Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход
WWW-Dosk
 
  ГлавнаяСправкаПоискВход  
 
 
Стихи Дмитрия Унжакова (Прочитано 3366 раз)
02/27/13 :: 5:58am
eotvi   Экс-Участник

 
Двойники

Мне доктор сказал: «Прекратите тоску».
Я с ним согласился и молча ушёл
в колодец сведённых желанием скул,
и стало мне так хорошо-хорошо!
Потом я задумался: кто же был врач?
К себе постучался, но я не открыл.
И я закричал: «Ты не доктор – палач!»
и камнем в окошко швырнул что есть сил.

Разбилось стекло.
И просыпалось вниз.

Тогда я во гневе, бессилье кляня,
вскричал, и впиявилось эхо в карниз:
«Несчастный, когда ты оставишь меня?!»

А я сладострастно ладонь потирал –
ладонь о ладонь – и по улице шёл –
там вечер глаза фонарей протирал
наркотиком тока и так хорошо
мне было, и рядом лежала луна –
вкуснее, чем дева, но я не хотел…
«…у каждого есть по берёзе, ина-
че мигом бы всё искрошилось, как мел.
Берёза равняется ангелу. Да.
Есть время – росинка, и время – клюка,
но первое – прочь, а второе – сюда.
Деревня любви, как же ты далека!
Мне велено их возлюбить, но темна
жестоко сплетённая область корней.
Берёза у каждого есть и она
у каждого есть, но не каждый – у ней!..»

А я всё шагал и смотрел на луну.
Окно зарастало стеклом, но пока
в пространство свободное хаос тянул
косички непрошеного сквозняка.
И было мне как-то иначе – не так,
чем утром, когда я на службу спешу:
и как бы во мне начинало светать,
но строила рожи звезда, словно шут.
Она хохотала умело и всласть,
она хохотала надменно и зло,
она постигала внезапную власть,
покуда в окне не стянулось стекло.
И я озирался и не понимал
не так, как обычно, не помня о том,
а ведая это…
И рядом – зима
и олигофрены-дома, и потом
всегда приходящее детство ночей
с щипками невинными в звёздной воде
на радость узнавших друг друга очей,
и сон – наконец-то – как водораздел,
или времяраздел?..

«Неужели уснул?» -
спросил я, когда я уснул,
и взлетел,
и как леденец, перехрустнул луну –
да здравствует эмансипация тел!
Люблю я по небу ночному летать,
но больше всего – на заре, на заре.
Я милое небо могу обретать
не только на небе –
в помойном ведре
осколок фужера случайный блеснёт,
клок ваты покажется за облака,
и крыльями жужелиц взмоет в полёт
лука репчатого шелуха…
И смутно скитаясь, я время раздел,
да так и не смог одолеть до конца:
где мальчик, не знающий женщины, рдел,
у времени не оказалось лица.
И только ночная, сырая трава,
ветвей и влюблённых внимательный класс,
в небо закинутая голова
и чёрные дыры сияющих глаз…
А после пришли адъютанты греха:
качалась свинья с гребешком петуха,
трясина перины с дебелой вдовой,
и я среди лилий на ней чуть живой -
в объятиях липких почти что пропал…

А я просыпался и встал наконец.
стеклом обрывалась ночная тропа,
где ветра нездешнего сгинул гонец.
Тогда я подумал, что я – отступил,
что снова – стекло,
и возможен уют.
Газету-другую в киоске купил
и слушал, не слыша, как птицы поют.
Я ехал на службу. Работал «Маяк» -
в нём капельки крови сливались в ручей,
в котором куда-то сплавлялся косяк
устало жующих угрюмых ушей.
Я ехал на службу и чувствовал гнёт
невнятных событий из скверного сна.
Но день – он излечит и к почве пригнёт,
да так, что меня не заметит луна…

А я собирался, как капля воды
в замедленной съёмке, но наоборот –
из мусоропровода и со звезды -
обратно в ядро,
и прорезался рот,
в который я крикнул:
«Тебе хорошо?!..
Зачем же ты плакал тогда и просил,
чтоб я никогда от тебя не ушёл?» -

и камнем в окошко швырнул, что есть сил!










В этом городе холодном

В этом городе холодном
фонари летят, как птицы:
на озёрца глаз голодных
любо стаями лепиться.

Фонари летят, как пары бальные,
волчью радость оттеняя.
Удаляется печальная
остановка от трамвая.

Фонари летят так нежно
посреди снегов дебелых,
и светло цвести надежде
для домов заиндевелых.

А дома мерцают - истуканы -
только спирт блестит в зрачках у них.
И дымится с донышка стакана
грусть посёлков ледяных.

Может быть, и венам не оттаять,
жирный иней стен не растопить,
но сухие губы просят пить,
пьют, и на мгновение светает.










майское

Когда угроза грозовая
для пыли, грязью стать готовой,
не столь страшна, как грузовая
и резвая
для юбки новой,
как раз и подвернётся юбка -
она работает кассиром...
А влага трепетная кубка
вот-вот расплещется над миром.
И пыль лежит, как промокашка,
и прибавляет шаг прохожий,
и первой капельки букашка
вдруг упадёт коровкой божьей
в сопровождении раската,
а вместе с ливнем грянут споро
весна и Тютчев и тогда-то
любовь кассирши и шофёра...
И только бедному поэту
его печаль состроит глазки,
и он проводит сигарету
щелчком изысканным и царским.










Эти дни ненадёжны, как наст

Я иду, но не вижу, куда.
Словно вычерпан кем-то до дна.
Там, где раньше алела звезда -
имена, имена, имена.

Там, где раньше поля да леса -
голоса, голоса, голоса.
Где река изгибалась в калач -
тихий плач, тихий плач, тихий плач.

Я иду по тропинке кривой.
Стынет правда под снегом травой,
и любую травинку сорви,
а она - на крови, на крови!

Эти дни ненадёжны, как наст.
Заметает мои города...
Вот отец, он меня не продаст
никому, ни за что, никогда.










Стишок в поселковую газету

Поделили лес на четыре части:
честь по чести – четыре доли.
Вчетвером присосались к чаще,
вчетвером эту чащу доят.

Фонари над посёлком – меркнут:
тьма - да будет!
И тени – рыщут...
Но проставятся фейерверком
новогодним – всё радость нищим.

Никомушеньки здесь не надо
ни хрена – доживают просто,
без изысков, смиренно, стадом
исчезая в кустах погоста,

бормоча, да и то невнятно,
дали крестиком осенивши,
тихо, пьяненько, безвозвратно,
стадом, адом,
не осквернившись.










Кошка сухариками хрустит

Кошка сухариками хрустит.
Мальчик в окошке опять грустит.
Мальчику скоро полтинник –
дать бы ему подзатыльник.

Что он там в этом окне забыл,
серое небо протёр до дыр.
Сходит в сортир, покурит –
и высь свою караулит.

Якобы, - он говорит, – она,
музыка, типа, ему слышна.
Врёт ведь, поди, да ладно -
трезвый – и то отрадно.










Наше время

Наше время - семёрка пик.
Новолуние. Посвист. Крик.
Гогот в спину. Пустырь. Молчок.
Обезумевший каблучок.

Пятерня в пол-проспекта - ша!
С мясом выдранная душа.
Сталь, настигшая на бегу.
Клюква, давленная в снегу.

Вопли. Сопли. Прямой эфир.
Муть, затасканная до дыр.
Рёв кремлёвщины вековой
да голодных задворок вой.

В ремесло перешедший страх.
Сердце, схваченное впотьмах
за своим дорогим вином -
наяву беспробудным сном.










Прогулка

Котлетка хлебная. Горчичка.
Стаканчик пива плюс сто грамм.
Нет, не горчичка, а яичко
под майонезом…
Полно вам -
уже поморщились.
Рискую…
Вам ближе розы,
соловьи.
Я просто нехотя рисую
часы печальные свои.
С утра сегодня дождик, хмуро,
но зонтик есть ещё пока –
в конце концов, как физкультура,
прогулка утром до чапка.
Идёшь, посматривая в лужи –
вода и больше ничего,
а в ней всё то же небо – ужас!
Куда мне деться от него?!










Осока

Однажды вечером, в трамвае,
когда за окнами пурга,
возьмёт и выведет кривая
на молчаливые луга,
где не вмещается в осоку
кровоточивая трава,
когда на шорохе высоком
её вибрируют слова;
где, как в одежде не по росту,
к сосочку времени приник
и цедит годы клювом острым
в лохмотьях имени тростник.










Она спросила у него,
куда же ей идти.
Он не ответил ничего
и грустен стал и тих.

Он взял игрушечный наган
к щеке наискосок,
царапнул взглядом по ногам
и выстрелил в висок.










Снежка

Моя кошка тихая любит шастать,
обживая полости и проёмы;
приоткрытый же ящик – кошачье счастье:
заповедная там пустота объёма.

Один глаз её голубеет небом,
а в другом, конечно, сплошной песчаник,
и жива она не единым хлебом -
вовсе нет,
когда её к кухне тянет:

её радуют, розовея с блюдца,
две креветки голеньких – их бы мне бы!
И помедлив, с розовым вдруг сольются,
вожделея молча, песок и небо.










Детский сад

Детишки, веселей
смотрите сквозь решётки!
Испуга озерки…
Жасмин припухлых щёк…
У вас в друзьях пока
проворные трещётки –
их белые бока
не выцвели ещё.

Ещё за вас стоят
в сияньи белом люди,
крылами отводя
беды грядущей гнёт,
но вновь набухнет гроздь
кровавых ваших судеб
и дикая печаль
сиренью полыхнёт.

Детишки, веселей!..
Тюремные задатки
забора
              не страшны
хранителям жуков,
но бантики стрекоз,
считалочки и прятки
не смогут заслонить
от ваших каблуков

открытое лицо
невнятного скитальца –
так ведается, так,
разнузданно смеясь,
приветствует вождей,
топыря в небо пальцы,
окраин городских
тоскующая грязь.

О, медленная речь
вскипающих наитий
над чуткой глубиной
уснувших матерей:
где детский слышен рой,
уже плетутся нити
от первых петухов
до третьих лагерей.

Как некуда уйти –
как больно жалят осы,
сгустившиеся здесь,
над нежною травой,
где если и пройдут
коротким ливнем слёзы,
так тотчас следом
                   смех
разносится живой.

И нечем разрубить
невидимые сети –
откуда ни возьмись
комарик не спасёт,
когда к решёткам льнут
и ясно смотрят дети,
а грузная мадам
их ласково пасёт.










Последние герои

Им соловей напомнит ночью
о том, что время их – устало.
Они травой ложатся в почву
и грустно смотрят сериалы.

Вновь пересчитывает шпалы
далёкий поезд. Ночь сереет.
…и грустно смотрят сериалы
и превращаются в деревья.

По городам бушуют толпы
орущих ртов с бессильной пеной.
А здесь и одуванчик жёлтый
казнят, раз он сорняк презренный.

Они живут тихонько с краю,
врастая в землю по окошки
и, как герои, умирают
на гребнях выросшей картошки.










Голубое небо марта

Голубое небо марта –
льдинка в горле, зов лазури;
тени сумерек томатных
образуют амбразуры
окон, брызгающих светом,
улиц цитрусовых вены, -
словно в мире грустном этом
всё осталось неизменным,
и оттаивая корни,
нежность режется побегом,
и как прежде, небо кормит
больше, чем дождём и снегом










Если выключить свет...

Если выключить свет – голубая кухня
от луны, настоянной на снегу.
Догорев напротив, окно потухнет.
Тихо в городе за полночь... Ни гу-гу.

Синева под глазами – из снега звезда.
Полумёртвый от денег, глядящий печально и пусто,
город дышит устало на свежую корочку льда,
сверлит дырку в себе
и себя переводит в искусство.
http://www.stihi.ru/avtor/ulesh
 
IP записан
 
Ответ #1 - 02/28/13 :: 2:42am
eotvi   Экс-Участник

 
Дождик

Ножками прозрачно семеня,
дождик шёл и шёл куда-то дальше,
наполняя мёртвого меня
изначальной музыкой без фальши.

И на глади озера рябой
множились круги и пропадали,
каждый миг фиксируя собой
контуры божественной печали.










И не то, чтобы холодно

И не то, чтобы холодно,
но сгущается смерть
в этих рощах, где золото
превращается в медь.

Вот алхимия убыли
боязливых широт,
где старухи беззубые –
самый прочный народ,

где играют без устали
желваки почём зря,
где стареют в предчувствии
на троих «пузыря»,

где тоска местечковая 
по углам нежилым,
и ржавеют подковы и
пахнет счастьем гнилым.










Омут

Вниз с карниза голубок –
омут города глубок,
и однажды без следа
в нём утонешь навсегда.

Словно тёмная вода,
смотрят в небо города,
а над ними вкус полыни –
пахнет горечью звезда.

Омут города глубок,-
в нём сплелись в один клубок
и похожи на котят
те, кто вынырнуть хотят.










Черновик


Ты есть черновик письма,
но поздно читать, что в нём –
обнявшихся букв тесьма
уже занялась огнём.

Запоминай черты,
свой сотканный в ночь узор…
Пока ещё можешь, ты
смотри на себя в упор.

И светится воск виска -
пылает твоя тюрьма.
Ползёт по краям листка
пламени бахрома.










А мальчик встанет на носочки...


А мальчик встанет на носочки
и сердце схватит на лету,
как лопнут окна, словно почки
и жёлтым цветом расцветут.

И если кто с моста заглянет
и тело выдвинет на треть –
черным-черно и только тянет
смотреть смотреть смотреть смотреть










Маленькая звёздочка

Маленькая звёздочка,
светишь сквозь кусты.
Я такой же маленький
и ночной, как ты.

Скоро будет август,
скатишься в траву,
и никто не вспомнит,
как тебя зовут.

Пара сумасшедших,
старый астроном –
вот и вся компания,
вот и весь дурдом.










Кошка

Две виноградины прозрачных:
на дне песчаном - то круглы,
то наподобье спинок рачьих,
то две сияющих дыры –
зрачков изменчивые ядра –
как заспиртованы внутри,
меняя формы и наряды,
ночной весны поводыри.
Две эбонитовые точки
вдруг расцветают, как салют,
и, приподнявшись на носочки,
искру зелёную дают.
То складываются, как зонтик
и убывают до нуля,
в коварной дрёме только зорче
следя движение, суля
тепло скучающим ладоням
и ту возможность забытья
под стук часов в уснувшем доме,
под снег, плывущий в заоконье,
когда душа сама своя.










Два мальчика, в снежки играя...


Два мальчика, в снежки играя,
ещё не знают, что вот-вот
страна, привычно умирая,
по настоящему умрёт.

Так бабка каждый день хоронит
себя подряд лет двадцать пять,
вздыхает, охает и стонет,
а всё живёхонька опять.

Когда ж и впрямь докончит пряжу,
и оборвётся скорбный путь,
никак не верит кто-нибудь,
что больше сказку не расскажут.

Уставятся в ночную сажу
глаза, слепые от тоски:
что больше сказку не расскажут,
не свяжут тёплые носки.










Идиот

Когда считает идиот,
он смысла цифр не понимает,
он просто голосу внимает
и как бы песенку поёт.

И густо смешано с толпою
существование тупое,
и жизнь сама себя винит,
когда он лоб раскровенит.

Он красные заломит пальцы,
замрёт
и пялится и пялится;
глазами быстрыми шнырнёт,
и вынырнув, опять нырнёт.










Если только ему повезёт

Если только ему повезёт,
будут слёзы его солоны,
потому что по ветке ползёт
золотая улитка луны.

Потому что с мостов, как рога
фонари наклонились к реке;
потому что взметнул жемчуга
одинокий трамвай вдалеке.

Потому что, едва серебрясь,
из бензина мерцает звезда,
оживляя привычную грязь,
допорхнув напоследок сюда.

И в течение дивных минут,
что покажутся мигом одним,
будет медлить пылающий кнут,
занесённый восьмёркой над ним.

И тогда, запоздало спеша,
уловив-таки несколько нот
из нездешних,
        заплачет душа…
Если только ему повезёт.










Ёжик в тумане

Это было наяву:
речка сонная дымилась,
звёзды сыпались в траву –
ничего не изменилось.

Был туман белей, чем мел,
медвежонок волновался…
Может, кто и потускнел –
мир сияющим остался.

Может, это и обман,
ерунда, но как-то всё же
лучше, если сквозь туман
медвежонка слышит ёжик.










На балконе...

На балконе, на корточках, дымя сигареткой,
сквозь дырявый зонтик тополя, что напротив,
высматриваю звёзды, застрявшие в ветках -
так душа застревает в случайной плоти.

Пережёвывая жвачку весенней темени,
тихо радуюсь, что живой,
и хрустят на зубах кристаллики времени,
в которое булькнулся с головой.










Лежат собаки на снегу

Лежат собаки на снегу,
согнувшись спинами в дугу,
и морды тянут, греются,
как будто солнцем бреются.
И я, как эта свора,
пригрелся у забора -
питаюсь солнцем…
А февраль,
он тот ещё свистун и враль…
Но всё же,
толика тепла
меня на миг спасла.
http://www.stihi.ru/avtor/ulesh
 
IP записан
 
Ответ #2 - 10/01/13 :: 1:21pm
eotvi   Экс-Участник

 
Бродяга

Город,
к ночи жаркий, словно противень,
в отражённом свете наркоманит -
"косячком" ли, рюмочкой ли, прочим ли –
но разборка в тёмной подворотне
обернётся звёздочкой в кармане,
если повезёт тебе, бродяга
наудачу славно отмахнуться,
в сторону метнуться на полшага,
и растаяв в пропасти оврага,
с небом голубикой глаз махнуться,
у реки проснувшись на рассвете
в царстве ежевики ли, малины,
под капелью серебристых ветел -
в час, когда зрачок луны заметил
свой исход, уже неумолимый.
http://www.stihi.ru/2013/09/30/9740
 
IP записан
 
Ответ #3 - 11/13/13 :: 1:57am
eotvi   Экс-Участник

 
Облепиха

Из всех плодов осталась облепиха –
оранжевая сладкая икра
для тех синиц, которые с утра
до вечера ей лакомятся тихо.

Ползут по проволоке мокрые минуты,
висят прищепки, словно мотыльки,
и существо, зовущееся Нютой,
сияет от касания руки.

И долго после будет жалить это:
седая морось, старый жалкий дом
и у крыльца два ветхих силуэта,
которые стираются дождём.
http://www.stihi.ru/2013/11/10/5176
 
IP записан
 
Ответ #4 - 11/16/14 :: 3:16am

eotvi   Вне Форума
Живет здесь
ходила погулять

Пол: female
Сообщений: 2006
*****
 
Самый грустный день недели

На ветках вместо листьев капли,
а листья в лужи облетели,
и осень вновь проводит кастинг
на самый грустный день недели.

И снег, что выпал только-только,
свой сахарок по лужам топит,
и листья, словно яблок дольки,
желтеют в ледяном сиропе.

http://www.stihi.ru/2014/11/08/2658
 
IP записан
 
Ответ #5 - 04/17/16 :: 3:50am

eotvi   Вне Форума
Живет здесь
ходила погулять

Пол: female
Сообщений: 2006
*****
 
Звезда теряет высоту,
черкнув мелком по небосводу,
и обретает на лету
почти забытую свободу.

И нужно насияться всласть –
а тень уже крадётся следом –
чтоб окончательно пропасть,
затяжкой вспыхнув напоследок.









Снежка 2

С белой кошки шерсти клок,
Мебеля в задирах.
Голубой и жёлтый ток
В щёлочках пульсирует...

То мяучит и блажит
В комнате за стенкой,
То бессовестно лежит
Пьяной отщепенкой,

Вспоминая, между тем,
О чердачной встрече,
Посылая видом всем
Далеко-далече.








Распад

Что чувствует город
В районе вечерней зари,
Включая свои светофоры,
Затеплив свои фонари?

Что чувствуют кожей
В районе округи дурной
Понурые спины прохожих,
Устало бредущих домой?

Что чувствуют шторы,
Когда сквозняки в них сквозят,
Когда проступают узоры
И вечностью тухлой разят?

Что чувствует дева,
Печалясь в оконце своё,
Когда непокорное тело
Уже молодеть устаёт?

Что чувствует мальчик,
В стакан устремляя оскал,
И смерть посылая подальше,
Поскольку от жизни устал?...

Распад?
Желтизну увяданья?..
Как в чёрную эту дыру
Плывут пузыри мирозданья,
Дрожа холодцом на ветру?









Первый снег

А ночью выпадает первый снег, -
он выпадет, и в полдень тихо тает.
Обочина…
Ручей берёт разбег
и живо о весне напоминает.

Пробьётся на мгновенье из-за туч
и на асфальте тени вдруг начертит
такой неповторимо тёплый луч,
лишь оттенив неотвратимость смерти.

Она молчит, как тёмная орда.
И двинется вот-вот, давя собою
тропинки, голоса и города,
что ей сдают ключи свои без бою!








Целлофан

Жизнь упакована в тончайший целлофан
и пахнет керосином по привычке,
но только стоит волю дать словам,
и вновь они ломаются, как спички.

Какая ядовитая весна:
желтеет лист берёзы на брусчатке –
100 грамм, и пропадает пелена,
и осень извивается в зачатке.

О яды, яды!.. Чёрное, е-е,
в шерсти,
растёт и рыщет по подвалам,
а нулевые в скользкой чешуе
всплывают кверху брюхом где попало.

Небытиё в сиреневых тонах
ещё, бывает, вздрогнет от прокола,
и бьют по льду хвостами имена,
из проруби выныривая снова.

И в дырочку доносятся слова,
но пахнут тиной образы и жесты –
они токуют, как тетерева,
и дождь ползёт мурашками по жести.

Так чёрте что вдруг выстрелит порой,
и виноград лежит на полках душных,
и изумрудной, с проседью, икрой
наманивает ос неравнодушных.








апрель заметает лиса...

Белое золото старой травы…
Небом затоплены ямы и рвы…
Кто там от речки метнулся в леса?
Это апрель заметает лиса.

Просто река раздувает бока,
просто плывут по реке облака –
вниз по течению время плывёт,
смерть по течению выше живёт.

Можно прилечь и не знать ни о чём,
синий разлив подпирая плечом –
просто забыться и щуриться ввысь,
смерти назло прошептав - заебись!








Смертельный свист разрежет воздух,
и оборвутся взрывом сны...
Всплывут контуженые звёзды
из потрясённой глубины.

Забьёт из мальчика фонтанчик,
но будет мальчику плевать
на то, что звёздам этим дальше
в багряной луже дотлевать.








Я выключаю свет

Я выключаю свет
и сажусь за стол.
Звезды за окнами нет,
но мне слышнее зато,
как рождается дождь –
это то, что искал я.
Мой старый добрый дождь,
мой давний грустный друг,
и вдруг по телу дрожь,
и в ночь порхает с рук
изумлённо душа…

Но город сделан из камня.

Я боюсь разбиться,
боюсь потерять
это зрение птицы,
эту нежную прядь
серебра из воды,
разделённой на капли.
Я боюсь задохнуться,
и уже никогда
мне в себе не проснуться  -
даже будет звезда
в колокольчик звонить –

не проснуться никак мне.

Вот весёлое время,
весёлая жизнь.
Я пока ещё с теми,
кто бывал одержим,
кто нырял и тонул
среди коряг мирозданья,
чтоб хоть что-то нашарить
в дремучих кустах,
от густой пустоты
безнадёжно устав,
и не зная, кому,

но шепнуть «до свиданья»...

Я выключаю свет
и сажусь за стол.
Звезды за окнами нет,
но рядом мой рок-н-ролл,
дождливый мой рок-н-ролл –
это то, что искал я.
Мой старый добрый рок,
мой давний грустный друг,
и вдруг по телу - ток,
и в ночь порхает с рук
изумлённо душа…

Но город сделан из камня.








Брови белые избы

Брови белые избы
дедморозовые...
Выплывают из трубы
кошки розовые.
И прощание тая,
жизнь простая моя
тает, дымкой постоянно
растаивая.

http://www.stihi.ru/avtor/ulesh
 
IP записан
 
Ответ #6 - 07/19/16 :: 5:54pm

eotvi   Вне Форума
Живет здесь
ходила погулять

Пол: female
Сообщений: 2006
*****
 
Гармония

закат прилёг на плечики растений
соединились в сумерках двора
и вкрадчивость божественная тени
и света обречённая игра...

сотрётся на мгновение граница
и долго будет угасать в зрачке
и о сетчатку крылышками биться
гармония как бабочка в сачке








Подсолнухи

Ветер веточку качнёт,
Ток вечерний заструится…
Чтобы роще с небом слиться,
Роща сыпаться начнёт.

Или это будет взгляд,
Или – нежное теченье,
Или звёздное свеченье…
И больной пойдёт на лад.

Изогнув себя дугой,
Вновь фонарь глядится в лужу…
Чтобы вынырнуть наружу,
Нужно дно толкнуть ногой…

Что сияет за версту?
К арлеанскому холсту
Прикоснулась кисть Ван Гога,
Вспыхнув солнцем на лету.

http://www.stihi.ru/avtor/ulesh
 
IP записан