"Из прошлого" пока что временно отложил в сторону, и занялся другими рассказами своей Ли Хенндарской серии. Этот - хронологически самый первый. Начат он был полтора года назад, но от тех первых записок в текуще версии ничего не осталось. При работе я постарался учесть все те замечаия, которые получил на "Из прошлого", но сомневаюсь, что мне это хорошо удалось Но всё же надеюсь, что этот рассказ окажется лучше предидущего. Привычка вдохнавляться чужими картинками у меня так и осталась, но все вставленные в текст остались в моей копии Часть из них помню, где нарыл, часть - нет.

Начало
Девять фургонов Шелдена Ласидо расположились за наскоро сооружённым забором. Их занавешенные бока в неровном свете факелов представлялись чёрными стенами. На вывеске у входа крупными золотыми буквами было написано «Чудеса и диковины со всех концов Ли Хенндара!», и ниже более мелко «совсем недорого». Сам Шелден со своими помощниками зазывал желающих посмотреть.
— Только у нас! Чудеса и диковины со всех концов Ли Хенндара! Магия, волшебство, предсказание прошлого и угадывание будущего! Совсем недорого!
Вскоре начала собираться толпа селян, которые готовы были заплатить за обещанные Шелденом «соверненно невероятные вещи».
Шелден не торопясь, вёл зрителей от фургона к фургону, показывая свои коллекции, и сопровождая каждую своими комментариями:
— А вот здесь — собрание моё невозможных фигур. Как видите, они все какие-то вывернутые наизнанку, и соединены под самыми немыслимыми углами. Особое внимание на вот эту вилку. Кто скажет, сколько у неё зубцов? Два или три? Никто не знает, ни что это такое, ни каким образом были изготовлены эти невозможные фигуры. Рыбаки с Края Мира выловили их на огромной глубине. А потом согласили продать их мне за весьма нескромную плату. А теперь — к следующему трофею. Сюда, пожалуста. Внимание — Дух Пустыни! Пойман в Аратахе лично мной!
Шелден отдёрнул занавеску, показывая всем огромную бутыль с завывающим «пыльным дьяволом», и встал в картинную позу. Дух бесновался внутри, воя, призывая себе на помощь всю Бездну, и грозя Шелдену, что Арчимонд Разоритель покарает всех, кто посмел заточить его сюда. Зрители даже немного испугались, самые осторожные попятились от фургона.
— Многие думают, что на этом мы бы и закончили. — Объявил Шелден. — В самом деле — ну что ещё можно показать после настоящего Духа Пустыни?! Но только не у нас. В моей коллекции чудес и диковин со всех концов Ли Хенндара есть ещё более удивительные вещи.
Зрители последовали за ним к предпоследнему фургону.
— Только у нас — Объявил Шелден — Целое собрание подлинной эльфийской скульптуры с далёкого ледяного севера! Всё с риском для жизни укра… простите, вывезено из ледяных городов! — Он резким движением отдёрнул чёрную занавеску. В фургоне на полках ровными рядами стояли золотые идолы с глазами из драгоценных камней. Селяне в восхищении замолчали. — Смотрите все! — И добавил намного тише — Если кому-то всё же не понравится, сразу жалуйтесь нашей фокуснице-эльфийке, и мы вернём вам деньги.
Шелден показал, кому конкретно надо жаловаться — та стояла на бочке, и показывала фокусы, но, похоже, они никого не интересовали: все смотрели только на золотых идолов в восьмом фургоне Шелдена. Почти все. Один не восхищался. Бледный юноша выскользнул из толпы, и пошёл сообщать о непонравившемся куда просили. Названная эльфийкой фокусница — довольно молодая женщина в неестественно чистом белом платье, и странном украшении на длинных, до пояса, белых же волосах — с какой-то грустью смотрела на толпившихся у фургона с «эльфийским скульптурами», но когда он подошёл, вдруг резко повеселела, и легко спрыгнув с бочки, сразу же скользнла навстречу юноше.
— И это — прекрасные творения эльфийских мастеров? — Спросил он. — Я разочарован.
— А что там? — Шёпотом спросила фокусница.
Юноша несколько резко ответил.
— Я не верю, что такое может прославиться на весь Ли Хенндар.
— Что там, в фургоне? — Повторила она. — Скажите, что вы видели.
— Ведь это просто бездарные поделки, пусть и золотые. Все с таким восхищением рассматривали коллекцию Шелдена, а я не понял, что такого в этой грубой работе. Пусть золото и брильянты очень дорогие, но это не искусство.
— Как хорошо, что я не обманула вас этим примитивным чародейством. — Улыбнувшись, ответила она.
— Что вы имеете ввиду? — Спросил юноша.
— Эта убогая магия, порождение глупости, действует только на верящих во что угодно дураков. Здесь я не могу сотворить ничего, но придам дереву вид золота в глазах тех, кто не способен думать дальше собственного кошелька. Честно говоря, в этом больше знания о душах, чем волшебства, пусть и самого примитивного. Простые трюки для не умеющих ценить настоящую красоту. Они ни за что не удались бы мне, если бы ваши… соотечественники… не шли за модой как на поводке. А как бы они все возмутились, если бы чары развеялись, и они обнаружили бы, что смотрят на сучковатые коряги из ближайшей рощи? Кстати, посмотрите на меня. Внимательно.
— И что будет? Ой!
Перед его глазами фокусница внезапно озарилась нездешним светом, исходящим как-будто изнутри, и преобразилась. Теперь она сияла неземной, нечеловеческой красотой, и вся стала какой-то воздушной, не из этого мира, как будто всё грубое земное больше не смело коснуться её. Даже уличная грязь чуть ли не отшатывалась от неё, словно боясь запачкать. Её золотисто-карие глаза светились далёкими звёздами.

(картинка удалена)
— Что, увидели? Да, я настоящая эльфийка. Зовут меня Экквинкальва, и я не просто балаганная фокусница. Я ищу тех, кто умеет видеть.
— И как, нашли?
— Пока что нет, кроме вас. И я подозреваю, что вы полуэльф.
— Почему?
— Я чувствую в вас магию.
— И что с того? Разве у людей нет своей магии?
— Есть. Просто люди — естественная раса, а эльфы — искусственная. Магия в самом нашем существовании. А люди могут жить и без неё. А раз в вас чувствуется магия, значит вы либо колдун, либо магическое существо, хотя бы частично. Так что моё предположение лучше проверить. Я думаю, вы уже давно замечали, что вы сильно отличаетесь от них. — Экквинкальва посмотрела в сторону зрителей.
Один из них как-то странно посмотрел на Шелдена, после чего вернулся к скульптурам. Но, видимо, оказался не слишком доволен ими. И первым направился к последнему фургону.
— Вот к нему тоже надо будет присмотреться получше. — Прошептала эльфийка. — Хотя больше для очистки совести. Так вот, об эльфийской крови. — Экквинкальва порылась в сумке, и достала оттуда серый стеклянный цветок. — Вот. Вставьте его в волосы, и носите около часа.
— И что будет?
— Вот это я и хочу узнать. Если ничего не будет, вы человек. Если он поменяет цвет, вы полукровка. Если начёт светиться, значит, вы магическое существо. Хотя маловероятно, что здесь, на юге Батокки, таких найдется много. Ирдашан времени зря не тратил.
Прошептав эти слова, Экквинкальва резко помрачнела.

* * *
За те дни, прошедшие после того, как они покинули Шелдена, юноша успел о многом расспросить эльфийку. В том числе, про то, что именно она обнаружила с помощью того цветка.
Эльфийка сказала, что Ирдашан опять начал гонения на магов, и для полукровок здесь стало небезопасно, а она с сестрой и другими пробрались в Батокку, чтобы найти полуэльфов первыми, и увести всех туда, где Ирдашан их не достанет. И посоветовала уйти с ней, пока и его тоже не арестовали. Юноша согласился сразу же, хотя Экквинкальва и предупредила, что она продолжит искать других, таких же, как он, а значит, пока придётся жить у Шелдена.
Но через три дня эльфийка обнаружила, что за «Чудесами и диковинами» начали следить при помощи магии, но не смогла сказать ничего определённого. Сразу же заподозрив Ирдашана, Экквинкальва решила расстаться с Шелденом, и идти на север, к землям эльфов. Ближайшим эльфийским городом был Йи Ленилл, и Экквинкальва решила направиться туда. Он ушёл вместе с эльфийкой, сказав, что на родине ничего хорошего его не ждало бы в любом случае.

— Мне давно уже надоело с утра до вечера за гроши работать1 на той ферме. — Рассказывал юноша — Но деваться было некуда. У меня нет ни родственников, ни друзей. Я даже не уверен, что моё исчезновение вообще заметили. А ты совсем не такая, как я думал.
Он устроился поудобнее в спальном мешке. Более привычная к многодневным переходам Экквинкальва ложилась спать не сразу, тем более что спать ей надо было меньше, чем людям.
— Ты, наверное, наслушался всяких глупых историй якобы об эльфах. — Ответила ему Экквинкальва. — Хотя чего ещё можно услышать здесь? Да, кстати, что ещё про нас наврали интересного?
— Интересного ничего. Хотя неинтересного рассказывают много. Недавно слышал про кучи золота в подвалах ваших ледяных городов.
— Опять. — Эльфийка, похоже, обиделась. — Как они думают, зачем нам столько мёртвого груза? И почему города — ледяные?
— Ещё мне рассказывали, что эльфы живут в деревьях.
— Они просто путают эльфов и фейри. Хотя фейри тоже искусственная раса, и у нас с ними есть кое-что общее, но разница такая, что я вообще не понимаю, как люди, даже здешние, умудряются нас путать.
— Да, кстати, Экквинкальва… твоё имя что-нибудь означает?
— Нет. — Ответила эльфийка. — Просто одно из обычных имён на нашем севере.
— И ещё. Хозяина ваших «Чудес и диковин» звали Шелден Ласидо, что тоже несколько не по-здешнему. Он человек?
— Да. Просто он из Захвы.
— А на счёт тебя. Экквинкальва это имя или фамилия?
— Что? Ах, да. Никак не привыкну к этому. Мы, эльфы, чувствуем родство, так что нам не нужно оговаривать специально. Экквинкальва это имя. Это у людей двойные имена, а у нас одинарные. Если интересно, моё илинатоим — Раэна'шайна-ни. Но тебе это ни о чём не говорит.
— А что это значит?
— Это трудно перевести с эльфийского. Илинатоим это не совсем имя и не совсем титул, а скорее что-то вроде описания… или скорее нечто среднее. И, раз уж мы заговорили об именах, я хочу спросить одну вещь. Тебе когда-нибудь хотелось зваться по-другому?
— Не знаю. А почему ты спросила?
— Если хочешь, можешь поменять имя… На какое-нибудь, которое понравиться больше.
Юноша задумался.
— Это ведь ты тоже не просто так спросила? — Юноша задумался.
— Почему? — Ответила эльфийка. — Я просто хочу узнать, назовёшь ли ты себя.
— Что ты имеешь ввиду? Тоже начала говорить загадками, как жрецы в храме Ирдашана?
— Прислушайся к себе, и ты поймёшь.
Он некоторое время молчал.
— Если я скажу, что хотел бы носить имя Кинир, это тебя устроит?
Экквинкальва явно напряглась, внимательно всматриваясь в лицо юноши.
— Ты уверен?
— Пожалуй. Так значит, подойдёт?
— Вполне. Имя не совсем эльфийское, что, впрочем, понятно. Хочешь спросить ещё что-то?
— Да. Я вижу, что ты не оставляешь следов даже на грязи, твоя одежда не пачкается. Почему?
— Просто я… несколько не от мира сего.
— Я уже заметил.
— Не только в этом смысле. Мы, эльфы, менее связаны с миром, чем люди. У нас дома — я имею в виду земли эльфов — это, конечно, не важно, но бывает весьма полезно при таких вот походах. В этом мы тоже похожи на фейри. Когда-то, тысячи лет назад, мы действительно были одним народом. И сейчас они — единственные, кроме эльфов, могут творить песнями. Это кстати, тоже не просто красивые слова.
— Ладно, дорасскажешь завтра. Сегодня уже поздно. Это ты можешь спать через ночь.
Юноша завернулся в одеяло, а эльфийка легла просто на землю, раскинув руки и глядя в небо. Под звёздами она словно светилась внутренним светом, прекрасная, даже прекраснее, чем при первой встрече — никогда он ещё не видел Экквинкальву настолько ясно. Обычно в первый момент она казалась ему человеком, и только через несколько секунд он прозревал её настоящий облик.
— Я догадываюсь, кто ты. — Прошептала эльфийка.
— Разве ты не поняла этого ещё у Шелдена?
— Скажи… ты не помнишь своих родителей? — Спросила она совсем тихо.
— Увы, нет. Моя мать… умерла при родах… а отца арестовали почти за пол года до этого.
— Прости. — Шепнула Экквинкальва. Для взгляда юноши её облик затуманился, снова начав казаться человеческим. — Я… уже начала догадываться, что так произошло… женщинам людей… тяжело рожать от эльфов… Скорее всего, твоим отцом был Виндар, друг Финнболга. Почти тридцать лет назад он ушёл из Йи ленилла потому, что его интересовало что-то в покинутых землях: тех, которые мы оставили после… — Экквинкальва не закончила, но в её голосе промелькнули боль и ужас. Ей понадобилось ощутимое усилие, чтобы справится с собой. — Наверное, он полюбил человеческую женщину, и был уверен, что сможет спасти её с помощью магии, а может, просто не знал, что так может случиться… Я хорошо помню его.
— Ты хорошо помнишь того, кто ушёл от вас тридцать лет назад. — Проговорил юноша. — Сколько же тебе лет? — Не успев подумать, спросил он.
К его удивлению Экквинкальва спокойно ответила:
— В следующем году будет сто сорок.
— Прости, но… сколько же вы живёте? — Невпопад спросил он.
— Эльфы доживают до полутора тысяч лет. Полукровки — примерно до девятисот.
Ошарашенный открытием, Кинир не знал, что сказать. Экквинкальва тоже замолчала.

* * *
Во время похода до сих пор никаких непредвиденных сложностей не возникло: от слежки они ушли, потому что следили всё же за Шелденом, и на уход на Экквинкальвы с Киниром, по-видимому, не обратили внимания. Хотя припасов с собой взять удалось совсем немного, Экквинкальва зарабатывала показом фокусов для жителей, попадавшихся на пути на север деревень. Через батоккианскую границу им удалось перейти без приключений, через глухие леса вдали от любых поселений. Всем необходимым они запаслись заране, при этом Экквинкальва пожаловалась, что окажись с ними кто-нибудь из шести её сестёр-эйкинтелин, еду можно было бы добывать на месте, при помощи магии, но сама Экквинкальва не сильна в этой области колдовства. Правда, она тут же добавила, что фанаяли проще переносить длительные походы, и с эйкинтели уже Киниру пришлось бы подстраиваться под её темп, а не наоборот. Дорога через юг Захвы оказалась даже проще, уже тем, что не надо было думать о шпионах Ирдашана. Единственная неприятность случилась на севере Батокки, в одной из тех деревень, куда они заглянули на провизией. Там Экквинкальву приняли за тёмную эльфийку, и им пришлось спасаться бегством.

Кинир мысленно ругал себя за то, что послушался Экквинкальву, и бросил её среди разъярённых крестьян. Хотелось сейчас же бежать обратно, не смотря на то, что эльфийка думала только о нём, уверяя, что сама сможет спастись и без его помощи. Ещё она успела сказать только чтобы он дожидаться её в лесу подальше от деревни, как минимум до полуночи.
В начале ничего не предвещало беды. Но поздно вечером кто-то опознал в Экквинкальве эльфийку, что за всё время похода от Шелдена случалось только дважды. Вот только на этот раз её как-то умудрились принять за тёмную. До этого момента Кинир никогда не слышал о тёмных эльфах, о которых до этих областей доходили только слухи о том, что где-то далеко на востоке находится их логово. Но даже слухов хватило, чтобы Экквинкальву приняли за одну из них. Чем конкретно они так вредили людям никто толком объяснить не мог, и Экквинкальва и так понимала, что на таком расстоянии от малонаселённых, почти непроходимых лесов востока, из тёмных к ним мог бы заглянуть только такой же одинокий путешественник, как и она сама. Экквинкальва тёмной не была и не могла быть, но убедить в этом аборигенов ей не удалось, и когда дело явно шло к драке, эльфийка успела шепнуть Киниру, что надо бежать и разделиться. Погнались в основном за ней, и ему удалось ускользнуть, и сбить преследователей со следа. Спрятавшись в лесу, он остался там ждать эльфийку, обещавшую найти его там. Но солнце давно уже село, а Экквинкальвы всё не было.

Кинир уже собрался, было вставать и идти в деревню, когда из-за кустов донеслись лёгкие шаги. Кинир вскочил, обернулся. Эльфийка, медленно, и, как будто вслушиваясь во что-то слышимое только ей одной, проскользнула на поляну.
— Экквинкальва! Это ты! — Кинир всё же сдержался, чтобы не закричать от радости. — Ты всё-таки пришла! Я боялся за тебя.
— И зря боялся. — Ответила ему эльфийка всё тем же беззаботным голосом. — Что они могли мне сделать? Ты бы нисколько не помог бы мне, а только помешал бы.
— Не знаю. Как тебе удалось уйти от погони?
— А мне и не удалось. Просто они не придумали ничего лучше, чем запереть меня в подвале… Вот только Ирдашан уже давно запретил колдовство… И поэтому заколдованных замков у них не нашлось, а обычный я вскрыла сразу же, как только стемнело достаточно, чтобы меня не могли заметить. И быстро нашла тебя здесь.
— Предупреждать надо.
— Не было времени. И нам следует идти ночью: к утру моё исчезновение заметят, а до захвианской границы нам надо будет идти ещё несколько дней, как минимум. Да и там тоже надо быть осторожнее, чтобы снова не приняли за тёмную. Когда будем заходить к местным жителям, мне надо будет принимать меры, чтобы меня случайно не узнали.
Так и сделали. Экквинкальва использовала магию, чтобы скрыть свой эльфийский облик, чтобы его не мог разглядеть никто. Киниру, с первых дней видевшему в ней эльфийку, теперь пришлось привыкать к человеческому облику подруги. После случая в деревне Кинир внезапно осознал, что Экквинкальва стала для него не просто спутницей в походе на север. Экквинкальва стала дорога ему, и он понял, что полюбил её. Признаться эльфийке в любви он не решился, не зная, что она сама думает о нём. Всю ночь после того, как они убедились в том, что попыток догнать их нет, Кинир не спал, думая, что же ему делать: решится сказать Экквинкальве об этом сейчас же, или уже Йи ленилле, или дожидаться удобного случая, и станет ли она любить его, случайного знакомого, да ещё и получеловека.

* * *
Они прошли уже большую часть дороги к Йи лениллу. Эльфийский город находился далеко на севере, ещё севернее Захвы. Здесь уже было холодно, и лежал снег. Кинир закутался в толстый тяжёлый плащ, и забрался в пещерку, чтобы переждать буран, и жался поближе к костру. Экквинкальва, всё в том же тонком платье без рукавов лежала у входа, с таким видом, как будто это был пляж Моря Призраков.
— Эй, тебе точно не холодно? — Окликнул её Кинир, стараясь перекричать вой ветра.
Чтобы проще было разговаривать, эльфийка тоже забралась к нему в пещеру, на ходу стряхивая налипший снег.
— Нет. — Ответила она с ласковой улыбкой. — Обычный холод я вовсе не замечаю… Да, именно поэтому мы в основном и живём далеко на севере.
Эльфийка устроилась рядом с ним. Юноша взял её за руку, и тут же отдёрнулся: ладонь Экквинкальвы показалась ему холднее снега.
— Но тело от этого теплее не становиться. — Продолжила Экквинкальва — У меня, в отличие от людей, вемиков или орков температура тела зависит от окружающей среды. В одиноких походах это даже удобно: если приходится спать прямо на снегу, можно не опасаться, что он растает. И, как ни странно, самая морозоустойчивая раса — это вирги.
— Эти неженки? Не ожидал.
— Да, неженки. Но к холоду они устойчивее даже эльфов…
— А у вас дома, в Йи ленилле так же холодно?
— В нашем городе кроме эльфов живут люди и вемики, так что для них на значительной его части поддерживаться подходящая температура. При помощи колдовства, конечно. Это довольно просто.
— Да, кстати, почему мне приходится мёрзнуть? Ты что, не можешь воспользоваться магией, чтобы согреть воздух?
— Нет, не могу. — С грустью ответила эльфийка. — Нам же нужно идти, а не сидеть здесь. Мне просто не хватит сил, чтобы сохранять тепло вокруг нас на открытой местности, тем более под ветром. Увы, здесь мои возможности очень ограничены. Это моя ошибка: я забыла, что люди настолько чувствительны к холоду.
— Разве у тебя и здесь мало твоей эльфийской магии?
— Да. Даже здесь, в Захве, ещё сильно влияние Ирдашана. А вообще… волшебство повсюду. Просто ты ещё не всё замечаешь. При нашей первой встрече ты же тоже не сразу увидел, как я выгляжу на самом деле.
— А сейчас ты точно ничего не можешь сделать с морозом?
— Сделать? Может быть. Не с морозом, правда, а с ветром и липким снегом. Это не моя стихия, но на какое-то время он тебе не помешает. Только не будем сидеть на месте.
Экквинкальва запела. Кинир был не вполне уверен, что слышит её ушами. Он слышал, видел, всего понемногу, или даже скорее ощущал песню каким-то шестым чувством. Не слова — да и были ли там отдельные слова — а то, как песня растекалась вокруг. И, не прекращая петь, Экквинкальва направилась к выходу. Кинир тоже встал, и пошёл следом. Выглянув из пещеры, он так и застыл удивлённо: Снег падал всё так же. Но снежинки танцевали. Не метафорически, а по-настоящему. Ветер стих, но снег не падал ровно и спокойно, а закручивался в причудливые фигуры, формируя шары, кольца, шестиугольники, рисуя в воздухе сложные узоры. Некоторые снежинки слипались вместе, образуя такие же снежинки, только во много раз увеличенные. Достигнув некой критической массы, они падали вниз по обе стороны от тропы, пробивая в снегу звёздообразные углубления. В воздухе снежные ленты переплетались и закручивались, аккуратно ложась по бокам тропы. В наступившем безветрии идти сразу же стало легче. В небе по-прежнему висели тяжёлые тёмные тучи, но теперь снег не несло в лицо, он больше не лип, не засыпал тропу.
— Ну давай же, идём быстрее! — Позвала Кинира Экквинкальва. — Я не могу петь вечно.
Как будто подтверждая её слова, снова хлестнул ветер, и эльфийке пришлось спешно вернуться к магической песне. Снег танцевал вокруг них, аккуратно ложась по сторонам тропы, оставляя её не засыпанной. Кинир с певшей на ходу Экквинкальвой теперь шли намного быстрее, пусть всё же не настолько, как хотелось бы. Через несколько часов эльфийка уже явно начала уставать, но в тучах начали появляться просветы. Буран умчался на восток, и небо снова становилось чистым. Экквинкальва перестала петь, уже зная, что идти будет легко и без применения магии. До вечера они успели пройти довольно значительное расстояние, и в тот день впервые на усталость первой пожаловалась эльфийка, объяснив, что это оттого, что ей пришлось много колдовать в не подходящих для этого условиях. На ночлег пришлось остановиться в чистом поле, потому что из-за бурана они всё же не успевали дойти ни до одной из деревень, жители которых торговали больше с эльфами, чем с городами более южных областей — главным образом потому, что эльфам было проще путешествовать в таком климате, а ещё от того, что эльфы никогда не страдали жадностью, и, соответственно, цены у них были ниже. Невдалеке Экквинкальва углядела торчавшие из-под снега камни, но осматривать их не стала, хотя и почувствовала в них что-то неприятное. Кинир устроился в спальном мешке на расчищенном участке, Экквинкальва, как обычно, просто на снегу. Юноша не особо устал, но сразу же провалился в сон, перед этим ему показалось, что камни нашёптывали ему что-то.

С трудом, проснувшись от тяжёлого сна, в которым его преследовали скалящиеся морды, и совсем не прибавившего сил, Кинир обнаружил, что Экквинкальва исчезла. Он звал её, но никто не отзывался. Кинир пробовал искать её, найти хоть какие-то следы. — видимых следов эльфийка не оставляла даже на снегу, но ощущение её присутствия обычно исчезало не сразу — но сейчас он чувствовал что-то плохое, и не мог понять, что. Казалось, сам камни, торчавшие из-под снега рядом с ним, дышали лютой враждебностью. Стоило отвернуться, и они как будто вперевались ему в спину пышущем злобой взглядом. Всё же пересилив внезапно возникший страх, Кинир осмотрел камни, но и там ничего не обнаружил. Никаких следов, ничего. Наконец, в отчаянии, он побрёл дальше на север, к Землям Эльфов. Один.

* * *
Ругая себя за то, что не уследил за Экквинкальвой, Кинир дожидался торговцев из Йи ленилла в ближайшей деревне. Той самой, в которой они хотели заночевать, но не успели из-за бурана. Придя туда, он в первую очередь просил всех помочь ему найти Экквинкальву, но никаких следов обнаружить так и не удалось. Местные жители сказали только, что эти камни — проклятое место, но ничем не смогли помочь. Его спутница просто растворилась в ночи, оставив его одного. Кинир жалел, что не признался Экквинкальве в своих чувствах пока была возможность, и боялся, что больше не увидит её никогда. Не придумав ничего лучше, он решил, как они договаривались с Экквинкальвой, ждать в деревне торговцев из Йи ленилла, чтобы прибиться к каравану, и идти до города с ними.

К его удивлению, прибывшие в начале следующей недели торговцы пользовались обычными фургонами, ярко раскрашенными, с полозьями вместо колёс, чтобы их было проще тащить по снегу, и запряжёнными обычным лошадьми. Всего эльфов оказалось семеро — пять мужчин и две женщины. Дождавшись их в деревне, Кинир видел, как местные жители почтительно приветствовали их. Как бывало и с Экквинкальвой, они сначала показались Киниру людьми, и ему, привыкшему видеть эльфийку в только подруге, чтобы увидеть их по-настоящему, пришлось сделать над собой усилие. Оставшись внизу у дорожки, Кинир дождался, пока они поднимутся по лестнице, и всмотрелся. На фоне тёмного вечернего неба они как будто засияли внутренним светом, и преобразились перед его глазами.

(Упс. Я точно помню, что здесь была картинка, и ссылка есть, но по ней — пусто)
Все светловолосые, правда у одного они были зеленоватыми, а у второго — голубыми, они все сияли нездешней красотой, словно сошедшие из иного мира. Все пятеро были одеты в разноцветные штаны и куртки, такие же неестественно чистые, как и одежда Экквинкальвы. В обеих эльфийках, пока они казались людьми, не было ничего особенного, но в настоящем облике тоже оказались невероятными красавицами, но друг на друга они нисколько не походили. Наоборот, более непохожих женщин было трудно себе вообразить. Первая эльфийка, чем-то похожая на Экквинкальву, показалась Киниру совсем юной — на мгновение он даже забыл, что она, скорее всего, старше любого человека — одетая в такие же штаны и куртку, как мужчины, только расшитые абстрактными узорами из золотых и серебряных нитей. Её светло-рыжие волосы были заплетены ко множество косичек, с подвешенными к ним колокольчиками — как это можно было не заметить раньше Кинир уже совсем не понимал. Как и Экквинкальва, она была прекрасна как редкий брильянт, который находят раз в тысячелетие. Вторая эльфийка была несомненно старше на годы (десятилетия, если не века — тут же поправил себя Кинир), такая же беловолосая, как и Экквинкальва, но казавшаяся нежной и хрупкой,, босая и распущенными волосами, вызывала ассоциации с экзотическим цветком. Она носила широкую синюю юбку, и свободную блузку светло-голубого цвета. Широкие золотые браслеты, которые она носила на руках и на ногах, были покрыты одинаковыми узорами из переплетённых линий.
К немалому удивлению Кинира, первый эльф обратил на него внимание сразу же, не дожидаясь, когда он решиться заговорить с ним.

Увы, эльфы тоже не смогли сказать, куда делать Экквинкальва. Они все сразу же почувствовали враждебную силу Баатора, и больше ничего. Эльфам было крайне неприятно находитсься около камней, наполенных злобой и ненавистью Нижних Измерений, но они стойчески переносили это, пытаясь всё же узнать хоть что-то. Но нашли только след Врат Перехода. Насколько Кинир понял из объяснений, Врата Перехода позволяли перемещаться не только по Ли Хенндару, но и в другие миры, и даже Внешние Измерения: в любое место, которое было отмечено "магическим следом", как те камни, у которых пропала его спутница. Выследить, а, тем более, настигнуть мага, знающего, и способного использовать это заклинание, было просто невозможно. Подозрения Кинира о том, что Экквинкальву похитили, перешли в уверенность, но это ничем не могло помочь в её поисках. Ему ничего не оставалось, кроме как идти с эльфами в Йи ленилл. «Когда-нибудь я всё равно найду её» — думал Кинир.

Ушедший на третий день эльфийский караван двигался медленнее, чем Кинир мог бы идти пешком, но только потому, что они никуда не спешили. Кинир постараться узнать своих попутчиков получше, и они охотно рассказывали ему о себе. Как оказалось, главным из них был Финнболг, о котором ему уже рассказывала Экквинкальва, путешествовавший вместе со своей женой Амбот, оказавшейся сестрой Экквинкальвы, и действительно очень молодой по эльфийским меркам — ей было около ста лет. Она вышла замуж за Финнболга в ранней юности. Четверо других эльфов тоже давно уже вели дела в северной Захве. Старшая эльфийка, Исья, оказалась просто танцовщицей, путешествовавшей с торговцами исключительно из интереса, хотя она тоже немного заработала по специальности. Уже перед отбытием в Йи ленилл возникла проблема с тем, куда поселить Кинира: эльфы не ждали попутчиков. Жилых фургонов у них было только два, причём первый из них занимали Финнболг с женой, а во втором расположились оставшиеся четверо, кроме Исьи, предпочитавшей спать под открытым небом. Амбот тут же предложила ему своё место, но в конце концов эльфы воспользовались тем, что могли спать через ночь: четверо других решили спать посменно, чтобы для Кинир всегда находилось свободное место.

Вблизи границы Земель Эльфов заснеженная равнина менялась, хотя Кинир и не мог сказать, в чём именно заключалась перемена, но чувствовал её. Юноша поймал себя на том, что холод уже не так сильно досаждает ему — как сказал Финнболг, помогала эльфийская кровь. Кинир быстро начал видеть всех семерых в их истинном облике, и тут наконец-то понял, что его так удивило в деревне: эльфов сразу же узнали. По ночам в небе начали появляться полотнища холодного света, которые Финнболг назвал северным сиянием, но причины их появления объяснил, путано, и, по-видимому, сам не вполне понимал. Кинир каждый вечер любовался чудесными видениями, но эльфы тратили на это куда меньше времени: им такое зрелище было вполне привычно, хотя не переставало радовать.
— Что, нравиться? — Весело бросила ему Исья. — Любуйся, пока можно: скоро начнётся долгий день, когда такой возможности у тебя не будет больше месяца.
Кинир не стал спрашивать, что она имела ввиду: о том, что летом солнце здесь не садится целых четыре недели он узнал ещё от Экквинкальвы. Эльфы спали через ночь, но лошадям отдых нужен был каждую ночь, а потому половина ночей у них оказывалась свободной. В такие ночи они обычно проводили на воздухе — кроме Кинира, которому тоже надо было спать каждую ночь. Но сегодня он засиделся с эльфами допоздна. Исья танцевала перед ними при свете полярного сияния, как показалось Киниру, вовсе не касаясь свежевыпавшего снега. Киниру доводилось видеть красивые танцы на праздниках в Батокке, но там никогда не было ничего подобного. Попроси его кто-либо рассказать об этом, и он не смог бы описать, как бы не старался (Увы, у автора возникла та же проблема). Все слова меркли перед ощущением волшебства, которое растекалось вокруг, одновременно похожее и непохожее на песни Экквинкальвы.
Эльфам всё это было знакомо, но Исья всё равно для всех находила каждый раз что-то новое. Вторая эльфийка тоже захотела присоединиться к ней, хотя и знала, что у Исьи получается лучше: Амбот тоже училась на танцовщицу Шеа, но не прошла вступительный экзамен.

Амбот закончила танец, и упала на руки Эйкинтьясне. Голова кружилась после танца: не смотря на то, что она долго училась, ей всё равно не хватало чувства равновесия. Откинувшись назад в объятьях Эйкинтьясны, она закрыла глаза и приоткрыла губы. Но вместо того, чтобы поцеловать её, Эйкинтьясна разжала руки, уронив Амобт на пол. Это означало, что танец не удался.
Идя, домой к родителям, Амбот несла с собой свои немногие вещи — вытурив, ей едва дали время собраться — Амбот отнеслась к своей неудачи достаточно спокойно. Позже она узнала, что Эйкинтьясна провела остаток этой ночи на вершине башни, той самой, где Амбот встречала бы рассвет, если бы её приняли в танцовщицы Шеа.

До Исьи её умениям было далеко, да и танцевать было бы лучше в платье, однако Амбот всё же не могла сидеть в стороне. И, скинув туфли, присоединилась к Исье.
(картинка удалена)
Амбот каким-то образом ухитрялась кружиться в танце так, чтобы перезвон колокольчиков в её волосах сливался в хорошо знакомую Киниру мелодию. Простую. Единственную, на которую хватало её умения. Исья смогла так сыграть что угодно.
Кинир, видевший танец Шеа впервые в жизни, стоял, не шевелясь, словно бы боясь спугнуть чудесное видение, расцветшее перед ним. Домар — эльф с голубыми волосами — начал подпевать на эльфийском. Кинир не понимал смысла слов: нескольких уроков Экквинкальвы для этого оказалось явно мало, но песня ему всё равно понравилась. Чуть позже Финнболг шепнул ему, что эту песню Домар сочинил прямо сейчас.
Танец кончился, и эльфийки на мгновение замерли в ожидании. Амбот прикрыла было глаза, в вдруг почувствовала, что Исья припала к её губам. Амбот вывернулась едва ли не оттолкнув Исью, вперившись в неё гневным взором.
— Извини, — тихо проговорила Исья, — были интересно, что в этом находит Эйкинтьясна.
Иься, конечно имела в виду привычку Эйкинтьясны целоваться со своей партнёршей, когда они танцевали вдвоём. Сколько Амбот себя помнила, танцовщицы Шеа целовались только при принятии в сестринство, но Эйкинтьсяне это, похоже, понравилось.
— Да уж, — сказал Финнболг, — если Исье что-то захочется, она это сделает, кода все остальные меньше всего этого ожидают. Откуда это у неё: лезть вперёд, не останавливаясь, и тащить за собой всех вокруг? Как паровоз, который едет сам, без лошади, и при этом ещё и тащит за собой с десяток фургонов. Ах, да, ты, наверное, не слышал.
— Слышал. — Сказал Кинир. — Всю жизнь думал, сочиняют.
— Нет, это тоже, правда. Сам видел во владениях Амвинкара Чёрного, и даже ехал однажды.
Кинир ничего не ответил, уже зная, что если Финнболг что-то говорит, то скорее всего, так оно и есть.

* * *
Уже почти наступила ночь, но Кинир смотрел во все глаза. Стоявший прямо на леднике, издали Йи ленилл казался в наступающей короткой летней ночи сияющим радужным облаком, лежащим на скалах, едва ли не нависая над морем. Последние несколько дней их путь пролегал по сплошному льду, всё выше и выше, по петлявшей между торчащими из ледников скалами дороге, туда, где уже достигавший толщины в сотни метров ледник обрывался в море. В этот вечер Кинир уговаривал эльфов не останавливаться: хотя они сами были не против того, чтобы ещё раз заночевать во льдах, и прибыть в город на завтра, около полудня, но Киниру не терпелось увидеть всё вблизи. И, кроме того, отоспаться в нормальной кровати, а не на тесной полке в фургоне производства южной Захвы, невесть, почему оказавшемуся у эльфов.

Войдя в город, они сразу же разделились: Финнболг и Исьей позвали Кинира с собой, пока четверо других и Амбот отвозили фургоны. Финнболг предложил Киниру пожить у него, на что тот сразу же согласился, вовсе не поинтересовавшись другими вариантами: Финнболга он всё же знал лучше всех остальных эльфов, за исключением разве что исчезнувшей Экквинкальвы. И, не последнюю очередь, потому, что Финнболг жил в «тёплой» части города.
Финнболг, а ещё раньше Экквинкальва, успели многое рассказать ему. Но всё равно эльфийский город поражал воображение: по обеим сторонам улицы, по которой они шли, возвышались здания причудливых форм, построенные из нежно-розового и золотистого камня — среди которых не было двух одинаковых — похожие на раковины, невиданных рыб, цветы, или ещё более необычные фигуры. Стены часто были украшены ажурными конструкциями с кристальными вставками, выдающими себя за рубины и изумруды — несомненно, из перепетого стекла, но менее красивыми они от этого не становились. Снег почти везде был убран, и только по краям дорог, по которым они шли, оставались залежи.
Уже наступившей ночью на хорошо освещённых улицах встречалось больше народа, чем в других виденных Киниром городах, и почти что только эльфы, которых он узнавал почти сразу же, уже не особо приглядываясь.
Магический купол, накрывающий значительную часть города, сам был невидим, но его границы были всё равно видны всем: согретая магией часть города утопала в зелени. Кинир не смог опознать и четверти местных растений. Во многих местах каменную кладку покрывали незнакомые ему вьющиеся растения, оставляя, однако украшательства открытыми. Причём вид веток доказывал, что их не обрезали, а просто они выросли так. Не иначе, как при помощи той же песенной магии. Следом Финнболгом Кинир поднялся к границе купола рядом с большим зданием со спиральными башнями. Сам купол оказался совсем невидим и с трёх шагов, и, когда Финнболг первым шагнул через него, Кинир уже не удивился тому, что и на это купол никак не прореагировал. И шагнул следом, на круглую площадку с круглым же небольшим колодцем в центре. Кинир так и не спросил, насколько тепло под куполом, и обнаружил, что даже теплее, чем можно было бы предположить, судя по растениям. Довольно сухой воздух, почти как на родине, не вязался с окружающим снегом, иногда залетавшим с ветром, и сразу таявшим. Кинир обошёл площадку вокруг, откуда открылся вид на море с востока, и ледники со всех остальных направлений. В небе снова сияли полотнища радужного света. Исья присела на край колодца, да так и осталась сидеть, замерев неподвижно.

(картинка удалена)
Оставив её там, Кинир подошёл к мостику, где снег не убрали, надеясь, всё же разглядеть точную границу купола. Купол действительно оказался почти невидим. Только очень приглядевшись, Киниру удалось заметить едва заметное мерцание, тонкой плёнкой поднимавшееся точно от того места, где начинался снег. Отметив про себя, что хорошо бы спросить Финнболга, как это устроено, и почему дующий снаружи ветер изнутри уже тёплый, а наоборот — холодный, даже если стоять в двух шагах от границы, Кинир пошёл за ним к его дому.

P.S. Не молчите, пожалуста Отвечайте что угодно, только не молчите... Лучше услышать КГ/АМ, чем вообще ничего