В Интернете есть ролик про бабушку и Альцгеймер, и не то чтоб его невозможно смотреть без слёз. Человек живёт по закоротившей схеме, человек не воспринимает себя всерьёз, собирает углы и по ним собирает крошки, и одно из имён господних твердит, твердит, не отличает вилку от, скажем, ложки, и ногами вперёд выносят ему вердикт. Эта старая женщина роется в старых сумках, и сберкнижка воспоминаний горит в огне; эта старая женщина роется в старых сутках, и плодами Тантала память плывёт над ней. Непонятно, в чем божья авторская задумка, почему эта женщина падает и встаёт, снова падает головой в табуретный угол; кто-то в церкви поёт: "Да святится имя Твоё".

Я пытаюсь представить жизнь её до момента, на неё обвалившего крест, что она несла. Вдруг она умела играть на трёх инструментах, никому не жалела добра, не желала зла; вдруг пахала - в прямом и в переносном смысле; паковала посылки на фронт, находясь в тылу. А теперь у неё ни о ком ни единой мысли, и она лежит на холодном своём полу. Дети где-то в других городах, на иных планетах, и смеются они, и заводят своих детей, а быть может, что никого у неё и нету, и глаза у неё - пустой и ещё пустей. В клипе видно, как муж (или брат, или врач) приходит, и с холодного пола к кровати тащит её. И уходит из кадра, а нищенка в переходе всё поёт и поёт: "Да святится имя Твоё".

В Интернете есть ролик про дедушку и Альцгеймер. Или, может, про бабушку. Бабушку, точно, да. Я не помню, чем различаются гей и геймер, почему сегодня не кончится никогда. И мне сорок лет, а детей моих - ни в проекте, ни в помине, я здесь одна как перст, но почему-то по комнате скачут дети, я пеку пирожки, почему-то никто не ест. Я торгую на рынке вязаными носками. У меня есть медаль и гордость не за себя. На обоях - рисунок внука, почти наскальный. Фотографии в чёрных рамках опять не спят. Я передам, что мы победили немцев, и за билет, конечно же, передам. Восемьдесят четыре, проблемы с сердцем, заплатить за свет, из крана течет вода. На каком ты фронте, гаснет слеза в плафоне, кто приходит, на полу лежать не даёт.

И невидимый голос в сломанном патефоне всё поёт и поёт "Да святится имя Твоё".


****

Никто не рождён, чтоб зарыться в мох.
Никто не рождён ползать.
Слава Богу, никто не Бог.
Быть Богом уже поздно.

Никто не рождён идти строевым
шагом
на зов безликий.
Каждый рождён быть всегда живым.
Каждый рождён великим.

Если есть силы, бери разбег.
Быстрее.
Сильней.
Выше.

Я вижу, как бежит человек.
Взлетает.

И я не вижу.

****


Мне снилось то, о чем не говорят. Мне снилось то, чему никто не верит.

Мне снился неизвестный картам берег и вмёрзшие по горло якоря, и сломанные мачты кораблей, похожие на высохшие кости. Мне снилось что я жду кого-то в гости, но ветер не становится теплей и все суда на мили гонит прочь, (еще бы - что они здесь потеряли?!), и все, кто жизнь немного повторяли, твердили "смерть", и вторила им ночь. Я знал, что где-то начинался день, всходило и закатывалось солнце, я чувствовал, что следует бороться. Но ночью не отбрасываешь тень, а тень тебя отбрасывает в смерть, лицом в песок и мертвенную гальку, и в голове закручивает гайку, я больше ничего не смею сметь.

Мне снилось, что весь мир вокруг молчал, не веря ни в корабль, ни в капитана, и к берегу вовеки не пристанут - у берега отсутствует причал. Я берег обошел от сих до сих, и понял - что необитаем остров, я ничего не чувствовал так остро. И белый превратился в черный стих.

Мне снилось, что туманный горизонт прорезался скачком кардиограммы, как будто кто-то вымыл окна, рамы, и чем-то подсластился горький сон. Я думал, что за мной пришел корабль. Но это было не морское судно. Я думал, что ударился рассудком, что это моё время умирать идёт ко мне по сумрачной воде, необъяснимым северным сияньем перебивая голос расстоянья и светится в кромешной темноте.

Мне снилось, что протянута рука, и я кладу в неё не камнем - хлебом, свою ладонь. И снова вижу небо, и в нём звезда безжалостно ярка. И корабли немедленно встают со дна, и поднимают мачты гордо, и за моей спиной - огромный город. В его церквях, в его садах - поют, ни одного печального лица, все попадают в правильные ноты, и больше ни цинги нет, ни цейтнота, пуд мёртвой соли съеден до конца. И остров не нуждается во мне, как я в нем больше тоже не нуждаюсь, я из песка и гальки возрождаюсь, отбрасывая множество теней.

А мы идем отсюда по воде, мы прямо по воде идем отсюда.

Мне снилось, что со мной свершилось чудо.
А ты сейчас на самом деле -
где?
Кому ты даришь Солнце в янтарях
и перед кем распахиваешь двери?

Мне снилось то, чему никто не верит.
Мне снилось то, о чем не говорят.


****


А ведь она никогда не была красивой. Но у людей руки тянутся ставить лайки. Говорили, она обладает особой силой гипноза: ботфортами кажутся даже "найки". Если косметику смыть, то лицо - обычно, глины кусок да краски, лепи что хочешь. Кроме того, есть пара дурных привычек: курит и пьёт, как старый пират, хохочет, может пропасть, исчезнуть - и всполошатся, а как придет - так будто солнышко вышло. Не даёт никому номерка и второго шанса. С ней себя ощущает карликом тот, что выше. Сила такая дается только за слабость, а за какую - пожалуй, никто не в курсе. О ней не сказать, что похожа она на сладость - горечь приправ, без которых еда невкусна. Как бы то ни было - нравится это людям. Нет никакого черного в ней, ни белого. Что бы ни сделала, всюду поддержка будет. Нравится всё, что бы она ни делала.

Школа. Обыкновенная городская, без никакой углубленной дисциплины. То языки, то руки пораспускают, ладно бы слушали Гроб или Цеппелинов, нет ведь: попса, хип-хоп, кто кого там трахнет, их со второго класса интересует. Ну вы понимаете, интеллектом там и не пахнет, вы представляете, что они там рисуют. Новенькая здесь стала белой вороной, к каждому из предметов всегда готова. Ладно была бы осанка или корона. Нет ничего, кроме страха и страха снова. Что там щипки, подножки, берите круче: и дедовщина похожа на детский лепет. Отличница отвернется, одна из сучек работу её в пластилиновый фаллос слепит. Из класса в класс продолжается эта травля. У хулиганов родители все в милиции. Кого там побили и что у кого украли - крышуется на раз-два должностными лицами.

Школьный капустник, полный четверостиший, мерзких котлет и киселя с отдушкой. Не реагирует класс на команду "Тише", сколько морщин лежит под очковой дужкой старой училки, какой-нибудь Мариванны, или Татьсанны, да все равно всем пофиг. Из туалета пахнет марихуаной, учителя утверждают, что пахнет кофе. Школьная гордость, мини-Стаханов в юбке, концерт открывает пушкинскими стишками. Коллективный разум дал разгуляться вьюге, выходит она - и зал искажён смешками. То, что в кастрюле с отходами было, сплыло и полетело на сцену под дикий гогот. А чтобы больше на сцену не выходила, чтобы всего боялась долгие годы. Что бы сказать сумели тем хулиганам её пожилые и сухонькие родители? Фору дадут хулиганы и великанам. А мы пили чай и ничего не видели.

Каждая речь публичная - это мука. Каждому слушателю эта речь - бесценна. Будь в зале сто раз жених и сто раз подруга, ей слышится смех и фантомы летят на сцену. Каждое место - лофт или ресторанчик, фест на открытом воздухе жарким летом - будь там хоть все надушены от Версаче, слышится ей дурной аромат котлетный, в каждом из слов мерещится ей издёвка. Каждый подарок невольно похож на бомбу. Она бы носила ножик наизготовку. Не будь одноглазой, она бы смотрела в оба. Каждый шажок вперёд - на разбитых стёклах, но стёкла обточит море любви народной, в котором она практически вся промокла. И свет из сердец - маскою кислородной, что не похожа на паранджу позора. И в интервью: в чём же секрет бесстрашия?

Какою ценой всё далось, из какого сора такие растут -
лучше порой не спрашивать.


****

ИНКАРНАЦИЯ НОЛЬ

В инкарнации ноль на собственном корабле
плыли мы по морям, которых на картах нет,
не бывало тогда ни долларов, ни рублей.
Мир еще не делился на Старый и Новый Свет.
Мир делился со всеми,
и к нам был бескрайне щедр.
Напивались из водопадов и спали в звёздной пыли,
ели много запретных фруктов и овощей.
Мы ничего не знали. Мы все могли.

Я никогда не делила с тобой кровать:
зачем это нужно, если весь мир был наш?
Каждый день мы хотели по берегу открывать,
не картины дарили друг другу:
живой пейзаж.

И никто не принадлежал ни тебе, ни мне.
Если ты был мостом,
то я под тобой вода.
Города на доверии строились без камней.
И не могли разрушиться никогда.
Наша привязанность крепла морским узлом
и древесные кольца обручали нас каждый год.

Но однажды случился какой-то большой разлом.
Я запомнила мутное солнце под толщей вод.

*

В инкарнации номер...(запомнить его нельзя)
мы столкнулись в неясном свете с тобой.
И ты
тридцать секунд безотрывно смотрел в глаза.
Мне.
Как тогда.
Световые года назад.

И черты наложились в памяти на черты.

Начерта,
если мы не друг друга уводим в ночь?
Если нас Посейдон у себя хранит по сей день?
Где астральный юрист, который бы смог помочь
двум источникам света
отбросить и страх, и тень?

...Этот взгляд драгоценней всех мировых карат.
Ювелирная точность. Тебя и меня - в одно.

И когда он закончился, наш дорогой корабль
в необозримом прошлом
ушёл на дно.


****

Она мечтала о жизни-фильме. И фильмы были, и жизнь была - но по отдельности. Ели, пили, и пустота из глазниц текла. Она красива была, бесспорно. Глаза - как лампочки Ильича. Ей предлагали сниматься в порно, и выйти замуж за богача, ей предлагали сердца и руки, дарили кольца, стихи, шелка, Ей обзавидовались подруги, но - хоть румянец бы на щеках!.. Молчало сердце. Глаза тускнели. В руках ломались карандаши. Хоть раз бы сказка случилась с Нею, хоть кто поступок бы совершил. Все эти деньги, примочки, цацки, без чувств подаренные цветы - не стоит им вообще сниматься в ожившем фильме Её мечты. Она ходила по воскресеньям в синеголовый старинный храм и там молилась за всех осенних, и шла домой по пустым дворам.

Он был студентом второго курса, знал имена всех небесных тел. Он верил только в одно искусство: негромких слов и великих дел. Он был скорее богат, чем беден, но не финансами, а душой. Он видел сотни красивых леди, но только Эту - с мечтой большой. Смеяться будешь: по интернету. [За смех придётся потом платить]. Он за Неё бы свернул планету с её неправильного пути. В Нём жил Тарковский, Гайдар, Крапивин, в Нём умирал "беспонтовый чел". Он был влюблён в петербургский ливень, и ливень спал на его плаще. Он в одиночку не шёл на зверя и не спасал из огня котят. Не суверенен. Не суеверен. Обыкновенным Он был. Хотя...

...покуда пробовали добиться, и холодало Её лицо, переливался огромный бицепс и бриллиантовое кольцо, и друг сворачивал челюсть другу, и каждый был от Неё далёк,

Он взял билет до Санкт-Петербурга
на первый
встреченный
самолёт,

чтобы успеть в День Её Рожденья
на тридцать первое октября.

Для лучших фильмов не нужно денег.
Их люди сами собой творят.


http://vk.com/stefaniadanilova