Отчет с игры "Нарготрондская усобица" ("саратовская Лэйтиан"), Саратов, 11-12 августа 2001 года, главный мастер - Фирнвен (Таисия Турскова).
(игра мистериального типа по Толкиену с жестким сюжетом)

Рассказ Кайрен-отступницы с острова Тол-ин-Гаурхот

Итак, прошла моя фактически первая в жизни ролевая игра, на которой я действительно играла (ибо за две недели до этого я успела посидеть двое суток в мастерской лагере на полигоне «Задрипанного Форта» и получить в некотором роде боевое крещение ролевика). Впрочем, игра ли это была? Или все-таки кусочек другой жизни?
Я даже не знаю сейчас, с чего я должна начать свой рассказ. С того, как в августе прошлого года я, тогда полнейший чайник, впервые начала переписываться с Фирнвен и узнала от нее о предстоящем действе? Почти тогда же мы познакомились по переписке с Анной, и несколько позже – с Хэлкой. Низкий поклон им за то, что они меня вытянули на игру, и вообще за всю моральную поддержку, которую оказывали в течение года.
Я тогда еще не знала, кого собираюсь играть и нужно ли мне это вообще. Я знала одно – что я хочу увидеть поединок, хочу пережить этот момент вместе с Финродом. Быть рядом с ним – до конца. Но как это сделать? Я явно не годилась на роль эльфа из отряда Финрода – ни по внешности, ни по менталитету, ни по состоянию здоровья (бегать с отрядом по бурелому среди ночи было занятием никак не для меня). Тогда я вызвалась играть на Тол-ин-Гаурхот. Но кого играть – орка? Ни в коем случае. И вообще я не желала быть отрицательным персонажем. Тогда и возникла идея, повергнувшая многих в изумление и недоумение. Идея, по-видимому, глубоко неканоническая – и тем не менее я до сих пор не жалею, что сыграла именно то, что сыграла. Хотелось отыграть не злодейку, а обычную женщину, которой заморочили голову и которая тяжело и трудно ищет ответы на какие-то свои вопросы, - и даже перед самой смертью находит их, по-видимому, далеко не до конца или вообще не находит. Человека со своей, - пусть крайне примитивной, но все же внутренней жизнью. Иначе говоря, идея фикс была – изобразить порядочного по сути своей человека, человека с изначально нормальными нравственными понятиями, попавшего, если можно так выразиться, в скверные обстоятельства. Кайрен и ее покойный муж служили Мелькору и Саурону не потому, что они такие прожженные злодеи, а исключительно потому, что они испокон века живут на этих северных землях, в этом окружении и ничего другого просто не знают.
Очевидно, что не мне судить о том, что у меня в итоге получилось.

Самое смешное, что я практически не помню ничего из того, что происходило на игре, и особенно не помню, что я говорила сама. Так что теперь я пытаюсь вновь реконструировать свои речи и ощущения в тот момент задним числом – возможно, найдутся те, кто меня поправят.
Ехали весело – в одной вагоне вместе со мной и Юлей ехала целая доблестная дружина феанорингов (Крейл и компания), которая во все время пути спешно дошивала роскошное черное знамя с серебряной звездой. Сюда же к нам пришли Анжела и двое ее парней и Эйлиан из шестого вагона, - так что вся компания гроздьями облепила одно купе, вызвав бурное недовольство проводницы, которая всю дорогу нас гоняла и грозилась вызвать милицию. Любопытно, что в соседнем купе ехала буйная компания футбольных фанатов тинейджерского возраста (и вообще весь поезд был заполнен этими самыми фанатами, которые к ночи упились до состояния лежачих риз), которые всю дорогу бурно пили водку, орали и употребляли самый крутой спектр выражений русского языка: так вот этой компании проводники и не подумали сделать замечание. Вместо этого внимание блюстителей порядка привлекла, разумеется, мирно беседовавшая группа интеллигентных парней и девушек в возрасте от 17 до 35 лет: видно, что наши мечи и знамена показались даме-проводнице необыкновенно опасными. Я завязала вполне мирную беседу с нашим Келегормом и только была слегка удивлена тем, что девушка все время обращалась ко мне на «вы». На мой вопрос, с чем это связано, она вдруг ответила: «ну не могу же я, благородный сын Феанаро, обращаться с дружеским словом ко вражеской прислужнице на Тол-ин-Гаурхот». «Аааа…», - только и смогла протянуть я в ответ. Так я поняла, что игра началась – задолго до обозначенного времени. Впрочем, дальнейшая беседа наша потекла по вполне дружелюбному руслу, и доблестные сыны Феанаро даже уделили служительнице Моргота кусочек арбуза. Кроме того, по дороге Келегорм и Куруфин старательно пытались написать текст послания к Тинголу, в котором Келегорм просит руки его дочери, а вся обступившая их компания дружно подавала ценные указания. Решили писать на квенья, несмотря на то, что как раз этот язык был запрещен Тинголом к употреблению: «Пусть знает наших!» - гордо заявил(а) Келегорм, злорадно потирая руки. Кстати, свиток с этим посланием, который на игре несчастная Тавия так и не доставила королю Тинголу, безуспешно проплутав два часа по ночным оврагам в поисках Дориата, подобрали мы с Таисией перед отъездом с полигона, и теперь он хранится у меня дома как ценная реликвия. К одиннадцати ночи нас все-таки разогнали (часть компании потом еще собралась в ресторане) и мы с Юлькой легли спать, но к утру опять все стянулись к соседнему купе. Напоследок, уже когда мы приехала на вокзал и вышли на перрон, проводница попыталась отомстить нам, обвинив нашу компанию в краже занавесок из купе и в том, что из оных занавесок мы сшили знамя («я же видела, что вы сидели и вышивали какую-то тряпку, - надрывалась проводница, - а теперь из вашего купе исчезли занавески»). Я предположила, что занавески сперли футбольные болельщики, чтобы размахивать ими на стадионе. Спешно подхватив рюкзаки и баулы, мы поспешили ретироваться вдоль перрона, а вослед нам неслись злобные крики проводницы, грозившейся вызвать милицию, - к счастью, пройдя двести метров, мы наткнулись на встречавших нас Хэлку и приехавшую днем ранее Натали. Ломанувшись всей компанией (тут к нам присоединились еще и Сэрмал с мужем и несколько человек, приехавших более ранним поездом – включая нашу будущую Мелиан и будущую Финдуилас) к автобусной станции, мы очень быстро были разочарованы, узнав, что билеты на автобус до нужной нам остановки не продаются. Крейл и Хэлка пошли договариваться непосредственно с водителем автобуса. В итоге мы уехали в два приема. Почтенные саратовские бабушки в автобусе ругались матом на нехорошую молодежь, которая поставила свои неподъемные рюкзаки прямо им, бабушкам, на головы. У меня болела нога, и я, развернувшись, попыталась присесть на собственную сумку, - но вместо этого ненароком уселась на коленки к тетеньке средних лет, поедавшей местное саратовское мороженое. Тетенька завизжала дурным голосом и обвинила меня во всех смертных грехах. Я в ответ апеллировала к Крейлу, как наиболее представительному мужчине в группе. Наконец после часа езды, слегка полузадушенные, мы выбрались из переполненного автобуса (тетки вздохнули с облегчением) и высадились прямо посреди дороги. До полигона было топать километра четыре по тридцатиградусной жаре. К счастью, я поймала попутку, которая подвезла меня прямо к мастерскому лагерю. Остальные дотопали пешком. После кратких, но бурных приветствий Больдог повел меня осматривать мое будущее местожительство – Тол-ин-Гаурхот. Даже при дневном освещении, но в затененном лесу черный трон выглядел как-то одновременно и зловеще и в то же время... печально - как одинокий памятник бессмысленной и беспощадной неограниченной власти, но сейчас уже не страшной и не опасной. Своего рода одновременно и ностальгия и предостережение. Маленький театр абсурда, но абсурда грозного и величественного. Унылые ветви сухостоя низко переплелись над головой, так что даже мне при моем росте приходилось низко пригибаться, продираясь подлеском. «Видишь, здесь ветви деревьев тонкие, поэтому по техническим причинам нам придется отменить сцену с повешением заложника», - объяснил мне Больдог, чрезвычайно гордый своей работой, - и, действительно, строяк на острове был просто отличный. Я вздохнула с облегчением, ибо еще накануне игры яростно протестовала против идеи с повешением, - но парень из отряда Финрода, который должен был подвергнуться этой каре, кажется, был разочарован. Я поспешила уйти с Тол-ин-Гаурхот обратно в мастерский лагерь и провести оставшиеся мне несколько часов цивильной жизни среди яркого света и шума знакомых голосов, - здесь все давило мне на сердце, и на жаре я зябко поежилась от одной мысли о том, что мне придется провести всю ночь в этом печальном и зловещем месте. В который раз я пожалела о том, что не сумела придумать себе подходящей легенды для того, чтобы играть в Нарготронде…
Еще заезжали новые игроки, откуда-то из палаток вылезали заспанные знакомые и незнакомые физиономии, - те, кто заехал вчера или рано утром. Так я узрела Кири и, - о, радость! – Анну и пала в их объятия. Народ спешно готовился – дошивал прикиды, раскрашивал знамена, просматривал словари. Анна вызвалась проводить меня до спешно строящегося в овраге Нарготронда. На поляне Больдог с орками и отрядники Финрода репетировали бой по дороге на Тол-ин-Гаурхот: Сэрмал, войдя в раж, билась с истинно реконструкторским пылом и едва не снесла Больдогу голову по жизни. С Волчьего острова, от подножия черного трона, доносились звуки музыки – там Василий и Елена репетировали поединок. Расположившись в мастерском лагере вместе с Фирнвен, Натали и Эйлиан, мы принялись обустраивать будущую нарготрондскую библиотеку – надписывали, склеивали и сматывали древние свитки. Меня уже начинало трясти и я только и могла, что сокрушенно повторять: «господи, во что я ввязалась?» и «зачем я заявилась на Тол-ин-Гаурхот»? А потом время внезапно потекло очень быстро, - и вот уже вся поляна в мастерском лагере заполнилась народом, спешно сменяющем шорты и майки на длинные эльфийские платья, туники и кольчуги. Я тоже торопливо переоделась, надвинула капюшон своей черной робы на глаза, пытаясь скрыть очки, - но так было очень неудобно, так что я решила плюнуть и снова откинула капюшон за спину, решив, что все равно в темноте никто не обратит внимания на столь неантуражную деталь. Тут я в очередной раз столкнулась с капризами своего таинственного фотоаппарата, наотрез отказавшегося перематывать пленку. Попытавшись несколько раз безуспешно нажать на кнопку, я досадливо зашвырнула бесполезную машинку обратно в сумку, надеясь теперь только и исключительно на оперативность своих коллег. Кстати, насколько я понимаю, события на Тол-ин-Гаурхот так никто и не заснял, - а жаль. Созерцание роскошных прикидов на недолгое время отвлекло меня от собственного дикого страха. Хэлка с небесно-голубом платье, расшитом золотыми лилиями, с распущенными волосами, и Елена в переливающемся лазоревом плаще были просто великолепны. Словно в  противовес сверкающим эльфийским нарядам Анна вышла из палатки в темно-коричневой походной, местами разодранной одежде, в высоких грубых сапогах, с ножом, заткнутым за голенище, и, ни с кем не общаясь, спешно унеслась в одиночестве в сторону Дориата – она вроливается первая, ей начинать действо. В закутке Анжела раскрашивала лица будущим оркам, - увидев прямо возле себя одно такое произведение визажистского искусства, я и впрямь едва не заорала от страха. Сама же Анжела отказалась показаться народу перед действом в макияже и прикиде («я не хочу, чтобы отряд Финрода видел меня прежде времени»), - и, как оказалось, не напрасно.
Первым уходил Дориат, - запомнилось, как девушка, игравшая Мелиан (к этому времени распустившая волосы, заплетенные ранее на африканский манер во множество тонких косичек, так что теперь они волнами легли ей за спину, образовав роскошную гриву), торопила Хэлку:
- Лютиэн, мать твою! То есть меня! Идешь ты или нет?
Затем двинулся несколькими отрядами многочисленный Нарготронд, - среди них последними, на отшибе, шла дружина феанорингов, гордо воздев над головами огромное расшитое черное знамя. Помню, как я, едва ли не плача, пала на руки уходящей Эйлиан в белоснежном наряде и второпях говорила ей о том, что не знаю, как буду играть и как перенесу такое эмоциональное напряжение. «Почему я не играю в Нарготронде? Что мне делать на Тол-ин-Гаурхот?» – спрашивала я ее в очередной раз. Спасибо Эйлиан, - она правильно поняла мои сбивчивые эмоции. «Спаси Финрода, - торопливо сказала она мне перед уходом, - спаси его и погибни сама. Или хотя бы попытайся спасти…» Водоворот спешно разбегающегося по игровым лагерям народу разделил нас. В стремительно надвигающихся сумерках я отправилась на Тол-ин-Гаурхот одна: Анжела и Василий уже находились там, гримируясь втайне от остальных, а Больдог с отрядом орков, сразу же, не заходя на остров, отправились в разведку. Так что первые три часа, едва ли не самые трудные, мы играли на Волчьем Острове вчетвером: я, Василий, Анжела и еще один молодой парень, назвавшийся по игре Варреном. Тол-ин-Гаурхот вроливался и начинал свое действо последним из трех игровых лагерей. Вероятно, ввиду малого количества игроков официальной церемонии вролинга у нас не происходило. Просто, увидев загримированных Василия, в грозном молчании восседающего на черном троне, и Анжелу в виде огромной зловещей летучей мыши, то я просто не смогла обратиться к ним иначе как «Повелитель» и «Госпожа Тхурингветиль». Горел, рассыпаясь искрами, высокий костер у подножия черного трона, освещая пространство не более, чем на три шага вокруг, - далее простиралась безмолвная, всепоглощающая тьма, - не та тьма, в которой светят звезды, а та, которая поглощает душу и парализует волю, насылая на несведущего еще человека зловещие видения (я сейчас решительно не могу вспомнить, действительно ли ночь была абсолютно безлунная и беззвездная, или это уже задним числом разыгралось мое воображение). Недавно прибывшая для службы на Волчий остров надзирательница Кайрен склонилась перед Черным троном в почтительном поклоне. С этого момента воспоминания игрока и персонажа так перемешиваются, что практически невозможно отделить одно от другого.

Кайрен старалась отогнать от себя дурные предчувствия. Всего несколько месяцев назад, как она прибилась на Тол-ин-Гаурхот и попала, - страшно даже сказать, - под начало самого Повелителя Гортхауэра. В небольшом племенном клане Рысей, из которого Кайрен была родом и которое, в свою очередь, пришло в уже позабытые давние годы на эти северные земли откуда-то с востока, всякий знал о том, что выше Повелителя – только сам Мелькор, великий Властелин всего мира. Вообще-то Кайрен не о чем было беспокоиться. Впервые после войны, после смерти мужа, павшего в великой битве за Властелина, после полуголодных скитаний и болезней, Кайрен наконец-то была сыта и имела надежную крышу над головой. Повелитель был не то, чтобы очень ласков с ней, - но безусловно справедлив, и великой милостью своей прощал Кайрен все ее промахи, которые она невольно допускала во множестве, несмотря на то, что всячески старалась угодить и быть полезной на службе. А главное, - Кайрен могла больше не беспокоиться о будущем своего сына: старший ее Ульдор, которому едва исполнилось восемнадцать лет, только что принял присягу в армии великой Северной Твердыни, едва ли не в личной гвардии самого Властелина. Кайрен гордилась сыном, - неудивительно, что он взлетел так высоко, ведь она еще в прежние, мирные годы, отрывая кусок от себя и от мужа, сумела выучить своего единственного будущего кормильца грамоте и письму. А рядом с сыном и для Кайрен нашелся бы кусок хлеба на старости лет. Вот только… только опустошительная война, огнем прокатившаяся по северным землям и вроде бы затихшая на время, все еще продолжалась вяло, в виде отдельных стычек и грозила вспыхнуть снова. Где-то гибли отряды северных следопытов, - людей и орков, - посланные в развездку на поиски таинственных затаившихся эльфийских королевств. Истерзанная земля Белерианда не могла жить спокойно, пока в этом мире существовали пришедшие сюда в незапамятные для народа Кайрен белолицые бессмертные эльфы, развязавшие кровавую войну, и обманутые ими люди – отступники от истинной веры, предавшие Великого Властелина. А, раз так, то и ненаглядный сыночек Кайрен не мог быть в безопасности: безжалостные заморские отродья убьют ее сына так же, как уже убили ее мужа. Сердце Кайрен, сердце матери, рвалось к сыну, - но отпуска в Северной Твердыне не давали. На все вопросы Кайрен Повелитель отвечал ей только: «Будь терпелива, женщина, и исправна в своей службе, и Властелин в неограниченной милости своей позволит тебе увидеться с сыном», - и Кайрен уходила каждый раз польщенная и смущенная, но сердце ее разрывалось одновременно от гордости и от тревоги. «Конечно, Властелин не преминет увидеть преданность моего сына и сделает его офицером», - думала Кайрен, но какая-то червоточина сомнения разъедала ее душу.
Она рвалась на землю, быть ближе к земле, вырваться из постылых и зловеще нависших над ее головой каменных стен крепости, угрюмо стоявшей посреди острова и подавлявшей Кайрен своим монолитным величием – воистину, правду говорят, что крепость эту на самом деле построили эльфы и следы их злого колдовства сохранились в этом месте. Ей хотелось какой-то иной, полузабытой жизни, - странным воплощением которой была для нее собственная хижина, огород и своя скотина, и сильный, здоровый сын, помогающий ей вести хозяйство. А там… кто знает… Кайрен была еще молода. Тридцать шесть лет – женщина в соку, крепкая и здоровая. Она любила своего покойного мужа и оплакала его гибель, взывая ко всем знакомым ей духам, но жизнь-то продолжалась. Ее тело стосковалось по мужскому теплу и ласке. Здесь ее окружали практически одни лишь орки, -Кайрен боялась орков и отодвигалась от них брезгливо. Как вдруг – неожиданная радость, - человек на Волчьем Острове. Кайрен даже не сразу поверила в свою удачу, - в вечном полумраке острова она едва не приняла его за высокого орка. Парня звали Варрен, и он был моложе Кайрен, да к тому же вовсе некрасив. Но он был здоровый мужчина, единственный, кроме Кайрен, человек на Острове, да к тому же еще и из родственного племени Кайрен клана Ворона. Отправившись вместе на заготовку дров за стены крепости, Кайрен и Варрен, обрадовавшись друг другу, некоторое время обменивались впечатлениями прошедшей мирной жизни, прежде чем Кайрен, наконец, решилась намекнуть о том, что она еще молодая, одинокая вдова. Горькой обидой прозвучали для нее слова Варрена: «Я одинок и хочу быть одиноким, Кайрен. Идет война, - и не похоже, чтобы она кончилась на наших глазах. Быть может, твой сын и увидит мирные времена, но я не желаю обременять себя семьей и какими-либо обязательствами кроме службы Властелину, в такое тревожное время,. В войне с эльфами Северу нужны воины. Мужчине не место на огороде вместе с бабой». Кайрен хотела заплакать, но сдержала слезы, - она тоже была горда. «Я еще в том возрасте, когда могу родить тебе сына, Варрен», - сказала она с достоинством, но Варрен только покачал головой и повторил ей, что не желает себя связывать ничем. Однако Кайрен, успокоившись, была рада уже тому, что Варрен разрешил ей приходить к нему иногда и развлекать его разговорами. «Я буду рад тебе, Кайрен. Всегда приятно поговорить с тем, кто по-настоящему верен нашему Властелину».

(Я должна в этом месте сделать пояснение. Действительно до начала игры я полагала, что буду единственным человеком на Острове – ни Больдог, ни кто-либо еще не говорили мне о других людях; так что Варрена,  раскрашенного Анжелой точно так же, как и орки из отряда Больдога, я и приняла поначалу в темноте за орка. Возникшая между нами игра была совершенно спонтанной, не заготовленной заранее. Как я узнала уже позже, в роли этой играл совсем молоденький подросток из Таискиного клуба, 14-ти лет. Не имея к нему совершенно никаких претензий, наоборот, будучи очень благодарна за то, что он помог мне сделать внутренню игру в самые первые часы действа, могу все же отметить, что возможно он в тот момент просто не понял того, что хотела ему сказать и на что намекала Кайрен, - вполне естественное различие в жизненном опыте четырнадцатилетнего подростка и зрелой женщины как один из парадоксов этой игры).

Кайрен приходила еще и еще, каждый раз робко отпрашиваясь у Повелителя. Они говорили с Варреном о войне, об эльфах и орках,  - первых Варрен ненавидел, вторых, так же, как и Кайрен, презирал. «Грязные твари», - согласно кивали они друг другу. Душа Кайрен металась в сомнениях. «Повелитель, разреши смиренной Кайрен обратиться к тебе с вопросом, - однажды решилась она спросить Гортхауэра, - для чего нашему Властелину нужны орки на службе?»
- Зачем ты задаешь такие вопросы, женщина? – холодно обронил Повелитель, и Кайрен почувствовала едва заметную нотку недовольства в его голосе. – Орки – самые верные слуги и самые лучшие наши воины. Лютой ненавистью ненавидят они эльфов и они преданы нашему Властелину.
- Но они грубы и грязны, - робко возражала Кайрен. – И жестоки. Когда я была маленькая, орки разграбили нашу деревню и надругались над нашими женщинами. Я это помню, Повелитель. Почему Властелин Мелькор не хочет отдать всю землю, завоеванную им у эльфов, людям?
- Ты плохо помнишь, Кайрен. И знаешь не все. Орки жестоки, но это необходимая жестокость в войне. Эльфы убили твоего мужа и могут убить твоего сына. А орки убивают эльфов. Когда война закончится, люди смогут получить свою землю и жить на ней по своей воле. А теперь иди и подумай хорошенько о том, что я сказал.

(Вообще-то я сильно сомневаюсь в том, что простая надзирательница могла бы вести столь длительные философские беседы с Сауроном и едва ли не ежеминутно обращаться к нему с различными концептуальными вопросами. Но надо было как-то вживаться в роль до прихода отряда Финрода, поддерживать внутреннюю игру, - а нас, повторяю, было на тот момент всего четверо игроков. Поэтому, вполне вероятно, что я совершенно достала Васю своими разговорами в эти первые три часа, - за что и приношу ему свои извинения. В промежутках между интеллектуальными беседами с Варреном и Сауроном я все время бегала и таскала дрова для костра. Ожидаемый же отряд Финрода катастрофически, как нам казалось, задерживается. Как потом оказалось, действительно отряд Финрода пришел значительно позже расчетного времени, промаявшись в дороге по котлованам и буеракам, в то время как Лютиэнь, наоборот, пришла намного раньше ожидаемого, - что в совокупности и обусловило некоторые технические накладки в дальнейшем ходе игры)

Кайрен честно пыталась думать. Но что может знать о войне, о политике, о великой цели простая деревенская женщина? Чем больше Кайрен думала, тем труднее ей приходилось.
- Повелитель, - спросила она в другой раз, - а для чего эльфы начали эту войну против нас? Что мы, северные люди, сделали им плохого? Почему они не желают признать власть Властелина Мелькора?
- Они хотят захватить эту землю и править на ней единолично, и того же хотят их боги за морем. С самого начала пришли они сюда с войной и принесли горе для людей, которые живут на этой земле. Ведь они бессмертны. Даже если их убьют, они все равно на западе возродятся снова.
- Да, мой Повелитель. «А вот мой убитый муж, - подумала Кайрен, - не возродится никогда». Кайрен завидовала эльфийскому бессмертию, - и одновременно боялась его. Вечная жизнь, которую она даже не могла себе представить в своем воображении, казалось ей то бесценным даром, то чудовищным проклятием. И все-таки Кайрен не понимала жестокости эльфов и их жажды войны. «Ведь даже у них, ущербных, должны быть жены, дети и родители. Плачет ли эльфийка, если у нее убьют на войне сына?»
- Ну что ты, Кайрен, - будто бы прочел ее мысли Повелитель. – Как она может плакать, если ее сын, убитый, вновь возродится к новой жизни.
Кайрен не понимала. Кайрен опротивела эта война, в которой она ежедневно должна была бояться за жизнь своего единственного сына. «И у них, у эльфов, - продолжала размышлять она, - у них нет болезней и эпидемий, - а мой младшенький умер в младенчестве, не успев даже насладиться материнским молоком. Отчего же так несправедливо устроен мир?»
- А правда говорят, Повелитель, что эльфы пришли с войной в эту землю ради каких-то своих драгоценных камней?
- Правда, женщина. Вот и подумай, какова цена их мнимому благородству и словам о мире, если ради своих драгоценных безделушек они готовы залить кровью всю землю, готовы убить твоего мужа и сына, и даже друг друга. Еще там, на западе, пролили они кровь братьев своих, и их собственные боги прокляли весь их народ, так что у них нет возможности отступления назад и они будут терзать эту землю войной до тех пор, пока Властелин Мелькор не перебьет их всех и не вынудит оставшихся покориться его власти или отступить далеко на юг.
- А как скоро это будет, мой Повелитель? – в смятении переспросила Кайрен.
- Ты торопишь события, женщина. – и, со вздохом, - терпение не принадлежит к числу человеческих добродетелей.
Кайрен долго пыталась себе представить проклятый народ. Так долго, что ей даже стало в глубине души жаль изгнанников, отрезавших самим себе возможности отступления. Но они убили ее мужа, разорили войной ее дом и подбирались к ее единственной драгоценности – ее сыну, и Кайрен готова была ненавидеть любого эльфа, который только обитает в Белерианде, - любой из них мог оказаться убийцей ее родных. Что-то она слышала когда-то, что-то она вспоминала…
- Варрен, - сказала она однажды, - рассказывали ли в вашем племени легенды о том, что когда-то еще дальше на севере жили эльфы, которые отреклись от зла и служили Властелину Мелькору и были потом убиты за это злыми западными богами? И была великая война в тех землях…
- Да, - не очень охотно подтвердил Варрен, - я тоже слышал такие легенды.
- У нас в деревне даже песни об этом пели… Только я тогда смысла не понимала, - призналась Кайрен, потупившись. Она неплохо пела, - вот только Тол-ин-Гаурхот и его зловещая тишина был, казалось, не совместим с музыкой и пением, и это была еще одна причина, которая, - пусть неосознанно, но угнетала Кайрен. Лишь однажды ветер донес до ее слуха отголоски какой-то таинственной далекой музыки, легкие и светлые, непривычные звуки будто бы из другого мира. Кайрен пыталась заткнуть уши, но музыка продолжала звучать словно бы в ее душе, отзываясь незнакомым наслаждением.
- Что это, Повелитель, - спросила она, - это эльфы? Эльфийская музыка?
- Здесь нет поблизости эльфов, Кайрен, - снисходительно ответил Гортхауэр, - твоя боязнь напрасна. Наша крепость надежно сторожит северные границы.
- А потаенные Нарготронд и Гондолин, о которых ходят слухи? – с тайным страхом и одновременно надеждой спросила Кайрен.
- Если и есть, то далеко отсюда. То, что ты слышишь, Кайрен, - это колдовство, злое эльфийское наваждение. Враг чувствует сомнение в твоей душе, и искушает тебя. Не поддавайся же, женщина, - и за свою верную службу ты скоро сможешь увидеть своего сына.
Кайрен мотнула головой, пытаясь рассеять наваждение. Эльфийская музыка была непривычна и некрасива. Вскоре едва слышная мелодия растаяла вдалеке, оставив после себя только смутное воспоминание.

(как потом оказалось, музыка, которую я слышала, находясь на Тол-ин-Гаурхот, доносилась из Нарготрондского лагеря, - там как раз в этот момент устраивались танцы и народное гуляние в честь помолвки Эдрахиля. Кажется, именно в это время Келегорм танцевал с кинжалом в зубах, что запечатлелось в воспоминаниях многих участников. Таким образом, на тот момент отряд Финрода еще даже не выступил из Нарготронда, - а мне-то казалось, что с начала игры прошло уже бог знает сколько времени)

И теперь Кайрен захотелось излить свою душу в песне, - и чтобы Варрен ее слышал. Песня, оставшаяся в ее памяти из далеких теперь уже мирных времен, была грустная и красивая. Кайрен пела, и слезы текли по ее лицу, смывая пережитые страх и унижение…

… Появление отряда Больдога, вернувшегося из разведки, прервало размеренную жизнь на Тол-ин-Гаурхот. Орки галдели и кричали, отталкивая друг друга. Один из орков, плотоядно ухмыляясь, попытался приобнять Кайрен своими грязными лапищами. Кайрен брезгливо отстранилась, оглянулась торопливо в поисках защиты Варрена, забыв, что тот ушел недавно в дозор,  и, поскольку орк не отставал, потянулась уже было за кинжалом, заткнутым за пояс широких шаровар. К счастью, однако, не столько рык Больдога, сколько холодный и размеренный голос Повелителя заставил орков заткнуться и построиться подле черного трона. Пришедшие орки вытолкнули вперед некое существо, связанное словно большой куль по рукам и ногам, - пленник как подкошенный, рухнул к подножию черного трона и уткнулся носом в землю.
- Пленный эльф, мой Повелитель! – доложил Больдог, сгибаясь в почтительном поклоне, - пойман нами к югу отсюда, предположительно шел с заданием из Нарготронда.
- Он назвал свое имя? – холодно спросил Гортхауэр.
- Нет, о мой Повелитель! Прикажи допросить его.
- В камеру! Допросить мы его успеем. Кайрен, проводи пленника.
Кайрен приблизилась к связанному эльфу с некоторым страхом и одновременно нездоровым любопытством. Раньше ей еще никогда не приходилось видеть эльфов так близко, - и они казались ей лишь смутными тенями. Пленник был, как ей показалось, очень худ. Длинные спутанные волосы, в которых запутались сухие сломанные веточки и листья, волной падали ему на лицо, так что невозможно было разглядеть его вблизи. Ему развязали ноги, - Кайрен показалось сначала, что пленник без сознания, однако, оттолкнув ее руку, пленник кое-как поднялся на ноги и пошел сам, - Кайрен подталкивала его в спину сзади, предостерегающе держа обнаженный кинжал. Швырнув эльфа в камеру, она еще некоторое время пристально вглядывалась в него в темноте, но ничего особенно нового не увидела.
- Как тебя зовут, эльф? – спросила Кайрен, привязывая узника.
- Меня не зовут, - тихо отвечал эльф, не глядя на нее. – Я прихожу сам.
- Дурак, - сплюнула Кайрен, - ты знаешь, что теперь с тобой будет? Лучше признайся сам, и тогда наш великий Властелин явит тебе свое милосердие.
Пленник только тихо усмехнулся и ничего не сказал. «Вот все они такие, - подумала Кайрен, - погрязли в своей гордыне и ненависти к миру. И вот этого-то я по глупости своей едва ли не начала жалеть? Ну и пусть погибает, - это будет только справедливая вира за моего мужа».
- Ты убийца! – зло выкрикнула Кайрен в темноту, уже стоя на пороге. – Ты убил моего мужа!
Эльф поднял голову.
- Я вообще еще никогда никого не убивал, - тихо сказал он и снова отвернулся.
Кайрен пожала плечами, с треском захлопнула двери камеры и ушла, проклиная эльфа и досадуя на себя за неуместный разговор.
- Господин мой Повелитель, - в задумчивости сказала Кайрен вечером, прибираясь перед Черным троном, - теперь я видела эльфа… что же… они вовсе не так прекрасны, как о них рассказывают в старинных легендах.
- Я рад, что ты сама в этом убедилась, Кайрен, - милостиво обронил Гортхауэр.
На следующий день пленника допрашивали. Повелитель велел Кайрен присутствовать при допросе, «дабы душа ее, - как он сказал, - очистилась от сомнений, мучавших ее в последнее время».
- Как твое имя, эльф? – снова и снова спрашивал Повелитель. И снова и снова пленник повторял все ту же фразу, которую сказал вчера Кайрен:
- Меня не зовут. Я тот, кто приходит сам.
Кайрен казалось, что Повелитель должен выйти из себя и убить упрямого эльфа прямо на месте – молнией или чем-то еще, - но Гортхауэр оставался внешне совершенно спокоен и лишь велел Госпоже Тхурингветиль объяснить эльфу более подробно последствия его упрямства. Пытка пленника продолжалась долго, до бесконечности долго, так что у Кайрен начала кружиться голова. Пленник поначалу казался совершенно бесчувственным.
- Повелитель, неужели эти твари вообще не чувствуют боли? – в ужасе вскричала Кайрен.
- Еще как чувствуют, Кайрен, - усмехнулся Повелитель. – Смотри же, смотри хорошенько, что сейчас сделают с его хорошеньким эльфийским личиком.
Эльф наконец дернулся и обмяк, бессильно повиснув в хищных когтях Госпожи. С ее когтей и клыков капали кровь и слюна. Лицо эльфа и спутанные волосы тоже были все в крови. Потерявшего сознание пленника отлили водой и, насильно разжав ему зубы, влили ему в рот какое-то орочье пойло, - чтобы быстрее пришел в себя и стал пригоден для дальнейшего допроса. Кайрен начало мутить.
- Повелитель, - хрипло сказала она, сама удивляясь дерзости пришедших ей в голову мыслей, - пристало ли слугам великого Властелина Мелькора быть такими жестокими? Для чего же уподобляемся мы проклятым эльфам?
- Но это война, Кайрен, - невозмутимо ответил ей Повелитель. – Мы должны быть жестокими ради будущего, ради твоего сына и других детей, Кайрен. На счету этого эльфа, быть может, десятки жизней твоих соплеменников. Ты удивляешь меня, Кайрен.
- В таком случае, - сказала Кайрен, вся дрожа, - убей его сразу, сделай это быстро, мой  Повелитель. Убить его – будет и справедливо, и милосердно.
- Нет, Кайрен. Этот эльф пока еще нужен нам живым. Я уверен, что он нам сумеет рассказать много интересного. Сдается мне, что этот эльф не простого рода.
Едва пришедший в себя пленник поднял голову, и Кайрен в ужасе отшатнулась, поймав на себе его сверкающий ненавистью взгляд.
- Подлое эльфийское отродье! – выкрикнула она. – Так тебе и нужно, так будет со всем твоим родом!
Пошатываясь на негнущихся ногах, она отошла в глубину зала, пытаясь скрыться и от преследующего ее взгляда пленника, и от взглядов Повелителя и Госпожи, - и там сложилась пополам в приступе неудержимой рвоты.

(Пленный эльф по игре был сыном Ородрета, пойманным где-то в окрестностях Нарготронда. Ох, сколько же искусственной кровищи вылила на него во время допроса Анжела, – зрелище и впрямь было совершенно устрашающее!)

Весь следующий день она спасалась в обществе вернувшегося Варрена, - который, однако, был по прежнему более холоден с ней, нежели ей бы хотелось.
- Знаешь, Варрен, - наконец решилась ему признаться Кайрен в своей мечте, - я хотела бы уйти отсюда. Поселиться на своей земле…
- Глупости, Кайрен, - мягко сказал ей Варрен. – Здесь ты под защитой Повелителя. А в мире идет война. Куда ты пойдешь?
Кайрен только покачала головой.
- Некуда, - призналась она со вздохом, - некуда мне идти…

Снова пришел отряд орков.
- Целая банда: двенадцать рыл на нашу голову, - пробурчала Кайрен про себя, крайне недовольная оборотом событий.
Однако что-то было не то с этими орками, одетыми в самое отвратительное отрепье, которое только когда-либо видела Кайрен, как-то не так смотрел на них Повелитель, - а как именно, Кайрен понять была не в состоянии. Предводитель орков был высок и держался слишком уж прямо, - она подумала, что не так, совсем не так принято здесь, на Острове.
- Вы не из этой крепости, орки, - прищурившись, словно бы в задумчивости протянул Повелитель. – Откуда вы идете и кому вы служите?
- Мы служим великому Властелину Мелькору, - четким голосом доложил предводитель, - и спешим по его заданию от границ потаенного королевства Нарготронд…

(На самом деле на игре Елена, игравшая Финрода, в этом месте от напряжения ошиблась и сказала «мы служим великому Властелину Морготу», - но, к счастью, мелкий промах не выбил никого из ролей в самый кульминационный момент)

- Плохо вы служите нашему Властелину, - сокрушенным голосом сказал Гортхауэр, если игнорируете его первого слугу. Своею властью я повелеваю вашему отряду остаться в нашем гарнизоне.
Орки, сгрудившиеся позади своего высокого предводителя, зашушукались было между собой, возмущенно зароптали, - но Повелитель протянул руку вперед и певуче проговорил какие-то слова на странном языке, и смысл этих слов был непонятен Кайрен. Предводитель орков словно бы прирос к одному месту, не в состоянии пошевелиться, но спустя несколько секунд вдруг поднял голову и так же проговорил, вернее, пропел что-то в ответ. Словно бы сильнейший порыв ветра, ворвавшийся в тронный зал, пригнул Кайрен к земле. Что-то происходило, что-то клубилось  возле Черного трона, что было выше понимания Кайрен, - она только чувствовала силу этих неведомых токов, исходящих от Повелителя и таинственного предводителя орков, силу магии то грозной и торжествующей, то исполненной странной и непонятной надежды. Кайрен не разбирала слов, но некие смутные образы вставали перед ее сознанием, образы, значение которых было ей невнятно: ей казалось, что предводитель орков пел о надежде и верности, о стойкости духа, летящей сквозь любые застенки, и возносился перед ее глазами белокаменный город в далекой прекрасной стране, и сладостная песня звучала в душе, маня в неизведанные дали. Исчез тронный зал, исчезли Повелитель Гортхауэр и предводитель орков, лишь скрещивались перед глазами Кайрен кружащиеся разноцветные блики. Снова вознеслась песня, окрепнув, во всей силе своей, - и показалось Кайрен вдруг, словно драный черный орочий плащ упал с плеч незнакомца, и стояла на его месте высокая фигура в сверкающем белоснежном одеянии. Вспыхнул столп ослепительного, раскаленного добела, пламени, - Кайрен, привыкшая на Волчьем Острове к полумраку, зажмурила глаза. И вдруг почувствовала, что свет, слепящий ее глаза, начал меркнуть. Иные образы врывались в ее сознание: боль, страх, предательство, отчаяние… отчаяние… музыка глохла, сбиваясь с собственного ритма. Кайрен показалось, что госпожа Тхурингветиль, выступив вперед, внезапно взмахнула крылом, заслоняя происходящее, а когда отступила, то на месте предводителя орков стоял высокий белокожий  златоволосый эльф. Точнее, прямо стоял он одну секунду, - резко покачнувшись, он без сознания упал на землю, ударившись затылком. На троне, переводя дух, тяжело дышал Повелитель Гортхауэр.
Зашевелились, загомонили орки из таинственного пришедшего отряда, - все они тоже оказались эльфами и с ними был один высокий человек, - но уже им связывали руки Больдог и его подчиненные, лишая возможности двигаться, и многие задержанные плакали бессильными слезами злобы и отчаяния, глядя на своего упавшего предводителя.

(Поединок был совершенно изумителен, - огромное спасибо Елене, Василию и остальным участникам за эту постановку. Долго выбирали текст, - и, покрутив и повертев различные известные стихотворные вариации, остановились в итоге на ритмическом прозаическом варианте Ольги Брилевой. «За кадром», на соседней поляне в лесу, Марта играла на флейте, создавая фоновый аккомпанемент действу.
Анжела действительно в кульминационный момент выступила вперед, взмахнув широченными рукавами своего прикида и задев Елену, - а когда Анжела отошла, Елена повалилась на землю, и вслед за ней повалились остальные отрядники.
Когда Финрод упал, со мной произошло странное раздвоение сознания. Первым побуждением было кинуться к упавшему Финрода с криком вроде «Мой государь!» и поддержать его. Я едва не выпала из роли, - играть-то мне надо было в меру злобную надзирательницу. Вместо этого я, взяв себя в руки и с трудом возвращаясь в шкуру Кайрен, пробормотала что-то в стиле «Проклятое эльфийское колдовство!»..)

- Проклятое эльфийское колдовство! – пробурчала Кайрен, поднимаясь с колен и с трудом приходя в себя. Однако долго размышлять над происшедшим ей не дали.
- Иди, Кайрен, за орками, и проследи, чтобы пленников разместили в темнице и приковали как следует.
- Что это было, мой Повелитель? – задыхаясь, успела еще спросить Кайрен. – Что это за колдун?
- Не волнуйся, женщина, я разберусь с ним. Мне кажется, я знаю или догадываюсь, кто это может быть такой. Иди же и выполни приказ.
Кайрен, не задавая более вопросов, поспешила повиноваться. В темнице свора орков издевалась над пленниками, часть из которых потеряла сознание. Высокого желтоволосого колдуна внесли предпоследним, бессильным кулем зашвырнув к дальней стене. Человек (эльфийский прихвостень из рода Беора, - догадалась по его внешности Кайрен), уставившись в одну точку, непрерывно и монотонно бормотал проклятия. Вдруг Кайрен вздрогнула, вглядываясь пристально: возле упавшего колдуна, стоял, неестественно вывернув колени и плакал в голос, совершенно не стесняясь своих слез, совсем юный эльф. Кайрен догадывалась, что эльфийская внешность обманчива и содрогнулась при одной мысли о том, что тому, кто выглядит как неоперившийся юнец, может быть на самом деле несколько сотен лет. И однако парень и в самом деле и внешностью, и манерой поведения, - менее сдержанной, чем у остальных, - выглядел самым молодым в отряде. Но не это привлекло внимание Кайрен. Подойдя вплотную, резким движением она откинула подбородок юноши, заставляя его глядеть себе в лицо, и отшатнулась, одновременно испуганная и удивленная: на нее глядело чуть измененное, быть может несколько более тонкокостное, но все же такое безумно похожее лицо… ее собственного сына.
- Кто ты и откуда здесь? – только и смогла в первый момент выговорить Кайрен. Юноша, все еще всхлипывая, не ответил ей, отстраняясь, насколько ему позволяли цепи, от руки Кайрен.
Пленников пытали по одному. Кажется, уже в первый день двоих замучали до смерти – Кайрен запомнила одного эльфа, которому орки, издеваясь, по очереди отрубили пальцы на обеих руках. Кайрен боялась и ненавидела эльфов, - но тупая бессмысленная жестокость орков ей претила, и она старалась не смотреть на сцены пыток, хотя волей неволей приходилось. Бегая в последующие дни то и дело к темнице с различными мелкими поручениями Повелителя, Кайрен имела много возможностей присмотреться к таинственным пленникам. Эльфийский колдун приходил в себя медленно и почти все время молчал. За ним все время пытался ухаживать и утешать его юноша, так поразивший Кайрен сходством с ее собственным сыном. Второй раз поразилась Кайрен, разглядев в числе пленников двоих девушек – девицы были вооружены не хуже мужчин. Раздолбаи-орки, торопясь надругаться над пленными, тем не менее обыскали их плохо и просмотрели у одной из девушек кинжал, которым она и успела пырнуть насиловавшего ее орка. Мертвое тело сползло в угол камеры, и другая девка – медноволосая, злая, - издеваясь над Кайрен, велела ей вынести падаль из камеры. Кайрен не сразу поняла, о чем идет речь, - ей казалось, что погиб еще один эльф, - и поспешила за подмогой. Мертвецов – эльфов и орка вместе, единым клубком, - выволокли на воздух и кинули в близлежащий овраг.

(Сэрмал, русоволосая по жизни, специально накануне мистерии выкрасила волосы нестойкой краской в медно-красный цвет, чтобы походить на феаноринга из рода Махтана)

Вся ненависть Кайрен в тот момент сосредоточилась на рыжеволосой:
- До чего вы докатились, проклятый народ, если даже бабы у вас учатся убивать, вместо того, чтобы рожать детей! – бросила Кайрен в ее адрес.
Эльфийка-воительница захохотала злорадно и надменно и обидно выругалась в адрес Кайрен.
- Вражье отродье! – не осталась Кайрен в долгу, пытаясь плюнуть в лицо девушке.
В другой раз Кайрен опять пробралась к молодому эльфу и долго его разглядывала.
- Зачем ты пошел на эту войну? – вновь спросила его Кайрен, пристально вглядываясь в такое почти знакомое, родное лицо. – Зачем? Что мы тебе сделали?
Эльф молчал, только с обожанием глядел на своего предводителя, и его огромные темные глаза вновь наполнялись слезами.
- Ну хорошо, - вздохнув, продолжала Кайрен. Почему-то ей казалось необыкновенно важным, чтобы этот эльф ей ответил. – Хорошо, мы враги тебе и твоему народу. Ты пришел нас убивать. Быть может, это ты или твои спутники убили моего мужа. А твои отец с матерью? Живы ли они? Думают ли о тебе? Боятся ли, что тебя могут убить?
- Оставь его, оставь нас в покое, вражеская прислужница! – снова возвысила свой голос медноволосая.
- Что тебе до нас и наших родителей? – поддержал эльфийку другой воин. Кайрен резко развернулась: эльф, изловчившись, пнул ее ногой, не долго думая, она ответила ему тем же. Эльфийка злобно заверещала. Стараясь не слушать ее больше, Кайрен снова опустилась на корточки перед юным эльфом.
- Ты похож на моего сына, - вдруг сказала ему Кайрен и, повинуясь необъяснимому порыву, провела заскорузлой рукой по длинным блестящим волосам юноши. И даже не удивилась тому, что эльф на этот раз не отстранился от ее прикосновения.
На следующий день Кайрен, таясь от окружающих орков и даже от Варрена, принесла молодому эльфу в камеру кружку воды. Тот принял кружку даже с некоторым подобием молчаливой благодарности, только сначала все время порывался дотянуться и протянуть кружку эльфийскому колдуну, - но Кайрен была непреклонна: вода – только ее названному сыночку (впрочем, имени эльфа она по-прежнему не знала). Может быть, еще человека она бы напоила: он не был жесток с ней, хотя и служил эльфам, - но рисковать ради двоих Кайрен никак не могла. И потом она долго смотрела как эльф пьет, прежде чем забрать у него пустую кружку…
Пленников в камере становилось все меньше. Одного эльфа задушили цепью орки, другого сожрал, смачно хрустя костями, волколак. По мере того, как неумолимая смерть все ближе подбиралась к юному эльфу (которому Кайрен еще два раза ухитрялась принести воды и даже кусок хлеба), - она нервничала все сильнее. Нервничали и пленники, несмотря на все их видимое спокойствие. Кайрен приходила еще, терпя издевательства рыжеволосой «девки» – только так Кайрен обращалась к эльфийке-воительнице. Снова и снова Кайрен, мучительно пытаясь понять, спрашивала пленников:
- Для чего вы начали эту войну? Для чего убили моего мужа? – и душа ее разрывалась между неуместной жалостью и бесплодной уже ненавистью.
- Ну хорошо, - начала она однажды, - эльфы есть эльфы, что с них взять. Но вот ты, человек из рода Беора, как мы смог пойти против своих же, против людей? Для чего пошел на службу к этим подлым заморским убийцам? Что они тебе дали за твое предательство?
- Свет. Знание о мире. И Надежду, - негромко отвечал Кайрен человек в камере, смутив ее незнакомыми и малопонятными высокими словами.
- Надежду? – возмутилась, наконец, Кайрен. – Надежду на то, что ты погибнешь в этой войне и станешь причиной гибели других? А знание… настоящее знание дает только великий Властелин Мелькор!
- Скажи, женщина… - обратился к ней человек, - а ты… что дал тебе Властелин Мелькор, что ты служишь ему?
- Защиту… - чуть помешкав, ответила Кайрен.
- Защиту? – вновь удивился человек. – Твой муж убит, дом разорен, а сына могут убить в любой момент. Ты обманута, женщина...
- Это ты обманут, эльфийский прихвостень! - взвизгнула Кайрен, но прежней уверенности уже не было в ее голосе, и криком своим она лишь пыталась заглушить смутные сомнения, вновь поднимавшиеся из глубины души. Ох, как сложно, как мучительно сложно устроен мир для простой женщины, у которой только и есть богатства, что единственный сын!
- Ты лжешь… Властелин даст мне землю, когда война закончится, - вновь неуверенно проговорила Кайрен и замолкла.
- Да что ты с ней разговариваешь, с этим вражьим отродьем! – язвительно рассмеялась эльфийка. – Она провокаторша. Нам нельзя говорить с ней ни о чем – она выдаст нас Саурону!
- Ты не права, - покачал головой человек. – Она на службе у сил зла, но она ведь все-таки не орк, а человек. А значит в ее душе еще есть уголок для жалости и понимания.

(у меня просто нет слов, чтобы выразить свое впечатление от игры Анны – это было что-то потрясающее. В такой трудной роли она не допустила ни единого неверного слова, ни одного фальшивого жеста. И если поначалу я резко протестовала против того, чтобы девушка играла Берена, то изменила свое мнение, увидев Анну в главной роли)

Человека неожиданно поддержал высокий молчаливый колдун. Медноволосая девушка недовольна замолкла, пробурчав еще что-то обидное в адрес Кайрен. Кайрен снова пробралась к юному эльфу, старательно обходя рыжеволосую, и долго стояла в замешательстве, не зная, что ей теперь делать.
- Спаси его! – неожиданно заголосили вокруг нее оставшиеся эльфы (лишь только одна девушка молчала). – Спаси его, добрая женщина, ты видишь, он еще совсем молод, он должен жить!
Кайрен заткнула уши.
- Вы сошли с ума, эльфы, - взяв себя в руки, холодно бросила она. – Покайтесь Властелину, и вы спасете свои жалкие бессмертные жизни!
И резко развернулась, чтобы выйти из камеры.

(действие слегка затягивалось. Как раз примерно в этот момент или чуть раньше, выйдя от пленников, я вдруг увидела прямо перед собой закутанную черную фигуру, которая, подойдя вплотную, зловещим шепотом сказала мне:
- Вы что, в гестапо в детстве не наигрались?
- Ааа… что? – слегка перепугавшись и с трудом возвращаясь к действительности, пробормотала я. Сверкнул из-под черного подола край небесно-голубого платья – я узнала Хэлку, пришедшую на Остров раньше времени – как потом оказалось, не вовремя завывшие волколаки подали ей ложный сигнал.
- Слушай, кончайте-ка быстрее!Я тут стою и любуюсь на все эти пытки уже пятнадцать минут! Иди скажи Больдогу, чтобы не тянул волынку!
Хэлка явно нервничала – ее можно было понять. Я бросилась к Больдогу и зашипела ему на ухо, что так мол и так, надо быстрее кончать с пленными. Больдог в свою очередь побежал советоваться с Сауроном. Вдвоем они, по-видимому, приняли какое-то решение и… распорядились увести Оруженосца Финрода в отдельную камеру, чтобы допросить его там отдельно, вместе с пойманным ранее пленником, - так как теперь по сюжету оказалось, что они побратимы.
Я дико запаниковала.
- Больдог! – вновь зашипела я ему на ухо. – Что ты нафиг делаешь? Верни немедленно Оруженосца в общую камеру! Как я ее буду освобождать, если ее там не будет?
- Не волнуйся ты, все сделаем! – ответил мне Больдог, тоже слегка смущенный слишком ранним появлением Хэлки в разгар орочьих забав. Я вернулась к камере, ожидая дальнейшего развития событий)

В камеру привели пленника, пойманного ранее.
- Ну, эльда, - спросил Повелитель, - вглядись-ка внимательнее, нет ли среди этих уже почти покойников знакомых тебе лиц?
Эльф сначала яростно мотнул головой, но потом вдруг вгляделся пристальнее в глубину камеры и из уст его явно против воли вырвалось:
- Побратим! – и из глубины камеры ему откликнулся тот самый юноша.
- Как-как ты сказал? – обрадовался Повелитель и орки вокруг него тоже радостно загалдели.
- В одиночную камеру этих двоих! И пытать обоих, пока не признаются!
Через некоторое время из одиночки донеслись дикие крики пытаемых. Кайрен была в отчаянии – ей казалось, что все уже кончено. Конечно же, молодой эльф, такой хрупкий и тонкий, не выдержит пыток. Но через некоторое время его принесли обратно в общую камеру и почти безжизненным мешком бросили на старое место. От воды, которую Кайрен плеснула ему в лицо, а затем влила осторожно тонкой струйкой в полуоткрытый рот, он очнулся и первым делом, к досаде Кайрен, принялся искать взглядом своего колдуна.
- Да жив твой колдун, жив еще, - сердито бросила Кайрен, указывая в сторону. – Скоро вы все будете покойники здесь. Впрочем, потом вы все равно воскреснете. – Но юноша уже не слушал Кайрен, всем своим сердцем обратившись к своему предводителю. На его окровавленных губах появилось подобие улыбки. Кайрен негодующе отвернулась.
- Спаси его, - снова вдруг в несколько голосов обратились оставшиеся пленники к Кайрен – или ей только послышалось, что к ней обратились? – Спаси, спаси, спаси…
Сердце ее стучало, больно толкаясь в груди – в камере явно не хватало воздуха.
- Я… не знаю… я… на службе… - выдавила она из себя, наконец.
- Спаси, спаси, спаси…
Кайрен только покачала головой. Повернулась, собираясь уйти, и вдруг остановилась в дверях:
- Я… не знаю, когда еще смогу прийти. Мне… надо время. Но я приду… постараюсь прийти. Я обязательно приду… еще раз. Жди!
И, задыхаясь, как после быстрого бега, она выскочила из камеры.
Однако вернуться ей довелось не скоро. Через некоторое время ее вызвали к Повелителю.
- Кайрен, распорядись, чтобы всех оставшихся пленников доставили лично ко мне на допрос. И чтобы все жители острова и все орки присутствовали при этом.
- Хорошо, мой Повелитель.
Кайрен бросилась выполнять распоряжение. Пленников, многие из которых уже почти не держались на собственных ногах, приволокли к Черному трону. Вновь последовала бесконечная череда пыток и допросов – особенное внимание Повелителя явно вызывал эльфийский колдун, державшийся по-прежнему необыкновенно прямо.

(На какой-то момент я вновь испугалась, что Вася-Саурон, которому все надоело, сейчас, наплевав на канонический сюжет, покончит со всеми пленниками разом, включая Финрода и Берена, - с такой яростью он принялся за свое черное дело).

- Назови свое имя! – вновь и вновь гремел голос Повелителя. – Назови свое имя и цель своего похода! – но златоволосый эльф был непреклонен.
- Смотри же, - зловеще протянул Гортхауэр, - если ты не признаешься, ты знаешь, что будет вот с этой девушкой, твоей спутницей, и остальными тоже.
Колдуна на какое-то время оставили в покое, занявшись остальными. Кайрен отвернулась, не в силах смотреть на те изощренные способы убийства, которые применялись к пленникам, – в душе она все еще убеждала себя в том, что это война и на войне так необходимо. В какой-то момент она вскрикнула, и, сама испугавшись своего крика, резко закусила губу, - по приказу Повелителя орки на глазах колдуна отрубили юному эльфу кисть правой руки.
- Ну, теперь ты доволен, эльда? Они гибнут по твоей вине! Смотри же, смотри…
- А эту падаль унесите обратно в камеру… Если выживет, то выживет.

(- Слушай… - зашептал мне на ухо стоявший рядом Больдог. – Я не знаю, остался ли жив после пыток Оруженосец…
Этого еще не хватало! Ну ведь договаривались же!
Мысленно я уже решила, что если что-то случится с Оруженосцем, то я попытаюсь освободить Финрода, - но во всяком случае отыграю свою заморочку до конца.
- Ну же, теперь иди и отыгрывай свою роль, - благословил меня Больдог. – Иди, мы пока будем пытать Сэрмал.
И я понеслась…)

Не дожидаясь окончания пытки, Кайрен сумела наконец выскользнуть незаметно из тронного зала. Еще не зная, что будет делать, она все кружила и кружила возле камеры, словно не решаясь зайти внутрь. Теперь камера почти опустела. Кроме юного воина, туда же вскоре вернули человека и эльфийского колдуна с золотыми волосами.
К смутному удивлению Кайрен, юноша был все еще жив, и даже в сознании. «Наверное, - тяжело ворочались мысли у нее в голове, - у эльфов тело выносливее человеческого… Или они кровь умеют заговаривать. Человек бы уже умер от такой раны…». Пока Кайрен поила раненого и неловко перевязывала его руку тряпицей, вновь раздался топот и гогот орков. Кайрен чуть посторонилась: в камеру свалили мертвое тело рыжеволосой девушки. Казалось, вся камера окрасилась кровью. Мертвая, оскаленная, девица уже не вызвала у Кайрен такого острого приступа ненависти, как живая. Оставшиеся пленники прощались с девушкой, тихо говоря какие-то непонятные Кайрен слова, - она топталась по камере, чувствуя себя лишней, но почему-то уходить не торопилась.
Она все смотрела на юношу, и снова и снова видела перед собой не незнакомого эльфа, имя которого ей так и не довелось узнать, а собственного сына.
- Ульдор… - едва слышно прошептала она.
- Спаси его, он еще молод… спаси, спаси, спаси…
Кайрен торопливо оглянулась на дверь камеры – никого. Еще помедлила секунду, словно переходя невидимый рубеж. И… вытащив из-за пояса ключ, разомкнула на юноше оковы…

(- Ну, ты даешь! – сказал мне уже после игры Василий. – Я тут сижу буквально в десяти метрах от камеры, а ты освобождаешь оруженосца!
Можно подумать, что я сослепу в темноте видела, что он там сидит – в черном-то прикиде! Мне Больдог дал отмашку – иди, мол, - и я поторопилась, помня о том, что еще где-то здесь же стоит, томясь от нетерпения Хэлка в ожидании своего выхода.
С кандалами вообще получилось забавно. Еще перед игрой в мастерском лагере я все разглядывала эти самые кандалы, пытаясь понять, как они работают, и все беспокоилась, что со своими слабыми руками не смогу разомкнуть оковы на оруженосце в решающий момент. Игровая действительность, однако, подкинула сюрприз: орки забыли кандалы в лесу и притащили в собой только одну пару, что действительно стало причиной полустебного диалога между орками и пленниками в камере. В итоге из пленников реально заковали только лишь одного Берена. Так что я «размыкала» исключительно виртуальные оковы. Надо сказать, что, хотя многие ругались на раздолбайство орков, но мне по большому счету повезло, – Анна потом рассказывала, что оковы с нее смогли снять только утром в Нарготронде, и отнюдь не голыми руками, а едва ли не проскогубцами)

Юноша смотрел на нее, словно не веря своим глазам.
- Иди же, - подтолкнула его Кайрен. – Скорее иди.
Однако тот кинулся к златоволосому – Кайрен, в нетерпении, щелкнула языком от досады, и попыталась оттолкнуть юношу, снова толкая его к выходу.
- Иди, иди, - слабым голосом сказал вдруг колдун, дотрагиваясь до руки юноши, и прибавил что-то на незнакомом Кайрен языке. Плача и медля, освобожденный все же поднялся и направился к двери. Кайрен боялась, что, раненый, он не сможет идти, - однако он тяжело двинулся в темноту.
- Меня зовут Кайрен, - крикнула она ему вслед. Почему-то это казалось ей необыкновенно важным. – У меня есть сын…
Она осталась стоять в дверях камеры. Резко завывал ветер – или волколаки в отдалении? Юноша вернулся через несколько минут.
- Я… не могу, - плакал он, припадая к ногам колдуна. – Мой государь, прости меня, ты же знаешь, что я не могу…
Разгневанная Кайрен снова насильно вытолкала его в темноту.
Казалось, прошла уже вечность, когда перед ней выросла Госпожа Тхурингветиль.
- Повелитель распорядился доставить к нему эльфийского юношу…
Кайрен посторонилась, пропуская ее в камеру.
- Где пленник? – Кайрен стояла тупо, словно бы ничего не ощущая и ни о чем не думая. – Где пленник, я ведь тебя спрашиваю, Кайрен?
- Не знаю, госпожа, - наконец, едва выдавила она из себя.
- Его здесь нет! Почему ты молчишь, Кайрен?
Кайрен начало трясти.
- Госпожа… это не я… клянусь именем Властелина, это не я… Он сам отвязался! Эти орки… это они плохо закрепили оковы!
- Кайрен! – голос Госпожи становился все холоднее. – Ты лжешь, Кайрен!
- Нет, нет, нет… - пятясь, повторяла Кайрен, но уже понимала, что все бесполезно, и не скрыться от взгляда Госпожи, проникавшего в самую ее душу.
- Это все эльфийское колдовство! – взвизгнула вдруг Кайрен. – Это все из-за них! Это они, убийцы, они околдовали меня!
- Кайрен! – ледяным металлом звучал голос Госпожи. – Ты совершила предательство!
- Нет, нет, нет… - и, упав на колени, закричала, заголосила: - Я, я, я… признаюсь во всем, только пощадите моего сына! Сына пощадите!
Ее затолкнули в камеру.
- Послать орков, догнать и привести беглеца…
Раненый юноша не ушел далеко. Тхурингветиль тут же распорядилась казнить его на глазах у Кайрен и бросить труп прямо в камере, - в назидании оставшимся. Кайрен, сидя скованная в камере на том же месте, где еще недавно сидела медноволосая воительница, даже не плакала, - у нее не осталось сил.
Теперь их оставалось, включая Кайрен, всего три живых души, согревавших друг друга своим дыханием.
- Это все из-за тебя! – слегка придя в себя, с ненавистью бросила Кайрен в лицо эльфийского колдуна. – Из-за тебя, из-за твоего колдовского голоса, из-за твоих глаз! Из-за тебя Кайрен стала предательницей! Из-за тебя убьют моего сына!
- Нет, добрая женщина, - вздохнув, устало сказал ей златоволосый, - Просто ты последовала велению своего сердца.
Кайрен сердито замолчала.
Ее ожидание продлилось недолго – на негнущихся ногах орки выволокли ее из камеры.
- Ты, ты, ты виноват! – все кричала Кайрен. – Ты, убийца, колдун, эльфийское отродье!
- Вот теперь, - неслышно подходя к ней, холодно сказала Тхурингветиль, - я слышу слова истинного слуги Властелина…
- Повелитель Гортхауэр распорядился казнить предательницу тяжкой смертью. Вспороть ей живот и набить его камнями!

(при этом я еще подумала, как, интересно, орки будут накладывать камни мне в живот – вряд ли идея была осуществима технически)

Кайрен цеплялась за чьи-то руки, - или орочьи лапы? – и все кричала, кричала отчаянно, бессвязно:
- Сына… пощадите моего сыночка… пусть мне, пусть все мне одной… только сына не троньте… он у меня грамоту знает… пощадите!

(потом мне говорили, что я орала так, что было слышно аж в Дориате – наиболее удаленном лагере)

Дикая боль пронзила все ее существо. Уже теряя сознание, краем зрения она успела увидеть Повелителя, наблюдавшего за казнью со стороны -–или это только ей так показалось? Собрав остатки сил, Кайрен еще успела прохрипеть непослушными немеющими губами:
- Повелитель… у тебя… нет… детей…
- Она еще разговаривает? – удивился кто-то. – Добить неверную!
… И кровавая пелена, постепенно сгущаясь и темнея, поглотила ее сознание…

… Трое или четверо орков, ругаясь нехорошими словами на орочьем языке, проволокли мое грузное мертвое тело по земле и сбросили в яму. Я упала прямо на покойную Сэрмал. Окровавленный труп доблестной девы-воительницы из рода Феанаро душераздирающе охнул и попытался вывернуться, - но напрасно. Нам обеим было крайне неудобно, но у меня не получалось перекатиться незаметно, и я продолжала лежать неподвижно, опасаясь испортить последнюю, самую драматическую игру Анне и Елене. Я хотела досмотреть действо, но боялась даже открыть глаза, чтобы не выбить главных действующих лиц из роли. Так что из своего положения мне не был виден последний поединок Финрода с волколаком – я слышала только шум схватки и едва внятные слова прощания. Наконец решившись открыть глаза, я увидела прямо над собой Берена, горестно склонившегося над телом мертвого Финрода. Губы его безостановочно шевелились, шепча какие-то слова, - слов было не разобрать, но выражение лица без слов говорило об охватившем Берена черном отчаянии. По лицу Анны текли настоящие, не игровые слезы, и я, уже освобожденная от необходимости жить жизнью надзирательницы, - лежа, я плакала вместе с ней. Вдалеке снова послышались шум, возня, собачий лай, - и затем наступившую тишину прорезала песня.
- А Элберет Гилтониэль, - пела Лютиэнь. А потом голос ее окреп, и я услышала:
- О черный прислужник Моргота! Если ты не отдашь мне сейчас же власть над этим островом, я лишу тебя способности принимать телесный облик и ты будешь вечно корчиться от своего унижения!
Лютиэнь и Хуан вбежали в яму, доверху набитую трупами. Вдвоем Берен и Лютиэнь вынесли тело Финрода на воздух и положили его к костру, сложив руки на груди. Хуан прыгал вокруг хозяев. Кругом сновали орки, матерясь уже не по игре, а по жизни. Волчий остров постепенно затихал, оставляя только память о происшедшей здесь только что трагедии. К этому времени я, наконец-то, сумела более-менее осторожно перекатиться и сползти с ног Сэрмал, разместившись в сторонке, но вставать все еще не решалась, ожидая, когда Берен и Лютиэнь, взявшись за руки, удалятся с острова…
… Вместо этого я вдруг услышала уже совершенно другой, совершенно будничный голос Анны, прозвучавший над моим ухом как гром посреди ясного неба:
- Раиска, вставай! Хватит лежать на холодной земле – простудишься!
С трудом я поднялась на затекших ногах, следом за мной, охая, зашевелилась Сэрмал. Покойные отрядники Финрода вылезли из оврага и потянулись к костру, смешавшись с орками, и начали обмениваться впечатлениями. Минут через десять мы, все еще в кромешной темноте, цепочкой потянулись в сторону мастерского лагеря. Где-то вдалеке еще доигрывали Дориат и феаноринги. У костра орки откупорили банку тушенки, и я вдруг поняла, что дико хочу есть. Есть и спать. Второе желание победило – наощупь отыскав на мастерской поляне свой спальник и кинув его прямо на землю, не переодеваясь, я залезла в него и моментально отключилась от происходящего.

Проснулась я часа через два или три оттого, что над моим ухом громко переругивались двое дориатских эльфов (вернее, уже бывших дориатских эльфов), употребляя при этом отнюдь не эльфийские выражения. Я была все еще в прикиде, мятом после сна, и, вздохнув, с некоторым сожалением переоделась в цивильные бриджи и футболку. Кругом на поляне валялся спящий народ, - многие завалились прямо на землю, не только без палаток, но даже и без спальников. Через некоторое время мастерский лагерь понемногу начал оживать: отовсюду появлялись лица – усталые, заспанные, встревоженные, - но одновременно и удивительно просветленные. Зажглись костры, кругом послышался стук котелков, потянуло ароматом открывающихся консервов. Посреди поляны фотографировались Анжела, наконец-то решившаяся показаться народу во всем великолепии своего летучего прикида (правда, уже без макияжа), и Сэрмал, в эротично разорванной на груди рубахе (тоже благодаря Анжеле), залитая нежно-розовой искусственной кровью с ног до головы. Пели песни. Пели в тему «Не на золоте полей…» и «В последний раз смотрю в глаза…», которые ближе к полудню сменились более разухабистым реконструкторским репертуаром. Последними в мастерский лагерь явились игроки из Нарготронда – особенно Таисия казалась совершенно измученной.
Я в одиночестве отправилась вновь посмотреть на Тол-ин-Гаурхот, где только что прожила такую напряженную жизнь. К этому времени Больдог с компанией уже разобрали черный трон, и меня встретила только настороженная тишина затаившегося леса, в котором больше не было ничего особенно зловещего. Меж деревьев бродили смутные тени – бывшие игроки разыскивали в траве оброненные ночью кинжалы, кольца и другую антуражную мелочевку. В смущении я вернулась обратно, чувствуя, что что-то для меня отныне утеряно безвозвратно.
Игроки уже начинали разъезжаться – небольшими группами, так как все вместе все равно не влезали в автобус. И вновь одной из последних уходила дружина феанорингов, гордо воздев над головой слегка потрепанное, но все еще непобежденное черно-серебряное знамя.
Поляна стремительно пустела. Кругом валялись забытые в суматохе сборов щиты, ленты, рукописные свитки – еще несколько часов назад столь важные, а теперь выглядящие обломками чужой забытой жизни.
Не стану подробно рассказывать, как мы – я, Фирнвен и Хэлек, проводив всех и опоздав на последний вечерний автобус, добирались с огромными баулами со всем мастерским реквизитом до дома Фирнвен на перекладных, включая отрезок пути, проделанный в тележке, груженной доверху сеном и запряженной старушкой-лошадью, замедленной рысцой трусившей по саратовским улицам.
И, уже после того, как я вернулась домой, еще долгое время меня преследовало чувство невозвратной потери, - лишь сейчас сменившееся светлой печалью.
Что сказать в подведение итогов? Что ошибки и технические накладки, о которых многие говорили в отчетах и приватно, имели место? Да, конечно. Все было – и не слишком удобный полигон (впрочем, я, сидя на одном месте в своем игровом лагере, вероятно, почувствовала эти неудобства меньше, нежели те игроки, кому пришлось по роли много передвигаться по полигону). И недостаток воды – который, однако, реально ощутился только к вечеру второго дня, когда уже почти все разъехались. И забытые орками кандалы. И промахи отдельных игроков - естественно, имеющих разные способности и неодинаковый опыт. Хочется надеяться на то, что в следующем году таких мелких огрехов будет меньше, хотя, наверное, какое-то их количество все равно будет: жизнь есть жизнь.
Но были и радость обретения, и высокое чувство сопричастности, - и на мой взгляд, это было главное. Сопричастности той великой Надежде, которую почувствовал (я надеюсь) каждый из нас, и которую многие, вероятно, сумели пронести в своей душе бережно и сохранить в нашей сегодняшней жизни.
Я безмерно благодарна всем участникам, чья совместная работа дала мне возможность прожить кусочек жизни в Средиземье.
Я благодарю всех, кто, не приняв участие в действе, тем не менее оказывал мне перед игрой моральную поддержку и/или консультативную помощь – прежде всего Ниенну, Любелию, Анариэль, Иллет, Талиорне и всех, кого я случайно забыла и не назвала поименно.
Я благодарю своих родителей, которые, несмотря на нашу трудную домашнюю ситуацию, остались на три дня с моим ребенком и дали мне возможность принять участие в действе.
Отдельно благодарю:
Фирнвен, Хэлку, Елену и остальных мастеров – за организацию всего действа.
Василия и Анжелу, без которых игра на Тол-ин-Гаурхот не состоялась бы. Молодцы, ребята, - и играли отлично, и выглядели чрезвычайно антуражно.
Больдога, фактического капитана команды Волчьего острова – за отличный строяк, организацию и вообще поддержку.
Елену и Василия – за мгновения, пережитые во время Поединка.
Оруженосца Финрода, поддержавшего мои игровые заморочки.
Анну – за лучшую, на мой взгляд, роль из того, что я видела на полигоне.
Натали и Юлию – за поддержку и многолетнюю дружбу.
Фирнвен  и ее родителей – за послеигровое гостеприимство в своем доме
Эйлиан и Кеменкири – за моральную поддержку перед действом и после действа.
Фирнвен, Хэлку, Анну – за прожитый год, за радость общения, за душевное тепло и за все-все-все.

С любовью,
Раиса ака Сабрина, бывшая Кайрен.

Сентябрь 2001




Последнее изменение: Sabrina - 09/07/01 на 21:18:15


Последнее изменение: Sabrina - 09/07/01 на 21:34:54

Тавия, не обижайся ради бога.)) Ведь я не видела игры в Нарготронде, и соответственно ни в каком ином контексте просто тебя вспомнить не могла. Зато как было классно, когда мы уже сидели у костра на Тол-ин-Гаурхот... и вдруг ты появляешься и спрашиваешь: "Где тут Дориат?" ))

Приветствую!
Тавия, а я тебя запомнила как гонца, не нашедшего своих пропавших лордов... ))
Увы, мой отчет, видимо, показан миру не будет.