4 стихотворения

***

перелётный мужик характерен отсутствием крыльев
недостатком зубов, но избыточной силою духа
он летит из Москвы, оставляя умеренный климат
за широкой спиной, отличающей истинных брухо

а в евонной башке, что похожа на тыкву-горлянку
то цыганский оркестр, то звенящие залежи гжели
перелётный мужик разворачивает самобранку
уминает треску, запивает винцом... неужели –

говорит сам себе – я и правда мужик перелётный?
и летит всё быстрей, точно ангел какой на колёсах
или сбрендивший Як, или Пьяный Корабль беспилотный
или русский ответ на любой из возможных вопросов


***

Санитары напьются и снятся,
вместо пальцев шипы как шприцы.
Кувыркаются в небе паяцы.
Аплодируют им подлецы.

Змей воздушный дрейфует над парком.
Парка нити дорожные рвёт.
И гигантская землечерпалка
глинозёмом измазала рот.

Вязнет в офисном плотном планктоне
человек с головою быка.
Это всё из Поплавского что ли?
Это всё. Не валяй дурака.

Это, брат, подсознания трюки.
Пряный плен запредельных полян.
Юрких капельниц гибкие трубки.
Псевдоподии злых марсиан.


***

эти двое сидят и молчат
вероятно, обрушился чат
и помехи во внутреннем скайпе...

бузина за оградой бузит
да стихающий ветер скользит
поснимав с одуванчиков скальпы

эти двое, они для чего?
на подставке его плечевой
потускнело последнее солнце

а в ладонях прозрачных её
то трепещет ночной мотылёк
то ожившая кукла качнётся

подбоченится, топнет ногой...
эти двое въезжают в огонь
Зодиака на стульях горбатых

реквизит превращается в пыль
бутафор с полстакана поплыл
пошумел и подался в солдаты

я, придумаший этих двоих
покурю и исчезну вдали
там, где облако в тапочках белых

кружит по небу, став на носки
да уходят под воду мостки
оттолкнув проседающий берег


***

небеса высоки как масаи
и в глубоком сиянии звёзд
ходит дом, опираясь на сваи
задирает дымящийся хвост

ходит дом (или это мне снится)
натянув черепичный колпак

у него ломота в пояснице
и окно, уводящее в парк
два жильца – игуана и призрак
чертежи планетарных систем
астролябии, колбы и призмы
в бахроме из паучьх сетей...

пахнет тленом с добавкою тмина
и в потёртом своём сюртуке
постоялец сидит у камина
с игуаной в прозрачной руке










помнишь птичий вокзал...

помнишь птичий вокзал, мандельштамовский хор аонид
восковые фигуры в широком дыму паровозном
попрощаемся что ли, уже ничего не болит
перекошено небо и залито кровью венозной –
это только метафора, ты на такие мастак
это жизнь вечереет, склоняя Европу к закату
просто сел и уехал, сжимая солярный пятак
челюстями вставными, под ложечки чайной стаккато
в запотевшем стакане, где может быть, отражены
заоконные звёзды, рассыпанный Господом бисер...
тень пропавшего сына и тень изменившей жены
замирают напротив, вплетённые в прочие мысле-
формы, бурые листья за поездом гонятся, вот
отстают понемногу, и хищный оскал проводницы
холодок запускает в надувший рубашку живот:
до свиданья и здравствуйте, смертные гости столицы
до свиданья и здравствуйте или прощайте навек
ничего ты не помнишь, смешной человек ниоткуда
это падать и падать, пока нас свистают наверх
на астральных посудинах, это из куколок вуду
вылетают и мечутся бабочки мёртвых голов
в круге лунного света, идущего быстро на убыль
это Чичиков пишет – хороший сегодня улов –
закрывает тетрадку, целует Коробочку в губы...
приосанится в окнах растущий из тучи Брюссель
Копенгаген небесный, да что пожелаешь – на выбор
дрогнет ручка дверная, и Та, что приходит ко всем
соблазнит и расскажет, как ты из реальности выпал












В городе N – извини за такое начало – русский Верлен, обречённо пожавши плечами, (кончилось, мол, а спроси его: что? – промолчит) сядет к окну. Ничего ему больше не надо. В городе N, за решёткою ветхого сада, Лета течёт и как будто на ощупь горчит.

Пишется в стол, оттого и не дышится вовсе. Мятым листом тополь пирамидальный сиротский платит за вход на поросший крапивой бульвар. В городе N я в трамвае на поручне висну, а в голове: "Ваша киска купила бы Вискас..." Выруби звук и купи себе виски, болван.

Дышится в стол, оттого и не пишется... Только царь Соломон – забулдыга в потёртой ветровке – и прозревает (особенно после второй) самую суть, ибо "всё – суета" говорит он, да колбасу, наклоняясь над нею небритым важным лицом, нарезает ножовкой кривой.










на траве дрова

ехал Грека сквозь Мекку, навьючив осла
а за Грекой абреки бежали
и поскольку трава во дворе не росла
то дрова на траве не лежали

это царь-император плясал на балу
хоть трава не расти, и впридачу
забухавшая Муза сломала каблук
погоняя крылатую клячу

сядь, дружище Овидий, к окошку
курни
беломорину скомкай о блюдце
и свечу Пастернака на землю швырни
ибо геты и так перебьются










***

Смерть с младенцем так похожа на Сикстинскую мадонну
головами тьмы и света шевелит дракон вечерний
человечки выбегают из пейзажа, как из дома
и буравит нежный воздух самодельная комета

но хохочут Диоскуры, на землян спесивых глядя
и густеет этот хохот, звездолёт сбивая с курса
а потом приходит ветер, чертит облако в тетради
из дождинок и из градин состоит его искусство

на ветру дрожат деревья – тополя, рябины, клёны
Смерть качается и шепчет у воды околоплодной:
не рождайся, сдуйся, сдайся, а родился - будет нечем
запивать свое сиротство, став над пасмурным Обводным

ручки, рожки, огуречик; вот и вышел тот, кто вышел
дверь незапертой оставил, незахлопнутыми ставни
бесприютный человечек, перелётный третий лишний...
топнул ножкой, чиркнул спичкой, загорелся и растаял
http://www.stihi.ru/avtor/mdynkin66