.
Я дышал тяжело, а Лис был совершенно спокоен.
- Ну, и как тебе приключение? - спросил он.
- Вот это да!
- А не посмотреть ли нам еще на миры? - и Лис с усмешкой протянул мне калейдоскоп.
- Нет уж, спасибо! - отшатнулся от него я.
- Вот видишь! - сказал мне Лис, - Каждый хорош только на своем месте. И хорошо, что кто-то другой может почувствовать и страдания вируса, и боль звезды.
С этими словами Лис исчез, а передо мной, стоящим на той же скале, тут же возник бесконечный океан.
Его волны с грохотом набегали на берег, и смотреть на них было одно удовольствие...

13

- Эй! - воскликнул я.
- Эй! - отозвался Лис.
- Ты теперь работаешь эхом?
- Только когда нет другой работы.
У Лиса, судя по всему, было прекрасное настроение. Он даже вилял хвостом.
- Ты говорил, что Сократ твой друг.
- Ты никак не можешь забыть Сократа?
- Честно говоря, да.
- Сократа никто не может забыть. Когда он жил на Земле, все разумные только и спрашивали: «Где Сократ?» - и «Что он сказал?» - всем было интересно. Один только Сократ не интересовался Сократом. Он искал формулы. И существовал Сократ только тогда, когда их искал. Но найденная формула означала конец существования, потому, очертя голову, требовалось броситься в новые поиски.
- А Сократ тебя видел?
- Во сне. Наяву он меня только слышал. Тут меня осенило.
- Лис! - вскричал я. - Так ты - демон Сократа?
- Что ты! - Лис смутился, как пойманный со шпаргалкой школьник. - Я с ним только говорил. С Сократом хотели говорить многие. Это тот случай, когда у тебя получилось. Ты вырастил то, что хотел. Вынянчил, выпестовал. Множество, множество раз ты создавал разум, но этот разум все время начинал делать что-то не то: торговал, мошенничал, прислуживал и лизоблюдствовал. А тут вдруг такой праздник. Все друг друга поздравляли, все ходили ко всем в гости и говорили: «Смотрите! У нас получилось! У нас теперь есть Сократ!»
А потом были другие- Рабле, например, или Блаженный Августин. Да, и до, и после Сократа случались удачи - Платон, например, Пифагор, Диоген. Но Сократ полюбился всем сразу.
- Почему?
- Он умел распознать тщету.
- А другие?
- Не всегда и не вдруг. То ли дело Сократ. Все помнят, что он был, и лишь немногие могут вспомнить его речь. Они начинают спорить: «О чем говорил Сократ? Об этом? - Нет! О вот том!» - они не понимают, что Сократ -это и есть речь, что это мысль, лоснящаяся, как угорь на солнце. Попробуй ухватить. И он всегда разный. Сократ, помысливший только что, отличается от Сократа, помыслившего вчера. Как небо и земля! И в то же время - это он, Сократ. И все ждали этих отличий. Все бродили за ним толпами. Все радовались ему как дети. Настоящий праздник! Веселье! Сократ помыслил!
- А потом они его предали.
- Нет. Просто из множества мелких не слепить ничего крупного. А вот зависть скатает свой ком. Сократ всех перерос. Кому нужен Сократ-переросток?
- Знаешь, - сказал вдруг Лис, - во сне обязательно должна быть зеленая трава и голубые небеса. На траве надо лежать, а в небеса смотреть. Ты лучше ложись на траву и смотри в небо.
С этими словами Лис исчез, а я ощутил себя лежащим на мягкой траве...