ну, если ранние (относительно ранние) стихи Кеменкири можно считать "по ЧКА" - то пожалуйста.
Хотя, конечно, тут скорее ассоциативный ряд, нежели взгляд "изнутри". Есть и другие, в БТЭ у Гарета.
---------
СЛУШАЯ ПЕСНИ ЧЕРНОЙ КНИГИ
Черная книга, скорбная песня ветра,
Плач без надежды в уже безнадежном мире…
Где ты, мой поезд, считающий километры -
Сколько их? - думаю, тысяча двадцать четыре.
Мир истончается, скоро уж рухнут подпорки,
Собственным голосом взвоют восставшие мифы.
Если теперь в Кишиневе заводятся орки -
Будут в Москве аримаспы и хищные грифы.
Это - начало лишь: долго я воду мутила,
Древние силы будила, кольцом зазывала…
Будет с боями идти к нареченной Аттила,
Только, наверное, сгинет, как прежде бывало.
Кто бы наставил меня: «Поезжай на здоровье!» -
В путь проводил, что лежит то дугою, то хордой
В земли Молдовы, а кто говорит - Приднестровья
(Мне почему-то сегодня послышалось: «Мордор»).
…Даже отъявленный черный по опыту знает:
Ночи сменяются злыми, но все-таки днями.
Мне ж хоть приснится, как те города возникают,
Споря со звездами, у горизонта огнями.
Грянут над ними снега или хляби прольются,
Тот, кто захочет найти их, дорогу отыщет.
Мимо проходят века - города остаются,
Хоть их порой называют уже «городища».
* * * *
Мы памятью разной помним, что было тогда.
Ниеннах
Различною ведомые судьбой,
Ты - злой и черной, я - сугубо странной,
Мы не один ли по ночам с тобой
Вновь прозреваем город деревянный?
Воздвигнут над медлительной рекой
(И яблони в садах, и в поле - клевер),
Столетьями - война и непокой,
И там и здесь - мятежно-вольный север.
Век собственный не исчерпав на треть,
Его века бестрепетно листаем,
Где он стократ заставит умереть,
Сквозь нас воспоминаньем прорастая.
Ты помнишь камень, сходный со звездой,
В кольце, какого мир не видел краше, -
И предо мной проходят чередой
Мечи, браслеты и резные чаши.
Ты знаешь имя каждого и как
Росли они, что совершить успели -
И я припомню: с Пятшей дрался дьяк,
Якуна же в Нередице отпели.
О город! Ты к чужим ногам сложил
Свою некоронованную волю, -
Но и в земле, под спудом, недвижим,
Притягиваешь - древностью ли, болью…
И воздадим благодаренье мы
За нашу долю в этом странном даре
Ты - властелину Памяти и Тьмы,
А я - на Новгородском семинаре.
* * * *
БАЛЛАДА О БОЛЬНОЙ ГОЛОВЕ
Пропою-ка я вновь балладу о больной моей голове.
Шаг шагну, ослабею, сяду - по макушку в густой траве.
Огляжусь, пожалею - поздно! Нет ни ирисов, ни руин.
И, хоть небо глазасто-звездно, только Тирас - не Андуин.
Не из дерева сложен город, что встает из-за быстрых вод,
И не крыльями воздух вспорот - то кирпичный дымит завод.
Впрочем, ты далека, промзона - может, это и облака.
Впрочем, если конец сезона - все равно, от чего тоска.
И ни бусины - для музея, ни для карты - заросших троп.
Только горечью - Слободзея, где полынью зарос раскоп.
Только в глине да в алчных лапах - лишь осколки былых святынь... -
Mon Andre, что за сладкий запах? - Ты не знаешь? Цветет полынь...
Для чего я балладу пела? Тщетна память, бесплодна месть.
Просто слово сказать хотела о раскопе, который ЕСТЬ.
Там земля без лопаты стынет, там шальная растет трава -
От незримых цветов полыни до сих пор больна голова...
* * * *
РАЗГОВОР С ЧЕРНЫМ ВЕТРОМ ВО ВРЕМЯ МОСКОВСКОГО УРАГАНА
Не забудь другой дороги, вдруг по ней ступаешь ты!
Сергей Гонцов
Мир становится на ребро,
Озаренный ночной грозой.
Ты твердишь мне, что серебро
Лучше золота с бирюзой.
Я отвечу, что ни к чему
Ворошить этот вечный спор
И нырять с головой во тьму…
- Значит, все-таки Валинор?… -
И стоишь, закусив губу
(А меня разбирает смех),
Проклиная свою судьбу,
И мою, и Того, и Тех.
Мне бы вскрикнуть: «Ты прав, я - «за»!» -
Ты ж всерьез, ты не виноват…
А ведь, знаешь ли, бирюза -
Это радость лихих сармат,
А над Скифией без прикрас -
Чистым златом лучился день -
Вместе с солнцем в рассветный час
Дивнорогий вставал олень.
И бывали его рога
В свод небесный длиной порой.
Лился свет на любой курган,
Где - и каменный - жил герой:
Все оставила смерть ему,
Что любил - рог, и меч, и смех…
Степь бескрайняя, почему
Не хватает тебя на всех?!
Скифам вышел срок, и - легки,
Словно род их не от земли, -
Из-за Танаиса-реки
Половодьем сарматы шли.
И не знает никто имен
И названия той войны,
Сколько встретилось в ней племен,
Все ли были истреблены…
Только небо заволокло
Дымкой легкою, как слезой.
Только золото проросло -
Нет, не кровью, а бирюзой.
…Вот над чем вместо дня и тьмы
Я шаманю и ворожу.
Но враги ли друг другу мы?
Оставайся! А я скажу,
Что на тьму променяю день:
Этой ночью, сквозь ураган
Скифский в тучах летит олень,
Ветви молний - его рога!
И в метро тебе не попасть -
Все эпохи переплелись.
За окном, разевая пасть,
Птеродактиль взмывает ввысь,
Нам подмигивая хитро,
Словно в мире не кайнозой…
Камень, золото, серебро
Лучше золота с бирюзой.
* * * *
ПЕСНЯ ЧЕРНОГО АРХЕОЛОГА
А пути мои - всё неторные,
Лютня черная, песни черные,
Да черна земля под лопатою,
Да пуста совсем, распроклятая!
Вот бы встретиться - вновь устало я
Размышляю - мне с Черным Валою:
Ведь обоих нас все от морюшка
И до гор зовут «черным горюшком».
Только он - за Гранью, орбитою,
Ну а я - дорогой разбитою,
То сычем кричу за деревнею,
То вотще ищу злато древнее.
Чтобы разорвать круг постылый мой,
Я согласен стать и самою Тьмой,
Я готов летать - вечно мучиться…
Ну а он копать пусть поучится.
Весна - 04-05.11.2000, под полит. разговоры М. и Ч.
* * * *
Казалось бы, что проще для ума:
Нырнуть во мглу, что манит и морочит?
И все же не решусь сказать: "Я - Тьма",
Хоть в мире нет часов прекрасней ночи.
Но не осмелюсь и на тот ответ,
Что в путь зовет и грозный и великий.
Я не воскликну никогда: "Я - Свет", -
Ты - Свет, а я - лишь отблески и блики.
Не Радуга, не Серость… Что страшней -
Назвать не то? Произнести "не знаю"?
Шепчу "Я - Степь" - и растворяюсь в ней,
Как будто в море - кукла соляная.
Теперь вникайте в мельтешенье трав,
Ловите блеск на лезвии лопаты,
Смотрите в небо, голову задрав,
Смотрите с неба, если вы крылаты.
Летите - терпкой чашею прогнусь,
Щемящим предвкушеньем приземленья,
И протянусь, и сладко потянусь
Великой степью - и великой ленью.
Пребуду каплей в колыбели стран,
Что мнет столицы и народы крутит…
Играй и мной, ковыльный океан -
Вдруг доплеснешь когда-нибудь до сути?
23 Июня 2000
* * * *
ПЕСНЬ О ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТИ
Имен не осталось.
Ниеннах
Падет закат, и встанет мгла, кто проиграет в дурака,
кто возрыдает над корытом,
Кому - серьезные дела… А я сижу над ЧКА,
над словарем Ах’энн открытым.
Не мыслю Тьме противостать, но вновь незримая стена
неколебима между нами:
Ведь мне учебник не достать, остались только имена,
и что мне делать с именами?
Пусть не является во сне всепоглощающий потоп,
всесокрушающее море,
Дворцы и хижины на дне, - но я довольно знаю,
чтоб затосковать о Нуменорэ.
Сады и россыпи камней, - да что там, целая страна!
- вовек сокрыта под волнами, -
И адунаик вместе с ней. Остались только имена
- и что мне делать с именами?
Когда уйдет последний гном, когда падет последний орк,
и энт последний станет древом,
Настанет Смертных век, и в нем филологический восторг
я усмирю холодным гневом.
Зачем мне сей разумный век, его святыня и порок,
зачем мой путь - не между вами?
…Своей эпохи человек, я снова брежу между строк
несохраненными словами.
Я препарирую слова, я открываю словари,
и пусть улов весьма обилен,
Бывает - повезет едва, но чаще слышен только скрип
перенатруженных извилин.
Увы, с былым не слиться нам, крепка проклятая стена,
хоть и прозрачна временами…
Я поклоняюсь именам, я постигаю имена,
я прорастаю именами.
А ты избрал веселый путь, душа поет, а не болит,
и не саднит потери жалость,
Не грезишь прошлое вернуть - ты предпочел палеолит,
где и имен-то не осталось.
Дурного слова не скажу: не чужд естественных наук,
ты не пренебрежешь иными…
Но я с тобой не ухожу: я верю имени, мой друг,
и что сей мир, когда не имя?..
* * * *
ПАЛЕОНТОЛОГИЯ ПОЛЫНИ
Полынь - характерная особенность конца
ледникового периода в нашей полосе.
(Из лекции А.Е.К. на археологическом
кружке ГИМ)
Кто придумал, что полынь - трава тоски?
Верно - горечь; верно - лед; быть может - сны.
Это просто отступают ледники,
Наступают двести лет сплошной весны.
Там, где раньше только стыла полынья,
Все поля заполоняет - и права
В этом радость полоумного зверья -
Хоть и горькая, а все-таки трава.
Те сугробы, где никто не сыпал соль,
Что лежали мирно пару тысяч лет,
Невозвратно тают… Да, конечно, боль,
И виновен в этом, безусловно, Свет.
Лед уходит - без прочувствованных сцен
На прощание - туманом, ручейком…
И полынью наступает голоцен.
Но растерянно идет за ледником,
Проклиная все сломавший новый век,
И зверье виня, и каждую звезду,
Потрясенный первобытный человек,
Так привыкший за столетия ко льду.
Главная
Страниц: 1 
