Все обряды были закончены. Средний брат отдал свою кровь, чтобы омыть скелет, в грудной клетке которого билось сердце старшего брата. Отец лежал посреди звезды, вычерченной его кровью. Почти всё проделал он. На долю младшего выпало только нанести последний удар ритуальным кинжалом. Это было легко и в то же время трудно. Три брата всю жизнь знали, что их родили только ради этого дня, когда созвездия станут в то единственное сочетание, которое позволит воскресить Павшего. Эта ночь пришла, и каждый знал, что и почему он делает. Но теперь, когда младший брат остался наедине с воскресшим, он не знал, что будет с ним дальше. Подчиняясь забытому другими за тысячелетие этикету, он встал на колени и произнес заученную фразу: "Дозволь мне служить тебе, Повелитель."

Человек, закончивший одеваться, повернулся к нему. Как было предписано, младший брат посмотрел прямо в глаза Воскресшего. Смотреть, стоя на коленях, было неудобно, но вдруг младший брат почувствовал, что он встает. Тело двигалось без его воли, само по себе. Его рот открылся и из него зазвучали слова: "Да, это сделал я. Я догнал ее в тупике и задушил там, а потом унес в свой дом. Там я оживил ее и сделал своей рабыней." Ещё через секунду младший брат почувствовал чудовищную боль, затем горе, которому не было слов, только осознание непоправимой, ужасной ошибки, последствия которой разум отказывался облечь в образы; ослепительный, оглушающий стыд, и сразу - пьянящий экстаз; отвращение, которое было больнее боли, и нежность, которая душила страшнее горя; бесконечную ярость без конкретного предмета и страх, который заставил его сжаться в комочек на полу. Тогда он осознал, что его тело и разум снова принадлежат ему, а Воскреcший уже успел уйти из склепа.

Младший брат не сделал попытки догнать уходящего. Он встал, вышел вслед за ним, аккуратно закрыл двери склепа, проговорил благословение, которое заучил с детства, подумав, произнес благословение для отца и братьев и пошел в замок. После бури, бушевавшей в его чувствах, воцарилось казавшееся чуждым спокойствие, как будто за эти несколько секунд он привык к бОльшему и теперь и жаждал, и боялся его одновременно. Да и тело как будто пыталось ощутить что-то, чему не было места в этой ночи, и не будет днем. Вместо этого мучительно четко слышались звуки, запахи, прикосновения, но все это было не то. В голове повторялась одна фраза: "Нет, я не нуждаюсь в твоих услугах; проживи свою жизнь, как ты того захочешь сам." Он попытался понять, прокляли его или благословили, но так и не смог в этом разобраться. Единственное, что он знал абсолютно твердо, было то, что его новая жизнь, начавшаяся этой ночью, закончится в тот день, когда он снова посмотрит в глаза Воскресшего. Вероятно, подумал он, эта встреча покажется ему высшей милостью.

Посреди площади, мощенной брусчаткой - очень высокая, массивная башня, с часами на всех четырех стенах, с высокими дверьми из темного дерева с металлическими накладками. Вокруг - двух-трехэтажные дома с коваными решетками на балконах, фонарями на стенах, резными ставнями и дверьми. Тень башни делит площадь на две части. В одной - яркий солнечный день, голубое небо с облаками, люди в разноцветных одеждах, торговцы под навесами. А во второй, накрытой тенью, сиреневые сумерки, желтые огни в фонарях, и разноцветные огни - в окнах, тихие пары прохаживаются по площади, или сидят на ступеньках башни. Они не видят своих соседей с солнечной половины площади, а те не замечают их.
   Только я с верхней площадки башни вижу всех. Кто я? Я не знаю... не помню. Я смотрю всегда в одну сторону, и тень от моей головы накрывает последний дом на сумеречной стороне. Там живет молодая пара. Они почти не выходят из дома. Наверно, они ждут ночи, которая не придет. А может, им просто хорошо вдвоем в сумерках. Мне хотелось бы так думать, а иногда мне кажется, что я это знаю. Я сижу на верхней площадке башни, куда никто и никогда не поднимается. В левой руке я держу солнце, а в правой - луну. Звезды могут делать что хотят, мне уже все равно. Солнце и луна отнимают все мои силы. Не знаю, что мучительнее - жар слева или холод справа. Я распят между ними, и если бы они могли, они бы разорвали меня пополам и продолжили бы свое движение. Но я сделан из камня, а тело мое срослось с камнем башни, а корни башни уходят глубоко. Я чувствую, как в башню вбивают крюки для очередного навеса, слабые сотрясения от кошельков, падающих на прилавки, дрожь целующихся на моих ступенях... чувствую, как молодая женщина в самом дальнем доме придвигает кресло к камину и как они садятся туда вдвоем. Когда-то я любил ее... наверно... сейчас солнце и луна выжгли мое сердце и превратили мое тело в камень. В тот день, когда она обвенчалась с другим и вернулась с ним в его дом, я и залез на башню, чтобы навсегда остановить время. Я не могу прекратить эту пытку. А им хорошо. Я это точно знаю. И я хочу, чтобы было так.

Я потерял сознание от подземных испарений, когда впереди уже был виден свет. И очнулся с больной головой.
  - Орфей, слава богам, ты пришел в себя! Я думал, этот демон выпил твою душу!
  - Какой демон?
  - Он был похож на большую черную летучую мышь. Он сидел у тебя на груди и пил твое дыхание. Я убил его вовремя!
  Не знаю, как я тогда сдержался. Впрочем нет, знаю. Только я так долго боялся признаться в этом даже самому себе... а теперь это уже не имеет значения. Эвридика, любовь моя, мать и дитя мое, свет в моем окне, музыка в моей душе, радость в моем сердце! Я спустился в царство Аида, чтобы вернуть тебя, потому что без твоей нежности и веселья я не мог жить. Но петь я мог - и я убедил владыку мертвых разрешить тебе вернуться. Нам оставалось так мало идти, а я оказался слаб. Даже твоя поддержка не смогла помочь мне не дышать во время этих последних шагов. Я подвел тебя, Эвридика, а он убил тебя. И спас его только твой голос, который я услышал, пока обдумывал, что лучше - убить его, или оставить жить, но рассказать, кого он убил, приняв за демона. Ты сказала мне: "Оставь, прости. Он не знал, он хотел как лучше". И я выдавил из себя четыре слова: "Спасибо, что вытащил меня".
  Как ты сумела остаться со мной? Ты так и не ответила мне ни на один мой вопрос, да я и не задавал их много, боясь привлечь к нам внимание судьбы. Ты осталась со мной, твоя нежная стойкость, твоя любовь ко всем созданиям, твое милосердие, естественное, как радость жизни. Я даже не стал опровергать идиотскую легенду, в которой я, малодушно поддавшись на твои мольбы, почему-то оказался жертвой. Ты смеялась над легендой, как когда-то над толстой лягушкой на листе водяной лилии, ты была со мной, а все остальное было неважно. Важно было только сохранить эту тайну... А сейчас неважно и это. Прошлое, настоящее и будущее смешиваются в опьяняющую песню. Моя голова плывет по реке, и еще немного - мы вместе вступим в лодку Харона, который уже возил нас однажды порознь. О, Эвридика, любовь моя, Эвридика!

- Прощай, я не знаю, когда я вернусь, море зовет меня... - он напевал так небрежно, что она не сразу поняла, что он действительно прощается с ней. Вот так - на песке, где они встречали рассвет после ночи, проведенной вместе - какой по счету?
  - В холодных глубинах согреет меня память о встрече с тобой... - продолжал напевать он, глядя на нее. А она глядела на него - растрепанные, просоленные пряди, черные с зеленовато-коричневыми отблесками, как сушеные водоросли, зеленые глаза и шелковистая, гладкая, смуглая кожа. Невысокий, стройный, но с широкими плечами и мощными ногами пловца. Его выбросила на берег буря, и вот уже несколько месяцев он жил с ней.
  - Останься со мной, - попросила она.
  - Не могу. Слишком долго я не был в море, я уже забываю, как это - лететь сквозь волну, играть среди скал во время прилива. Я должен вспомнить. Если я смогу, я вернусь.
  - Ты хочешь сказать - если захочу? Неужели я так мало для тебя значу? Меньше, чем вот эта вода?
  - Это не вода. Это мой мир, это я, это то, что ты во мне любишь.
  - Если ты сейчас покинешь меня, я прокляну тебя, - сказала она. Он перестал напевать и печально посмотрел на море за своей спиной.
  - Спасибо. Ты сама делаешь так, что мне легче тебя оставить. Ты не любишь меня, я просто нужен тебе. Найдется другой. Ты молода, хороша собой. Зачем тебе муж-силки? С нами людям одни заботы, а в конце концов мы все равно уходим в море, так уж мы устроены.
  - Так пусть это море жжет тебя, как жжет меня мое горе, - проговорила она. А он рассмеялся:
  - Разве не знаешь ты, что проклятие человека не может повредить фейри?
  - А если я тоже фейри на четверть - тогда как? - спросила она.
  - Ну что ж, у нас есть один способ узнать это, - сказал он.
  Он шагнул назад, и краешек волны лизнул его ноги. Он вздрогнул, посмотрел вниз, а потом состроил гримасу и взглянул на нее. Она всматривалась в его лицо. Почему так сузились его глаза, изогнулись губы - от боли или насмешки? Он сделал еще один шаг назад, еще один, еще. Вода уже доставала ему до бедер. Все еще глядя ей в глаза, он сказал:
  - Я тоже хочу оставить тебе пожелание на прощание. Забудь мое имя и никогда не вспоминай его.
  Она сделала движение к нему, но он чуть согнул ноги, оттолкнулся и взмыл вверх, в прыжке изгибаясь и поворачиваясь лицом к морю. Пряди волос взметнулись в воздухе, окутывая его тело шелковым бархатом шкуры. Черный котик метался, кружился в воде, выпрыгивал из нее - от радости или нестерпимой боли? Ее-то сердце жгло словно огнем...
  - Вернись! Фейри! Силки! Вернись, я снимаю свое проклятие, вернись!
  Но он уже нырнул в глубину. Она долго стояла на берегу, пытаясь разглядеть его и вспомнить, сколько может котик плыть под водой. А когда блеск восходящего напротив нее солнца совсем ослепил ее, она отвернулась и пошла домой.

...женщина и мужчина встретились на перекрестке коридоров Лабиринта. Впрочем, здесь не было женщин и мужчин, только убийцы, насильники, обманщики, грабители... Они посмотрели друг на друга, потом на коридоры, ведущий с перекрестка... и пошли дальше вместе. По молчаливому соглашению коридоры выбирали по очереди, сначала она, а в следующий раз - он. Был ли в этом какой-то смысл, они не знали, ведь Лабиринт все равно выводил каждого туда, где его ждала ниша с очередной картиной, предназначенной только для него. Увидев впереди пятно света в полусумраке, они останавливались на долю минуты, а потом шли вперед и снова останавливались перед нишей - смотреть на то из их преступлений, которое Лабиринт им покажет в этот раз. Никто не заставлял их стоять до конца, можно было в любой момент повернуться и пойти дальше, но они давно поняли, что в этом случае собственное воображение будет терзать их не хуже Лабиринта. Так было лучше - досмотреть и побрести дальше в полутьму коридоров. Вот только теперь их было двое...
   ...когда в первый раз он увидел картину, предназначенную ей, он долго потом не смотрел в сторону женщины. Тот молодой раб, который сошел с ума от издевательств шайки работорговцев и безуспешно раз за разом пытался покончить с собой самыми нелепыми способами, пока не стал слишком большой обузой и был убит, произвел впечатление даже на него. Да и она тоже была потрясена одной из картин, которую Лабиринт припас для него. Ее остановившийся взгляд заставил его прохрипеть отвыкшим от речи горлом: "Я не.. Она была.. Это..", но потом он опять надолго замолчал, прошептав только "Да". Впрочем, они все равно пошли дальше вместе...
   ...в Лабиринте не было голода, холода, жажды или усталости, а следовательно, не было ни поедания пищи, ни утоления жажды, никаких других физиологических процессов. Не было даже сна, а боль еще не доставляла им извращенного удовольствия. Единственным доступным им, кроме боли, ощущением стали прикосновения. Положить руку на плечо, коснуться колена... Они стали иногда останавливаться и сидеть на полу, опираясь спинами друг на друга. Едва заметное движение опоры за спиной, тепло, ощущаемое голой шеей, были самым близким эквивалентом счастья, которое они могли здесь испытать. Потом они даже стали по очереди класть друг другу голову на колени и так отдыхать, вслушиваясь в свои ощущения...
   ...момент, когда они одновременно увидели дверь, настал для них неожиданно. Он замер, вглядываясь в очередную нишу, в которой была вполне мирная картина - пустынный осенний пейзаж, облака на небе - и никого и ничего больше. Это была его дверь из Лабиринта, он сразу это понял, а взглянув на нее, увидел на ее лице такую же смесь недоверия и облегчения. "Лето..." - прошептала она, и у него замерло на секунду сердце. Он еще раз посмотрел на дверь. Никаким летом это не могло быть, ни ранним, ни поздним, только осенью... значит, она видит что-то свое, подумал он, но не знает этого. Он прокашлялся и сказал: "А мне кажется, осень". Глядя на его жалкое лицо, она тоже поняла, что сейчас случится, если они шагнут в дверь - в двери. И взяла его за руку - в первый раз в Лабиринте. Шаг от двери назад в коридор они сделали одновременно.
 
**********

  - А что потом?
  - Потом... Они пойдут дальше и остановятся у следующей ниши, все еще держась за руки. Он скажет: "Опять осень. А у тебя?", а она ответит: "Кажется, весна. А что там - у тебя?". Тогда он начнет описывать все, что видит, с трудом находя слова для цветов, форм, предметов, а она будет слушать, закрыв глаза, и иногда подсказывать ему. Когда он устанет и замолчит, она откроет глаза и начнет рассказывать про весну. А потом они пойдут к следующей нише. О, они найдут все слова, какие им нужны, и еще придумают новые, и с каждым разом они будут видеть все больше и дальше... И не заметят, что вспоминают то, чего никогда не знали: целебные свойства трав, названия цветов, голоса птиц и повадки зверей.
  - И все? И так - до бесконечности?
  - Нет, конечно. Лабиринт сдастся, он не сможет не сдасться. Однажды, описывая куст, осыпанный белыми цветами, светящимися под луной, он взглянет на нее и увидит, что она слушает его с открытыми глазами. Она посмотрит на него и кивнет. Тогда он подхватит ее под бедра, а она обнимет его за шею, для надежности запустив руку ему в волосы. И с ней на руках он шагнет в дверь. Адам и Ева нового мира...

Ничего себе - коротко ??? Вот я по праву считаю свои рассказы короткими 8) Причём краткость в них - максимум семиюродная сестра таланта

Только то, что мои "сны" короче 8) Я, наверное, невольно намекнул, что Ваш мне кажется длинным - просто я тогда был усталый и мне было влом его читать Извините
...Может, мы со своими снами в приват пойдём? Всё равно сюда больше никто ничего не пишет

Цитата:

Я не литературный критик, поэтому просто скажу, что понравилось, все. Больше всего про Лабиринт.
А критик из меня. Маленький пример. Старшему сыну в школе задали написать минисочинения по ряду сказок. Как писать – не объяснили. Он у меня в ступор впадает просто при слове «сочинение». Так что я ему просто надиктовала, а он записал. Получилось у меня, что в основе заданных ему сказок – любовь: к жизни, природе, друзьям, другому человеку. Сын получил «пять». Причем, это был вполне нормальный период в моей жизни, даже с мужем не ругалась.