Летним днём во дворе было солнечно, жарко и безлюдно, только девочка лет одиннадцати-двенадцати на вид монотонно бросала и бросала в глухую стену дома вытертый теннисный мяч. На ангела, оседлавшего заборчик поодаль, явного внимания она не обращала, но исподволь за ним следила. Ангел понял, что помогать ему тут никто не собирается.
- Горюешь? - начал он разговор.
- Нет. - коротко ответила девочка, одновременно стукнув мячом о стену.
- Но тебе ведь больно - мягко продолжил ангел.
- Есть такое дело — согласилась играющая. Ангел поёрзал на заборчике.
- У неизбежного есть стадии: отрицание, торг, гнев, депрессия — это когда очень грустно и ничего не хочется — ты на какой сейчас? - опять спросил ангел, развернувшись к собеседнице лицом.
- Ни на какой, - коротко и немного раздражённо ответила девочка — ты меня отвлекаешь.
- Нет уж, давай поговорим, раз я тут. Как это «ни на какой»? Быть такого не может. Ты ведь сердишься, я прав? - проявил настойчивость ангел.
- Я на тебя сержусь за то, что ты ко мне пристаёшь - пояснила девочка, продолжая стучать мячом о стену.
- Я не могу оставить тебя так. Ты должна принять случившееся…
- Иди в жопу. - ровным тоном ответила упрямица.
- Фу, как некультурно, - улыбнулся ангел — ты, конечно, очень расстроена, и я даже не представляю, насколько тебе больно. Но я хочу тебя утешить, а для этого ты должна принять случившееся, чтобы пережить его и…
- Никогда.
- Что «никогда»?
- Никогда я этого — девочка повернулась к ангелу — не приму. Так и знай. Не собираюсь, и ничего я тебе не должна.
- Что же ты будешь делать? - опешил ангел и тоже немного рассердился. - Придётся принять, хочешь ты этого или нет. Ты ведь ничего изменить не можешь!
- А это мы посмотрим — буркнула девочка, едва заметно дёрнув левым уголком рта, и вернулась к мячу.
- То есть ты на стадии отрицания, понятно, - вздохнул ангел, - долго придётся тебя утешать.
- Маму свою утешай — усмехнулась девочка.
- Понимаешь ли, нет у меня мамы — несколько иронично вздохнул ангел.
- Да? - девочка, окончательно потеряв отстранённость, круто развернулась к нему всем корпусом и улыбнулась внезапно широко - Так сейчас будет!
Ангел от неожиданности пошёл рябью, но тёплый солнечный свет вокруг него уже стал круглой, длинной, полной острых зубов пастью. В гибком и плавном движении снизу вверх она сомкнулась, упустив только немногие брызги ангельского сияния. Последним, что увидел злополучный утешитель, были прищуренные глаза и побелевшие детские пальцы, сдавившие несчастный мячик. Потом его самого окончательно сдавило и выкрутило так, что восприятия почти и не осталось, и много после он не смог бы точно сказать, как долго находился в бессмысленном состоянии «я есть». Но бытие без ориентиров однажды закончилось - его опять безжалостно давило и выкручивало что-то, и кроме боли, страха и удушья ничего от него не осталось. А потом внезапно давление исчезло, стало громко, холодно и пронзительно ярко. Он сделал судорожный вдох и закричал, что было мочи.

- Мама, смотри, какой у нас Антоша! - молодая, крепкая женщина, лучащаяся радостью, осторожно положила проснувшегося младенца в руки пожилой и худой, для пущей безопасности новорожденного внука севшей поглубже в кресло.
- Ну, здравствуй, - пожилая вгляделась в маленькое детское лицо и удивлённо прищурилась, - Антоша. Какой ты у нас красивый!
Младенец поёрзал, сморщился и, будто с некоторой опаской, завопил.