аховое

Зима? Зима. Сиди себе и слушай,
как лифт ползёт, минуя этажи.
И холодно, и муторно, и душно,
и дерево в окне мешает жить.

Зима? Зима. И голуби над речкой,
дорога и заснеженный вокзал.
Неважно, что тут вечно, что конечно —
важнее, что я это описал.

Остаться тут? Увы, не этот случай —
не в этой середине января.
Ах если бы, ах если бы, ах лучше.
Ах дерево, ах голуби, ах я.









бормотательное

Ни снега, ни дождя — погода мимо,
сжимают землю серые кусты.
Ах, Господи, какой ты нелюдимый,
такой же безлюдимый, как и Ты.

Текут во тьме печальные прохожие
похожие на выгнанных гостей.
Ах, Господи, какой же ты прохожий,
намного попрохожее, чем те.

Мурлычет кот, бурлит электрочайник,
налево чёрт, направо монастырь.
Как, Господи, ты всё-таки нечаян,
воистину случаен, как и Ты.









парковое

Как будто не в тебе и не с тобою
споткнется о зеленый голубое,
и острая июльская трава
на треть закроет солнечный овал.

Разломится картонная коробка,
и божьей легкомысленной коровке
взгрустнется о потомстве в небесах,
и женский голос дважды скажет «ах».

Мужской заладит «пьяный» и «больница»,
и девочка приветливо склонится
божественная, словно Лорелея,
над смертью, одобряемою ею.









мальчики

Нежные девочки, чем вам навеяло,
что же вы плачете, ах.
Верные мальчики — пальчики веером —
в землю сошли на понтах.
Милые мальчики с крепкими нервами,
каждый боец и герой,
много успели вы с семьдесят первого
по девяносто второй?
Спутали с белыми чёрные клавиши,
с греческой визой погост.
Как вам сегодня стоится на кладбищах
в полный базальтовый рост?
С чётками, верными «бэхами», пушками,
крупной голдой в перевив,
в поле берёзками, в рощах церквушками
Спаса-на-юной-Крови,
где грустной девочке в платьице шёлковом
с тёмной иконы над ней
к тайнам причастный ребёнок нашёптывал
о беспощадном огне.









неприятная информация

Жил да был человек понемногу,
не имея на это причин,
неудобную правую ногу
по земле за собой волочил.

А удобную старую душу
с Подмосковья таскал на вокзал,
чтоб в сторожке по радио слушать,
как возница в степи замерзал.

И однажды в дырявый динамик
проводная доставила медь:
Объясни мне, охранник Динарин,
что ты делаешь в этом дерьме?

Для чего я, поправ ваши скрепы,
и распялся, и снова воскрес,
и отдал тебе землю и небо
и ещё пару сотен чудес?

Человек за некрашеной дверью,
улыбаясь, молчал до зари
(я вообще до конца не уверен,
что умел человек говорить).

А, когда над железной дорогой
начала розоветь полоса,
он, обняв деревянную ногу,
к эмпирейским взметнулся лесам.

Мне сейчас возразят, вероятно:
это грёбаный фейк, вашу мать!
Соглашаюсь, и мне неприятно,
что охранник умеет летать.









дудел

Пробегают без оглядки
сквозь разреженную взвесь
белогривые лошадки:
оседлай и ноги свесь.

Шаришь, брат? Увы, не шаришь —
и не склеится уже.
Стал, лошара, твой Лошарик
горкой выцветших драже.

Слишком скоро это лето,
эта мелкая река
превратились в треть куплета
про смешные облака —

про два яблока над лугом,
где ты сам дудел в дуду,
взяв за призрачную руку,
тень, живущую в пруду.









пушкин

Когда выходишь из запоя,
всё восхищает: пол, обои,
по нтв прыжки с шестом,
звезда на ёлочной макушке…
Как будто ты не пьянь, а Пушкин
в двадцать шестом.

http://www.stihi.ru/avtor/barrett