В общем, про собак я не нашла, хотя наверняка есть. Если нет, то заведем...  вот уже и завели... тему
И да, тема про собак, а статья про людей.

Слепые люди среди нас



Когда я иду по городу, дрессируя поводыря, я имитирую действия слепого. И часто, представляя себя на его месте, я поражаюсь тому, что слепые люди вообще осмеливаются выходить из дома. Не важно с поводырем или без. Это страшно и опасно.

Причем основную часть различных опасностей и стрессовых ситуаций для слепых создают окружающие их люди, мы с вами, часто не подозревая этого. Добрые, хорошие, отзывчивые люди, которые ужаснулись бы, узнав, к чему могут привести их действия или бездействие. Вот некоторые мои впечатления и комментарии по этому поводу.

Повсюду, где собака-поводырь водит своего слепого хозяина, их окружают люди. Большинство на собаку так или иначе реагирует. Кто вслух, кто молча. Одобрительно и восторженно, удивленно, с любопытством, иногда с неприязнью, редко – грубо. И довольно часто предлагают помощь. Тоже очень по разному. Недавно мне пришлось по необходимости везти собаку, которую мы дрессируем, в метро. Собаке это только на пользу, поскольку предназначается пес для работы в городе, и поездки в метро ему предстоят довольно часто. И, хотя он еще не дозрел до отработки настоящего рабочего маршрута в таких сложных условиях, познакомиться с обстановкой не лишне заранее. Маршрут в метро у нас был простой, переход один, да и тот без эскалатора – грозы собачьих лап – и на входе тоже лестница. Эскалатор – только в конце, при выходе в город. Поэтому волнения мои по поводу предстоящей поездки сводились к двум моментам: пройти с собакой на станцию и по эскалатору подняться потом. Пройти на станцию метро с собакой - всегда трата нервов. Собака в шлейке, с опознавательными знаками поводыря, я с белой тростью. Да, я не инвалид, собака пока учится, значит еще не поводырь, права прохода у нас нет. Но собаку нужно научить, иначе, как она будет слепого водить. Объясняться с тетечкой в будке на эту тему я не жажду. Результат переговоров зависит от стольких случайных причин, что рисковать не стоит. Я как обычно выбираю самый простой вариант: загодя надеваю затемненные очки, и мы идем аля слепой с поводырем. Еще на улице около входа за нами начала наблюдать какая-то дама. Народу входящего было мало, и мы на виду. Только мы к турникетам приблизились, слышим то ли возмущенное то ли удивленное «Ой, собака!» Похоже, дежурная тетечка не решила еще, как отнестись к нам. Отреагировать не успеваем, да и что тут скажешь, действительно ведь, собака! Вдруг хорошо поставленный женский голос перекрывает все прочие звуки: «Это не собака, это – поводырь!» Оказывается, «наша» дама взяла на себя роль защитника. Больше нам никаких преград не чинили. Более того, дама решила опекать нас и дальше. «Подержите им дверь, молодой человек» - распорядилась она, как только мы подошли к входу непосредственно на станцию. И молодой человек почтительно придержал дверь и не оставил своего поста до тех пор, пока мы не удалились от нее на приличное расстояние. «Осторожно, осторожно, лестница!» - это уже нам. «Аккуратнее, собаке не мешайте!» - это какому-то торопливому пассажиру, вознамерившемуся обогнать нас при спуске по лестнице. Мне уже неловко. Но только потому, что мне-то помощь не требуется. А будь я слепым, все пришлось бы кстати. От нескольких мелких забот она избавила меня: от объяснений с дежурной, от сражения я неудобной тяжелой дверью, от столкновений с невнимательными людьми. Думаю, попроси я ее помочь с посадкой в поезд, она нам полвагона расчистила бы.

Мы стоим у скамеечки, ждем поезда. К скамейке подходит тетечка с объемистой сумкой. Видимо с рынка, который у нас прямо рядышком с метро. Воркуя что-то вроде «ах какая собачка хорошая…», она начинает поспешно рыться в сумке. Я предчувствую, что это не к добру. Действительно, достав кусок какой-то снеди, она протягивает его нам. И что наводит людей на подобные мысли? Собака толстая, я тоже. Иногда думаешь, что вместе со знаком «поводырь слепого» стоит повесить на собаку табличку как в зоопарке «животное не кормить и т. д.» К моей радости подходит наш поезд, и у меня есть повод удалиться без объяснений, которые я очень не люблю. Потому что это не так просто: объяснить. Ничего плохого человек вроде не сделал. Понравилась собака, видимо и тот факт, что собака делом полезным занимается, тоже повлиял, и решил человек выразить свою симпатию, угостив собаку. Но собаке-то работающей такие знаки внимания совершенно противопоказаны. Раз-другой угостится и станет высматривать, нет ли у кого куска в руках, и к сумкам принюхиваться. Тут уж не до работы!

В поезде довольно свободно, мы пристраиваемся у закрытых дверей. К слову сказать, никто нам место уступить не захотел. Наконец приехали. Выход в город через два эскалатора. На первом этапе оказалась неработающая лента, и я направила собаку туда. Пусть пройдет как по обычной лестнице для начала. Без всяких сомнений пошел, как будто всю жизнь там ходил. Мы плетемся вверх, а пассажиры на соседнем работающем эскалаторе с удивлением поглядывают в нашу сторону. Им не видно собаку, и непонятно, чего это я бреду пешком, спортсменка! Перед вторым эскалатором дежурный, заметив нас, молча делает какие-то загадочные жесты руками. На правах слепого делаю вид, что их не замечаю, тем более что действительно не понимаю, о чем это он, подхватываю собаку заранее приготовленным широким поводком в области «талии», и помогаю ей миновать опасное место с гребенкой. Поднялись. Выходим из метро, мы в центре города. Здесь у нас один из учебных маршрутов. «Домой!» бодро командую я. Собака уверено сворачивает в нужную сторону. В этом месте всегда раздают рекламки и бесплатные газеты, и нам, естественно, протягивают тоже. Мы обходим настойчивых молодых людей, что не просто, поскольку они делают неожиданные для собаки движения и практически загораживают дорогу. Помахивают бумажками у самого моего лица, что, наверное, логично: в одной руке у меня трость, второй я держусь за шлейку, стало быть, взять рекламку могу только зубами.

Идем по тротуару, он в этом месте очень широкий, по обеим сторонам припаркованы машины, посередине милостиво оставлен проход для пешеходов. Когда какая-нибудь машина начинает выбираться с места стоянки, она неизбежно выезжает на середину тротуара, и надежда у слепого человека только на собаку, которая должна вовремя отвести его в сторону. Шум уличного движения маскирует звук медленно едущей машины, обнаружить ее можно только зрением. А водитель, вероятно, уверен в том, что пешеход его видит и поспешно шарахнется в сторону, уступая дорогу. А вот совсем уж здорово! Машина едет нам навстречу, медленно (не слышно ее) и не сигналит. И не думает даже остановиться, поравнявшись с нами. Собака отводит меня в сторону, но отойти на действительно безопасное расстояние невозможно из-за припаркованных машин. Машина проезжает, едва не коснувшись меня зеркалом, причем я прижимаюсь к собаке и замираю. Будь я слепой. … Подходим к переходу через дорогу. Здесь светофор, терпеливо ждем. Это мы с собакой ждем, а остальные граждане они ждать не могут, устремляются в малейший образовавшийся в потоке машин просвет. Ну и пусть их! Мы зелененького человечка подождем. Так нет! Один доброхот, лихорадочно оглядевшись по сторонам, успевает бросить нам поспешно «можно идти» и лихо перебегает дорогу. Машины отчаянно сигналят ему. Хорошо хоть с собой нас не захватил. Интересно, в этом месте долго приходится ждать зеленого сигнала, и значительная часть людей всегда переходит раньше, когда машины на поворот едут. Но собака на них внимания не обращает, знает, что с ними мы не пойдем, ждет, когда я команду подам. А в других местах на переходах он часто пытается пойти вместе с толпой. Они пошли, и мы идем. Соображает!

О, опять эта ужасная собака! Мы уже ее встречали. Собака эта – довольно крупная упитанная дворняга – вызывает у меня два совершенно противоположных чувства. Досаду на ее безумное поведение и восхищение ловкостью и живучестью. Она бросается на машины. Причем не ограничивается едущими по краю вдоль тротуара, выскакивает на дорогу и яростно облаивает. Садовое кольцо, между прочим! А однажды мы ее встретили на том самом сложном переходе. Мы стояли у дороги, а она навстречу нам стала переходить, когда машины еще не все проехали, и оказалась среди потока. И что вы думаете! Начала вдруг на них кидаться, чудом не попадая под колеса! Я даже зажмурилась. А она поразвлекалась и дальше довольная побежала. Кошмар! В этот раз она попалась нам на пешеходной дорожке в компании двух дядечек в рабочей одежде с какими-то инструментами в руках. Для разнообразия собаченция решила броситься на моего пса. Дядьки, было, цыкнули на нее, но, поняв бесперспективность этой затеи, предпочли сделать вид, что они не имеют к собаке отношения. Привычно взревев «пошла вон!» я машу тростью в сторону нахальной дворняги, подлетевшей уже к самому хвосту моего поводыря. На морде у него просительное выражение: «А можно я тоже, ну разочек? Щас как рявкну!» Вот этого как раз и нельзя. Терпи.

Доходим до подземного перехода. Здесь нам часто предлагают помочь, в прошлый раз молчком ухватили меня за рукав куртки и потянули к лестнице. Не видела бы - испугалась. Сегодня молодой человек предложил помощь так правильно, что жаль отказываться. «Здесь впереди лестница. Вам помочь?» Спасибо, мы справимся.

В месте следующего перехода через дорогу светофора нет. Стоим, ждем, когда в потоке машин образуется достаточно большой интервал, чтобы можно было переходить. Воспользоваться тактикой некоторых слепых, которые просто поднимают белую трость и бесстрашно начинают переходить улицу, я не решаюсь. По этому поводу меня иногда посещает циничная мысль: видели бы они, что делается на дорогах, тоже не стали бы так переходить. Впрочем, вот добросовестный водитель предупредительно притормаживает и ... делает приглашающие жесты нам с собакой: переходите, мол, пожалуйста! Очень трогательно! Чтобы разглядеть, что он изображает, орлиное зрение иметь нужно. Но все равно, спасибо. Немного осталось идти, под конец на пути нашем возникает молодой человек с таксой. Такса на поводке. Завидев нас, она впадает в экстаз и рвется к моему псу. Я знаю, что сейчас будет, но наивно надеюсь, что этот владелец собаки окажется просвещеннее и сознательнее других. Напрасно надеюсь. Атлетически сложенный молодой человек покорно позволяет крохотной таксочке утянуть себя к моей собаке. Таксочка, умильно виляя хвостом и повизгивая от удовольствия, подскакивает и буквально повисает на морде моего пса. Все это сопровождается бормотанием молодого человека: «ну пойдем, не мешай собачке, не мешай…», тем не менее, не предпринимающего ничего, чтобы оторвать свою псинку от моего поводыря. Знаете, сколько таких владельцев собак встречается нам ежедневно? Вырвавшись, наконец, из объятий таксы, мы доходим до «дома», пес гуляет на газончике, хватает какую-то веточку и, счастливый, скачет с ней. А я раздумываю о том, насколько труднее было бы на моем месте слепому человеку. Большинство неприятных и опасных моментов я могла предугадать заранее, просто потому, что видела, что происходит. Я была к ним готова. Да и не страшны они для меня, поскольку могу избежать опасности, опять же потому, что вижу. Слепым людям нужно не так уж много помощи, нужно внимание и понимание того, что им труднее, чем зрячим.

Елена Орочко

Июль 2007

http://www.guidedogs.ru/en/nashi-stati/slepyie-lyudi-sredi-nas.html

Хозяева лишь с помощью скрытой камеры смогли понять, как пес выбирается из вольера.

http://leprosorium.d3.ru/comments/462660

В комментах:

А зачем от пса скрывать камеру?

izproshlogo: чтобы не стер запись.

izproshlogo: открытые он уничтожал.

Картофельная собака


      Дядька мой, Аким Ильич Колыбин, работал сторожем картофельного склада на станции Томилино под Москвой. По своей картофельной должности держал он много собак.
      Впрочем, они сами приставали к нему где-нибудь на рынке или у киоска "Соки-воды". От Акима Ильича по-хозяйски пахло махоркой, картофельной шелухой и хромовыми сапогами. А из кармана его пиджака торчал нередко хвост копченого леща.
      Порой на складе собиралось по пять-шесть псов, и каждый день Аким Ильич варил им чугун картошки. Летом вся эта свора бродила возле склада, пугая прохожих, а зимой псам больше нравилось лежать на теплой, преющей картошке.
      Временами на Акима Ильича нападало желание разбогатеть. Он брал тогда кого-нибудь из своих сторожей на шнурок и вел продавать на рынок. Но не было случая, чтоб он выручил хотя бы рубль. На склад он возвращался еще и с приплодом. Кроме своего лохматого товара, приводил и какого-нибудь Кубика, которому некуда было приткнуться.

      Весной и летом я жил неподалеку от Томилино на дачном садовом участке. Участок этот был маленький и пустой, и не было на нем ни сада, ни дачи -- росли две елки, под которыми стоял сарай и самовар на пеньке.
      А вокруг, за глухими заборами, кипела настоящая дачная жизнь: цвели сады, дымились летние кухни, поскрипывали гамаки.
      Аким Ильич часто наезжал ко мне в гости и всегда привозил картошки, которая к весне обрастала белыми усами.
      -- Яблоки, а не картошка! -- расхваливал он свой подарок.-- Антоновка!
      Мы варили картошку, разводили самовар и подолгу сидели на бревнах, глядя, как между елками вырастает новое сизое и кудрявое дерево -- самоварный дым.
      -- Надо тебе собаку завести,-- говорил Аким Ильич.-- Одному скучно жить, а собака, Юра, это друг человека. Хочешь, привезу тебе Тузика? Вот это собака! Зубы -- во! Башка -- во!
      -- Что за имя -- Тузик. Вялое какое-то. Надо было назвать покрепче.
      -- Тузик -- хорошее имя,-- спорил Аким Ильич.-- Все равно как Петр или Иван. А то назовут собаку Джана или Жеря. Что за Жеря -- не пойму.
      С Тузиком я встретился в июле.
      Стояли теплые ночи, и я приноровился спать на траве, в мешке. Не в спальном мешке, а в обычном, из-под картошки. Он был сшит из прочного ноздреватого холста для самой, наверно, лучшей картошки сорта "лорх". Почему-то на мешке написано было "Пичугин". Мешок я, конечно, выстирал, прежде чем в нем спать, но надпись отстирать не удалось.
      И вот я спал однажды под елками в мешке "Пичугин".
      Уже наступило утро, солнце поднялось над садами и дачами, а я не просыпался, и снился мне нелепый сон. Будто какой-то парикмахер намылыливает мои щеки, чтоб побрить. Дело свое парикмахер делал слишком упорно, поэтому я и открыл глаза.
      Страшного увидел я "парикмахера".
      Надо мной висела черная и лохматая собачья рожа с желтыми глазами и разинутой пастью, в которой видны были сахарные клыки. Высунув язык, пес этот облизывал мое лицо.
      Я закричал, вскочил было на ноги, но тут же упал, запутавшись в мешке, а на меня прыгал "парикмахер" и ласково бил в грудь чугунными лапами.
      -- Это тебе подарок! -- кричал откуда-то сбоку Аким Ильич.-- Тузик звать!
      Никогда я так не плевался, как в то утро, и никогда не умывался так яростно. И пока я умывался, подарок -- *Тузик наскакивал на меня и выбил в конце концов мыло из рук. Он так радовался встрече, как будто мы и прежде были знакомы.
      -- Посмотри-ка,-- сказал Аким Ильич и таинственно, как фокусник, достал из кармана сырую картофелину.
      Он подбросил картофелину, а Тузик ловко поймал ее на лету и слопал прямо в кожуре. Крахмальный картофельный сок струился по его кавалерийским усам.

      Тузик был велик и черен. Усат, броваст, бородат. В этих зарослях горели два желтых неугасимых глаза и зияла вечно разинутая, мокрая, клыкастая пасть.
      Наводить ужас на людей -- вот было главное его занятие.
      Наевшись картошки, Тузик ложился у калитки, подстерегая случайных прохожих. Издали заприметив прохожего, он таился в одуванчиках и в нужный момент выскакивал с чудовищным ревом. Когда же член дачного кооператива впадал в столбняк, Тузик радостно валился на землю и смеялся до слез, катаясь на спине.
      Чтоб предостеречь прохожих, я решил приколотить к забору надпись: "Осторожно -- злая собака". Но подумал, что это слабо сказано, и так написал:

      ОСТОРОЖНО!
      КАРТОФЕЛЬНАЯ СОБАКА!

      Эти странные, таинственные слова настраивали на испуганный лад. Картофельная собака -- вот ужас-то!
      В дачном поселке скоро прошел слух, что картофельная собака -- штука опасная.
      -- Дядь! -- кричали издали ребятишки, когда я прогуливался с Тузиком.-- А почему она картофельная?
      В ответ я доставал из кармана картофелину и кидал Тузику. Он ловко, как жонглер, ловил ее на лету и мигом разгрызал. Крахмальный сок струился по его кавалерийским усам.

      Не прошло и недели, как начались у нас приключения.
      Как-то вечером мы прогуливались по дачному шоссе. На всякий случай я держал Тузика на поводке.
      Шоссе было пустынно, только одна фигурка двигалась навстречу. Это была старушка-бабушка в платочке, расписанцом огурцами, с хозяйственной сумкой в руке.
      Когда она поравнялась с нами, Тузик вдруг клацнул зубами и вцепился в хозяйственную сумку. Я испуганно дернул поводок -- Тузик отскочил, и мы пошли было дальше, как вдруг за спиной послышался тихий крик:
      -- Колбаса!
      Я глянул на Тузика. Из пасти его торчал огромный батон колбасы. Не колесо, а именно батон толстой вареной колбасы, похожий на дирижабль.
      Я выхватил колбасу, ударил ею Тузика по голове, а потом издали поклонился старушке и положил колбасный батон на шоссе, подстелив носовой платок.
      ...По натуре своей Тузик был гуляка и барахольщик. Дома он сидеть не любил и целыми днями бегал где придется. Набегавшись, он всегда приносил что-нибудь домой: детский ботинок, рукава от телогрейки, бабу тряпичную на чайник. Все это он складывал к моим ногам, желая меня порадовать. Честно сказать, я не хотел его огорчать и всегда говорил:
      -- Ну молодец! Ай запасливый хозяин!
      Но вот как-то раз Тузик принес домой курицу. Это была белая курица, абсолютно мертвая.
      В ужасе метался я по участку и не знал, что делать с курицей. Каждую секунду, замирая, глядел я на калитку: вот войдет разгневанный хозяин.
      Время шло, а хозяина курицы не было. Зато появилcя Аким Ильич. Сердечно улыбаясь, шел он от калитки с мешком картошки за плечами.
      Таким я помню его всю жизнь: улыбающимся, с мешком картошки за плечами.
      Аким Ильич скинул мешок и взял в руки курицу.
      -- Жирная,-- сказал он и тут же грянул курицей Тузика по ушам.
      Удар получился слабенький, но Тузик-обманщик заныл и застонал, пал на траву, заплакал поддельными собачьими слезами.
      -- Будешь или нет?!
      Тузик жалобно поднял вверх лапы и скорчил точно такую горестную рожу, какая бывает у клоуна в цирке, когда его нарочно хлопнут по носу. Но под мохнатыми бровями светился веселый и нахальный глаз, готовый каждую секунду подмигнуть.
      -- Понял или нет?! -- сердито говорил Аким Ильич, тыча курицу ему в нос.
      Тузик отворачивался от курицы, а потом отбежал два шага и закопал голову в опилки, горкой насыпанные под верстаком.
      -- Что делать-то с нею? -- спросил я.
      Аким Ильич подвесил курицу под крышу сарая и сказал:
      -- Подождем, пока придет хозяин.
      Тузик скоро понял, что гроза прошла. Фыркая опилками, он кинулся к Акиму Ильичу целоваться, а потом вихрем помчался по участку и несколько раз падал от восторга на землю и катался на спине.
      Аким Ильич приладил на верстак доску и стал обстругивать ее фуганком. Он работал легко и красиво -- фуганок скользил по доске, как длинный корабль с кривою трубой.
      Солнце пригревало крепко, и курица под крышей задыхалась. Аким Ильич глядел тревожно на солнце, клонящееся к обеду, и говорил многозначительно:
      -- Курица тухнет!
      Громила Тузик прилег под верстаком, лениво вывалив язык.
      Сочные стружки падали на него, повисали на ушах и на бороде.
      -- Курица тухнет!
      -- Так что ж делать?
      -- Надо курицу ощипать,-- сказал Аким Ильич и подмигнул мне.
      И Тузик дружелюбно подмигнул из-под верстака.
      -- Заводи-ка, брат, костер. Вот тебе и стружка на растопку.
      Пока я возился с костром, Аким Ильич ощипал курицу и скоро забурлил в котелке суп. Я помешивал его длинной ложкой и старался разбудить свою совесть, но она дремала в глубине души.
      -- Пошамаем, как люди,-- сказал Аким Ильич, присаживаясь к котелку.
      Чудно было сидеть у костра на нашем отгороженном участке. Вокруг цвели сады, поскрипывали гамаки, а у нас -- лесной костер, свободная трава.
      Отобедав, Аким Ильич подвесил над костром чайник и запел:

      Что стоишь, качаясь,
      Тонкая рябина...

      Тузик лежал у его ног и задумчиво слушал, шуршал ушами, будто боялси пропустить хоть слово. А когда Аким Ильич добрался до слов "но нельзя рябине к дубу перебраться", на глаза Тузика набежала слеза.
      -- Эй, товарищи! -- послышалось вдруг.
      У калитки стоял какой-то человек в соломенной шляпе.
      -- Эй, товарищи! -- кричал он.-- Кто тут хозяин?
      Разомлевший было Тузик спохватился и с проклятьями кинулся к забору.
      -- В чем дело, земляк? -- крикнул Аким Ильич.
      -- В том, что эта скотина,-- тут гражданин ткнул в Тузика пальцем,-- утащила у меня курицу.
      -- Заходи, земляк,-- сказал Аким Ильич, цыкнув на Тузика,-- чего через забор попусту кричать.
      -- Нечего мне у вас делать,-- раздраженно сказал хозяин курицы, но в калитку вошел, опасливо поглядывая на Тузика.
      -- Сядем потолкуем,-- говорил Аким Ильич.-- Сколько же вы кур держите? Неверное, десять?
      -- "Десять"...-- презрительно хмыкнул владелец,-- двадцать две было, а теперь вот двадцать одна.
      -- Очко! -- восхищенно сказал Аким Ильич.-- Куриный завод! Может быть, и нам кур завести? А?.. Нет,-- продолжал Аким Ильич, подумав.-- Мы лучше сад насадим. Как думаешь, земляк, можно на таком участке сад насадить?
      -- Не знаю,-- недовольно ответил земляк, ни на секунду не отвлекаясь от курицы.
      -- Но почвы здесь глинистые. На таких почвах и картошка бывает мелкая, как горох.
      -- Я с этой картошкой совсем измучился,-- сказал хозяин курицы.-- Такая мелкая, что сам не кушаю. Курям варю. А сам все макароны, макароны...
      -- Картошки у него нету, а? -- сказал Аким Ильич и хитро посмотрел на меня.-- Так ведь у нас целый мешок. Бери.
      -- На кой мне ваша картошка! Курицу гоните. Или сумму денег.
      -- Картошка хорошая! -- лукаво кричал Аким Ильич.-- Яблоки, а не картошка. Антоновка! Да вот у нас есть отварная, попробуй-ка.
      Тут Аким Ильич вынул из котелка отваренную картофелину и мигом содрал с нее мундир, сказавши: "Пирожное".
      -- Нешто попробовать? -- засомневался владелец курицы.-- А то все макароны, макароны...
      Он принял картофелину из рук Акима Ильича, посолил ее хозяйственно и надкусил.
      -- Картошка вкусная,-- рассудительно сказал он.-- Как же вы ее выращиваете?
      -- Мы ее никак не выращиваем,-- засмеялся Аким Ильич,-- потому что мы работники картофельных складов. Она нам полагается как паек. Насыпай сколько надо.
      -- Пусть ведро насыплет, и хватит,-- вставил я.
      Аким Ильич укоризненно поглядел на меня.
      -- У человека несчастье: наша собака съела его курицу. Пусть сыплет сколько хочет, чтоб душа не болела.

      На другой же день я купил в керосиновой лавке толковую цепь и приковал картофельного пса к елке.
      Кончились его лебединые деньки.
      Тузик обиженно стонал, плакал поддельными слезами и так дергал цепь, что с елки падали шишки. Только лишь вечером я отмыкал цепь, выводил Тузика погулять.
      Подошел месяц август. Дачников стало больше. Солнечными вечерами дачники в соломенных шляпах вежливо гуляли по шоссе. Я тоже завел себе шляпу и прогуливался с Тузиком, напустив на свое лицо вечернюю дачную улыбку.
      Тузик-обманщик на прогулках прикидывался воспитанным и любезным псом, важно поглядывал по сторонам, горделиво топорщил брови, как генерал-майор.
      Встречались нам дачники с собаками -- с ирландскими сеттерами или борзыми, изогнутыми, как скрипичный ключ. Издали завидев нас, они переходили на другую сторону шоссе, не желая приближаться к опасной картофельной собаке.
      Тузику на шоссе было неинтересно, и я отводил его подальше в лес, отстегивал поводок.
      Тузик не помнил себя от счастья. Он припадал к земле и глядел на меня так, будто не мог налюбоваться, фыркал, кидался с поцелуями, как футболист, который забил гол. Некоторое время он стремительно носился вокруг и, совершив эти круги восторга, мчался куда-то изо всех сил, сшибая пеньки. Мигом скрывался он за кустами, а я бежал нарочно в другую сторону и прятался в папоротниках.
      Скоро Тузик начинал волноваться: почему не слышно моего голоса? Он призывно лаял и носился по лесу, разыскивая меня.
      Когда же он подбегал поближе, я вдруг с ревом выскакивал из засады и валил его на землю.
      Мы катались по траве и рычали, а Тузик так страшно клацал зубами и так вытаращивал глаза, что на меня нападал смех.

      Душа у владельца курицы, видимо, все-таки болела.
      Однажды утром у калитки нашей появился сержант милиции. Он долго читал плакат про картофельную собаку и наконец решился войти. Тузик сидел на цепи и, конечно, издали заприметил милиционера. Он прицелился в него глазом, хотел было грозно залаять, но почему-то раздумал. Странное дело: он не рычал и не грыз цепь, чтоб сорваться с нее и растерзать вошедшего.
      -- Собак распускаете! -- сказал между тем милиционер, строго приступая к делу.
      Я слегка окаменел и не нашелся что ответить. Сержант смерил меня взглядом, прошелся по участку и заметил мешок с надписью "Пичугин".
      -- Это вы Пичугин?
      -- Да нет,-- растерялся я.
      Сержант достал записную книжку, что-то чиркнул в ней карандашиком и принялся рассматривать Тузика. Под милицейским взглядом Тузик как-то весь подтянулся и встал будто бы по стойке "смирно". Шерсть его, которая обычно торчала безобразно во все стороны, отчего-то разгладилась, и его оперение теперь можно было назвать "приличной прической".
      -- На эту собаку поступило заявление,-- сказал сержант,-- в том, что она давит кур. А вы этих кур поедаете.
      -- Всего одну курицу,-- уточнил я.-- За которую заплачено.
      Сержант хмыкнул и опять принялся рассматривать Тузика, как бы фотографируя его взглядом.
      Миролюбиво виляя хвостом, Тузик повернулся к сержанту правым боком, дал себя сфотографировать и потом повернулся левым.
      -- Это очень мирная собака,-- заметил я.
      -- А почему она картофельная? Это что ж, порода такая?
      Тут я достал из кармана картофелину и бросил ее Тузику. Тузик ловко перехватил ее в полете и культурно скушал, деликатно поклонившись милиционеру.
      -- Странное животное,-- подозрительно сказал сержант.-- Картошку ест сырую. А погладить его можно?
      -- Можно.
      Только тут я понял, какой все-таки Тузик великий актер. Пока сержант водил рукою по нечесаному загривку, картофельный пес застенчиво прикрывал глаза, как делают зто комнатные собачки, и вилял хвостом. Я даже думал, что он лизнет сержанта в руку, но Тузик удержался.
      -- Странно,-- сказал сержант.-- Говорили, что это очень злая картофельная собака, которая всех терзает, а тут я ее вдруг глажу.
      -- Тузик чувствует хорошего человека,-- не удержался я.
      Сержант похлопал ладонью о ладонь, отряхнул с них собачий дух и протянул мне руку:
      -- Растрепин. Будем знакомы.
      Мы пожали друг другу руки, и сержант Растрепин направился к воротам. Проходя мимо Тузика, он наклонился и по-отечески потрепал пса.
      -- Ну, молодец, молодец,-- сказал сержант.
      И вот тут, когда милиционер повернулся спиной, проклятый картофельный пес-обманщик встал вдруг на задние лапы и чудовищно гаркнул сержанту в самое ухо. Полубледный Растрепин отскочил в сторону, а Тузик упал на землю и смеялся до слез, катаясь на спине.
      -- Еще одна курица,-- крикнул издали сержант,-- и все! -- протокол!

      Но не было больше ни кур, ни протоколов. Лето кончилось. Мне надо было возвращаться в Москву, а Тузику -- на картофельный склад.
      В последний день августа на прощанье пошли мы в лес. Я собирал чернушки, которых высыпало в тот год очень много. Тузик угрюмо брел следом.
      Чтоб немного развеселить пса, я кидался в него лопоухими чернушками, да что-то все мазал, и веселья не получалось. Тогда я спрятался в засаду, но Тузик быстро разыскал меня, подошел и прилег рядом. Играть ему не хотелось.
      Я все-таки зарычал на него, схватил за уши. Через секунду мы уже катались по траве. Тузик страшно разевал пасть, а я нахлобучил ему на голову корзинку вместе с грибами. Тузик скинул корзинку и так стал ее терзать, что чернушки запищали.
      Под вечер приехал Аким Ильич. Мы наварили молодой картошки, поставили самовар. На соседних дачах слышались торопливые голоса, там тоже готовились к отъезду: увязывали узлы, обрывали яблоки.
      -- Хороший год,-- говорил Аким Ильич,-- урожайный. Яблоков много, грибов, картошки.
      По дачному шоссе пошли мы на станцию и долго ожидали электричку. На платформе было полно народу, повсюду стояли узлы и чемоданы, корзины с яблоками и с грибами, чуть не у каждого в руке был осенний букет.
      Прошел товарный поезд в шестьдесят вагонов. У станции электровоз взревел, и Тузик разъярился. Он свирепо кидался на пролетающие вагоны, желая нагнать на них страху. Вагоны равнодушно мчались дальше.
      -- Ну чего ты расстроился? -- говорил мне Аким Ильич.-- В твоей жизни будет еще много собак.
      Подошла электричка, забитая дачниками и вещами.
      -- И так яблоку негде упасть,-- закричали на нас в тамбуре,-- а эти с собакой!
      -- Не волнуйся, земляк! -- кричал в ответ Аким Ильич.-- Было б яблоко, а куда упасть, мы устроим.
      Из вагона доносилась песня, там пели хором, играли на гитаре. Раззадоренный песней из вагона, Аким Ильич тоже запел:

      Что стоишь, качаясь,
      Тонкая рябина...

      Голос у него был очень красивый, громкий, деревенский.
      Мы стояли в тамбуре, и Тузик, поднявшись на задние лапы, выглядывал в окно. Мимо пролетали березы, рябины, сады, набитые яблоками, золотыми шарами.
      Хороший это был год, урожайный.
      В тот год в садах пахло грибами, а в лесах -- яблоками.
http://yandex.ru/clck/jsredir?from=yandex.ru%3Bsearch%2F%3Bweb%3B%3B&text=&etext...

У этого автора великолепная проза!