Тоже в голове моей хранилось, решила найти

Владимир Вишневский
* * *
Палач не знает роздыха!..
Но все же, черт возьми,
Работа-то на воздухе,
Работа-то с людьми.

И два отличных комментария там же:

Горбатовский Владимир

Полезен труд физический...
По телу пот ручьем
И шея, как тростиночка
Хрустит под топором.
А дома дочка-умница
Отца с работы ждет
И рубит шею курице
И в суп ее кладет.
Топорик держит крепенько
И радуется мать
Готова дочка папеньке
В работе помогать.

Наталья трушникова

Такая философия,
Что делать? плачь не плачь.
Кому играть на скрипочке,
А кто-то и палач.

http://www.ironicpoetry.ru/autors/vishnevskiy-vladimir/palach-ne-znaet-rozdiha.h...

Николай Олейников

Послание, бичующее ношение одежды

Меня изумляет, меня восхищает
Природы красивый наряд:
И ветер, как муха, летает,
И звезды, как рыбки, блестят.

Но мух интересней,
Но рыбок прелестней
Прелестная Лиза моя —
Она хороша, как змея!

Возьми поскорей мою руку,
Склонись головою ко мне,
Доверься, змея, политруку —
Я твой изнутри и извне!

Мешают нам наши покровы,
Сорвем их на страх подлецам!
Чего нам бояться? Мы внешне здоровы,
А стройностью торсов мы близки к орлам.

Тому, кто живет как мудрец-наблюдатель,
Намеки природы понятны без слов:
Проходит в штанах обыватель,
Летит соловей — без штанов.

Хочу соловьем быть, хочу быть букашкой,
Хочу над тобою летать,
Отбросивши брюки, штаны и рубашку —
Всё то, что мешает пылать.

Коровы костюмов не носят.
Верблюды без юбок живут.
Ужель мы глупее в любовном вопросе,
Чем тот же несчастный верблюд?

Поверь, облаченье не скроет
Того, что скрывается в нас,
Особенно если под модным покроем
Горит вожделенья алмаз.

...Ты слышишь, как кровь закипает?
Моя полноценная кровь!
Из наших объятий цветок вырастает
По имени Наша Любовь.
1932










Таракан
                  Достоевский1

Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.
Он попался. Он в капкане.
И теперь он казни ждет.

Он печальными глазами
На диван бросает взгляд,
Где с ножами, с топорами
Вивисекторы2 сидят.

У стола лекпом3 хлопочет,
Инструменты протирая,
И под нос себе бормочет
Песню "Тройка удалая"4.

Трудно думать обезьяне,
Мыслей нет - она поет.
Таракан сидит в стакане,
Ножку рыжую сосет.

Таракан к стеклу прижался
И глядит едва дыша...
Он бы смерти не боялся,
Если б знал, что есть душа.

Но наука доказала,
Что душа не существует,
Что печенка, кости, сало -
Вот что душу образует.

Есть всего лишь сочлененья,
А потом соединенья.

Против выводов науки
Невозможно устоять.
Таракан, сжимая руки,
Приготовился страдать.

Вот палач к нему подходит,
И, ощупав ему грудь,
Он под ребрами находит
То, что следует проткнуть.

И проткнувши, набок валит
Таракана, как свинью.
Громко ржет и зубы скалит,
Уподобленный коню.

И тогда к нему толпою
Вивисекторы спешат.
Кто щипцами, кто рукою
Таракана потрошат.

Сто четыре инструмента
Рвут на части пациента.
От увечий и от ран
Помирает таракан.

Он внезапно холодеет,
Его веки не дрожат...
Тут опомнились злодеи
И попятились назад.

Все в прошедшем - боль, невзгоды.
Нету больше ничего.
И подпочвенные воды
Вытекают из него.

Там, в щели большого шкапа,
Всеми кинутый, один,
Сын лепечет: "Папа, папа!"
Бедный сын!

Но отец его не слышит,
Потому что он не дышит.

И стоит над ним лохматый
Вивисектор удалой,
Безобразный, волосатый,
Со щипцами и пилой.

Ты, подлец, носящий брюки,
Знай, что мертвый таракан -
Это мученик науки,
А не просто таракан.

Сторож грубою рукою
Из окна его швырнет,
И во двор вниз головою
Наш голубчик упадет.

На затоптанной дорожке
Возле самого крыльца
Будет он, задравши ножки,
Ждать печального конца.

Его косточки сухие
Будет дождик поливать
Его глазки голубые5
Будет курица клевать.
<1934>









Чревоугодие
   (Баллада)

Однажды, однажды
Я вас увидал.
Увидевши дважды,
Я вас обнимал.

А в сотую встречу
Утратил я пыл.
Тогда откровенно
Я вам заявил:

- Без хлеба и масла
Любить я не мог.
Чтоб страсть не погасла,
Пеките пирог!

Смотрите, как вяну
Я день ото дня.
Татьяна, Татьяна,
Кормите меня.

Поите, кормите
Отборной едой,
Пельмени варите,
Горох с ветчиной.

От мяса и кваса
Исполнен огня,
Любить буду нежно,
Красиво, прилежно...
Кормите меня!

Татьяна выходит,
На кухню идет,
Котлету находит
И мне подает.

...Исполнилось тело
Желаний и сил,
И черное дело
Я вновь совершил.

И снова котлета.
Я снова любил.
И так до рассвета
Себя я губил.

Заря занималась,
Когда я уснул.
Под окнами пьяный
Кричал: караул!

Лежал я в постели
Три ночи, три дня,
И кости хрустели
Во сне у меня.

Но вот я проснулся,
Слегка застонал.
И вдруг ужаснулся,
И вдруг задрожал.

Я ногу хватаю -
Нога не бежит,
Я сердце сжимаю -
Оно не стучит.

...Тут я помираю.

Зарытый, забытый
В земле я лежу,
Попоной покрытый,
От страха дрожу.

Дрожу от того я,
Что начал я гнить,
Но хочется вдвое
Мне кушать и пить.

Я пищи желаю,
Желаю котлет.
Красивого чаю,
Красивых котлет.

Любви мне не надо,
Не надо страстей,
Хочу лимонаду,
Хочу овощей!

Но нет мне ответа -
Скрипит лишь доска,
И в сердце поэта
Вползает тоска.

Но сердце застынет,
Увы, навсегда,
И желтая хлынет
Оттуда вода,

И мир повернется
Другой стороной,
И в тело вопьется
Червяк гробовой.
Октябрь 1932
http://hghltd.yandex.net/yandbtm?text=%D0%BE%D0%BB%D0%B5%D0%B9%D0%BD%D0%B8%D0%BA...










И снова Александр Левин 

ОПИШУ ЛИ

Опишу ли сей автобус,
сей на выручку спешащий?
Сей просторный, многоместный,
канареечного цвета?
Опишу ли, как он, толстый?
как он длинный, двусоставный?
как он трюхает на помощь,
запыхавшись от усердья?

Опишу ли, как тяжёлый,
протяженный, иностранный,
как по ниточке маршрута
заворачивает влево?
заворачивает вправо?
на отмеченных флажками
и шалашиком железным –
как он чалится прилежно?
Как впускает-выпускает?
Как отваливает важно?
Опишу ли? Опишу ли?
Опишулечки мои!

Опишу ли, как автобус
дразнит нервного такого,
неуклюжего такого
и рогатого такого,
обгоняя чистоплюя
и фук-фук ему, шаля?
Опишу ли, как не любит
задаваку и трамвая,
что по рельсам, как на лыжах,
посреди дороги чешет?

Опишу ли, как встречаясь
два автобуса, гуляя,
два работая, стараясь,
долго нюхают друг-друга
и с заметным сожаленьем,
и оглядываясь долго,
расползаясь неохотно?..

Опишу ли тайну страсти?
Расскажу ли кто кого ли?
Подгляжу ли? прослежу ли? –
гули-гули, дили-дили,
лёли-лёли, ни за что!

Опишу ли тайну жизни?
Как рождается автобус
из автобуса другого,
как другой его лелеет,
холит, пестует и любит?..
Разве есть слова такие?
Разве есть такие буквы?

Нет ни слов таких, ни буков!
Ох, ты ё-пэ-рэ-сэ-тэ...










В НАУШНИКАХ

А из этих круглых штук
вылезает длинный звук:
длинный-длинный, узловатый,
весь в каких-то волосах,
то зелёный, престо-престо,
то морковный, тутти кванти,
и, со всех сторон влетая,
застревает в голове.

А из этой головы,
из картофельной ботвы,
вылетает стая птич,
издавая громкий клич,
и передними ногами
быстро машет кто-куда,
чтобы задними ногами
на кого-нибудь присесть.

А кого-нибудь потом
или плюнет и уйдёт,
или выпьет и нальёт,
или так себе сидит
и балдеет, и худеет,
и душою холодеет,
потому что чьи-то ноги
у него на голове.

А потом вся эта птич –
раз, и нет её нигде,
снова надо круглых штук
присобачить к голове,
и зелёный – престо-престо,
и лиловый – дольче-жальче
и морковный – тутти кванти,
вперемешку и подряд.

Вперемешку и подряд
вылезают и летят.










Мы садимся в наш автобус,
собираемся поехать.
Тут кондукторы приходят,
а потом кондуктора.
И кондукторы нас просят:
«Проездные предъявляйте!»,
а кондуктора велят нам:
«Оплатите за проезд!».

Мы кондукторам предъявим,
а кондуктора́м – оплотим,
нам бы только бы поехать,
а уж там – как повезет.
Повезут ли нас шоферы
до метро без остановок,
или высадят в канаву
удалые шофера?

Или, может, некий шо́фер
просто выйдет из кабины
и уйдёт, не попрощавшись
и дверей не отворив.
У Матросского у моста
мы, забытые, заплачем.
Или тихо засмеемся
у Матросского моста.










Выскочит парикмахер
в красном одеколоне,
ткнет в тебя мягким пальцем,
крикнет: «Извольте бриться!!»
Но ты не ходи к нему бриться:
станешь таким же бледным,
будешь бояться гаишника,
прятаться под сиденьем.

Выйдет доктор зубовный,
вынет кривые клещи,
cхватит пальцами за нос
с криком: «Больной, не дышите!!»
Ты не давайся дёргать
и не дыши ему в трубочку:
приучишься какать в баночку,
полюбишь укол и клизму.

Встанет вахтер пузатый
в атласной бронежилетке,
схватит рукой мускулистой,
потребует аусвайс.
Не предъявляй аусвайса,
даже в завернутом виде:
приучишься всяких уродов
слушаться и почитать.

А то подскочит любезный,
в фирменном саквояже,
предложит помочь советом,
захочет вам показать.
Не позволяй показывать!
Не бери дисконтную карту!
Это смертельно опасно
для неокрепших душ.

Есть еще паспортистка,
таможенник, рекламодатель,
банкир, бандит и начальник,
жена и кто-то еще.
Пойманных и уловленных
они кладут в холодильник
и постепенно съедают
вместе с ихним говном.










ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ В СТРУКТУРЕ
ТРАДИЦИОННОЙ РОССИЙСКОЙ ХАНДРЫ

«...С свинцом в груди и с жаждой мести...»

«И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той...»

Лермонтов

Человек лежит на стуле
между волком и собакой,
между пятым и двадцатым,
от забора до обеда.

У него болят ботинки,
у него в груди прореха,
где должна быть жажда мести,
волосатой и ужасной.

Он лежит, как труп знакомый,
завернувшись в одеяло,
и глядит невыразимо
то налево, то на небо.

Как налево – так вздыхает,
песнь, однако, не заводит.
Как на небо – умолкает.
Даже не бежит за пивом. *

Ничего-то он не пляшет,
ничего-то не танцует,
и от сладостных напевов
в нем ничто не шевельнется. **

А какие тут напевы!
Ох, и сладкие какие!
Вам никто таких напевов
в целом мире не сыграет!

А и девы тут какие!
Ох, и славные какие!
А ему оно не надо –
у него болят ботинки.
А в ботинках тоже ноги.
А в спине такие штуки,
чем приделывают ноги. ***
И в душе такие штуки,
у которых нет названья, –
все болят одновременно.

Что же он лежит на стуле?
Что он к доктору не едет
через снежные дороги?
Не поет про это песен?

Как вообще лежат на стуле?
Почему это – на стуле?
Автор этого не знает.
Автор знает только то, что
тошно жить на белом свете,
всюду край и нет спасенья:
за бочок тебя укусят
серый волк, пришедший слева,
черный пес, лежащий справа,
красный лев, летящий сверху
наподобье вертолета.

Автор знает также то, что
нету жизни человеку
между пятым и двадцатым
и в обратном направленье.
Нету смысла шевелиться,
нету правды, нету счастья,
нету даже жажды мести,
вот какая незадача…
http://www.levin.rinet.ru/Orfeus/grustnaya_pesnya.htm