ДЕЛИРИУМ ТРЕМЕНС

Белая горячка
Под моим окном...

Что-то рассудком я нынче нетверд,
Самое время подать неотложку.
Кант и Спиноза, Косыгин и Форд
Сели на кухне, жуют понемножку.
В солнечном черепе мозг невесом,
Сердце в куски от неистовой ласки -
Выйду на кухню, пройдусь колесом,
Всех расцелую в припухшие глазки.
Вон, за трубой, различаете, кто там?
Это же Бойль со своим Мариоттом!

Гей, долгожданные, с кем по рублю?
Форда не трону, Косыгина тоже.
Канта я, в принципе, больше люблю,
Но и Спинозу обидеть негоже.
Форда за водкой гонять не с руки.
Канта трясет алкогольная рвота.
В комнате музыка. Бьют каблуки.
Бойль в полонезе ведет Мариотта.
Дверь нараспашку. Заходит сосед.
Справа Ортега, а слева Гассет.

Дырка во времени. Ищем иглу.
Сутки буксуют по липкому снегу.
Бойль Мариотта облапил в углу.
Пьяный Гассет раздевает Ортегу.
Форд и Косыгин на кухне пластом.
Кант к умывальнику прет, как торпеда.
Кто меня вышил болгарским крестом
На полотенце похмельного бреда?
Дырка во времени. Свет из окна.
Дверь нараспашку. Заходит она.

Голые лица. Пустой кабинет.
Вот мои пальцы - по-прежнему десять.
Имя и отчество. Имени нет.
Отчество есть - но к чему же привесить?
Вкрадчивый доктор - катись, образина!
Белый мешок на стерильном столе
Бьется навзрыд под иглой сульфазина.
Парочка мускулов, крови бадья -
Где же ты, девочка, птичка моя?

Липкая лимфа, кровавый бульон,
Легких костей новогодняя елка.
Странный диагноз: возвратно влюблен,
Редкая хворь азиатского толка.
В воздухе мозга до боли бело,
Темное слово, как муха в салате.
Смерть санитаром с косой наголо.
Жизнь пополам наутек по палате.
Стой же, дуреха! Пробило двена...
Дверь нараспашку. Заходит она.

Клейкие мысли, ночные коты,
Похоти поступь по крышам гудящим.
Разве я не был таким же, как ты,
Темноголовым и прямоходящим?
Прежнего тела теперь ни следа.
Тело берет флажолетную ноту.
Левую ногу люблю навсегда.
С правой приходится жизнь по расчету.
Долго хранит мой изящный скелет
Вражеской пули отчетливый след.

Флаг на лафете. Оструганный крест.
Над головой золотиться икона.
Мне не подняться на мой Эверест,
Не перейти моего Рубикона.
Электрошоком пронзило виски.
Дни сочтены, как походные спички.
Режьте, кромсайте меня на куски,
Белые витязи анатомички.
Тих я и робок, того и гляди -
Сам в габардине, медаль на груди.

Бог изобрел притяженье планет.
Кто ж о сердцах позаботится, Боже?
Имя и отчество. Имени нет.
Отчества нет. И фамилии тоже.
Вечная девочка, лед с молоком,
Жить не наука, любить не работа.
Спать тебе насмерть с моим двойником
В поте любви до предсмертного пота.
Где-то на воле под левым ребром
Женское сердце горит серебром.

Прежняя девочка, лед не вода.
Вексель подписан, но выплатить нечем.
Может, и не было нас никогда -
Что ж мы друг друга наотмашь калечим?
Свет между нами высок и упруг,
Сердце мертво, как вареная свекла.
Жизнь вырывается птичкой из рук,
Бьется с размаху в холодные стекла.
В лобные доли стучит белена.
Дверь нараспашку. Заходит она.

Форд, к фортепьяно! Косыгин, играй!
День на панели деньгу зашибает.
Что это, Господи, - порванный край -
Дырка во времени - Кант зашивает.
Прошлое с будущим сводит игла.
Гонит аорта больничную плазму.
Нежные стоны плывут из угла:
Бойль Мариотта подводит к оргазму.
Рядом на койке потеет сосед,
Снизу Ортега, а сверху - Гассет.

Пой мне, Спинозушка, жарь о былом,
Лей по второму - авось одуреем.
Что же я дактилем пру напролом
Там, где верней деликатным хореем?
Ловкая смерть напрягла тетиву,
Ровная сила без примеси такта.
Стой, сумасшедшая, дай доживу,
Прежде умел - выходило же как-то!
Кажется, поздно - ору ни о ком.
Пляшет стрела под худым кадыком.

С Бойлем в порядке. Ортега хорош.
Форд подбивает Косыгина в Сочи.
День разменял сэкономленный грош,
С песней ползет по обочине ночи.
В ванную жизни войду не спеша -
Что мне привидится в зеркале голом?
Может, и вправду бессмертна душа?
Надо проверить бутылочным сколом.
Первая вена в надрезе видна,
Первая кровь заливает рубашку.
Сказано - сделано. Дверь нараспашку,
Дверь нараспашку - заходит она...
http://modernpoetry.ru/main/aleksey-cvetkov-stihi-1970-77-godov