Внешний облик айнур
Хельги Липецкий, доклад для секции толкинистики Блинкома-XIII (09.12.2012)

Представления о внешности айнур, бытующие на РИ и в фэндоме Ролевые игры по толкиновским мотивам чаще всего воспроизводят насыщенные событиями сюжеты, разворачивающиеся в Среднеземье. Набор персонажей включает очень мало айнур: обычно это истари, Том Бомбадил и Саурон, – либо Мелиан, Моргот, Саурон, балроги и различные монстры (а также квази-животные вроде Орлов Манвэ). Как следствие, проблема визуализации воплощённых айнур оказывается малоизученной.
В отношении истари мы твёрдо знаем: они внешне совершенно не отличались от людей [1,2] (хотя у Гэндальфа Белого бывали моменты «преображения» [3, 4], когда он вдруг казался выше или источал белое сияние). Естественно ожидать, что Мелиан – супруга Тингола и мать Лютиен – также в историческом времени Белерианда весьма походила на эльфов. Более-менее ясно, как могли выглядеть ползучие и крылатые драконы, гигантские пауки, ангбандские волки (потомство Драуглуина), балроги, Орлы, Хуан.
Иное дело – вид Моргота, Саурона и других умайар, телом функционально больше сходных с эльфами и людьми, чем с четвероногими. Их обычно стараются изобразить как чёрные фигуры, двуногие и двурукие, но чуждые и ужасающие. Это отвечает туманным указаниям текстов, но делается без оглядки на присущие всем айнур особенности внешности. Облик Тома Бомбадила (и Златовики!) также не вполне ясен, но воссоздаётся «по образцу» истари: как человеческий. Тот же подход, как правило, применяется для отыгрыша Саурона во Вторую Эпоху, до гибели Нуменора.
Как мы увидим далее, первоисточник не даёт для этого оснований.
В результате, когда возникает необходимость введения ролей иных айнур – Эонвэ и других майар на Войне Гнева, обитателей Валинора или Алмарена, Оромэ у Куивиэнен и т.д., – обнаруживается, что сложившейся концепции их представления нет. А практика распадается на две части: традиция «злые чёрные айнур» и традиция «истари/Мелиан». Именно эту последнюю распространяют на всех непадших айнур, кроме явно зооморфных.
Попробуем разобраться, насколько это оправдано описаниями айнур в текстах.

Описания внешности айнур в текстах
Важнейшей особенностью внешности айнур является их способность эту внешность менять [5]. Хорошо известен пример Саурона, четырежды менявшего облик при встрече с Хуаном [6]. Есть указания на многочисленность форм воплощения Мелькора в эпоху Утумно [7], на появление Яванны в разных обличьях в Амане (особенно отмечается форма дерева, в которой её иногда видели уже в эпоху Солнца). Кроме того, айнур способны отказываться от телесного обличья вовсе [8] и существовать без воплощения, не нуждаясь в нём, не испытывая ущерба и утраты своего естества [9]. В таких случаях «даже эльфы не могут ясно ощущать их [присутствие]»; и не только эльфы – Мелькор после неудачного визита в Форменос сумел избежать погони, организованной Оромэ и Тулкасом, и тайно прокрался на юг Амана мимо удвоенной айнурской стражи; ему это удалось, потому что он сбросил оболочку [10].
Эльфы даже называли оболочки айнур иным словом, нежели «настоящие» тела Эрухини: не hroar (слово, которое в «Преображённых мифах» служит также для обозначения «материи Арды»), а fanar [11] (слово со смыслом «вуаль», «покров», «завеса», часто обозначавшее просто «облако» [12]). Тем не менее, в текстах «Сильмариллиона» имеются многочисленные указания на пребывание Валар в воплощённом облике, в том числе задолго до появления Детей Единого в Арде. Первое обретение fanar происходит после того, как Мелькор впервые покинул Арду – ещё до Весны Арды и даже до явления Тулкаса [9].
С самого начала Валар, пришедшие в мир из любви к Детям Единого и в надежде на их явление, стараются перенять облик, функционально подобный телам Эрухини (“after the manner” – «устроенный тем же способом»⁽¹⁾, как они узрели в Виде́нии. Когда Мелькор, вдохновившись их примером, тоже построил себе fana, оно отличалось «мощью и величием бо́льшими, чем у кого-либо ещё из Валар» [13]. При этом его голова находилась над облаками, т.е. рост Мелькора без учёта головы составлял в тогдашнем воплощении никак не меньше 2 км (возможно, больше – речь явно не о слоистых облаках, которые могут стоять на высоте 90-400 м, т.к. в контексте упоминания облаков fana Мелькора сравнивается с горой). Насколько значительным было преимущество в росте перед другими Валар – неизвестно; вероятно, их размеры всё же оставались сопоставимы: на этой стадии тела Валар делали их «зримыми Силами/Стихиями». Данные fanar сознательно созданы Валар подобными телам Эрухини – они так же устроены; для того периода наиболее подробно описан облик Мелькора: его fana обладает головой, глазами, причём голова поставлена выше всего остального тела – из чего можно заключить, что в данном воплощении Мелькор был прямоходящим. Таким образом, эти обличья айнур являются в первом приближении гуманоидными.
В дальнейшем, в наблюдениях эльдар, мы увидим fanar не столь грандиозные, в т.ч. у Мелькора/Моргота как Властелина Ангбанда. В Амане Валар общаются с эльфами, вместе участвуют в пирах, едят и пьют, собирают «плоды земли». Они «облачены, будто в одежду, в формы Детей Илуватара» [14]. Именно эти слова чаще прочих воспринимаются как подтверждающие полную антропоморфность валинорских айнур в исторический период⁽²⁾. Это ошибка! Разберёмся, что сообщают предания Древних Дней, в первую очередь эльфийские, о внешности Валар в то время.
Прежде всего, хотя, как сказано выше, айнур могут менять тела, они носили в Валиноре некие предпочитаемые, условно-постоянные облики, которые эльфы смогли поэтому описать [15].
Далее, айнур на вид относительно сходны с эльфами и людьми – так, что их внешность можно описывать в тех же терминах без специальных пояснений: Яванна может выглядеть как «высокая женщина» [16], для Манвэ, Яванны и Улмо упомянута одежда (вероятно, одежду носят и все другие Валар), у многих упоминаются глаза и лица, у Тулкаса – руки, волосы, борода, Нэсса названа «легконогой», Манвэ пользуется троном и скипетром. При этом «огонь глаз Манвэ – синий» [17], «очи Ариэн были слишком ярки, чтобы даже эльфы могли в них смотреть» [18], и хотя глаза эльдар светились [19] (как известно из «Квенди и эльдар», это не просто поэтическое выражение [20]), из описания Финголфина, мчащегося на битву с Морготом, можно заключить, что у Валар (как класса) глаза сияли много ярче эльфийских [21]; по всей видимости, у Валар и майар светятся также и лица – в лице Варды «по-прежнему живёт свет Илуватара» [22], в лице Оромэ – «свет Амана» [23], и в лице Мелиан также [24].
Неоднократно подчёркивается мощь Валар в их телесных действиях. Так, мы знаем, что Тулкас любит борьбу и соревнования в силе, бегает (воплощённым) быстрее любого существа, перемещающегося с помощью ног, а сражается руками [25]. Немаловажно, что при взятии Утумно он боролся с Мелькором один на один и победил его [26], а Мелькор, надо сказать, находился в том же облике, который позже вновь принял перед нападением на Деревья Света и Форменос, и в котором носил Железную Корону в Ангбанде [27]. «Оромэ, возможно, слабее Тулкаса, но страшнее в гневе» [28]. Появившийся у Куивиэнен, он назван «Великим Всадником» [23]. Первая встреча с ним привела многих эльфов в ужас [29] из-за страха перед тенями, злыми духами и чудовищами – слугами Мелькора; остались лишь храбрые. Они увидели, что Оромэ – не тварь из тьмы, но это касается характера, а не мощи. «Потянулись к нему» лишь самые доблестные – надо полагать, физическая способность Оромэ причинять физический вред была очевидна эльфам и воспринималась как огромная. Для размышлений о геометрических размерах Оромэ и его коня Нахара полезно припомнить, что Нахар, по-видимому, был способен нести помимо Валы троих эльфов. Звучание рога Оромэ сравнивается с молнией, разрывающей тучи, и заливающим небо пурпуром восходящего Солнца [30]. Если говорить о звуках, то «трубы Манвэ громки, но голос Улмо глубок, как глубины океанов» [31]. Надо думать, трубы Манвэ громче; а насколько громко может протрубить Улмо в рог?

⁽¹⁾ Оригинальное “after the manner” означает обычно «по способу», «тем же способом». Можно было бы трактовать его в данном случае как относящееся к самому факту воплощения – Валар облеклись в тела подобно тому, как Воплощёнными, а не просто ду́хами, являются Эрухини. Однако оговорка «кроме как величием и блеском» заставляет предположить всё же, что рассказчик подразумевает некое сходство: следовательно, «способ» относится не только к наличию воплощения, но и к форме.
⁽²⁾ Хотя здесь в качестве особого достижения подаётся способность есть и пить – что, если верить Пенголоду и «Осанвэ-Кенте», Валар делали исключительно редко [84].

Здесь нам пригодится единственное подробное описание внешности Улмо (и вообще кого-либо из четырнадцати Валар) в «Явлении Туора в Гондолин» (UT). Оно вполне согласуется с краткой картиной «Валаквенты», но изложено другими словами: тем самым, перед нами два независимых рассказа об одном и том же объекте (что делает их взаимно подтверждающееся свидетельство надёжным – его нельзя списать на дикарские предания людей или заимствования).
Вчитаемся [32]. С одной стороны, Улмо предстаёт очевидным гуманоидом. С другой... не похоже, чтобы он скрупулёзно копировал внешний облик Эрухини. Сходство наблюдается на уровне «прямохождение, неполное оволосение, две руки, две ноги, одна голова – с лицом, а не мордой».
Насколько можно понять, волосы Улмо – светлее лица; сложно сказать, какие ещё есть отличия от обычной внешности Эрухини. Далее. Голос Владыки Вод действительно столь глубок, а звук его рога столь громок, что они оказываются на пределе или за пределом человеческого восприятия; а трубы Манвэ, стало быть, ещё громче... Кроме того, Улмо величественен, обладает огромным ростом, буквально источает мощь подвластной ему стихии; впоследствии двое – человек и эльф, закутавшись в обрывок его плаща, остаются незамеченными для глаз орков [33]; сияние глаз Улмо впечатляет Туора наравне с глубиной его голоса. Важно также, какие эпитеты применяются к облику Улмо: он сравнивается с серебряной башней, его плащ – с тучей. Так же описаны в «Сильмариллионе» атрибуты Моргота во время поединка с Финголфином: властелин Ангбанда предстал перед королём нолдор «как башня», а щит Врага «накрыл его тенью, будто грозовая туча» [34]. По всей видимости, порядок величин, характеризующих мощь Моргота и Улмо в их телесных обличьях, одинаков. А Моргот, напомню, сражался с Финголфином в том же воплощении, в котором некогда боролся с Тулкасом в подземельях Утумно.
Круг сравнений замкнулся. Мы видим, что описанные в «Валаквенте» и сопутствующих текстах типичные, характерные fanar Тулкаса, Оромэ, Манвэ, Улмо и Моргота, известные эльфам, отличаются грандиозной мощью – она выражается в росте («башни»), громкости, с которой Валар трубят в рога, физической силе. Нет причин полагать, будто у кого-то персонажей наблюдается лишь часть признаков – скорее, все вместе, набором: как у Моргота, который и орёт очень громко (вспомним также эпизод сражения с Унголиант!), и ступает так тяжело, будто под землёй гремит гром, и чрезвычайно велик ростом (Финголфин сравнивается со звездой или с молнией на краю тучи, а после гибели короля Моргот поднимает и ломает в руках его тело [35]). Также нет причин считать, будто обыкновенный облик других Валар и Валиэр в этом отношении отличался – иначе «Валаквента» не могла бы обойти такое значительное, зримое различие стороной.
Такое сопоставление Моргота и непадших Валар может вызвать нарекания – в силу привычного разделения айнур на «светлых» и «чудовищ». Однако «светлые» не обязательно отличаются от чудовищ во всём . Далее будет показано, что в мышлении и образе действий айнур есть инварианты, не зависящие от их разделения по этическим вопросам. Более того, облик Властелина Утумно/Ангбанда был сконструирован Мелькором, на его особый манер, с теми же установками, с какими другие Валар облекались в свои гуманоидные fanar: целью было общение с Эрухини. Мы знаем из «Преображённых мифов» [36], что Враг, как и его собратья, страстно ожидал явлений Детей Единого и готовился общаться с ними; обманывая себя, он даже думал, будто заботится об их благе. Между тем, хотя его ангбандский облик ужасен, ему невозможно отказать ни в гуманоидности, ни в пригодности для коммуникации с эльфами и людьми: его отличия от «одеяний» валинорских айнур – не в структуре.
Вероятно, рост Моргота и в эту эпоху превышает рост его собратьев; но, тем не менее, он служит хорошим ориентиром, задавая порядок величин. Попробуем оценить его. Известно, что почти сразу после поединка с Финголфином Врага атаковал Торондор и расцарапал ему лицо [37]. Не разбил череп клювом, не разорвал тело пополам и даже не оторвал голову от плеч. Король Орлов – самая крупная среди птиц Арды; размах его крыльев сообщается точно – 30 фатомов [38], это 54,9 м. Построив пропорцию через соотношение с максимальным известным размахом орлиных крыльев на Земле (2,4 м) и «гигантский» в общепринятой рубрикации рост здорового мужчины (от 2 м и выше, возьмём 2 м), получим рост Моргота в 45-46 м. Если увеличивать «реальный» мужской рост (максимальный достоверно известный – у Роберта П. Уодлоу, 2,72 м) или уменьшать «реальный» размах крыльев, используемые для сравнения, оценочный рост Врага только возрастёт. Если взять для вычислений средний рост мужчины, 1,75 м (что противоречит духу текстов в сравнительных описаниях внешности Моргота и других Валар), оценка роста Моргота всё равно составит 40 м.
И, как показано выше, он не один такой. Моргот, конечно, урод, но это выражается не в габаритах: Тулкас, одолевший его в единоборстве голыми руками, Оромэ, ещё более страшный в гневе, Улмо, точно так же уподобляемый «башне», Манвэ, чьи трубы звучат ещё громче... даже если все они и ниже ростом, то ненамного.
Это, конечно, не километровые fanar эпохи до Весны Арды, но всё равно разительно отличается от расхожих представлений о внешности, близко копирующей или повторяющей hroar эльфов и людей. Насколько такой образ естественен в контексте Легендариума?

Обыденное и непривычное в Арде и Амане
К среднеземским, и особенно валинорским, реалиям, не всегда следует подходить с нашими критериями разумности, естественности или привычности. Среднеземье полнится волшебством. И во всей Арде Толкина много чудесного: тёмные кристаллы с огнём внутри, поглядев в которые, можно за тысячи миль общаться мысленной речью или видеть происходящие события; белые деревья с золотыми листьями; звезда, после восхода которой бури уже не топили корабли, идущие на Запад; живые эльфы... Есть среди удивительного и недоброе: вулкан, засыпающий и просыпающийся по слову демона; Кольца, порабощающие волю и душу владельцев; призраки, наводящие на живущих ужас; гигантские пауки, поедающие людей как мух...
Эти чудеса не все собраны в какой-нибудь специальный зоопарк, открытый для посещений по пятницам, субботам и воскресеньям: они рассыпаны по миру. Бывает достаточно выйти за порог, чтобы прямо в родном Шире повстречать эльфов, идущих в Серые Гавани. Иной раз – прошагать несколько дней, чтобы столкнуться с умертвием в древнем кургане... Да, с умертвием, способным петь злые заклинания, светиться бледно-зелёным и шевелить длинными руками.
Иной раз в Среднеземье можно каждодневно сталкиваться с чудом, а считать его едва ли не за сорную траву: так было с Иорет и ателасом. Толкин описал мир, полный загадок и тайн, волнующий и неизвестный. Мир древний, не разложенный по полочкам, но скрывающий неведомое за любым случайным поворотом тропы. Там эльфы и люди ещё не возвысились надо всеми на недосягаемую высоту – и говорят с миром на равных. «Конечно, всё это начали эльфы – пробуждая деревья, и обучая их говорить, и узнавая собственную речь леса. Они всегда желали говорить со всем вокруг: таковы были эльфы в старину». А кто произносит эти слова? Огромный пастух деревьев, сам подобный дереву, с руками-сучьями, живущий многие и многие тысячи лет, способный пить воду корнями и ходить на далёкие расстояния, слушать лес – и говорить со смертными, имеющий силу в считанные минуты разрушить каменную кладку, как разрушают её веками вода и зелёные побеги...
Но при этом чудеса не очень-то навязываются обитателям мира. Они достаточно редки или привычны, чтобы их можно было не замечать: поэтому среди героев есть скептики, как эсгаротцы, не верящие бабушкиным сказкам о драконе, или Тэд Сендимен. Иногда, впрочем, к ограде какого-нибудь Бри выходят жуткие чудовища, обычно таящиеся в пустошах, и это заставляет отдельных персонажей пересмотреть картину мира.
Так обстоят дела в Среднеземье. То ли дело Валинор! Чудесное к востоку от Моря – обыденность к западу. Там собраны и продолжают жить древние звери, каких уже не увидишь в землях смертных... там не увядают цветы, и деревья не сбрасывают листья... оттуда принесены через Море многие из величайших и неповторимых сокровищ: таких, как Сильмарилли и Палантири.
О самом Валиноре сказано мало. Мы не смотрим на него «с близкого расстояния», как на земли, через которые идут хоббиты. Мы знаем лишь, что много там вещей невиданных; и знаем, какова периферия валинорского волшебства. Мы всё же наблюдаем самый край влияния тех, кто живёт за Морем – и видим орла с 55-метровым размахом крыльев, и пса, столь огромного и сильного, что на нём можно скакать верхом, и диковинных Пастырей Деревьев с семью пальцами на ногах, почти без шеи и более 4 метров ростом...
Нелепо ожидать от Амана и его обитателей, чтобы он отвечал нашим критериям домашнего уюта, нашим шаблонам привычного. Если мы взглянем в тексты, то увидим, что в Амане всё большое, даже горы – как хребет Пелори, самый высокий в Арде [39]. У нас есть пример Орлов Манвэ, способных летать с такой ношей, как эльфы, люди, гномы. Есть Хуан, который нёс Лютиэн верхом. Энты – гуманоиды, конечно (строением они подобны людям, а вовсе не ожившим деревьям), но огромные и диковинные [40]. А Белое Дерево из баллады «Имрам»? Это, по-видимому, Дерево Тол Эрессеа – Келеборн, сеянец Галатилиона, который сам был уменьшенной копией Тельпериона [41]. Существуют две версии баллады, и в обеих Дерево описано как гигантское – неизвестной, запредельной высоты [42]. Деревья Света были ещё выше; можно задуматься о габаритах айнур, собиравших росу Тельпериона.
Судя по одной из авторских правок в рассказе о Войне Гнева, валинорские формы айнур могли выглядеть в Среднеземье очень непривычно и устрашающе [43].
Общее представление о реалиях Амана проще почерпнуть из «Книги утраченных сказаний», где дистанция от рассказчика до айнур всё же короче. Там как о чём-то само собой разумеющемся говорится, что эльфы казались Валар восхитительно маленькими и изящными [44].
Если столь ранние тексты вызывают недоверие, можно обратиться и к материалам, написанным уже после «Властелина Колец». Текст «Истари» (UT), написанный, по оценке Кристофера Толкина, в 1954 году, проводит чёткое различие между внешностью истари и тем обликом, в котором Валар общались с эльфами в Первую Эпоху [45]. Истари пришли в оболочках «слабых и скромных», «не являли открыто свою силу», им было «запрещено являться в величественных формах», и всё это были инновации, предназначенные для «исправления ошибок прошлого», когда Валар «пытались защитить и изолировать эльфов, являя перед ними всю полноту своих мощи и славы». Как видим, истари оказываются скорее анти-образцом в деле реконструкции облика валинорских айнур.
Тот факт, что «эльфийская» внешность была для них совершенно нехарактерна, можно установить и прямо из «Сильмариллиона». Так, с одной стороны, мы знаем, что в Валиноре, в отличие от Среднеземья, майар нередко показывались в зримом обличье [46]. С другой стороны, «об Олорине эти истории не рассказывают... поскольку среди эльфов он ходил невидимым, или принимая такую форму, что казался одним из них» [47]. То есть майа Олорин (в будущем более известный как Гэндальф) в валинорский период не воспринимался эльфами, среди которых показывался, как майа – только потому, что выглядел эльфом! Это однозначно свидетельствует, что эльфы отличали воплощённых айнур от себе подобных не потому, что знали их всех в лицо, а потому, что внешний вид fanar не оставлял сомнений в родовой принадлежности. Учитывая, что Олорин – майа Ирмо, специализирующийся на виде́ниях, сложно сказать, насколько в то время бывал эльфоподобен точный облик его fana, а насколько сходство обеспечивалось чарами.
Другим хорошим примером «обычного» для айнур (и это уже в конце Третьей Эпохи!) служит внешность Тома Бомбадила. При первой встрече хоббиты приняли его за человека, но сразу же усомнились: «в поле зрения появился человек, или таким он мнился» [48]. О чём это говорит? Хоббиты ничего не знают о майар! Большинство из них видели гуманоидов только в двух видах: таких же хоббитов и людей. Некоторые чуточку общались ещё с гномами и эльфами. Поэтому любое гуманоидное существо в одежде они поначалу постараются отнести к одному из этих классов! И отнесли: кем ещё быть Бомбадилу, если не человеком? Однако «особенности» его fana, по-видимому, достаточно велики, чтобы хоббиты совсем не были уверены, вправду ли перед ними человек – и усомнились сразу же, с первого взгляда.
Популярное мнение о полной антропоморфности айнур Представление о полном сходстве айнурских fanar и тел Эрухини пустило глубокие корни в восприятии части читателей Толкина. Валар и майар Амана воспринимаются как «особенно красивые эльфы», хотя для этого и нет опоры в первоисточнике. Среди возможных причин можно предположить естественную склонность человека к антропоморфизму, недооценку различий в мышлении айнур и Эрухини⁽³⁾, впечатление от внешности истари (как показано выше, совершенно неуместное для Валинора Первой Эпохи), и, не в последнюю очередь, литературное влияние «Чёрной книги Арды».

⁽³⁾ У айнур такой склонности антропоморфизму нет! Даже если они стремятся воссоздавать облик Эрухини, это волевое решение, а не природно обусловленное тяготение к «наиболее естественному» или «единственно мыслимому» варианту.

Хотя сегодня популярность ЧКА не кажется значительной, эта книга – одно из самых выдающихся явлений в русскоязычном литературном творчестве по мотивам Толкина, и самое раннее среди них. Её влияние, прямое или косвенное, не сто́ит недооценивать даже среди людей, не разделяющих авторского ви́дения персонажей и событий, заимствованных из сюжетов Толкина; более того, эстетика ЧКА являет апофеоз дивности и сказывается на другой фэндомной литературе, так что способна влиять даже на тех, кто саму ЧКА не читал.
И в этой книге полная антропоморфность Валар и майар, как светлых, так и тёмных, выведена со всей определённостью.
Косвенным подтверждением роли ЧКА в распространении такого взгляда на айнурские fanar является отличие русскоязычного фэндома от западного. У нас даже в полемике с ЧКА сохраняется её влияние: например, в романе «По ту сторону рассвета» выведен образ Моргота 10 футов (трёх метров) ростом. Это сопровождается предваряющими дискуссиями между персонажами, критикой эльфийских преданий о поединке Финголфина и Моргота со стороны слуг последнего, пикировками с Береном etc. А как звучит венчающее эту линию описание внешности Врага? Как торг! «Ну, не тридцать футов... Ну, десять... Мне хватит...»
Нетрудно найти на русском языке дискуссии, участники которых не сомневаются, что «башня» – это сильное преувеличение, и активно спорят, насколько большое. Возникают также сложные и искусственные конструкты вроде того, что рост Валар в описании эльфов может раскладываться на «физическую» и «энергетическую» составляющие, так что физический рост Моргота был, скажем, метров шесть, а остальное – «энергетическая» часть.
Отыскать подобные концепции в англоязычном сегменте интернета пока не удалось.
И всё же, у нас убеждение в антропоморфности сильно́, и может породить возражения к данной реконструкции. Рассмотрим и постараемся отвести наиболее очевидные.

Валар хотели походить на Эрухини, и это им легко
Хотели – да, пожалуй. Об их мотивации уже было сказано – любовь к Детям Эру. Валар воссоздавали, в меру возможности, не только тела: они пытались копировать и образ жизни Воплощённых, как его представляли. Создали язык (валарин) – эльфийскому слуху его звучание было неприятно [49]. Построили город (Валмар). Эльфы там не жили. Аулэ сковал для эльфов Куивиэнен мечи и другое оружие, но позже, в Валиноре, их пришлось переделывать [50]. Даже скипетр Манвэ изготовлен руками нолдор [17].
Легко понять, отчего так: айнур не нуждались в самих телах, не то, что в предметах материальной культуры Воплощённых. В продумывании и сотворении Эрухини они не участвовали [51], поэтому их попытки «пожить по-эрухински» были основаны на догадках и представляли собой, по сути, род ролевой игры: их не направляло знание, не поддерживало понимание, не корректировала нужда.
Собственная материальная культура айнур по нашим меркам груба. Как, например, они понимают крепость? Как страну, ограждённую горами! А крепостную стену – как горный хребет! В результате Мелькор возводит Железные горы для обороны Утумно и Ангбанда, Мглистые горы для затруднения рейдов Оромэ, Валар поднимают стену Пелори для защиты Амана. Саурон, не в состоянии повторить подобное, ищет уже готовую территорию в кольце гор, чтобы превратить её в свой оплот. Как видим, гигантомания инвариантна для айнур – как тёмных, так и светлых.
Трудно ожидать от попыток воссоздания собственно hroar большей точности. Как туманно отмечается в «Айнулиндалэ», формы айнур «происходят скорее из их знаний о видимом мире, нежели из мира как такового» [9]. Причём, как видно по той же цитате, образ Эрухини им приходилось воспроизводить даже без опоры на знание их природы, исключительно по памяти о Виде́нии – а память эта, как безжалостно отмечается в рассказе о первой встрече Оромэ и эльфов, мало отвечает действительному облику вещей и явлений, когда те наконец входят в развёртывающуюся историю мира [52]. Поэтому для Валар всё, будто бы известное из Музыки и Виде́ния, в реальности предстаёт новым и непредсказанным.
Характерна попытка Аулэ изготовить Эрухини самостоятельно, приведшая к появлению гномов [53]. По технической задаче она не отличается от сотворения антропоморфных fanar. Творящий субъект тот же – Вала. И, как отмечает сказитель, «Аулэ сделал гномов такими, какие они есть, потому что образ Детей, что должны были придти, был в его уме неясен». Но Аулэ, на минуточку – искусный мастер, вложивший всё старание и усердие в этот проект! Между тем, гномов ни с эльфами, ни с людьми никто не путал. Этот результат можно считать показательным и для точности Валар в конструировании fanar. Лучше всего Музыку понимал Улмо [54], а про его гуманоидное воплощение мы уже читали.
Надо думать, телесные оболочки других айнур ещё менее походили на людей и эльфов, чем гномы Аулэ и fana Улмо. Во всяком случае, когда Оромэ обнаружил квенди у Куивиэнен, их облик показался ему незнакомым – «неожиданным, превосходным и невиданным прежде» [52]; а ведь те обличья, в которых Валар будут в дальнейшем общаться с эльдар, к тому времени уже были сотворены и ему известны [55] (эти fanar созданы «после завершения демиургических трудов» – видимо, в начале Весны Арды).
Итак, точное повторение облика Эрухини не было для Валар лёгкой задачей – по двум причинам: во-первых, этот облик они представляли себе смутно, во-вторых, они привыкли к другим масштабам, и к тонкой, мелкой работе не очень-то способны. Это напоминает анекдот о ролевой системе D&D: чего не может сделать воин 144-го уровня с силой 20 и двуручным мечом? Он не может ранить хоббита.
Всё же толкинистам бывает трудно представить, что какая-то задача может оказаться слишком сложной для айнур: нам довлеет идея об их гипер-компетентности в любых вопросах – вообще говоря, не опирающаяся на текст, но скорее вчитанная в него. Приведём, для острастки, пример вопиющей некомпетентности айну вне сферы его специализации: по экспертному мнению Гэндальфа (тоже айну) Том Бомбадил может принять Кольцо Врага, если «все свободные народы станут просить его об этом», но не поймёт, зачем это нужно, и вскоре потеряет Кольцо или выбросит [56]. Если бы кто-нибудь из нас, смертных, отнёсся таким образом к просьбе всех свободных народов, и не сумел понять, что за нужда у них просить, такого человека сочли бы недееспособным. А ведь речь идёт не о безделице, но о проблеме, угрожающей и самому Бомбадилу: по мнению Глорфинделя (видавшего и светлых, и тёмных айнур во всех видах), Бомбадил не выстоит перед завершающим натиском Саурона, когда будет побеждён остальной мир [57]. Но Бомбадил не понимает проблемы, хотя сам не свободен от неё: видимо, таких проблем он просто не умеет решать – его роль в Музыке была иной. И это не делает его глупцом! По-своему, по-айнурски, он очень умён – Гэндальф, разбирающийся в таких проблемах отлично, перед уходом за Море ищет долгой беседы с Бомбадилом, в которой они многое смогут сказать друг другу [58]. Вероятно, у Гэндальфа иная специализация (ср. «Айнулиндалэ» [59]).
Отсюда видно: ум Эрухини и айнур невозможно сравнивать напрямую: даже мудрейшим майар могут быть недоступны понятия, очевидные и элементарные для эльфов и людей.

Неполное сходство с Эрухини противоестественно!
О, да, эффект «зловещей долины». Слыхали. Но это верно только в наших глазах. Нет никаких причин думать, будто фактический внешний облик Эрухини представляет собой некий фундаментальный закон мира, будто он может быть только таким и никаким иначе. Принял же Эру гномов. Мы сами болезненно переживаем «нечеловечность», как воспринимаем то, что слишком похоже на нас, чтобы считаться Иным, но слишком отличается, чтобы быть «нами». Не нужно приписывать того же комплекса мышлению айнур.
Внешность эльфов и людей не прошита в физику Арды, она не является неким самопритягивающим естественным эталоном, нахождение которого было бы естественно и неизбежно для всякого ищущего. Пример Аулэ говорит как раз об обратном. Заранее конструируя гуманоидные fanar, айнур могли опираться только на память о Виде́нии и общебиологические познания. Но последние дают достаточно хороший разброс вариантов: ведь в Арде, как и на Земле, обитало немало существ, внешне сходных с Детьми Единого. Мы знаем это, т.к. во «Властелине Колец» употребляется слово “apes” (высшие человекообразные или собакоголовые обезьяны). В этой книге Толкин был очень аккуратен с лексикой, и если в речи орков [60, 61] и мыслях роханцев [62] используется такое понятие, это означает, что и сами животные в Среднеземье обитали. В «тёмных лесах Юга», да.
Поэтому создать fana как «что-то человекообразное» – задача реальная. Как «точное подобие» внешности Эрухини – почти неподъёмная: успех может быть лишь случаен.
Кроме того, мы не знаем, стремились ли айнур к действительно точному воспроизведению hroar. Наводит на размышления уже тот факт, что истари по всем источникам придана форма именно «людей» (а не «эльфов»), тогда как вид обитателей Валинора описан абстрактно как подобный внешности «Детей Илуватара». Видимо, отсутствие таких тонких дефиниций, как в случае истари, говорит о том, что подобие достигалось вчерне, и задача так и ставилась.
В «Книге утраченных сказаний» упоминаются, например, оаритси – русалки, и их королева Солорэ/Онен (прообраз Уинен). Чем русалки (телесно) – не подобие Детей Единого? И почему от других айнур нужно ожидать чего-то большего?
Мышление айнур отличается от нашего! Если бы внешность Эрухини была для них наиболее естественна, то именно в неё они и переходили бы по умолчанию. Но вместо этого, когда Валар облекаются в собственные мысли, они становятся видимы в формах «величественных и ужасных» [5]. Невольно вспоминаются виде́ния пророка Иезекииля.
...И если наш собственный облик кажется нам «естественным», то айнур он представляется странным и удивительным – как в Виде́нии [63], так и в живой природе [52]. Даже то частичное сходство с Эрухини, которого они достигают – искусственно, и не отражает их подлинную природу [64].
Можно возразить, что если эльфы писали о красоте Валар, то значит и эффекта «зловещей долины» при общении с ними не возникало. Но тонкость в том, что эльфы лучше людей видят в Незримом, и мы не можем утверждать, что данный эффект им хоть сколько-нибудь знако́м.
Между тем, нам в общих чертах известно, что происходит, когда айнур «повторяют» в своём облике какие-нибудь настоящие животные или растения – fanar, как правило, ярко выделяются
среди «образцов». Яванна принимает вид огромного дерева «под небесами» (видимо, возвышающегося над всеми элементами окрестного ландшафта), «коронованного Солнцем» – так что эльфы сразу видят: перед ними не дерево, а Валиэ. Тхурингветиль, «летучая мышь-вампир» – поистине гигантская, в её шкуру потом смогла облачиться взрослая эльфийка! А ещё у этой fana – железные когти [65]. Чёрные волки-оборотни – потомки Драуглуина: «волки» с ядовитыми клыками, и очень крупные – вплоть до Кархарота, к морде которого Берен поднимает руку. Гигантский волкодав Хуан. Шелоб и огромные пауки Темнолесья – потомство Унголиант – сильно они похожи на пауков настоящих? Думаю, закономерность уже чувствуется... Наконец – «великие орки». Предполагая, что Мелькор внедрил в среду орков множество воплощённых меньших духов, принявших сходное телесное обличье – как специальных агентов, шпионов и лидеров [66] – Толкин пришёл к выводу, что такие оркоподобные майар выглядели как орки, но крупнее и ужаснее – в такой мере, что эльфы и люди выделяли и различали их как «великих орков», и отслеживали их появление в битвах спустя сроки, превосходящие продолжительность человеческой жизни [67].
Естественно ожидать подобного и при воплощении айнур в «людей» или «эльфов».

Исправить fana легко, айнур должны были это сделать!
Вряд ли. Никому они ничего такого не должны – даже само их облачение в формы, напоминающие тела Детей Единого, это их личная инициатива, а не служба. Некоторые майар, такие как Торондор, Хуан или Нахар, и вовсе избрали зооморфный облик (если кто-нибудь не уверен, что вышеназванные – майар, то по крайней мере в отношении Торондора и других Орлов Манвэ в этом можно убедиться по «Сильмариллиону» [68]).
Кроме того, менять fana не так легко, как можно было бы подумать. Это возможно – но требует труда и сопровождается ограничениями. Так, мы ни разу не видим «модификации» уже существующего и «надетого» fana – только избавление от одного и переход в другое. Тот факт, что эльфы вообще взялись описывать «внешность» Валар, красноречиво свидетельствует, что бо́льшую часть времени те пребывали в одном и том же избранном облике. Мы никогда не сталкиваемся с конструированием fanar «на ходу» – если айну обретает тело «в кадре», такой процесс либо протекает медленно и мучительно [69, 70], либо означает возвращение в облик, уже надевавшийся раньше (Саурон в сражении с Хуаном, Мелькор при встрече с Унголиант).
Однако «сбрасывание» и «надевание» fana – тоже процесс энергетически затратный. Мелькор прибегнул к этому приёму, чтобы спастись от погони и пробраться в Аватар; но если бы это было легко, не было бы никакого смысла воздвигать Мглистые горы против Оромэ – Охотник просто развеивал бы fana перед преградой и заново надевал после.
Наконец, если эльфов устраивало общение с Валар такими, какие они есть, то в чём резон что-то менять и добиваться полного эльфоподобия? Вводить эльфов в заблуждение?
Более того, раны, причинённые fana, могут так глубоко отразиться на состоянии духа айну, что воспроизводятся в следующем воплощении. Так, хотя Исильдур срубил палец Саурона в конце Второй Эпохи, и дух Врага покинул оболочку, впоследствии Голлум видит девять пальцев уже на новом теле Саурона – в конце Третьей Эпохи [71].
Другой формой зависимости и предрасположенности при создании fanar эльфы считают природную склонность айнур воплощаться в тела того или иного пола – склонность, присущую их духу неотъемлемо и проявляющуюся в любом «одеянии» [72]. Непонятно, способна ли Яванна принимать облик обоеполых растений, а прочие Валар – каких-нибудь примитивных бесполых животных – или гермафродитов; возможно, автор не задавался этим вопросом.
Итак, «свобода манёвра» айнур при смене fana ограничена, а мотивация «исправления» любимых гуманоидных оболочек на какие-нибудь повышенно антропоморфные, действительно неотличимые от настоящих эльфов или людей – неясна.

Случаи точного воссоздания hroar Эрухини опровергают всё это!
Известны примеры очень точного воссоздания вида и даже устройства hroar силами айнур. Но, перечислив их, мы легко увидим, что все эти немногочисленные частные случаи объясняются каждый особыми обстоятельствами, и не образуют закономерности.
Во-первых, Олорин в Валиноре, притворявшийся эльфом. Нет причин думать, будто истинно эльфийской была, хотя бы внешне, его fana: в силу специализации он вполне мог поддерживать иллюзию сходства посредством чар.
Во-вторых, Мелиан. Невозможно сомневаться, что в Дориате майа Мелиан носила оболочку, фенотипически и генетически совместимую с эльфийскими hroar. Хотя впоследствии её потомки демонстрировали особые признаки, качества и способности, несвойственные другим эльфам и людям, так что соответствие не было полным. Толкин отмечает, что это наследие может сказываться даже в Арагорне, отделённом от Лютиен многими десятками поколений [73].
На что стоит обратить внимание? В «Сильмариллионе» говорится, что данную форму Мелиан приняла из любви к Элу Тинголу [74]. Хотя найти эту фразу в черновиках Толкина-старшего не удалось, Кристофер неплохо разбирается в легендах отца, а сказание о Берене и Лютиен ему доводилось не раз слышать в устном пересказе. Если утверждение в его тексте верно, это означает, что на момент встречи с будущим супругом Мелиан носила другую fana. Разумно предположить, что «эльфийское» тело она сконструировала до совместного возвращения к телери. И тогда мы обнаруживаем, что между верхней и нижней границами периода, когда новое fana было создано, Мелиан не занималась никакой разнообразной деятельностью; зато всё это время (22 года Деревьев, т.е. почти 211 лет в пересчёте на годы Солнца) они с Тинголом стояли, не двигаясь и не произнося ни слова, пока леса Нан Эльмот не выросли над ними, тёмные и высокие [75]. Как известно из «Серых Анналов», Эльвэ вернулся к своему народу практически сразу после пробуждения из его «долгого транса» [76]. Но тогда весь более чем двухвековой период оказывается однороден, и за отсутствием в нём внутренних хронологических границ, естественно считать, что процесс построения «эльфийской» fana занял всё это время. Я рискну утверждать, что этот труд Мелиан – научный подвиг, который оказался бы невозможен, не будь у неё под руками образца настоящего эльфийского hroa. Более того, выражения «Серых Анналов» заставляют думать, что облик Эльвэ изменился тоже – в частности, у него стали ярче светиться глаза, и значительно увеличился рост, так что он стал (как известно из разных упоминаний) самым высоким среди Эрухини, и начал походить внешне на владыку майар. Выводы делайте сами.
В-третьих, Валар в Амане восстанавливали hroar погибших эльфов. Но, читая «Атрабет» внимательно и со всеми сопутствующими текстами, мы обнаруживаем, что Эру дал Валар специальное позволение на такие манипуляции, когда Манвэ обратился к нему с сомнениями о судьбах эльфов, чьи тела были разрушены [77]. Мало того: Манвэ посчитал задачу воссоздания hroa непосильной для Валар, и Эру пришлось специально обучать его ноу-хау [78]. Ларчик открывается просто: fea содержит полный отпечаток «памяти» о hroa, исчерпывающе описывающий последнее (прежде Манвэ этого не знал), и Валар остаётся лишь организовать материю в соответствии с этим – готовым – отпечатком. Это не требует понимания или искусства.
В-четвёртых, известен случай, когда вече людей в Эстоладе приняло лазутчика Моргота за человека, Амлаха сына Имлаха [79]. Но у нас нет никаких причин полагать, будто данный умайа действительно реконструировал внешность конкретного человека ради одной короткой речи. С тем же успехом могли применяться маскирующие чары наподобие финродовых [80].
В-пятых, истари. О них уже многое сказано выше. Добавлю лишь, что ко времени снаряжения истари за плечами Валар уже была обширная практика восстановления hroar эльфов, Мелиан с её уникальным опытом уже вернулась в Аман, а под скалами Калакирьи находилось множество образцов человеческих hroar.

Последние возражения
В одном из писем Толкин уподобляет форму Саурона в конце Третьей Эпохи – человеческой, только бо́льшего, чем у людей, телосложения (однако «не гигантского») [81]. Речь о пресловутой «ужасной» fana [69, 70]. Но, собственно... если читать именно то, что написано, а не то, что хочется увидеть, «новостей» не обнаружится: Саурон «ужасен», его физическое присутствие увеличивает источаемые мощь и ужас, тело превосходит габаритами человеческие, выходит за границы видовой нормы. «Не гигантское» – ну да, вероятно, положить человека в карман или даже заплечный рюкзак Саурон не может.
Интереснее то, что сообщает здесь Толкин о прежнем fana Саурона (до гибели Нуменора). В то время он ещё был способен как-то прятать своё могущество («как Гэндальф?») [82]. Не совсем как Гэндальф... может быть, сходно по методу, но не по результату: ведь истари, как мы видели, совершенно походили на людей, и им было вовсе запрещено являть своё айнурское величие, а Саурон и в «прекрасном» обличье представал «фигурой» (а не «человеком» или «эльфом»), причём фигурой «доминирующей», с «телом огромной силы» и «предельно царственной» манерой держать себя. На Гэндальфа не похоже... видимо, для пребывания в Эрегионе и Эленне Саурон ориентировался на привычный нолдор облик валинорских майар. А позже, в квази-«человеческом» теле, он, по словам автора, ещё хуже скрывал айнурскую мощь.
Любопытная деталь: руки Саурона в «ужасном» облике обладали такой температурой поверхности, что их прикосновение (возможно, относительно продолжительное, не мимолётное – но всё же не слишком долгое) было способно убить эльфа [83].
Наконец, такое же замечание «против гигантизма» есть и о Валар – в примечаниях к сборнику стихов «Бежит дорога всё вперёд» [55]: «являлись как существа грандиозного (но не гигантского) телосложения». Увы, трудно понять, где проходила для Толкина граница между «грандиозным» и «гигантским». Считаются ли гигантскими «башни» fanar Улмо и Моргота? Фангорн, 4,2 м ростом или выше – не «гигант», он просто «крупный» (large) [40]. 40-метровая (как минимум, а скорее 46-ти) fana властелина Ангбанда, принятая Мелькором в Аватаре, тоже не названа «гигантской» – всего лишь «высокой» (tall) [27]. Видимо, она выше его «красивой» валинорской fana, и выше обычных fanar других Валар в Амане – но сравнима, находится в той же категории. И даже гуманоидные формы Валар были, судя по сноске, отчасти «нечеловечны».
Из ценного: этот источник сообщает, что «валинорские» гуманоидные fanar были приняты очень давно, «по завершении демиургических трудов», «когда Валар стали жить в Арде» – т.е. ещё на Алмарене, в начале Весны Арды. Кроме того, мы узнаём, что тела Валар всегда в той или иной степени сияли, как будто свет просачивался изнутри (что напоминает «преображения» Гэндальфа Белого). Одежда Валар выражала их характер и функции (ср. рыбью чешую кольчуги Улмо).
Таким образом, хотя пока для моделирования внешности «светлых» айнур редко используют специальные костюмы, грим или маски, их fanar были: чрезвычайно высокими, сияющими и лишь отдалённо сходными с hroar Детей Эру, а одежда – «стихийной» и нечёткой. Причёски, цвет кожи и волос, даже некоторые черты лица могут быть нехарактерны для эльфов и людей. Кроме того, хотя «форма» тел Мелиан и Тингола (после их «транса») должна соответствовать эльфийской, ростом и сиянием (Мелиан – лица и/или тела, Тингол – глаз) эта пара выделялась среди эльфов. Хорошим ориентиром для моделирования внешности айнур может служить идея о гуманоидах с другой планеты: прекрасных, но чуждых, и отличающихся мощью тела и голоса.

______________________________________
[1] “The Lord of the Rings”, Appendix B, “The tale of Years”
They [Istari] came therefore in the shape of Men, though they were never young and aged only slowly.
[2] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Of the Rings of Power and the Third Age”
In the likeness of Men they [Istari] appeared, old but vigorous, and they changed little with the years, and aged but slowly, though great cares lay on them.
[3] “The Lord of the Rings”, Book III, ch. 5
The old man [Gandalf] was too quick for him. He sprang to his feet and leaped to the top of a large rock. There he stood, grown suddenly tall, towering above them. His hood and his grey rags were flung away. His white garments shone.
[4] “The Lord of the Rings”, Book V, ch. 4
...Pippin got up and peered out. At that moment he caught a flash of white and silver coming from the North, like a small star down on the dusky fields. It moved with the speed of an arrow and grew as it came, converging swiftly with the flight of the four men towards the Gate. It seemed to Pippin that a pale light was spread about it and the heavy shadows gave way before it; and then as it drew near he thought that he heard, like an echo in the walls, a great voice calling.
[5] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
But the shapes wherein the Great Ones array themselves are not at all times like to the shapes of the kings and queens of the Children of Ilúvatar; for at times they may clothe themselves in their own thought, made visible in forms of majesty and dread.
[6] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 19
Therefore he [Sauron] took upon himself the form of a werewolf, and made himself the mightiest that had yet walked the world; and he came forth to win the passage of the bridge. <...> But no wizardry nor spell, neither fang nor venom, nor devil’s art, nor beast-strength, could overthrow Huan of Valinor and he took his foe by the throat and pinned him down. Then Sauron shifted shape, from wolf to serpent, and from monster to his own accustomed form but he could not elude the grip of Huan without forsaking his body utterly. <...> Then Sauron yielded himself, and Lúthien took the mastery of the isle and all that was there; and Huan released him. And immediately he took the form of a vampire, great as a dark cloud across the moon, and he fled, dripping blood from his throat upon the trees, and came to Tar-nu-Fuin, and dwelt there, filling it with horror.
[7] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 1
And in the darkness Melkor dwelt, and still often walked abroad, in many shapes of power and fear, and he wielded cold and fire, from the tops of the mountains to the deep furnaces that are beneath them; and whatsoever was cruel or violent or deadly in those days is laid to his charge.
[8] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
Therefore the Valar may walk, if they will, unclad, and then even the Eldar cannot clearly perceive them, though they be present.
[9] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
Now the Valar took to themselves shape and hue; and because they were drawn into the World by love of the Children of Ilúvatar, for whom they hoped, they took shape after that manner which they had beheld in the Vision of Ilúvatar, save only in majesty and splendour. Moreover their shape comes of their knowledge of the visible World, rather than of the World itself; and they need it not, save only as we use raiment, and yet we may be naked and suffer no loss of our being.
[10] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 8
For he [Melkor] was yet as one of the Valar, and could change his form, or walk unclad, as could his brethren; though that power he was soon to lose for ever.
[11] “The Road Goes Ever On”, “Notes and Translations”, “A Elbereth Gilthoniel”
In Quenya, however, the simple word fana acquired a special sense. Owing to the close association of the High-Elves with the Valar, it was applied to the “veils” or “raiment” in which the Valar presented themselves to physical eyes. These were the bodies in which they were self-incarnated.
[12] “The Road Goes Ever On”, “Notes and Translations”, “A Elbereth Gilthoniel”
Fana- is an Elvish element, with primary meaning “veil.” The S. form fân, fan- was usually applied to clouds, floating as veils over the blue sky or the sun or moon, or resting on hills. <...> In Sindarin, especially as used by the High-Elves, the originally identical word fân (fan-), “cloud,” was also given the same sense [the radiant and majestic figure of one of the great Valar].
[13] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
Then Melkor saw what was done, and that the Valar walked on Earth as powers visible, clad in the raiment of the World, and were lovely and glorious to see, and blissful <...> His envy grew then the greater within him; and he also took visible form, but because of his mood and the malice that burned in him that form was dark and terrible. And he descended upon Arda in power and majesty greater than any other of the Valar, as a mountain that wades in the sea and has its head above the clouds and is clad in ice and crowned with smoke and fire; and the light of the eyes of Melkor was like a flame that withers with heat and pierces with a deadly cold.
[14] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 8
And even as it was then the delight of the Valar (as is told in the Ainulindalë) to clothe themselves as in a vesture in the forms of the Children of Ilúvatar, so also did they eat and drink, and gather the fruits of Yavanna from the Earth, which under Eru they had made.
[15] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
These are the names of the Valar and the Valier, and here is told in brief their likenesses, such as
the Eldar beheld them in Aman.
[16] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
In the form of a woman she [Yavanna] is tall, and robed in green; but at times she takes other shapes. Some there are who have seen her standing like a tree under heaven, crowned with the Sun; and from all its branches there spilled a golden dew upon the barren earth, and it grew green with corn; but the roots of the tree were in the waters of Ulmo, and the winds of Manwë spoke in its leaves. Kementári, Queen of the Earth, she is surnamed in the Eldarin tongue.
[17] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 11
His [Manwë's] raiment is blue, and blue is the fire of his eyes, and his sceptre is of sapphire, which the Noldor wrought for him.
[18] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 11
Too bright were the eyes of Arien for even the Eldar to look on, and leaving Valinor she forsook the form and raiment which like the Valar she had worn there, and she was as a naked flame, terrible in the fullness of her splendour.
[19] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 17
For beside the old who deemed that their wandering days were over there were not a few who desired to go their own ways, and they [Men] feared the Eldar and the light of their eyes.
[20] HoME-XI, “Quendi and Eldar”
In general the Sindar appear to have very closely resembled the Exiles, being dark-haired, strong and tall, but lithe. Indeed they could hardly be told apart except by their eyes; for the eyes of all the Elves that had dwelt in Aman impressed those of Middle-earth by their piercing brightness. For which reason the Sindar often called them Lachend, pl. Lechind “flame-eyed”.
[21] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 18
He [Fingolfin] passed over Dor-nu-Fauglith like a wind amid the dust, and all that beheld his onset fled in amaze, thinking that Oromë himself was come: for a great madness of rage was upon him, so that his eyes shone like the eyes of the Valar.
[22] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
Too great is her beauty to be declared in the words of Men or of Elves; for the light of Ilúvatar lives still in her face.
[23] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 3
Thus it was that when Nahar neighed and Oromë indeed came among them, some of the Quendi hid themselves, and some fled and were lost. But those that had courage, and stayed, perceived swiftly that the Great Rider was no shape out of darkness; for the light of Aman was in his face, and all the noblest of the Elves were drawn towards it.
[24] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 4
...and there Melian stood; <...> and the light of Aman was in her face.
[25] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
He delights in wrestling and in contests of strength; and he rides no steed, for he can outrun all things that go on feet, and he is tireless. <...> his weapons are his hands.
[26] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 3
Then Tulkas stood forth as champion of the Valar and wrestled with him [Melkor], and cast him upon his face.
[27] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 8
Now Melkor came to Avathar and sought her out; and he put on again the form that he had worn as the tyrant of Utumno: a dark Lord, tall and terrible. In that form he remained ever after.
[28] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
Oromë is a mighty lord. If he is less strong than Tulkas, he is more dreadful in anger.
[29] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 3
Yet many of the Quendi were filled with dread at his coming; and this was the doing of Melkor.
[30] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
The Valaróma is the name of his great horn, the sound of which is like the upgoing of the Sun in scarlet, or the sheer lightning cleaving the clouds.
[31] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
If the Children of Eru beheld him [Ulmo] they were filled with a great dread; for the arising of the King of the Sea was terrible, as a mounting wave that strides to the land, with dark helm foam-crested and raiment of mail shimmering from silver down into shadows of green. The trumpets of Manwë are loud, but Ulmo's voice is deep as the deeps of the ocean which he only has seen.
(Когда Детям Эру случалось видеть его [Улмо], их наполнял великий ужас: ибо явление Короля Моря было чудовищно, как возвышающаяся волна, что идёт на землю, с тёмным шлемом, украшенным пеной, в кольчужном облачении, мерцающим переливами от серебра до зелёных теней. Фанфары Манвэ громки, но голос Улмо глубок как глубины окена, которые видел лишь он один.)
[32] “Unfinished Tales”, “Of Tuor and His Coming to Gondolin”
...and it grew cold, and there was a stirring and murmur as of a storm to come. And Tuor stood upon the shore, and the sun was like a smoky fire behind the menace of the sky; and it seemed to him that a great wave rose far off and rolled towards the land, but wonder held him, and he remained there unmoved. And the wave came towards him, and upon it lay a mist of shadow. Then suddenly as it drew near it curled, and broke, and rushed forward in long arms of foam; but where it had broken there stood dark against the rising storm a living shape of great height and majesty.
Then Tuor bowed in reverence, for it seemed to him that he beheld a mighty king. A tall crown he wore like silver, from which his long hair fell down as foam glimmering in the dusk and as he cast back the grey mantle that hung about him like a mist, behold! he was clad in a gleaming coat, close-fitted as the mail of mighty fish, and in a kirtle of deep green that flashed and flickered with sea-fire as he strode slowly towards the land. In this manner the Dweller of the Deep, whom the Noldor name Ulmo, Lord of Waters, showed himself to Tuor son of Huor of the House of Hador beneath Vinyamar.
He set no foot upon the shore, but standing knee-deep in the shadowy sea he spoke to Tuor, and then for the light of his eyes and for the sound of his deep voice that came as it seemed from the foundations of the world, fear fell upon Tuor and he cast himself down upon the sand. <...> Then it seemed to Tuor that Ulmo parted his grey mantle, and cast to him a lappet, and as it fell about him it was for him a great cloak wherein he might wrap himself over all, from head to foot. <...> And as Ulmo said these things the mutter of the storm rose to a great cry, and the wind mounted, and the sky grew black; and the mantle of the Lord of Waters streamed out like a flying cloud. <...> Then there was a noise of thunder, and lightning flared over the sea; and Tuor beheld Ulmo standing among the waves as a tower of silver flickering with darting flames; and he cried against the wind: “I go, Lord! Yet now my heart yearneth rather to the Sea.”
And thereupon Ulmo lifted up a mighty horn, and blew upon it a single great note, to which the roaring of the storm was but a wind-flaw upon a lake.
(Похолодало; море волновалось и рокотало, словно в преддверии бури. И Туор стоял на берегу; и из-за грозной тучи солнце пылало, как дымный костёр. И показалось Туору, что вдали из моря восстала огромная волна и медленно покатилась к земле; но он остался на месте, застыв от изумления. А волна всё приближалась, окутанная туманным сумраком. Неподалёку от берега её гребень изогнулся, рухнул вниз и хлынул на песок длинными пенными рукавами; но в том месте, где рассыпалась волна, на фоне надвигающихся туч темнела огромная, величественная фигура.
Туор благоговейно склонился пред ней, ибо ему почудилось, что он зрит могучего царя.
Высокая, словно бы серебряная корона венчала его, а из-под нее струились длинные кудри, мерцающие во мраке, как пена морская; шествуя к берегу, он откинул свой серый плащ, который окутывал его подобно туману, и се! под плащом оказалась сияющая кольчуга, облекавшая его тело, точно чешуя могучей рыбы, и тёмно-зелёный кафтан, блиставший и переливавшийся морскими огнями. Так Живущий в глубинах, которого нолдор зовут Улмо, Владыка Вод, явился Туору сыну Хуора из рода Хадора пред чертогами Виньямара.
Он не вышел на берег, но остановился по колено в тёмной воде и заговорил с Туором; но свет его очей и глубокий голос, исходивший, казалось, из самого основания мира, поразили Туора страхом, и он повергся ниц. <...> И почудилось Туору, что Улмо разорвал свою серую мантию и бросил ему лоскут — и тот был так велик, что окутал Туора с головы до ног, словно огромный плащ. <...> Пока Улмо говорил, ропот ветра обратился в гул, и небо почернело; и плащ Владыки Вод развевался на ветру, подобно туче. <...> Раздался удар грома, и над морем сверкнула молния; и Туор узрел Улмо, возвышающегося над волнами подобно серебряной башне, полыхающей отблесками света; и он прокричал навстречу ветру:
– Иду, владыка! Но всё же сердце моё стремится к Морю.
И тогда Улмо воздел огромный рог, и над морем разнесся протяжный звук – рёв бури рядом с ним был не громче шепота ветерка над озером.)
[33] “Unfinished Tales”, “Of Tuor and His Coming to Gondolin”
Then clasping Voronwë close he [Tuor] cast about them both the folds of the grey cloak of the Lord of Waters, and stepped forth. <...> The watchers had scented them and heard them, but they were not seen. The hunt was out.
[34] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 18
Therefore Morgoth came, climbing slowly from his subterranean throne, and the rumour of his feet was like thunder underground. And he issued forth clad in black armour; and he stood before the King like a tower, iron-crowned, and his vast shield, sable on-blazoned, cast a shadow over him like a stormcloud. But Fingolfin gleamed beneath it as a star; for his mail was overlaid with silver, and his blue shield was set with crystals; and he drew his sword Ringil, that glittered like ice.
Then Morgoth hurled aloft Grond, the Hammer of the Underworld, and swung it down like a bolt of thunder. But Fingolfin sprang aside, and Grond rent a mighty pit in the earth, whence smoke and fire darted. Many times Morgoth essayed to smite him, and each time Fingolfin leaped away, as a lightning shoots from under a dark cloud; and he wounded Morgoth with seven wounds, and seven times Morgoth gave a cry of anguish, whereat the hosts of Angband fell upon their faces in dismay, and the cries echoed in the Northlands. <...> Morgoth set his left foot upon his neck, and the weight of it was like a fallen hill.
[35] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 18
And Morgoth took the body of the Elven-king and broke it.
[36] HoME-X, “Myths transformed”, “Text II”
And he sought ever for Arda and Manwë, his brother, begrudging him the kingship, small though it might seem to his desire and his potency; for he knew that to that kingship Ilúvatar designed to give the highest royalty in Eä, and under the rule of that throne to bring forth the Children of God. And in his thought which deceived him, for the liar shall lie unto himself, he believed that over the Children he might hold absolute sway and be unto them sole lord and master, as he could not be to spirits of his own kind, however subservient to himself. For they knew that the One Is, and must assent to Melkor's rebellion of their own choice; whereas he purposed to withhold from the Children this knowledge and be for ever a shadow between them and the light.
As a shadow Melkor did not then conceive himself. For in his beginning he loved and desired light, and the form that he took was exceedingly bright; and he said in his heart: “On such brightness as I am the Children shall hardly endure to look; therefore to know of aught else or beyond or even to strain their small minds to conceive of it would not be for their good.” But the lesser brightness that stands before the greater becomes a darkness.
[37] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 18
Thorondor came hasting from his eyrie among the peaks of the Crissaegrim, and he stooped upon Morgoth and marred his face. The rushing of the wings of Thorondor was like the noise of the winds of Manwë, and he seized the body in his mighty talons, and soaring suddenly above the darts of the Orcs he bore the King away.
[38] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 13
Thorondor, King of Eagles, mightiest of all birds that have ever been, whose outstretched wings spanned thirty fathoms.
[39] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 1
...they [Valar] raised the Pelóri, the Mountains of Aman, highest upon Earth.
[40] “The Lord of the Rings”, Book III, ch. 4
They found that they were looking at a most extraordinary face. It belonged to a large Man-like, almost Troll-like, figure, at least fourteen foot high, very sturdy, with a tall head, and hardly any neck. Whether it was clad in stuff like green and grey bark, or whether that was its hide, was difficult to say. At any rate the arms, at a short distance from the trunk, were not wrinkled, but covered with a brown smooth skin. The large feet had seven toes each. The lower part of the long face was covered with a sweeping grey beard, bushy, almost twiggy at the roots, thin and mossy at the ends. But at the moment the hobbits noted little but the eyes. These deep eyes were now surveying them, slow and solemn, but very penetrating. They were brown, shot with a green light. Often afterwards Pippin tried to describe his first impression of them.
[41] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 5
In Tirion upon Túna the Vanyar and the Noldor dwelt long in fellowship. And since of all things in Valinor they loved most the White Tree, Yavanna made for them a tree like to a lesser image of Telperion, save that it did not give light of its own being; Galathilion it was named in the Sindarin tongue. This tree was planted in the courts beneath the Mindon and there flourished, and its seedlings were many in Eldamar. Of these one was afterwards planted in Tol Eressëa, and it prospered there, and was named Celeborn.
[42] “Imram” or “The Death of St. Brendan”
To a dale we came like a silver grail
with carven hills for rim.
In that hidden land we saw there stand
under a moonlight dim
a Tree more fair than ever I deemed
in Paradise might grow:
its foot was like a great tower’s root,
its height no man could know;
and white as winter to my sight
the leaves of that Tree were;
they grew more close than swan-wing plumes,
long and soft and fair.
As a green cup, deep in a brim of green,
that with wine the white sun fills
was the land we found, and we saw there stand
on a laund between the hills
a tree more fair than ever I deemed
might climb in Paradise;
its foot was like a great tower’s root,
it height beyond men’s eyes;
so wide its branches, the least could hold
in shade an acre long,
and they rose as steep as mountain-snows
those boughs so broad and strong;
for white as a winter to my sight
the leaves of that tree were,
they grew more close than swan-wing plumes,
all long and soft and fair.
[43] HoME-XI, “The Later Quenta Silmarillion”, “The Last Chapters”
$ 15. “the Light-elves of Valinor” > “the Light-elves in Valinor”; “the sons of the Gods were young and fair and terrible” > “the host of the Gods were arrayed in forms of Valinor”.
[44] HoME-I, “The coming of the Elves and the Making of Kor”
But Nornore stood upon a hill and was amazed for the beauty of that folk, and because he was a Vala they seemed to him marvellously small and delicate and their faces wistful and tender.
[45] “Unfinished Tales”, “The Istari”
Among Men they were supposed (at first) by those that had dealings with them to be Men who had acquired lore and arts by long and secret study. <...> Men, therefore, grew to fear them, even when they loved them, and they were held to be of the Elven-race (with whom, indeed, they often consorted).
Yet they were not so. For they came from over the Sea out of the Uttermost West; though this was for long known only to Círdan, Guardian of the Third Ring, master of the Grey Havens, who saw their landings upon the western shores. Emissaries they were from Lords of the West, the Valar, who still took counsel for the governance of Middle-earth, and when the shadow of Sauron began first to stir again took this means of resisting him. For with the consent of Eru they sent members of their own high order, but clad in bodies of as of Men, real and not feigned, but subject to the fears and pains and weariness of earth, able to hunger and thirst and be slain; though because of their noble spirits they did not die, and aged only by the cares and labours of many long years. And this the Valar did, desiring to amend the errors of old, especially that they had attempted to guard and seclude the Eldar by their own might and glory fully revealed; whereas now their emissaries were forbidden to reveal themselves in forms of majesty, or to seek to rule the wills of Men and Elves by open display of power, but coming in shapes weak and humble were bidden to advise and persuade Men and Elves to good, and to seek to unite in love and understanding all those whom Sauron, should he come again, would endeavour to dominate and corrupt.
(Люди, которым доводилось иметь с ними дело, поначалу думали, что истари – тоже люди, обретшие мудрость, знания и необычайные способности путем длительных тайных изысканий.
<...> Люди начали побаиваться их – даже те, кто их любил, – и причислять их к народу эльфов (с которыми волшебники и вправду общались довольно часто).
Но волшебники не были эльфами. Они пришли из-за моря, с Заокраинного Запада, хотя долгое время об этом знал лишь Кирдан, хранитель Третьего Кольца, владыка Серых Гаваней, который видел, как они прибыли к западным берегам. Они были посланцами Владык Запада, валар, которые по-прежнему заботились о Средиземье, – и когда снова пробудилась тень Саурона, валар избрали этот способ, дабы противостоять ему. С дозволения Эру они отправили посланцев, принадлежащих к их собственному высокому чину, но облачённых в человеческие тела, – не просто зримые обличья, но настоящие тела, подверженные и страху, и боли, и земной усталости, способные испытывать голод и жажду, и даже погибнуть; однако благодаря обитающему в их телах благородному духу они не умирали, а лишь старились от многолетних трудов и забот. Валар поступили так потому, что желали исправить ошибки прошлого – особенно то, что они пытались хранить и опекать эльдар, являясь во всей своей мощи и славе; теперь же их посланцам запрещено было являть своё величие или пытаться управлять волей людей и эльфов, открыто проявляя свою силу. Они явились в обличье слабых и смиренных существ, и им велено было давать людям и эльфам советы и склонять их к добру, и стараться объединить в любви и понимании всех тех, кого Саурон, буде он возвратится, постарается подчинить себе и развратить.)
[46] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
Their number is not known to the Elves, and few have names in any of the tongues of the Children of Ilúvatar; for though it is otherwise in Aman, in Middle-earth the Maiar have seldom appeared in form visible to Elves and Men.
[47] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
But of Olórin that tale does not speak; for though he loved the Elves, he walked among them unseen, or in form as one of them, and they did not know whence came the fair visions or the promptings of wisdom that he put into their hearts.
[48] “The Lord of the Rings”, Book I, ch. 6
There was another burst of song, and then suddenly, hopping and dancing along the path, there appeared above the reeds an old battered hat with a tall crown and a long blue feather stuck in the band.
With another hop and a bound there came into view a man, or so it seemed. At any rate he was too large and heavy for a hobbit, if not quite tall enough for one of the Big People, though he made noise enough for one, slumping along with great yellow boots on his thick legs, and charging through grass and rushes like a cow going down to drink. He had a blue coat and a long brown beard; his eyes were blue and bright, and his face was red as a ripe apple, but creased into a hundred wrinkles of laughter. In his hands he carried on a large leaf as on a tray a small pile of white water-lilies.
[49] HoME-XI, “Quendi and Eldar”
Pengolodh comments: “Plainly the effect of Valarin upon Elvish ears was not pleasing.” It was, he adds, as may be seen or guessed from what survives, filled with many consonants unfamiliar to the Eldar and alien to the system of their speech.
[50] HoME-X, “The Later Quenta Silmarillion”, “The Second Phase”
Now the Quendi had possessed weapons in Middle-earth, but not of their own devising. They had been made by Aule and sent as gifts by the hand of Orome, when it became known to the Valar that the Quendi were beset by prowling evils that had discovered the places of their dwelling beside Cuivienen; and more were sent later for the defence of the Eldar upon the Great March to the shores of the Sea. But all these were long unused, and lay in hoard as memorials of old days half-forgotten; and since the chaining of Melkor the armouries of the Valar also had been shut. But now the lords of the Noldor took out their swords and spears and sharpened them, re-strung their bows and filled their quivers with arrows.
[51] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
For the Children of Ilúvatar were conceived by him alone; and they came with the third theme, and were not in the theme which Ilúvatar propounded at the beginning, and none of the Ainur had part in their making.
[52] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 5
And Oromë looking upon the Elves was filled with wonder, as though they were beings sudden and marvellous and unforeseen; for so it shall ever be with the Valar. From without the World, though all things may be forethought in music or foreshown in vision from afar, to those who enter verily into Eä each in its time shall be met at unawares as something new and unforetold.
(И Оромэ, глядя на эльфов, исполнился изумления, как если бы они были существами неожиданными, превосходными и невиданными прежде; ибо так всегда бывает с Валар. Хотя снаружи, из-за пределов Мира, все вещи могут быть прежде помыслены в музыке или заранее показаны в видении издалека, тем, кто истинно вступит в Эа, каждая в свой черёд предстанет внезапно как нечто новое и нерассказанное прежде.)
[53] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 2
It is told that in their beginning the Dwarves were made by Aulë in the darkness of Middle-earth; for so greatly did Aulë desire the coming of the Children, to have learners to whom he could teach his lore and his crafts, that he was unwilling to await the fulfilment of the designs of Ilúvatar. And Aulë made the Dwarves even as they still are, because the forms of the Children who were to come were unclear to his mind, and because the power of Melkor was yet over the Earth; and he wished therefore that they should be strong and unyielding.
[54] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
Now to water had that Ainu whom the Elves can Ulmo turned his thought, and of all most deeply was he instructed by Ilúvatar in music.
[55] “The Road Goes Ever On”, “Notes and Translations”, “A Elbereth Gilthoniel”
They usually took the shape of the bodies of Elves (and Men). The Valar assumed these forms when, after their demiurgic labours, they came and dwelt in Arda, “the Realm.” They did so because of their love and desire for the Children of God (Erusen), for whom they were to prepare the “realm.” The future forms of Elves and Men had been revealed to them, though they had no part in their design or making, and the precise time of their appearance was not known. In these fanar they later presented themselves to the Elves,* and appeared as persons of majestic (but not gigantic) stature, vested in robes expressing their individual natures and functions. The High-Elves said that these forms were always in some degree radiant, as if suffused with a light from within. In Quenya, fana thus came to signify the radiant and majestic figure of one of the great Valar.
* Though they could also assume other wholly “inhuman” shapes, which were seldom seen by Elves or Men.
[56] “The Lord of the Rings”, Book II, ch. 2
“But within those bounds nothing seems to dismay him,” said Erestor. “Would he not take the Ring and keep it there, for ever harmless?”
“No,” said Gandalf, “not willingly. He might do so, if all the free folk of the world begged him, but he would not understand the need. And if he were given the Ring, he would soon forget it, or most likely throw it away. Such things have no hold on his mind. He would be a most unsafe guardian; and that alone is answer enough.”
[57] “The Lord of the Rings”, Book II, ch. 2
“But in any case,” said Glorfindel, “to send the Ring to him would only postpone the day of evil. He is far away. We could not now take it back to him, unguessed, unmarked by any spy. And even if we could, soon or late the Lord of the Rings would learn of its hiding place and would bend all his power towards it. Could that power be defied by Bombadil alone? I think not. I think that in the end, if all else is conquered, Bombadil will fall, Last as he was First; and then Night will come.”
[58] “The Lord of the Rings”, Book VI, ch. 7
[Gandalf]: “But if you would know, I am turning aside soon. I am going to have a long talk with Bombadil: such a talk as I have not had in all my time. He is a moss-gatherer, and I have been a stone doomed to rolling. But my rolling days are ending, and now we shall have much to say to one another.”
[59] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
But for a long while they [Ainur] sang only each alone, or but few together, while the rest hearkened; for each comprehended only that part of me mind of Ilúvatar from which he came, and in the understanding of their brethren they grew but slowly. Yet ever as they listened they came to deeper understanding, and increased in unison and harmony.
[60] “The Lord of the Rings”, Book III, ch. 3
“Nazgül! Ah! All that they make out! One day you'll wish that you had not said that. Ape!”
[61] “The Lord of the Rings”, Book III, ch. 3
“Curse you! You're as bad as the other rabble: the maggots and the apes of Lugbürz.”
[62] “The Lord of the Rings”, Book III, ch. 7
Hundreds of long ladders were lifted up. Many were cast down in ruin, but many more replaced them, and Orcs sprang up them like apes in the dark forests of the South.
[63] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
Therefore when they beheld them, the more did they love them, being things other than themselves, strange and free, wherein they saw the mind of Ilúvatar reflected anew, and learned yet a little more of his wisdom, which otherwise had been hidden even from the Ainur.
[64] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Valaquenta”
But fair and noble as were the forms in which they were manifest to the Children of Ilúvatar, they were but a veil upon their beauty and their power. And if little is here said of all that the Eldar once knew, that is as nothing compared with their true being, which goes back into regions and ages far beyond our thought.
[65] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 19
She [Thuringwëthil] was the messenger of Sauron, and was wont to fly in vampire's form to Angband; and her greatfingered wings were barbed at each joint's end with and iron claw.
[66] HoME-X, “Myths transformed”, “Text IX”
Since Melkor could not “create” an independent species, but had immense powers of corruption and distortion of those that came into his power, it is probable that these Orks had a mixed origin. Most of them plainly (and biologically) were corruptions of Elves (and probably later also of Men). But always among them (as special servants and spies of Melkor, and as leaders) there must have been numerous corrupted minor spirits who assumed similar bodily shapes. (These would exhibit terrifying and demonic characters).
[67] HoME-X, “Myths transformed”, “Text X”
For Morgoth had many servants, the oldest and most potent of whom were immortal, belonging indeed in their beginning to the Maiar; and these evil spirits like their Master could take on visible forms.
Those whose business it was to direct the Orcs often took Orkish shapes, though they were greater and more terrible. Thus it was that the histories speak of Great Orcs or Orc-captains who were not slain, and who reappeared in battle through years far longer than the span of the lives of Men. (Boldog, for instance, is a name that occurs many times in the tales of the War. But it is possible that Boldog was not a personal name, and either a title, or else the name of a kind of creature: the Orc-formed Maiar, only less formidable than the Balrogs).
[68] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 1
Spirits in the shape of hawks and eagles flew ever to and from his halls; and their eyes could see to the depths of the seas, and pierce the hidden caverns beneath the world. Thus they brought word to him of well nigh all that passed in Arda; yet some things were hidden even from the eyes of Manwë and the servants of Manwë, for where Melkor sat in his dark thought impenetrable shadows lay.
[69] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Akallabêth”
But Sauron was not of mortal flesh, and though he was robbed now of that shape in which he had wrought so great an evil, so that he could never again appear fair to the eyes of Men, yet his spirit arose out of the deep and passed as a shadow and a black wind over the sea, and came back to Middle-earth and to Mordor that was his home. There he took up again his great Ring in Barad-dûr, and dwelt there, dark and silent, until he wrought himself a new guise, an image of malice and hatred made visible; and the Eye of Sauron the Terrible few could endure.
[70] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Of the Rings of Power and the Third Age”
There now he brooded in the dark, until he had wrought for himself a new shape; and it was terrible, for his fair semblance had departed for ever when he was cast into the abyss at the drowning of Númenor. He took up again the great Ring and clothed himself in power; and the malice of the Eye of Sauron few even of the great among Elves and Men could endure.
[71] “The Lord of the Rings”, Book IV, ch. 3
“That would be Minas Ithil that Isildur the son of Elendil built,” said Frodo. “It was Isildur who cut off the finger of the Enemy.”
“Yes, He has only four on the Black Hand, but they are enough,” said Gollum shuddering. “And He hated Isildur's city.”
[72] “Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), “Ainulindalë”
But when they desire to clothe themselves the Valar take upon them forms some as of male and some as of female; for that difference of temper they had even from their beginning, and it is but bodied forth in the choice of each, not made by the choice, even as with us male and female may be shown by the raiment but is not made thereby.
[73] “Letters of J. R. R. Tolkien”, #155
Anyway, a difference in the use of “magic” in this story is that it is not to be come by by “lore” or spells; but is in an inherent power not possessed or attainable by Men as such. Aragorn's “healing” might be regarded as “magical”, or at least a blend of magic with pharmacy and “hypnotic” processes. But it is (in theory) reported by hobbits who have very little notions of philosophy and science; while A[ragorn] is not a pure “Man', but at long remove one of the “children of Luthien”.
[74] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 22
For Melian was of the divine race of the Valar, and she was a Maia of great power and wisdom; but for love of Elwë Singollo she took upon herself the form of the Elder Children of Ilúvatar, and in that union she became bound by the chain and trammels of the flesh of Arda. In that form she bore to him Lúthien Tinúviel; and in that form she gained a power over the substance of Arda, and by the Girdle of Melian
was Doriath defended through long ages from the evils without.
[75] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 4
She spoke no word; but being filled with love Elwë came to her and took her hand, and straightway a spell was laid on him, so that they stood thus while long years were measured by the wheeling stars above them; and the trees of Nan Elmoth grew tall and dark before they spoke any word.
[76] HoME-XI, “The Grey Annals”
1152. At this time, it is told, Elwe Singollo awoke from his long trance. And he came forth from Nan Elmoth with Melian, and they dwelt thereafter in the woods in the midst of the land; and though Elwe had greatly desired to see again the light of the Trees, in the face of Melian the fair he beheld the Light of Aman as in an unclouded mirror, and in that light he was content. Then his folk gathered about him in joy; and they were amazed, for fair and noble as he had been, now he appeared as it were a lord of the Maiar, tallest of all the Children of Iluvatar, his hair as grey silver, and his eyes like unto stars.
[77] HoME-X, “Athrabeth Finrod ah Andreth”
In Elvish tradition their re-incarnation was a special permission granted by Eru to Manwë, when Manwë directly consulted Him at the time of the debate concerning Finwe and Miriel.
[78] HoME-X, “Athrabeth Finrod ah Andreth”
Eru answered: “Let the houseless be re-housed!”
Manwe asked: “How shall this be done?”
Eru answered: “Let the body that was destroyed be re-made. Or let the naked fea be re-born as a child.”
Manwe said: “Is it Thy will that we should attempt these things? For we fear to meddle with Thy Children.”
Eru answered: “Have I not given to the Valar the rule of Arda, and power over all the substance thereof, to shape it at their will under My will? Ye have not been backward in these things. As for my Firstborn, have ye not removed great numbers of them to Aman from the Middle-earth in which I set them?”
Manwe answered: “This we have done, for fear of Melcor, and with good intent, though not without misgiving. But to use our power upon the flesh that Thou hast designed, to house the spirits of Thy Children, this seems a matter beyond our authority, even were it not beyond our skill.”
Eru said: “I give you authority. The skills ye have already, if ye will take heed. Look and ye will find that each spirit of My Children retaineth in itself the full imprint and memory of its former house; and in its nakedness it is open to you, so that ye may clearly perceive all that is in it. After this imprint ye may make for it again such a house in all particulars as it had ere evil befell it. Thus ye may send it back to the lands of the Living.”
[79] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 17
But there arose one who seemed to all to be Amlach son of Imlach, speaking fell words that shook the hearts of all who heard him. <...> Then those that listened sat for a while astounded, and a shadow of fear fell on their hearts; and they resolved to depart far from the lands of the Eldar. But afterwards Amlach returned among them, and denied that he had been present at their debate or had spoken such words as they reported; and there was doubt and bewilderment among Men. Then the Elf-friends said: “You will now believe this at least: there is indeed a Dark Lord, and his spies and emissaries are among us; for he fears us, and the strength that we may give to his foes.”
[80] “Quenta Silmarillion” (published by Christopher Tolkien), ch. 19
By the arts of Felagund their own forms and faces were changed into the likeness of Orcs; and thus disguised they came far upon their northward road, and ventured into the western pass, between Ered Wethrin and the highlands of Taur-nu-Fuin.
[81] “Letters of J. R. R. Tolkien”, #246
Their power must be far greater when actually physically present. Sauron should be thought of as very terrible. The form that he took was that of a man of more than human stature, but not gigantic.
[82] “Letters of J. R. R. Tolkien”, #246
In his earlier incarnation he was able to veil his power (as Gandalf did) and could appear as a commanding figure of great strength of body and supremely royal demeanour and countenance.
[83] “The Lord of the Rings”, Book II, ch. 2
Already the writing upon it, which at first was as clear as red flame, fadeth and is now only barely to be read. <...> The Ring misseth, maybe, the heat of Sauron's hand, which was black and yet burned like fire, and so Gil-galad was destroyed.
[84] “Ósanwe-kenta” (“Vinyar Tengwar” 39)
The great Valar do not do these things: they beget not, neither do they eat and drink, save at the high asari [festivals], in token of their lordship and indwelling of Arda, and for the blessing of the sustenance of the Children.
_______________________________
Вот отсюда взяла: http://users.livejournal.com/_radhruin/60916.html
По-моему, интересно: приношу, чтобы не пропало, не надеясь на милости Интернета.
Желающие могут скачать по ссылке PDF, а заодно прочесть доклад (того же автора) «Реконструкция сюжета: гавань Амрота и король Малгалад».

Цитата:
Да-да, ЧКА - гностический текст, а гностики такие болваны и сволочи! 
А знания остаются тайными в том случае, например, если не хочется сидеть на лекциях несколько лет, или годами в спортзале погибать (это я о карате).

Цитата:
Конечно, интересная! Это я как всегда, кипятком брызжу. 

Этот доклад напомнил мне не помню уже где прочитанный текст, где утверждалось, что рост Адама и Евы составлял 36-37 метров...

Хм. С одной стороны, конструкция Арды не подразумевает других планетных систем (точнее, в контексте эпоса они не представляют ценности -- собственно, как и гипотетическая история внеземных цивилизаций для человеческого эпоса), с другой -- когда-то я сам фантазировал на тему Великого Кольца миров.
А антропоморфность -- весьма общее место в мифах.

Это если считать, что космос Арды именно такой, как наш. Что не факт.

В принципе, где-то поминается, что Арда - лишь один из миров, и что творение только лишь созданием Арды не ограничивается. Опять же, строителей там прилично осталось, очень уж "ардацентрично" считать, что все прочиа Айнур остались чисто набюдателями.

В любых. Представь, что Айнур - это что-то вроде ворлонцев.
Сравнеие фана с одеждой очнь хорошо подходит, на самом деле. Ты же можешь любую одежду надеть, верно? Ну, и они - любой облик, какой понравится и какой лучше будет соответствовать задаче. На планете Океан они вполне могут выглядеть как гигантские лучезарные кракены.