Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход
WWW-Dosk
 
  ГлавнаяСправкаПоискВход  
 
 
О сказках: обсуждаемая тема (Прочитано 4863 раз)
10/14/12 :: 10:08am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Обычно сообщения в сказочном разделе - "библиотечные", мы их не обсуждаем, а только читаем. Но здесь, я думаю, стоит сделать исключение. Я предлагаю довполнять тред всем, кто что-то интересное знает по истории сказок - о том, как они изменялись и эволюционировали со временем.


Золушка

1. Самый ранний вариант был найден в Древнем Египте – там была сказка о прекрасной проститутке, которая купалась в реке, а орел в это время украл ее сандалию и принёс фараону. Сандалия была такой маленькой, что фараон тут же объявил розыск. И Фодорис (Золушку) нашли. Мало того, фараон тут же на ней женился.

2. Сказку (в том или ином варианте) рассказывали в Испании, Риме, Венеции, Флоренции, Ирландии, Шотландии, Швеции, Финляндии… Следовательно, сказка о падчерице зародилась в те времена, когда люди свободно кочевали по европейскому континенту, от стоянки к стоянке.

3. Конечно, Золушка каменного века торопилась не на бал, а на какой-нибудь скромный праздник. И туфелька, которую она потеряла, была не хрустальной, а деревянной, матерчатой, меховой… Однако везде прослеживается миф, легший в основу сказки – туфелька была связана со священными обрядами.

4. Имя героини – Cinderella, Aschenputtel, Cenerentola, The Cinder Maid, Pepeljuga, Папялушка, Золушка – у всех народов связано с золой, пеплом. Оно говорит о принадлежности к огню, жрицей которого могла быть только самая добрая и чистая представительница племени. Отсюда прозвища, которые дают Золушке ее сестры: замарашка, грязнуля.

5. Помощники Золушки – прямое указание на то, в какого покровителя верило племя. Здесь и волшебное существо (фея), и умерший предок (белая птичка), и мыши, помогающие перебирать зерно (последние много древнее тех, в которых появляются феи).

6. Связь между потерянной туфелькой и последующей свадьбой для людей древности не содержала в себе новизны, т.к. обувь в свадебный обрядах означала помолвку или саму свадьбу. Разделение пары обуви указывало на разлуку влюбленных или на поиск партнера.

7. После великих географических открытий, когда европейцы стали изучать культуру других народов, выяснилось, что история о девушке, потерявшей туфельку, хорошо известна и на других континентах. Например, в корейской народной сказке Золушкой была четырнадцатилетняя девочка Кхончхи. Бедная падчерица по приказу мачехи перебирала просо и рис, рыхлила деревянной тяпкой каменистое поле и проливала много слез. Но однажды перед ней появилась небожительница, которая помогла управиться с делами и отправила её на чью-то свадьбу. Перепрыгивая через ручей, Кхончхи уронила в воду котсин (матерчатую туфельку, расшитую узорами), который нашёл камса – начальник провинции. Он приказал найти владелицу этой туфельки, объявив, что хочет на ней жениться.

На сегодняшний день подсчитано, что сказка существует в нескольких сотнях вариантов. Самые известные пересказы следующие...

«Золушка» итальянского поэта и сказочника Джамбаттиста Базиле
(1575–1632)

Он написал сказку за 61 год до Перро, она вошла в сборник «Сказка сказок» (1634).

У Джамбаттиста Базиле Золушку звали Зезолла. Сговорившись с няней, девушка крышкой сундука сломала мачехе шею, потом уговорила отца жениться на няне. Однажды девушку увидел король и влюбился. Он послал слугу отыскать Зезоллу, и, борясь с ним, девушка потеряла пианеллу – похожую на ходулю галошу с подошвой из пробки (именно такую обувь носили женщины Неаполя времен Ренессанса). Юный король отправил гонцов, которые объехали все королевство и каждой женщине примеряли найденную пианеллу. Зезоллу, конечно, нашли.

«Золушка» Шарля Перро (1697 г.)


Шарль Перро и братья Гримм были знакомы с «Пентамероном» и, видимо, опирались на него, создавая свои сборники сказок.

В сказке Перро была хрустальная туфелька и самый щадящий для детского слуха сюжет (всем нам известный).

«Золушка» братьев Гримм


У богача умирает жена. Появляется мачеха с дочерьми. Отец едет на ярмарку и спрашивает, что привезти дочери и падчерицам. Падчерицы просят дорогих платьев и драгоценных камней, а Золушка – ветку, которая первой зацепит его за шапку. Ветку орешника Золушка посадила на могиле матери и поливала слезами. Выросло красивое дерево. Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каждый раз прилетала белая птичка. Когда Золушка рассказала о желании поехать на бал, птичка сбросила ей роскошное платье и туфли (три бала и три варианта нарядов). Принц влюбился в девушку, но ей всякий раз удавалось ускользнуть.

Дальше начинаются страшилки.

Когда гонцы примеряли туфельку, одна из сестёр отрезала палец. Принц забрал её с собой, но обнаружилось, что башмачок в крови. Принц повернул назад. То же повторилось с другой сестрой, только та отрезала пятку. Золушке башмачок приходится впору, и принц объявляет её своей невестой. Когда пришло время справлять свадьбу, сёстры решили быть рядом. Старшая встала по правую руку от невесты, младшая – по левую. Так и пошли в церковь. По дороге голуби выклевали каждой из них по глазу. Когда возвращались из церкви, старшая шла по левую руку, младшая по правую. Тут опять налетели на них голуби и выклевали ещё по глазу.

Так сёстры были наказаны за свою злобу (видимо, мораль такова: не зарься на чужое).

Отсюда: http://www.liveinternet.ru/community/2450664/post163015016/
via surrealisme-666

И еще о Золушке:

Самый ранний вариант сказки был найден в Древнем Египте - там была сказка о прекрасной проститутке, которая купалась в реке, а орел в это время украл ее сандалию и принес фараону. Сандалия была такой маленькой, что фараон тут же объявил розыск. И Фодорис (Золушку) нашли. Мало того, фараон тут же на ней женился.
Сказку (в том или ином варианте) рассказывали в Испании, Риме, Венеции, Флоренции, Ирландии, Шотландии, Швеции, Финляндии... Сказка о падчереце зародилась в те времена, когда люди свободно кочевали по европейскому континенту.
Имя героини - Cinderella, Aschenputtel, Cenerentola, The Cinder Maid, Pepeljuga, Папялушка, Золушка - у всех народов* связано с золой, пеплом. Оно говорит о принадлежности к огню, жрицей которого могла быть только самая добрая и чистая представительница племени.
Помощники Золушки - прямое указание на то, в какого покровителя верило племя. Здесь и волшебное существо (фея), и умерший предок (белая птица), и мыши, помогающие перебирать зерно.
Связь между утраченной туфелькой и последующей свадьбой для древних людей был привычным, потому что обувь в свадебных обрядах означала помолвку или саму свадьбу. Разделение пары обуви указывало на разлуку влюбленных или на поиск партнера.

Отсюда:
http://dozor.com.ua/news/fakti/raznoe/1107939.html

* Не у всех. В Японии есть прелестная сказка "Хатикадзуки", где имя местной Золушки переводится как "Девушка с чашей на голове", и "Повесть о прекрасной Отикубо", где имя главной героини переводится как "Каморка" или "Лачужка" - помещение для низших слуг. Впрочем, при общем сходстве сюжета, о туфельках там речи не идет, а любят девушек в первую очередь за добрый и покладистый нрав. Ну, и за красоту, ясно дело. - Э.Н.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #1 - 10/14/12 :: 10:13am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Настоящие сказки братьев Гримм

Жестокая правда о принце-насильнике и Золушке-убийце
Педагоги и психологи часто жалуются, что народные сказки слишком уж жестоки. Если б они только знали, что родители рассказывают отпрыскам -- как бы это сказать? -- сильно отредактированные версии волшебных историй. Оригиналы были куда более, э-э-э... натуралистическими, что ли...
К примеру, возьмем знакомую всем с пеленок сказку о мертвой царевне. Знаете ли вы, что прекрасная девица вовсе не была разбужена поцелуем храброго принца? Итальянская версия этой истории, датированная 1636 годом, гласит, что проезжий молодец изнасиловал спящую мертвым сном прелестницу и ничтоже сумняшеся отправился себе дальше. Три медведя-шатуна на самом деле забросили старушку на шпиль собора Святого Павла; Золушкина мачеха отрубила своим дочерям по кусочку ступни, а что касается Белоснежки -- то скажем, что злая королева хотела не столько ее сердце, сколько нежное тело...
Многие из вас наверняка хотят задать один и тот же вопрос: как же можно было рассказывать подобные "сказки" маленьким детям?!
Ученые-фольклористы объясняют этот феномен следующим образом: сказки -- это часть устного народного творчества, и взрослые рассказывали не только детям, но и взрослым то, что они сами где-то услышали.
Кроме того, в древние времена взрослые обращались с детьми не как с малышами, а как с будущими взрослыми, которых нужно было готовить к взрослой жизни. И еще, заметьте, тогда воспитание подрастающего поколения проходило натурально -- дети с родителями спали в одном помещении, матери рожали им братьев и сестер в их же присутствии, а уж о приготовлении завтраков, обедов и ужинов из окровавленных освежеванных туш и говорить нечего...
Сегодня мало кто знает о двух людях, которые внесли огромный вклад в историю человечества, сохранив для будущих поколений прекрасные образцы "устного народного творчества". Нет, это не братья Гримм! Один из них -- итальянец Джамбаттиста Базиле, написавший "Сказку сказок" (она содержала пятьдесят сицилийских сказок и была издана в 1636 году). Другой -- француз Шарль Перро. Его книга, содержащая восемь сказок, вышла в 1697. Семь из них стали классикой, и среди них "Золушка", "Синяя птица", "Спящая красавица", "Мальчик-с-пальчик".
Итак, давайте потушим свет, детки, и папа расскажет вам новую сказку.

Спящая красавица
Просто родила двойню

Когда она родилась, колдунья предсказала ей страшную смерть -- она погибнет от укола отравленного веретена. Ее отец приказал унести из дворца все веретена, но красавица -- ее звали Талией -- все-таки укололась веретеном и упала замертво.
Король, ее безутешный отец, посадил безжизненное тело дочери на обитый бархатом трон и приказал отнести Талию в их небольшой домик в лесу. Домик заперли и ушли, чтобы никогда не возвращаться.
Однажды в тех лесах охотился чужеземный король. В какой-то момент его сокол вырвался из рук и улетел. Король поскакал за ним и наткнулся на маленький домик. Решив, что сокол мог влететь внутрь, кавалер влез в окно домика. Сокола там не было. Зато он нашел сидящую на троне принцессу.
Решив, что девушка уснула, король принялся будить ее, но ни похлопывания по щекам, ни крики не пробудили спящую красавицу. Будучи воспламененным красотой девицы, король, по словам Базиле, перенес ее на постель и "собрал цветы любви". А потом, оставив красавицу на постели, он вернулся в свое королевство и надолго забыл об инциденте.
Прошло девять месяцев. В один прекрасный день принцесса родила двойню -- мальчика и девочку, которые лежали рядом с ней и сосали ее грудь. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы однажды мальчик не потерял материнскую грудь и не принялся бы сосать ее палец -- тот самый, уколотый веретеном. Отравленный шип выскочил, и принцесса очнулась, обнаружив себя в заброшенном домике в полном одиночестве, если не считать откуда ни возьмись взявшихся прелестных младенцев.
А тем временем чужеземный король, вдруг вспомнив о спящей девушке и "приключении", снова собрался на охоту в те края. Заглянув в заброшенный домик, он нашел там прекрасную троицу. Раскаявшись, король обо всем рассказал прекрасной принцессе и даже задержался там на несколько дней. Впрочем, потом он все же уехал, правда, пообещав красавице вскоре послать за ней и детьми -- за эти несколько дней они успели полюбить друг друга.
Вернувшись домой, король не мог забыть о встрече с принцессой. Каждую ночь он покидал свое царственное ложе, уходил в сад и вспоминал о прекрасной Талии и ее детях -- мальчике по имени Солнце и девочке по имени Луна.
А его жена -- то есть королева, которой он как-то не нашел времени рассказать о новорожденных, -- что-то заподозрила. Сначала она допросила одного из королевских сокольничих, а потом перехватила гонца с письмом короля к Талии.
Тем временем ни о чем не подозревающая Талия быстренько собрала близнецов и отправилась в гости к своему возлюбленному. Она не знала, что королева приказала схватить всех троих, малышей убить, приготовить из них несколько блюд и подать их королю на обед.
За обедом, когда король нахваливал мясные пироги, королева все время бормотала: "Мангия, мангия, ты ешь свое!"
Королю надоело слушать бормотания супруги, и он резко оборвал ее: "Конечно, я ем свое -- ведь твое приданое стоило копейки!"
Но злобной королеве этого было мало. Ослепленная жаждой мести, она приказала привести к ней и саму принцессу.
"Ты мерзкая тварь! -- сказала королева. -- И я убью тебя!"
Принцесса рыдала и кричала, что она не виновата -- ведь король "сломал ее форт", пока она спала. Но королева была непреклонна.
"Разожгите огонь и бросьте ее туда!" -- приказала она слугам.
Отчаявшаяся принцесса, стеная, попросила исполнить ее последнее желание -- она хотела раздеться перед смертью. Ее одежды были расшиты золотом и украшены драгоценными каменьями, поэтому жадная королева, подумав, согласилась.
Принцесса раздевалась очень медленно. Снимая каждый предмет своего туалета, она испускала громкий и жалобный крик. И король услышал ее. Он ворвался в подземелье, сбил королеву с ног и потребовал вернуть близнецов.
"Но ты же их сам съел!" -- сказала злобная королева. Король зарыдал. Он приказал сжечь королеву в уже разведенном огне.
Тут как раз пришел повар и признался, что не подчинился приказу королевы и оставил близнецов в живых, заменив их ягненком. Радости родителей не было предела! Расцеловав повара и друг друга, стали они поживать да добра наживать.
И Базиле заканчивает сказку следующей моралью: "Некоторым всегда везет -- даже когда они спят".

Золушка

Когда сестры примеряли туфельку, им пришлось обрубить ноги
Первая европейская сказка о Золушке была описана тем же Базиле -- правда, та, первоначальная, Золушка вовсе не теряла хрустальной туфельки.
Имя этой маленькой девочки было Зезолла -- сокращенно от Лукрезуцция, и она уже в детстве проявила склонность к убийству. Сговорившись со своей няней, она загубила злую мачеху, предложив той посмотреть на сундук своей матери. Жадная мачеха склонилась над сундуком, Зезолла с силой опустила крышку -- и сломала мачехе шею.
Похоронив мачеху, Зезолла уговорила отца жениться на няне. Но девушке не стало легче, поскольку ее жизнь отравили шесть няниных дочерей. Она продолжала мыть, стирать, убирать дом и выгребать золу из печей и каминов. За это ее и прозвали Золушкой.
Но однажды Зезолла случайно наткнулась на волшебное дерево, которое могло исполнять желания. Нужно было только произнести заклинание: "О волшебное дерево! Разденься само и одень меня!"
Возле этого дерева Золушка наряжалась в красивые платья и отправлялась на балы. Однажды девушку увидел сам король и, конечно, сразу же влюбился. Он послал своего слугу отыскать Зезоллу, но тот не смог найти девушку. Влюбленный правитель разгневался и вскричал: "Клянусь душами моих предков -- если ты не найдешь красавицу, то я побью тебя палкой и пну столько раз, сколько волос в твоей мерзкой бороде!"
Слуга, защищая собственный зад, отыскал Золушку и, схватив ее, посадил в ее же повозку. Но Зезолла крикнула лошадям, и те рванули с места. Слуга упал. Упало и еще кое-что, принадлежавшее Золушке.
Слуга вернулся к хозяину с обретенным предметом в руках. Тот вскочил, радостно схватил предмет и принялся покрывать его поцелуями. Что же это было? Шелковый шлепанец? Золотой сапожок? Хрустальная туфелька?
Вовсе нет! Это была пианелла -- похожая на ходулю галоша с подошвой из пробки, именно такие носили женщины Неаполя времен Ренессанса! Эти галоши на высокой платформе оберегали длинные женские платья от грязи и пыли. Высота платформы обычно достигала 6-18 дюймов.
Так вот, представьте себе короля, с нежностью прижимающего к груди столь крупный и несуразный предмет, как эта самая пианелла, причем не только прижимающего, но и воркующего над ним аки голубь: если, мол, не судьба мне найти тебя, любовь моя, то я погибну во цвете лет. Но только я все равно найду тебя, любовь моя, чего бы мне это ни стоило!
И юный король отправил гонцов, которые объехали все королевство и каждой женщине примеряли найденную пианеллу. Так Золушка и была найдена.
Сказка Базиле полна романтизма и говорит о несколько странном виде фетиша -- обуви. Однако североевропейские версии "Золушки" гораздо более кровавы.
Давайте сравним итальянскую версию со скандинавской и норвежской. Возьмем хотя бы третий акт.
Принц приказал намазать одну ступеньку дворцового крыльца смолой, и туфелька местной Золушки -- в этих местах ее звали Ашен-путтель -- приклеилась к ней. После этого слуги принца отправились по всему королевству искать обладательницу столь маленькой ножки.
И вот они добрались до Золушкиного дома. Но кроме самой бедняжки там еще жили две мачехины дочери! Сначала туфельку примеряла старшая дочь -- запершись в спальне, она натягивала туфельку, но тщетно -- мешал большой палец. Тогда ее мать сказала ей: "Возьми нож и отруби палец. Когда ты станешь королевой, тебе уже не нужно будет много ходить!" Девушка послушалась -- туфелька налезла.
Обрадованный принц тут же посадил красавицу на коня и поскакал во дворец -- готовиться к свадьбе. Но не тут-то было! Когда они проезжали мимо могилы Золушкиной матери, сидящие на деревьях птицы громко запели:

"Посмотри назад, посмотри назад!
С туфельки капает кровь,
Туфелька была мала, и сзади
Сидит не твоя невеста!"


Принц посмотрел назад и действительно увидел кровь, стекающую с туфельки девушки. Тогда он вернулся и дал туфельку второй мачехиной дочери. А у той оказалась слишком толстая пятка -- и туфелька вновь не налезла. Мать дала второй дочери тот же совет. Девушка взяла острый нож, отрезала часть пятки и, скрывая боль, втиснула ногу в туфельку. Радостный принц усадил очередную невесту на лошадь и поскакал в замок. Но... птицы были на страже!
Наконец принц, вернувшись в тот же дом, нашел-таки свою Золушку, женился на ней и зажил себе в полном счастии. А завистливых девиц ослепили и подвергли порке -- чтобы не зарились на чужое.
Да, именно эта версия послужила основой современной сказки -- только издатели, пожалев маленьких детишек, вычеркнули из своего варианта даже малейшие намеки на кровь.
Между прочим, сказка о Золушке -- одна из самых популярных сказок в мире. Она живет уже 2500 лет и за это время получила 700 версий. А самый ранний вариант "Золушки" был найден в Древнем Египте -- там матери рассказывали детям на ночь историю о прекрасной проститутке, которая купалась в реке, а в это время орел украл ее сандалию и унес ее фараону. Сандалия была такой маленькой и изящной, что фараон тут же объявил общенациональный розыск. И, конечно, когда он нашел Фодорис -- Золушку -- он тут же женился на ней. Интересно, какой по счету женой фараона была эта Золушка?..

Три медведя
К медведям в дом вламывается старух
а
Она была старой оборванной нищенкой, и потребовалось почти сто лет, чтобы старуха превратилась в маленькую воровку с белокурыми локонами (кстати, если речь пошла о юной девице, то действительно ли она влезла в дом к медведям? Может, это все же были трое снимающих одну квартиру холостяков?!)
Английский поэт Роберт Сузи в 1837 году опубликовал эту сказку, "оснастив" ее фразами, которые с тех пор удаются всем без исключения родителям: "Кто сидел на моем стуле?!" "Кто ел мою кашу?"
Как писал Сузи, старуха вломилась в дом, поела каши, посидела на стуле, а потом завалилась спать. Когда медведи вернулись, она выпрыгнула в окно. "Сломала ли она себе шею, замерзла ли в лесу, была ли арестована и сгнила в тюрьме, я не знаю. Но с тех пор три медведя никогда не слышали о той старухе".
Британцы могут гордиться -- в течение многих лет эта версия сказки считалась первой. Правда, в 1951 году в одной из библиотек Торонто нашли изданную в 1831 книгу с этой же сказкой. Ее написала для своего племянника некая Элеонор Мур.
Сказка миссис Мур -- довольно странная. По ее версии, старушка залезла в дом к трем медведям, потому что незадолго до этого они ее обидели. А в конце, когда три медведя ее поймали, они неторопливо и обстоятельно обсуждали, что же с ней теперь делать:

"Они бросили ее в огонь, но она не горела;
Они бросили ее в воду, но она не тонула;
Тогда они взяли ее и забросили на шпиль церкви Святого Павла -- и если ты внимательно посмотришь, то увидишь, что она и поныне там!"


Версия сказки под редакцией поэта Сузи существовала довольно долго, пока в 1918-м кто-то не сменил седую старуху на маленькую девочку.

Книгу Ричарда Закса Underground education
читала Кира ЧЕТВЕРТАК


Отсюда: http://daksnike.narod.ru/Inter/i17.htm
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #2 - 10/14/12 :: 5:46pm
Джамини   Экс-Участник

 
А мне в детстве читали именно с отрезанной пяткой )
 
IP записан
 
Ответ #3 - 10/14/12 :: 11:07pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Про японских Золушек...

Как и сказано, я наблюдала две прекрасных истории японских Золушек. Первая - история Хатикадзуки. Жила-была себе девушка высокого рода, училась всем положенным искусствам, но когда химэгими исполнилось 13 лет (возраст, близкий к брачному, заметим), мать ее занемогла, и, чувствуя приближение смерти, призвала к себе дочь и, воззвав к богине Каннон, надела деве на голову тяжеленную храмовую чашу для сбора подаяния. После чего и умерла. Как выяснилось вскоре, чаша с головы сниматься отказалась начисто - и всё с этого пошло.
Поскорбев долгое время, отец... ну, вы поняли: поддался на уговоры друзей и родни и взял себе вторую жену. Которая, как понимаете, падчерицу не любила, заставляла заниматься черной работой, отобрала красивую одежду и прочее-всякое в лучших традициях рассказок о несчастных падчерицах и злых мачехах. В итоге девушку обвинили в том, что она, ходя на могилу матери, вовсе там не молится, а просит погибели для мачехи и ее дочери. Падчерицу изгнали. Она поплакала и решила утопиться, но выяснилось, что с деревянной чашей на голове тонуть не получается. После всяческих злоключений попала она в богатый дом, где и стала истопницей при бане. Где ее в какой-то момент увидел хозяйский сын (как водится, самый прекрасный и талантливый изо всех... ну? ну? - да, троих). И пленился красотой ее рук, ног, а также того, что было видно из-под чаши (подбородка и губ то есть). Настолько, что поклялся ей немедленно же в любви и перебрался к ней жить. Благородная семья от такого ошалела (переспать со служанкой - еще куда ни шло, но вводить в семью такое чудо света с чашей вместо головы - это уж слишком!), и девушке предложили удалиться по-хорошему. Влюбленные, ясно дело, пролили горькие слезы, но парень оказался упорен и решительно заявил, что уйдут они вместе. И как только, взявшись за руки, шагнули они за порог, чаша упала с головы химэгими, и открылось лицо, подобное, натурально, луне пятнадцатой ночи. А в чаше оказались разные сокровища и наряды - ну, после сказки о шитых золотом и серебром платьях, помещавшихся в ореховых скорлупках, оно и неудивительно.
А дальше, вполне в параллель с другой известной сказкой, папа решил устроить смотрины невесток. Сами читайте, каковы были испытания, это отдельно прекрасная история: как факт, папа проникся, отписал большую часть своего имения младшему сыну, и зажили они счастливо. Под финал в храме встретили папашу Хатикадзуки, который к тому времени успел, благодаря новой жене, потерять всё, что имел, а под финал с ней еще и расстался. А тут нежданчик: пропавшая дочка, вся прекрасная и цветущая, с кучей внуков и замужем за достойным благородным господином.
Мораль такова: если у старшей дочери что-то пошло не так, нефиг гонять ее из дома.

Вторая сказка - это уже не сказка, а повесть. "Повесть о прекрасной Отикубо", как и было сказано. Опять полный начальный комплект: рано умершая мать, злая мачеха, черная работа и жизнь в той самой каморке для низших слуг: отикубо.
Тут выверть с прекрасным принцем еще чудеснее: служанка решает как-то устроить судьбу госпожи, а муж ее как раз знает подходящего кавалера. Нестандартность истории в том, что кавалер очень не против встречи, но вовсе не рассчитывает изначально на длительные отношения, и только после первой ночи, воспылав сочувствием к тому, в каких условиях живет такая красавица, а особенно же - услыхав стихотворение, которое она слагает, когда кавалер собирается удалиться, понимает, что это и есть его карма. После разнообразных злоключений прекрасную Отикубо он похищает, успешно отмазывается от весьма выгодного брака, а дальше начинает гонять родню невесты в хвост и в гриву. В отместку. Очень успешно, но почти без членовредительских штук. Весьма изощренно гоняет, и только после рождения детей по настоятельной просьбе жены решает открыть ее отцу, как тому офигенно свезло, на самом-то деле, с браком его доченьки. После чего всю вторую половину повести рассказывается о том, как зять устраивает жизнь тестя, тещи и тещиных дочерей (ага).
Мораль такова: не пинай неродную дочь - возможно, именно она в отношении тебя лучше всех исполнит дочерний долг.

...и про японских Золушков.

История Пепельника совершенно не уникальна, аналогов в мировом фольклоре тоже чуть более чем до черта: сын не приглянулся мачехе, она обставила всё так, что его выгнали из дома. После чего подвизался оный сын (о как!) истопником при бане, глянулась ему хозяйская дочь,дважды он перед народом так просто гарцевал на праздниках в дивной одежде и прекрасный такой, а в третий раз - с дочкой хозяина, которая успела просечь, что истопник не так-то прост. После чего хозяйская дочь занемогла от любви, методами народных колдунов вычислили источник проблемы, источник (утворив некоторые безобразия с присланной ему одеждой - то ноги ею вытирал, то в навоз бросал) предстал, в конце концов, во всей своей красе, хозяйску дочь ему отдали в жены, все счастливы и довольны.
Мораль: а не суди по внешности, мало ли что.

И самый прекрасный Золушок всех времен и народов: ленивый Таро.
Живет в деревне парень, которому лень. Лень ему буквально всё, кроме как валяться, медитировать мечтать - ну, и есть, если пруха поперла и еда есть. В счастливый момент жизни местный чиновник жителям деревни приказывает халявщика кормить (ленью своей восхитил, что ли?). парня кормят, но потом как-то задалбываются и решают отправить на службу в столицу: все равно кого-то надо, а этот - самый бесполезный. Но парень еще и в самом возрасте, чтобы, гм, жениться: ему по ходу объясняют, что там гуляют доступные женщины, которые, наверное, с ним жениться вполне будут. На беду, вместо доступной женщины на пути ему встречается вполне себе благородная барышня, которая пытается от него ненавязчиво отвязаться - но, сюрприз, деревенский болван оказывается на редкость сметлив и проницателен, девицу находит, и она быстро понимает... да-да, что это карма. С которой фиг чего поделаешь. Да и у девы в доме парень демонстрирует не только сообразительность нестандартную, но и умение слагать стихи к случаю. Тяжко вздохнув, химэгими (ну, карма же!) приказывает свое новоявленное сокровище отмыть и прилично одеть. И после семидневной помывки выясняется, что парень красотой подобен несравненной жемчужине, и его только подучить - можно сдавать на службу в императорский дворец. Во дворце бывшее деревенское черт-те что оказывается весьма учтивым, обходительным и чертовски хорошо слагающим импровизированные стихи. Ошалев от такого, император приказывает выяснить, откуда такое взялось - и выясняется, что это отпрыск высочайшего рода, чьих предков сослали в глухую провинцию. Политика, вы же понимаете. Но мастерство не пропьешь благородная кровь всяко даст о себе знать. После чего счастливой чете жалуют в удел ту самую провинцию, где Лежебока Таро изволил объедать односельчан на халяву, все, кто его кормил, вознаграждены сторицей, провинция процветает, все довольны, а по смерти Таро и его супругу почитают как местных богов.
Мораль: не всякий халявщик - тупой козел, так что будьте осторожнее. Он может оказаться благородным потомком правящей династии.

Ну, и общая мораль: против кармы не попрешь, ясно дело. А родителей, в том числе и не родных, и даже просто людей, которые тебя кормят и поят в неудачные периоды жизни, надо почитать и вознаграждать. Ибо это правильно (см. истории о постительных сыновьях и дочерях в количестве).
Не самая, между прочим, поганая мораль в мировой истории.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #4 - 10/15/12 :: 11:40am

Хатуль   Вне Форума
Живет здесь
Большой и Пушистый
Хайфа, Израиль

Пол: male
Сообщений: 1315
*****
 
Фрр. Щас покусаю.
Про древнеегипетскую.

Во-первых (удерживаюсь, чтобы не процитировать неприличный анекдот про баобаб), не "Фодорис", а Родопис (Ροδώπις, т.е. "Розовощёкая" - это к вопросу о разнообразии золушкиных имён). Имя это греческое, не египетское, и неудивительно: по легенде, она - гречанка, проданная в рабство в Египет.

Да-да, в рабство. А вовсе не "проститутка".

Во-вторых, "найден в древнем Египте" обычно означает "раскопали папирус". А история Родопис у нас в изложении грекоязычного римского историка Страбона, жившего в 1 в. до н.э. - 1 в. н.э.

Надо сказать, что у сказочной Родопис прослеживается реальный прототип - женщина, о которой рассказывает (за 4 века до Страбона) Геродот. Эта Родопис была... тоже не проституткой. Она была гетерой, а это совершенно другая профессия. Как писал великий русский поэт и Нобелевский лауреат, "Я не б..., а крановщица".
Историческая Родопис примечательна тем, что она начинала свою карьеру вместе с баснописцем Эзопом: оба были рабами у тех же хозяев на острове Самос, и, возможно, между ними была любовная связь. Никакой фараон историческую Родопис за туфельку ниоткуда не извлекал - её выкупил не больше, не меньше чем родной брат знаменитой поэтессы Сапфо с Лесбоса. У последней, кстати, были большие претензии к бывшей гетере...

...Но это уже совсем другая история.

Хатуль
 

Эли Бар-Яалом
IP записан
 
Ответ #5 - 10/15/12 :: 11:42am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
О! Ценно Улыбка Спасибо, Кош!
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #6 - 10/15/12 :: 2:01pm
eotvi   Экс-Участник

 
Какая интересная тема! Читаю с удовольствием, умнею не по годам. Не знала таких подробностей о сказке "Золушка". Впечатлилась смыслами. Теперь отрезанные пальцы и пятки везде мерещатся...
 
IP записан
 
Ответ #7 - 10/15/12 :: 3:07pm
Тёмная Душа   Экс-Участник

 
Не знаю, в тему влезу или нет, но попробую. Поскольку разговор идет о сказках, о некоторых... хм... недетских подробностях в них, да и о японских историях речь зашла, то вспомнил одну интересную историю, которую читал в сборнике японской мифологии. И нашел на нее ссылку в Интернете. Вот...
http://japonish.ru/duhi/100-proverka-chuvstv.html
Черный юмор по-японски  Улыбка
 
IP записан
 
Ответ #8 - 10/16/12 :: 12:45am
eotvi   Экс-Участник

 
Пу Сун Лин, сборник сказок "Лисьи чары": http://hghltd.yandex.net/yandbtm?text=%D0%BF%D1%83%20%D1%81%D1%83%D0%BD%20%D0%BB...

А вот подробный рассках о развитии образа лисы в Китае:  Улыбка

1. Вводная лекция. Роль лисы в традиционных представлениях китайцев

Люди и твари принадлежат к разным породам,

а лисы находятся где-то посередине.

У живых и мертвых пути различны,

лисьи пути лежат где-то между ними.

Бессмертные и оборотни идут разными дорогами,

а лисы между ними.

Поэтому можно сказать, что встреча с лисой –

событие удивительное,

но можно сказать и так,

что встреча с лисой – дело обычное.

Цзи Юнь (XVIII в.) [i]

Артур Смит в своей работе “Китай и его жизнь” заметил: “Три религии Китая: конфуцианство, буддизм и даосизм так сливаются друг с другом, что их можно рассматривать как одно целое. Китайцу почти невозможно объяснить, что одно верование исключает другое. Он не понимает противоречия между ними, так как он “совершенно инстинктивно привык сливать их вместе” [ii] . Такое слияние, по мнению Смита, ведет, в частности, и к искажению нравственного учения, к затемнению его различными суевериями. Рядом с возвышенными правилами Конфуция, пишет он, существует вера в чертей и злых духов и масса всевозможных суеверий. Так, например, даже богатые и ученые люди, пишет автор, не стесняются выражать свое почтение два раза в месяц различным священным животным, как то: лисице, ласке, ежу, змее и крысе [iii] ! В самом деле, три великих учения Китая мирно сосуществовали на протяжении веков, существуют и поныне. Однако не нужно китайцу объяснять, что “одно верование исключает другое”, потому что для жителя Срединной Империи Три Учения ведут к единому. Европейцы, открыв для себя Китай, и начав его изучение, при рассмотрении вопроса веры всегда переносили китайские традиционные представления на свою, более близкую и знакомую религиозную почву, поэтому в книгах европейских синологов (особенно конца XIX - начала XX века) мы нередко встречаем такие слова, как “Бог”, “религия” и пр. На самом деле, у китайцев нет ни того, ни другого.

Г.А. Джайльс в своей работе “Китай и его жизнь” пишет, что характер китайца не религиозный. Из всех буддистских угроз и обольщений, которые в значительной степени оставляют его непоколебимым, китаец подчиняется только влиянию буддийских угроз перерождения, например, в виде женщины, или, что, по выражению Джайльса, “еще хуже”, в виде животного [iv] . В этой же работе автор подчеркивает, что Конфуций уклонялся от обсуждения сверхъестественного в какой бы то ни было форме, и его единственной целью было совершенствование человеческого поведения в этой жизни, без всяких попыток анализировать то состояние, от которого человек отделяется смертью [v] .

“Чудесное”, которое, по выражению Пу Сунлина, “рождается от самих же людей” [vi] , существовало в Китае всегда. Культ лисы, лисы-демона, лисы-монстра получил необычайное распространение. Можно даже говорить о том, что поклонение лисе является одной из важнейших черт китайской ментальности. Проделкам лис, “лисьим чарам” в Китае посвящена целая литература, которую может возглавить “лисий эпос” Ляо Чжая [vii] . В своем особенном отношении к лисе китайский народ не оригинален.

“Кто из нас не знает, какими качествами наделял Лису Патрикеевну русский человек?”, - писал В.М. Алексеев [viii] . Китайцу, также как и русскому человеку, равно как и другим народам, лиса представляется хитрым и лицемерным существом, которое водит за нос не только сильных и свирепых зверей, но и людей. Эти мотивы встречаются в фольклорах многих народов. Среди китайского же, можно, прежде всего, вспомнить басню “Ху цзя ху вэй” (“Лисица обманула тигра”) из эпоса “Сражающихся царств”, по сюжету которой лиса не только избежала участи быть съеденной тигром, но и заставила его поверить в то, что она послана на землю самим небесным владыкой, в доказательство чему предложила ему пойти вслед за ней и посмотреть, как будут в страхе разбегаться от нее звери. Тигр, конечно, не догадался, что звери боялись его самого, а не лису, которая шла вместе с ним.

В сознании китайцев с образом лисы часто связывается зло и, как следствие этого, возникающее к ней отвращение. Об этом можно судить прежде всего по такому выражению, как “лисий запах”, означающий противную вонь, идущую от больных и неопрятных людей [ix] . Однако, как отмечает В.М. Алексеев, китайцу, не в пример прочим народам, лиса представляется и полезным существом: “Китайская медицина знает весьма полезные свойства лисьего организма, части которого, например, печень, могут исцелять злую лихорадку, истерию, внезапные обмороки, а мясо ее, вообще, может, как говорят солидные китайские медицинские трактаты, если его приготовить должным образом, - исцелять случаи “крайнего испуга, обмороков, бессвязной речи, беспричинных, безрассудных песен, скопления холода во внутренностях, злостного отравления” и других подобных болезней.

Лисья кровь, как говорит в своем знаменитом сочинении один из китайских мыслителей первых веков до нашей эры, сваренная с просом, дает способность избегать опьянения” [x] .

Начало культа лисы в Китае уходит в далекую древность.

Лис обычно считался мистическим воплощением души мертвеца, поскольку лисьи норы нередко находились по соседству с могилами. Лисам приписывалось искусство перевоплощения и обольщения. Попасть в лапы к лисе, поддаться “лисьим чарам”, как пишет Л.С. Васильев, было “последним делом в глазах каждого китайца” [xi] , тратившего обычно немало времени и средств, чтобы обзавестись амулетами, призванными обезопасить его и его семью от “лисьего наваждения”. Даже иероглиф лисы нередко избегали писать, заменяя его другим, сходным по звучанию [xii] . Страх перед лисой всегда был очень велик. Казалось бы, этот своеобразный “царь демонов” - китайская лиса походит на свой западный аналог – европейского черта. Однако, это не совсем так. Та же самая лиса являлась и объектом ритуального почитания – по всей стране ей воздвигались кумирни и приносились жертвы. Нередко женщины оставляли у входа в лисью нору свою туфельку, веря в то, что это может помочь лисе превратиться в девушку, и, желая тем самым, отвратить оборотня от собственной семьи [xiii] . Кроме того, лиса считалась существом, которому ведомы все тайны природы и которая поэтому может вылечить от болезни, избавить от беды и посодействовать в обогащении [xiv] .



2. Источники и историография по традиционным представлениям китайцев

Поскольку представления китайцев о лисе являются традиционными суевериями, необходимо сначала обратиться к первоисточникам, из которых мы могли бы черпать сведения о таких представлениях. П.В. Добель отмечал, что ему “не случалось встретить китайца, коего поступки управлялись бы постоянными правилами веры, подобно тому, как правила веры христианской, проистекающие из уверенности в известных божественных истинах, действуют на ум и душу европейцев” [xv] .

В.М. Алексеев считал, что для китайцев очень характерно небрежное отношение к религии вообще. “Это отношение – одно из самых разнообразных: от дикого суеверия вплоть до атеизма” [xvi] . Как писал В. Грубе, китайцы не имеют особого термина для понятия религия, точно также они не имеют собрания религиозных первоисточников (буддистские тексты индийского происхождения в счет не идут). Китайская литература носит исключительно светский характер [xvii] . По текстам, по преданию собранным и отредактированным Конфуцием, которые являются старейшими памятниками китайской письменности и почитаются так же, как у всех других народов религиозные первоисточники, мы не можем составить себе, считает В. Грубе, “полное представление о содержании религии или о духовных представлениях китайского народа [xviii] ”.

Как справедливо отметил Л.С. Васильев: “Пиетет перед древностью, преклонение перед высказываниями мудрецов, стремление к полной и тщательной фиксации всех событий – все это за долгие тысячелетия привело к появлению огромного, поистине необъятного количества первоисточников, содержащих самые разнообразные сведения о жизни страны и народа” [xix] .

Действительно, в десятках специальных трактатов, в 24 династийных историях, в многотомных энциклопедиях, в собраниях канонических книг, в комментариях к ним и в неисчислимом количестве других сочинений, включая художественную литературу и фольклор, содержатся различные сведения и материалы о культах, обрядах, философских представлениях и примитивных суевериях, об образцах морали и добродетели, о божествах и мудрецах, монахах и сектантах, правителях и чиновниках, о семейно-клановых связях и административно-политическом устройстве страны и других сторонах образа жизни. Васильев пишет, что наиболее ценной частью всех первоисточников принято считать канонические собрания с комментариями, династийные истории и трактаты, в первую очередь, древние, составленные еще до нашей эры. Также в разряд высшего класса можно поставить материалы археологии и эпиграфики XX века, аутентичность и достоверность которых ни у кого не вызывает сомнений [xx] .

Многочисленные трактаты неконфуцианского толка, идеи и теории которых заложили основы онтологических и натурфилософских представлений практически не дают сведений по теме данного курса, исключая, пожалуй, трактат “Шаньхайцзин” (“Книга гор и морей”) [xxi] , который, предположительно, относится к ханьскому времени. Исследователь Б. Карлгрен проводил специальный анализ текстов, который показал, что этот трактат был составлен в эпоху Хань [xxii] , однако его датировка еще порождает массу споров. В трактате мы находим лишь упоминания о девятихвостых лисах, что, впрочем, дает нам основания полагать, что в древности китайцы уже наделяли это животное особенными свойствами.

О распространенности суеверий в сверхъестественные способности лис предоставляют нам информацию источники нарративного характера.

Есть упоминание о дурных свойствах лисиц в “Шицзин” [xxiii] . Много сведений о лисах мы находим в официальных исторических сочинениях, а именно в династийных историях. По объему, сумме сообщаемых сведений, по структуре и жанру это особая и очень ценная категория источников. Широта охвата материалов и проблем придает им энциклопедический характер. Главная ценность сведений – в их документальности. Свидетельства о распространении суеверий в сверхъестественные возможности лис имеются в следующих исторических сочинениях: “История поздней Хань”, “История династии Вэй” (“Вэйшу”), “История династии Цзинь” (“Цзиньшу”), “Синь Таншу” (“Новая история династии Тан”) [xxiv] .

Основными источниками для данной работы послужили сочинения свободного жанра – произведения художественной литературы и фольклора. Большинство таких произведений, хотя и написаны одним автором, имеют очень сложные, обычно восходящие к бытовавшим в народе сказаниям, преданиям, повествованиям о духах, оборотнях, чудесах, героях, бессмертных, исторические корни. Эта народная фантазия, генетически связанная с древними суевериями и верованиями, воспринималась и обрабатывалась авторами художественных произведений и в новой форме пускалась в широкое обращение, что в свою очередь оказывало влияние на формирование народного пантеона и легендарно-мифологических преданий [xxv] . Наличие всех этих сочинений еще раз свидетельствует о том, что реальная жизнь китайского общества была намного сложнее идеальной схемы и того эталона, по которому должна была строиться жизнь в стране.

Материал, который дает основополагающие сведения по теме данного курса, это, прежде всего, раздел “лисы” в литературной антологии сунского времени “Обширные записки годов под девизом правления Тай-Пин” (“Тай-Пин Гуан Цзи”), которому отведено 83 произведения, взятые из 28 сборников дотанского (до 618 г.), танского (618 – 907 гг.) и сунского (960 – 1127гг.) времени. “Тай-Пин Гуан Цзи” является официальным литературным сводом, поэтому, можно считать, что он доносит до нас официальный взгляд, бытовавший в свое время по отношению к тому или иному понятию. Подавляющее большинство вошедших в раздел “лисы” рассказов относится по времени создания или времени действия именно к танскому времени. В разделе преобладают произведения танского и сунского времени. В большинстве сунских рассказов действия разворачиваются в танское время, чаще всего в годы под девизом правления Тянь-Бао (742-736 гг.). Такая картина, например, в самом “лисьем” сборнике, из которого в раздел “лисы” вошло 33 рассказа – “Обширных записках о странном” (“Гуан и цзи”) сунского автора Цзай Цзюньфу. Ныне эта книга утеряна [xxvi] . Прочие сборники представлены чаще всего одним – двумя произведениями. Так, после “Обширных записок о странном” по числу вошедших в раздел произведений идут “Подробные записки из задних покоев” (“Сюань ши цзи”) танского автора Чжан Ду, представленные восемью фрагментами, а также “Записи слышанного” (“Цзи вэнь”) суйского автора Сюй Ишой, из этого сборника в разделе шесть рассказов.

В общей сложности, в раздел “лисы”, состоящий из 12 глав, литературной антологии “Тай-Пин гуан цзи” вошло 17 произведений из 9 сборников дотанского времени, 24 произведения из 13 сборников танского времени и 39 произведений из 5 сборников сунского времени.

Большой интерес представляют также произведения придворного историографа Гань Бао, который служил при императоре Сыма Яне в эпоху Западной Цзинь. Он является автором “Хронологии Цзинь”, которая охватывает период исторических событий с 265 по 317 гг., сочинения ныне утраченного [xxvii] . Большое значение имеет также и другое его произведение, а именно универсальный, всеобъемлющий сборник фантастических рассказов “Записки о поисках духов”. Однако, ни сам Гань Бао, ни его современники не считали “Записки” фантастикой. Как историк, Гань Бао подбирает материал прежде всего у древних, которые в китайской традиции всегда считались наивысшим авторитетом при разрешении споров. В то же время Гань Бао собирает сведения о всяких фантастических происшествиях среди своих современников и даже приводит два случая, которые произошли в его собственной семье [xxviii] . Необходимо отметить, что в древнем Китае произведение Гань Бао считалось историческим источником, а не литературным произведением. Как отмечает Л.Н. Меньшиков, есть многочисленные свидетельства того, что современники и потомки в ближайшие два – три века рассматривали “Записки о поисках духов” прежде всего, как историческое произведение, а к сведениям, сообщаемым в “Записках”, относились как к достоверным фактам [xxix] .

В отличие от фантастических историй или сказок произведения Гань Бао и его последователей отмечены своей фактологичностью, подкупающей читателя. О самом невероятном случае в них рассказывается так, как будто это имело место в действительности. Впечатление истинности, достоверности происходящего усиливается за счет точной локализации действия и во времени, и в пространстве.

“Записки о поисках духов”, по мнению Л.Н. Меньшикова, имеют значение научного труда, поскольку материалы этого произведения использовались в области философских знаний и естественнонаучных трудов в древнем Китае [xxx] .

“Лисий эпос” Ляо Чжая [xxxi] – новеллиста XVII в. представляет собой наглядную картину материализации практически всех представлений и суеверий, которые связывались с лисой в воображении китайцев. Это колоссально информативный источник, поскольку является компиляцией представлений китайцев о лисе, начиная с эпохи древности, вплоть до XVII века, в котором жил Ляо Чжай (Пу Сунлин).

Роман “Развеянные чары”, авторство которого приписывают Ло Гуаньчжуну и Фэн Мэнлуну [xxxii] , сюжет которого связан с похождениями целой семьи лис-оборотней, также является важным носителем информации о народных представлениях, которые столь богато наделили лису магической силой и сверхъестественными свойствами.

Частыми гостями выступают лисы и в рассказах Цзи Юня. В рассказе (№ 525) Цзи Юнь даже проводит обзор тех исторических источников, где встречаются упоминание о лисе: “Шицзи” Сыма Цяня, “Шаньхайцзин”, Чжуан цзы, династийные истории Хань и Шести династий, “История поздней Хань”, “Чао э цяньчэн” Чжан Чжо, “Тайпин гуан цзи”. В этом рассказе некий Лю Ши-туй задает лису вопросы, которые наиболее интересуют его и всех людей. Можно полагать, что ответы, которые вложил в уста лису автор Цзи Юнь, есть отражение народных представлений того времени о магических свойствах, которыми обладают лисы.

Мы узнаем, какие бывают категории лис, как лисы постигают Дао, почему одни из них живут среди людей, а другие на пустырях, кто ведает запретами, наградами и наказаниями и т.д. [xxxiii]

Работы отечественных и зарубежных синологов представляют большой интерес в свете понимания вопроса возникновения и распространения суеверных представлений о лисе, равно как и понимания причинно-следственных связей таких воззрений с китайским религиозным синкретизмом вообще. Это, прежде всего, работы авторов, представляющих собой время расцвета синологии (вторая половина XIX и начало XX вв.) Это работы английских синологов - Г. Джайльса [xxxiv] , Ю. Дулиттла [xxxv] , Э. Паркера [xxxvi] ; обширное исследование по демонологии Древнего Китая голландского синолога де Гроота [xxxvii] , работы немецких ученых Иоганна Генриха Плата [xxxviii] , В. Грубе [xxxix] , Эберхарда [xl] . Большое значение также имеют труды авторов XX века. Это замечательные переводы новелл Ляо Чжая (Пу Сунлина) академиком В.М. Алексеевым, обстоятельные исследования В.В. Малявина [xli] , работы Б.Л. Рифтина [xlii] , Г.Г. Стратановича [xliii] , переводы произведений Цзи Юня и Юань Мэя О.Л. Фишман [xliv] и др.

Поскольку данный курс напрямую связан с двумя важнейшими религиями Китая – буддизмом и даосизмом, то, вполне естественно, что вся синологическая литература, посвященная проблемам религии и этики, системы взглядов и образа жизни китайцев, основным принципам и нормам китайской цивилизации, является чрезвычайно информативной. Однако она настолько обильна и многообразна, что практически невозможно дать ей полную характеристику. Сведения, касающиеся проблем даосской религии, разбросаны во множестве изданий, которые нередко вообще не имеют прямого отношения к проблемам религиозных верований в Китае.

Среди работ, посвященных системе религиозного синкретизма, следует отметить фундаментальную 18-томную сводку Доре (в данной работе был использован ее перевод с французского на английский, выполненный M. Кеннелли [xlv] ), где собрано огромное количество очень ценных материалов о верованиях, суевериях, магии, мантике, божествах, духах, героях и т.д. Весьма полезными оказались монографические исследования системы религиозного синкретизма – серия статей В.М. Алексеева, К. Дэя, которые представляют собой обстоятельный анализ важных аспектов этой системы и оценку роли ее влияния на жизнь народа.

По проблеме образа лисы в представлениях китайцев можно выделить две статьи И.А. Алимова, одна из которых посвящена вопросу о понятии “лиса” в китайской классической литературе, а другая являет собой очерк на тему культа лисы в Китае, а также статья Ху Куня, посвященная истокам веры в лис в древнем Китае [xlvi] .



3. То, “о чем не говорил Конфуций”. (Часть 1)

Цзи Юнь находит первое “надежное упоминание” о необычных свойствах лисы в “Исторических записках” Сыма Цяня. А именно, “в “Родословной Чэнь Шэ” говорится: “…зажег факел и поставил его в плетенку; подражая голосу лисы, кричал: “Воспрянет великое княжество Чу, а Чэнь Шэ будет его государем””. Цзи Юнь полагает, что это можно считать свидетельством того, что “уже в то время лиса считалась необычной” [xlvii] . Есть упоминания о дурных свойствах лисиц в “Шицзине”:

Край этот страшный – рыжих лисиц сторона.

Признак зловещий – воронов стая черна [xlviii] .

Сообщения о девятихвостых лисах, о лисах белого цвета или о девятихвостых лисах белого цвета встречаются в “Шань хай цзине” (“Книге гор и морей”), где упоминается девятихвостая лиса, полумифическое существо, обитающее в стране Цинцюго: “Еще в трехстах ли на востоке есть, говорят, гора Цинцю. На солнечной стороне ее много нефрита, на теневой – много камня цинху. Там есть животные, по виду – такие как лиса, но с девятью хвостами, голоса их похожи на (плач) младенцев. Могут есть людей, (человек же), съевший (такую лису) не боится яда змей” [xlix] . В другом месте того же сочинения: “Страна Цинцюго находится к северу… У тамошних лис четыре ноги и девять хвостов” [l] . По мнению современного исследователя Юань Кэ, явление такой лисы человеку рассматривалось, главным образом, в качестве счастливого предзнаменования, об этом же пишет и другой китайский ученый Ху Кунь.

В своем исследовании о месте дракона в китайской культуре Хэ Синь, ссылаясь на “Люй ши чунь цю” (“Весны и осени господина Люя”) и другие древнекитайские памятники, убедительно показывает, какое символическое значение придавалось животным белого цвета (тигр, лиса) в циньском и ханьском Китае. “Подобные лисы, появившись в стране Цинцюго, ставились в ряд с такими, считавшимися счастливым предзнаменованием, животными, как дракон, феникс, цилинь…” [li] . Хэ Синь, кстати, пишет, что девятихвостая лиса в древнем Китае выполняла роль божества, связанного с бракосочетанием. По его мнению, “цзю вэй” (девять хвостов) следует понимать как “цзяо вэй”, то есть “спариваться”. Не случайно мифическая лиса имеет именно девять хвостов, ведь “9”, согласно китайской нумерологии, есть число “высшего ян” [lii] .

Уже цзиньский поэт и эрудит Го Пу (276 – 324) в своем комментарии ко второму из приведенных выше отрывков из “Шань хай цзина" заметил, что девятихвостая лиса появляется тогда, когда в мире устанавливается спокойствие, но более поздний комментатор Хэ И-син (1757 - 1825) обратил внимание на то, что в первом отрывке говорится о способности лисы есть людей, а это, по логике, расходится с добрым предзнаменованием.

В “Шань хай цзине” также находим упоминание о таком лисьеподобном существе, как хуань: “двигаясь по течению (реки) на запад (через) сто ли, дойдешь до горы Иван. (Там) не растут ни трава, ни деревья. Много золота и нефрита. Там водится животное, похожее на лисицу, но с одним глазом и тремя хвостами. Называется хуань. Он кричит, как будто рычат одновременно сто разных зверей, может предохранить от бедствий. Съешь его (мясо), вылечишь желтуху” [liii] .

В книге Чжуан цзы говорится о лисе как о предвестнице несчастья: “На холмике размером не более нескольких шагов большие животные не прячутся, но злые лисы-оборотни здесь предвещают несчастье” [liv] . В “Юянских заметках о всякой всячине” мы находим: “В древности говорили, что дикая лиса именуется красной лисой. По ночам она ударяет хвостом и высекает из него огонь. Когда она хочет явиться как привидение, то обязательно кладет себе на голову череп человека и кланяется созвездию Северного Ковша. Как только череп перестает падать, она превращается в человека” [lv] .

Древние сведения о девятихвостых (как, впрочем, и простых) лисах крайне отрывочны, фрагментарны и не позволяют составить сколько-нибудь законченное мнение об этом животном. Что касается “Шань хай цзин”, в котором, казалось бы, есть более подробные сведения, то, по признанию исследователей, этот памятник также не дает полной картины. История его создания не совсем ясна, и, скорее всего, заключенные в нем сведения принадлежали мифологии отдельных народов, а не являлись универсальными для всего древнего Китая. Э.М. Яншина, автор перевода текста данного сочинения на русский язык, замечает: “Ориентируясь на географические рамки “книг”, можно предположить, что этот ареал очерчивался территорией центральных и юго-западных районов древнего Китая” [lvi] . Б.Л. Рифтин, опираясь на исследование Мэн Вэн-туна, прямо пишет, что “Шань хай цзин” была создана в древнем царстве Чу, располагающемся в юго-западной части древнего Китая [lvii] . Так или иначе, отметим, что в древнем Китае существовала вера в сверхъестественные возможности лис, отличающихся от обыкновенных каким-то необычным свойством, чаще всего, наличием девяти хвостов.

Рассматривая раздел “лисы” в “Тай-Пин Гуан Цзи”, мы ведем речь исключительно об образе лисы в представлениях высших слоев китайского общества и образованных книжников; об образе, сложившимся в литературе в результате долгой эволюции. Уже в первых рассказах раздела “лисы” мы находим: “Девятихвостая лиса – божественное животное. Она красного цвета, у нее четыре ноги и девять хвостов…” [lviii] .

Куда более плодотворно для исследователя время появления и распространения сюжетной прозы сяошо (первые века н.э.), в которой лиса выступает в качестве одного из основных персонажей (преимущественно, в “чжигуай сяошо” – “рассказах об удивительном”). На сей раз это не полумифическая девятихвостая лиса, навряд ли наряду с драконами, цилинями и птицей феникс, встречавшаяся китайцам в повседневной жизни, а самое обыкновенное животное, знакомое и реальное. Такая лиса наделяется волшебными свойствами, главное из которых – способность к превращениям и, прежде всего, способность принимать человеческий облик.

Появление конфуцианства наложило существенный отпечаток на мировоззрение китайцев. Особенно это относится к образованным слоям населения, из среды которых и выходили все литераторы. В силу своего рационалистического взгляда на мир Конфуций не говорил о чудесном. Он и его последователи историзовали древние мифы, превращая их героев в якобы реальных исторических деятелей. А это, в свою очередь, привело к тому, что китайские писатели шли по пути описания реальных или псевдореальных фактов и событий.

Поэтому древняя китайская мифология, особенно в своих архаических формах, не оказала существенного влияния на развитие литературы, гораздо большую роль, по мнению Б.Л. Рифтина, сыграла так называемая низшая мифология (образы духов и оборотней), через сказку и актуальные верования вошедшая в книжную словесность, через устные былички проникшая в протоновеллы – своеобразные короткие мифологические рассказы III – VI вв. н.э., а через них в литературную новеллу VII – XVIII вв. [lix] .

Предполагается, что культ лисы получает распространение с III века [lx] . Возможно, он складывался прежде всего вследствие отсутствия стабильности в обществе в период бесконечных войн, падений династий и набегов кочевых народов, что вызвало распространение мистицизма и различных религиозных учений, поскольку в период каких-либо потрясений (политических, экономических, социальных) у человека неизбежно возникают мысли об уязвимости, непрочности человеческого существования и о бренности бытия вообще. Желание уйти из мира жестокости и бесконечных смут влекло за собой распространение даосских рассказов о вознесении святых на небо, о превращении людей в бессмертных “гениев”, о чудесах, творимых монахами и отшельниками, о загробном мире, четкое представление о котором сформировалось под влиянием буддизма, о воздаянии за грехи и о цепи перерождений. Традиционные китайские представления о бедствиях, насылаемых по воле неба, соединились в это время с буддистскими идеями кармы [lxi] . Однако, говоря о рождении лисьего культа, нельзя не упомянуть о роли даосизма в процессе формирования таких верований.

К примеру, представления о том, что тысячелетняя лиса может стать бессмертной, сформировались, скорее всего, под влиянием даосизма, а точнее, “сянь-даосизма”, отправной точкой которого является пропаганда учения о бессмертии. “Сянь-даосизмом” называют религиозный даосизм те ученые, кто склонен резко разграничивать его философскую и религиозную ипостаси [lxii] . То самое свойство “одурачивать мужчин”, которым чаще всего в китайской традиции наделяются лисы, тоже есть следствие даосского представления о том, что в результате определенно налаженной сексуальной практики можно достигнуть и долголетия, и бессмертия.

Вследствие воздействия буддизма Махаяны даосизм из философского учения превратился в религию, активно вобравшую в себя древние шаманские верования, а под влиянием этой религиозной квинтэссенции, начиная с III века один за другим (сейчас известно более 30 названий) составляются многочисленные сборники рассказов об удивительном, авторы которых преследовали утилитарные цели: утверждение с помощью собранных примеров веры в нечистую силу, в даосских бессмертных или в могущество учения Будды или его сподвижников [lxiii] .

“Удивительный” материал для своих рассказов авторы III – IV вв. черпали из древних исторических сочинений, где встречались отдельные записи о необычных событиях, и из современного им фольклора. Чаще всего они перелагали сюжет, услышанный в народной среде.

В этих рассказах прослеживаются темы встречи человека с духами-хозяевами местности (по мнению исследователей [lxiv] , здесь зафиксировались древние представления о боязни мести духов за вторжение в их владения), неуспокоившимися душами умерших преждевременной или насильственной смертью, небожителями, духами и оборотнями.

Короткие повествования о связи с женщиной-духом, скорее всего, отражают древние представления о браке с тотемным животным, что, в свою очередь, является сюжетом, исторически связанным с древней верой в тотемистическую инкарнацию [lxv] . К III – VI вв. эта связь была уже давно забыта, и подобные истории воспринимались уже как повествования о чудесах, близкие к волшебной сказке.

В представлениях тогдашних китайцев чудесное связывалось главным образом с Западным краем (исторической прародиной), то есть с землями Центральной и Средней Азии, а также Северной Индии. Эти представления слились с древнейшими мифологическими взглядами, по которому Запад считался страной мертвых, потусторонним миром, и отразились в многочисленных рассказах [lxvi] .

В дотанской прозе, представленной в разделе “лисы” “Обширных записок об удивительном”, лиса предстает перед нами прежде всего в качестве предвестника зла. Даже самая незначительная встреча на дороге может обернуться бедой. Особенно плохо, если лиса будет при этом выть или, например, плакать. Лиса сама ищет встречи с человеком, ибо такие контакты ей необходимы для нормальной жизнедеятельности. При интимных отношениях с человеком лиса пьет жизненный эфир и, тем самым, способствует своему долголетию и возрастанию могущества. Такая ситуация в дотанской прозе представлена двояко. Либо никто из домашних лису не видит, и со стороны одержимая(ый) лисой выглядит как душевнобольной, либо же лиса принимает вполне материальный и видимый для всех образ прекрасной девы, которая является к мужчине и вступает с ним в отношения. В первом случае лисье “омрачение” или “наваждение” заканчивается для человека плачевно: истощение сил, резкое похудание, смерть.

Во втором случае сожительство с лисой не столь опасно для жизни, хотя тоже может закончиться плохо; подобная лиса может прожить с человеком всю жизнь и только после смерти принять свой истинный облик. В “Тай-Пин Гуан Цзи” есть рассказ о старичке, завещавшем после смерти, когда его положат в гроб, ни в коем случае не подпускать к гробу собак. Как потом выяснилось, это был лис [lxvii] . Узнать о лисьей сущности такого оборотня окружающие могли лишь благодаря какому-то случаю. Это могли быть те же собаки, которых лиса боится, стремясь ускользнуть от них, лиса принимает свой истинный облик и бросается наутек. Правда, есть и исключения. Например, в одном рассказе спущенные на лису собаки подходят к ней с поклонами как к повелителю [lxviii] . Причиной разоблачения лисы может стать даос, способный гадать по лицу и видеть оборотней. Даос всегда побеждает лису в единоборстве, чего нельзя сказать о маге. Маг может обнаружить и разоблачить лису, но прогнать ее не всегда в состоянии. Человек может и сам обнаружить, что его возлюбленная – лиса-оборотень. Например, он может увидеть ее хвост, поскольку до определенного возраста лисы еще не могут расстаться со всеми признаками своей породы, хотя все остальное у них полностью соответствует нормальному телу. Лиса может принять свой истинный облик и случайно – во время крепкого сна или же в состоянии слишком сильного опьянения. В некоторых местах встречаются представления о том, что если к лицу “подозреваемого” поднести пламя свечи или вообще огонь, то он тут же явит свой истинный облик.

Достаточно часто представлены случаи менее значительных, эпизодичных контактов лисы с человеком. В их основе лежит какой-то сиюминутный лисий интерес или нужда в человеке.

Лиса любит выдавать себя за умершего родственника с целью полакомиться жертвенными явствами, может принять образ человека, чтобы подъехать на попутной повозке и т.п.

Главным критерием волшебных сил лисы становится ее возраст. В представлениях китайцев волшебные свойства животных и предметов всегда связывались с их возрастом. Считалось, что чем старее животное (предмет), тем большей волшебной силой он может обладать, поскольку, чем древнее, тем авторитетнее и ближе к истине. Об этом прямо сказано в рассказе из сборника “Сюань чжун цзи” (“Записки из мрака”): “Пятидесятилетняя лиса может превратиться в женщину, столетняя (может) стать красавицей, (может) стать святой, или (может) стать мужчиной и вступить в отношения с женщиной. Может знать о том, что происходит за тысячу ли, прекрасно владеет искусством обольщения, морочит человека так, что он теряет разум. Через тысячу лет лисе открываются законы Неба, и она становится Небесной лисой” [lxix] .

Из более позднего сочинения “Гуан и цзи” (“Обширные записки об удивительном”) мы узнаем, что возрастные различия между лисами находят формальное отражение, например, в фамилиях, которые они носят: “У тысячелетних лис – фамилии Чжао и Чжан, у пятисотлетних лис – фамилии Бай и Кан” [lxx] . Таким образом, в представлениях китайцев существовало несколько категорий волшебных лис. Самая низшая: молодые, способные к волшебству, но ограниченные в превращениях, лисы; далее – лисы, способные на более широкий диапазон превращений: они могут стать и обыкновенной женщиной и прекрасной девой, а могут – и мужчиной. В человеческом облике лиса может вступать в отношения с настоящими людьми, обольщать их и доводить тем самым до беспамятства.

Итак, самый распространенный тип лисы, представленный в дотанской прозе сяошо – это тип лисы-оборотня, который приносит человеку, в первую очередь, зло. Судя по изучаемым источникам, даже простое появление лисы в ее естественном виде, или неожиданная встреча с нею, считалось неблагоприятным и часто рассматривалось как дурное предзнаменование: пробежавшая через двор лиса может на хвосте принести беду, встреченная в поле жалобно воющая лиса может стать предвестницей скорой, трагической гибели.

В китайской традиции лиса издревле связывалась с мертвыми, об этом говорится в словаре “Шо вэнь цзе цзы” (“Толкование письмен и разъяснение знаков”) [lxxi] . В старых китайских сяошо постоянно встречаются упоминания о том, что лисы роют свои норы в старых могилах, как правило, заброшенных, или рядом с ними, наверное, поэтому, в сознании китайцев установилась прочная связь между душами умерших и живущими в их могилах лисицами. Часто бывает так, что лиса присваивает себе фамилию того рода, в могиле которого живет, или даже выдает себя за человека, похороненного в облюбованной ею для жительства могиле. Связь с мертвыми, пусть даже чисто пространственная, отчасти объясняет те вредоносные свойства, которые приписывались лисе, пусть и находящейся в своем зверином обличье: и лиса, и душа умершего способны принимать людской облик и вступать в материальный контакт с живыми. Опираясь на более поздний, видимо, цинский материал, Л.С. Васильев отмечает также, что “выползающий из-под старых могил лис считался мистическим воплощением души мертвеца” [lxxii] .



4. То, “о чем не говорил Конфуций” (Часть 2).

При династии Тан, отношение к лисе несколько изменилось. Еще одно подтверждение тому, что именно с этого времени начинает складываться культ лисы, мы находим в сборнике Чжан Чжо (660 – 740) “Чао е цянь цзай” (“Полные записи о столице и окраинах”) говорится следующее: “Начиная с первых годов правления династии Тан, многие в народе стали поклоняться фее-лисе, в домах ей приносили жертвы, чтобы умилостивить. Подносили ей человеческую еду и питье, поклонялись стихийно. В то время бытовала поговорка: “Там, где нет лисы, нельзя деревню основать” [lxxiii] . Этот отрывок относится, самое позднее, к первой половине VIII века. По всей вероятности, уже в то время в простом народе лису стали воспринимать также в качестве животного-покровителя, способного нести добро, если ему правильно поклоняются. Хэ Синь делает более конкретное замечание: “Лиса в эпоху Тан стала местным божеством, заведующим браком и рождением детей, и в каждом доме ей поклонялись” [lxxiv] . Преобладание рассказов о лисах, действие которых происходит в танское время, позволяет, наконец, убедиться в том, что, действительно, с этого времени в китайской повествовательной литературе начинает происходить выделение образа лисы среди прочих представителей мира духов и оборотней. И это еще раз свидетельствует о том, что именно к началу танского времени сложился, или еще более усилился культ лисы, как выделяющегося из всех прочих удивительных существ животного. В “Тай-Пин гуан цзи” сказано: “С начала Тан в народе стало появляться много лис-оборотней… [lxxv] ”

Если из сборника Гань Бао “Записки о поисках духов” (“Соу шэнь цзи”) в раздел “лисы” “Тай-Пин гуан цзи” вошло только три рассказа, а в таких дотанских сборниках, как “Записки о мраке и свете” (“Ю мин лу”) лисы-оборотня нет вообще, то в танской новелле чуаньци образ лисы-оборотня стоит уже наравне с такими важнейшими образами китайской средневековой литературы, как мудрый чиновник, студент-неудачник, даос-святой и пр.

Танские рассказы, в отличие от древних рассказов о чудесах, стремятся к житейскому правдоподобию, больше подчеркивая отличие лисы от человека, чем сходство с ним. В танское время в новелле чуаньци у лисы-оборотня появляется новая способность – жить в доброй любви с человеком и ни в чем не причинять ему зла. Характерным примером может служить широко известная “История Жэнь”, также входящая в раздел “лисы” “Тай-Пин гуан цзи”. Эта новелла неоднократно переводилась на русский язык. Ее главная героиня, Жэнь, лиса-оборотень, обладает лучшими человеческими качествами, она – верная и преданная мужу жена. Муж Жэнь не подозревает о лисьей сущности жены до самой ее смерти [lxxvi] . В этой новелле подчеркивается, что героиня ее – лиса, превратившаяся в красавицу-женщину, - отличалась от настоящих женщин лишь тем, что не умела шить.

Среди лис в чуаньци нет неучей, грубых и вульгарных. Немало рассказов и новелл, где звучит тема полюбовного существования лисицы-оборотня и человека. Видимо, авторов привлекало то, что лиса может оборачиваться женщиной. Такая волшебная дева может, пожелав, вступить в любовную связь с человеком, презрев разные условности и установленный порядок, поскольку может себе это позволить, обладая волшебной силой. Лиса – хорошенькая и не очень обременительная любовница для женатого человека, она приходит сама, да еще периодически делает разные волшебства.

Однако еще в дотанском рассказе появляется такая характеристика лисы: она хорошо чувствует и мгновенно реагирует на несправедливость и дурные человеческие качества. За подлость может и наказать. А плохого человека вообще может довести до смерти. Нечего опасаться тому, кто не боится лисы. Видя, что все ее проделки не подвигают человека на причинение ей вреда, что человек, так сказать, не поддается на ее провокации, лиса прекращает безобразничать и уходит. Зато если человек начнет изводить лису, - тут уж она сумеет поставить его в неудобное, зависимое от лисы положение. Только вмешательство даоса может стать спасением.

Лисы не боится чиновник, который, будучи верховным руководителем как людей, так и духов во вверенной ему местности, борется с нею различными способами, чаще всего с применением грубой силы – травит собаками, убивает и сжигает. Находит лисью нору, которая помещается, как правило, в могиле и разоряет ее дотла. Чиновник должен обеспечить покой вверенного ему народа, и если лисы досаждают людям, он вступает с ними в борьбу и выходит из нее победителем. Но здесь нужно отметить, что, по всей вероятности, лису не боялись лишь чиновники эпохи Тан – Сун, однако есть свидетельства о том, что еще задолго до эпохи Тан существовал суеверный страх перед лисицами не только у чиновников, но и даже у императора [lxxvii] . Что касается эпохи Цин, то имеющиеся материалы показывают, что чиновники регулярно поклонялись лисе по причине страха за то, что, в противном случае, лиса может вредить различными способами [lxxviii] .

Сунский рассказ вносит еще тему лисьего превращения в божество с целью получить у людей еду или открыто жить с хозяйской дочерью.

Так, в ряде рассказов лис принимает облик бодхисатвы, спускается в дом человека на пятицветном облаке и принимает поклонения, а в одном рассказе лис выдает себя даже за Майтрейю (грядущего Будду). Лиса разоблачают и убивают. Но смелости на такую дерзость, как превращение в божество, хватает лишь у старой лисы [lxxix] .

О том, каким образом древние китайцы представляли себе процесс превращения лисы в человека, практически нет сведений. В сяошо зафиксированы, главным образом, обратные превращения – в лису, когда она, сталкивается с неодолимым противником и вынуждена спасаться бегством. Но есть любопытное описание превращения лисы в человека в романе “Развеянные чары” (“Пин яо чжуань”), в котором идет речь о похождениях целой семьи лис-оборотней: “Предположим, лиса хочет превратиться в женщину – для этого она берет теменную кость умершей женщины; если же лис желает превратиться в мужчину, то он берет такую же кость, но уже умершего мужчины. Они кладут эту кость себе на голову и начинают кланяться луне. Ежели превращению суждено совершиться, то кость удержится на голове при всех поклонах. Поклонов нужно отбить сорок девять” [lxxx] . Несмотря на то, что описание это относится к XV – XVI в., можно предположить, что аналогичные представления существовали в Китае и ранее, тем более что практически сходное описание “методики” превращения лисы в человека имеется в “Юянских заметках о всякой всячине”, о чем уже говорилось выше.

Китайская литература XVII века создала особый тип новеллы об удивительном. Особая заслуга в этом талантливейшего автора самых удивительных из “удивительных” рассказов Пу Сунлина (1640-1715) [lxxxi] .

В рассказах авторов III – VI вв. все внимание авторов было обращено на сам необычный факт при определенном безразличии к типу персонажей. Впоследствии на базе этих рассказов выросла танская новелла. Произошло соединение мифологического предания с жанрами высокой словесности. Дальнейшая шлифовка новеллы продолжалась в X – XVI вв. Все эти произведения имели весьма четкие жанровые признаки, указывающие на связь главным образом либо с формой жизнеописания, либо записок.

Пу Сунлин сначала тоже хотел продолжить эту традицию, думая назвать свой сборник “Жизнеописания лисиц и бесов” (“Гуй ху чжуань”), но затем отказался от своего намерения и обозначил жанровую природу рассказов нейтрально – “чжи и” (“описание удивительного”).

Пу Сунлин отказался от жанровых трафаретов и обратился к истокам простой записи удивительного случая. Объединив мир реальный и мир чудес в неразрывное целое, писатель построил свои новеллы так, что столкновение с божеством у него усиливает критику действительности. Он придает в своих новеллах лисам-оборотням черты человеческого характера с элементами необычности, но не сверхъестественности [lxxxii] . Он заставляет своих персонажей целенаправленно вмешиваться в жизнь людей, чтобы помочь слабому, наказать негодяя или жестокого правителя. Лисы – существа более прозорливые чем люди, в новеллах выносят суд над “ясными, как плоскости” людьми. Недаром в новелле “Лис из Вэйшуя” старик-лис, водивший дружбу с местными жителями, отказывается познакомиться с правителем области, поясняя, что тот “в предыдущем своем рождении был ослом. Хотя в настоящее время он и сидит торжественно над нами, но он из тех, кому какую дрянь не давай – все выпьют. Я, конечно, другой породы и стыжусь с такими якшаться” [lxxxiii] .

Основной мотив в большинстве новелл Пу Сунлина – это, прежде всего, тема чувства человека к сверхъестественному существу: лисе-оборотню, бессмертной фее, духу цветка и пр. Лисицу-оборотня привлекает в человеке вовсе не богатство или знатность, а душевные качества, ум, талант. Героини готовы преодолевать различные препятствия и проходить через всякие трудности только для того, чтобы быть рядом с любимым. Очень хорошо это иллюстрируется в рассказе “Преданная Я-тоу” [lxxxiv] . Но неземная возлюбленная не прощает предательства, корыстных побуждений, трусости. Красавица-лиса уходит от возлюбленного, который стал требовать у нее денег, оставляя ему “прощальный подарок” на покупку жены, оказавшейся “уродливой горбуньей с большими ногами” (“Мохнатая лиса”) [lxxxv] . Лиса покидает хвастливого студента (“Храбрый студент из Чжэндуна”) [lxxxvi] . Уходит от своего возлюбленного лиса-оборотень, которую его родители пытались изгнать с помощью талисманов (“Дева-лиса”) [lxxxvii] . Теряет свою прекрасную незнакомку-лису Би И-ань, проболтавшийся о связи с нею (“Лисий сон”) [lxxxviii] . Фантастические героини Пу Сунлина в ряде случаев даже более смелы, выносливы, решительны, чем мужчины. Они умны и талантливы, многие из них превосходные хозяйки, решительно и мудро ведущие дом, воспитывающие детей в разумной строгости. Они думают и чувствуют как настоящие женщины, а отличаются от них лишь большей душевной тонкостью и умением творить чудеса. Несмотря на любую тяжелую работу, женщина-лиса всегда будет оставаться нежной, стройной, порхать, словно по ветру, но “работать лучше всякой деревенской бабы” [lxxxix] .

В рассказе “Красная яшма” автор подчеркивает: “… даже когда в зимние стужи она изнуряла себя работой, все равно: руки ее были нежны, словно помада. Она уверяла, что ей 38 лет, но те, кто ее видел, давали ей обыкновенно 20 с небольшим” [xc] .

Лисицы в рассказах Пу Сунлина часто наделены карательными функциями. Так, в рассказе “Лисица наказывает за блуд” лиса “куролесила” в доме студента “всякие гадости”, потому что тот отличался несдержанным характером и охотно пользовался любовным зельем. Наказанье за него приняла его жена. Но, стоило, студенту одуматься, как лисица тут же исчезла [xci] . В рассказе “Укротитель Ма Цзефу” Ма – лис-бессмертный наказл Инь, отличавшуюся на редкость злым характером. Инь не давала житья ни мужу, ни племяннику, ни шурину и за это поплатилась жизнью [xcii] .

Пу Сунлин искал свои сюжеты, черпая их из людской молвы и, видимо, сильно перерабатывая. По преданию, он любил ставить у дороги столик с чашкой чая и трубкой, останавливал прохожих и просил рассказать что-нибудь интересное и удивительное. Сам писатель в предисловии к сборнику пишет: “ Люди одних со мной вкусов со всех сторон присылают мне с почтовой оказией свои записки” [xciii] .

“Шестнадцатый – семнадцатый века можно смело назвать “золотыми веками” китайского повествовательного жанра”, - считает Д. Воскресенский [xciv] . Такого изобилия китайская повествовательная проза еще не знала.

Именно в это время возникли крупные жанровые разновидности со своими художественными принципами и закономерностями, образцом одной из них – волшебной может служить роман “Развеянные чары”. Отдельные эпизоды из романа “Развеянные чары” (“Пин яо чжуань” - в буквальном переводе “Повествование об усмирении нечисти”) были известны на протяжении многих десятилетий, а соединились в более законченное повествование только к середине эпохи Мин [xcv] . Содержание романа сводится к волшебной истории о магах и кудесниках, которые, занимаясь чудесами и превращениями, устраивают козни против властей, за что, в конце концов, разумеется, расплачиваются.

Основные герои книги – волшебница Святая тетушка, она же оборотень Белая лиса, и два ее чада: хромой лис Цзо и обольстительная бесовка Ху Мэйэр. Основное действие романа разворачивается на протяжении нескольких десятилетий XI века в годы правления сунских государей. Стихия сказочного бытия, отраженная в романе, рождена прежде всего народной фантазией и слегка подправлена авторской выдумкой.

“Лиса, - пишет Д. Воскресенский, - существо темной стихии Инь, которая персонифицируется с образом луны. Вот почему своими тайными делами лиса занимается ночью при лунном свете” [xcvi] . Поскольку лисы в представлениях китайцев способны проникать в скрытую суть явлений, что не дано простому смертному, герои романа занимаются волшбой, алхимическими манипуляциями и без конца разгадывают таинственные знаменья и магические знаки. Как обитатели темного мира, они могут быть чрезвычайно опасны, поэтому они не случайно вовлечены в романе в орбиту действия инфернальных сил, которые создают брожение умов и порождают сумятицу в душах. Характерно, что в романе особое место занимают даосизм и буддизм.

Даосские идеи о поисках бессмертия наложил отпечаток на героев, так, лисы-оборотни в романе “плавят киноварь”, мечтая получить золото и раскрыть секрет превращений. Видное место в романе занимают и буддистские идеи. Почти все главные герои романа “Развеянные чары” являются воплощением других людей или иных существ. А в данном облике они живут, чтобы расплатиться за содеянное ими в прежних жизнях. Святая тетушка соединена таинственными нитями с божеством – небесной лисицей и бодисатвой Пусянем, Ван Цзэ в прежней жизни был женщиной, государыней У, а его жена, бесовка-лиса Ху Мэйэр, была в прежней жизни Чжан Цзуном – любовницей танской владычицы. Все эти телесные метаморфозы и трансформации призваны не столько позабавить читателя, сколько внушить ему весьма серьезную мысль о неумолимости воздаяния за каждый содеянный поступок или проступок.

Роман “Развеянные чары” является важнейшим “поставщиком” сведений по китайской мифологии, древним легендам, народным преданиям, в которых отразились и различные традиционные представления, а именно, переплетение даосских и буддистских культов.

Б.Л. Рифтин пишет, что Пу Сунлин, “как большой писатель, вызвал к жизни немало продолжателей” [xcvii] . Это Цзи Юнь и Юань Мэй – известные писатели уже XVIII века [xcviii] . В отличие от Пу Сунлина Цзи Юнь мыслит не социальными, а этическими категориями, поэтому в его рассказах сверхъестественные существа исправляют не нарушение социальной справедливости, а испорченные нравы. Лисы у него издеваются не над чиновниками вообще как представителями определенной социальной категории, а над конкретным человеком, забывшем о своем долге или чванящимся своим положением, или злоупотребляющим им.

Лисы – частые гостьи в рассказах Цзи Юня и ведут себя по-разному: иногда их действия логичны – они исправляют людские нравы, но чаще они проявляют различные особенности, часто подражают людям, причем не всегда хорошим. Лиса, бьющая своего малыша, не желающего учиться; лиса, нарушающая договор, заключенный ею с человеком, и объясняющая свой поступок тем, что и среди людей есть много обманщиков; лиса, избивающая своего мужа, ворующая у вора-человека вино, - все эти лисы кажутся реальными в большей степени, чем те, которые в других рассказах Цзи Юня карают развратников, подлецов, помогают добрым людям.

Цзи Юнь придает своим фантастическим персонажам черты реальных людей для того, чтобы читатель поверил в рассказываемые им истории. Эти рассказы строятся по четкой схеме: изложение фактов в точной локализации во времени и в пространстве. О.Л. Фишман отмечает, что в этом случае создается нечто вроде “вранья с подробностями”, подобное тому, какое мы находим в произведении Д. Дефо “Робинзон Крузо”, где обилие подробностей имеет одну цель – убедить читателя в достоверности передаваемых событий [xcix] . Читатель, которому адресовал свои рассказы Цзи Юнь, верил в удивительный, призрачный мир, и он рассказывает ему об удивительных существах и случаях, ссылаясь при этом на свидетелей, поведавших об этом происшествии. Сам же Цзи Юнь, как отмечает О.Л. Фишман, был “ученым-рационалистом, не разделявшим мистифицированного представления о мире, присущего авторам древних рассказов о чудесах” [c] .

Многозначительно название сборника – “Заметки из хижины “Великое в малом”: Цзи Юнь как бы говорит этим названием, что именно в житейских мелочах сказывается великая система устройства мира, а в миниатюрных рассказах кроются великие нравственные законы. Говоря о малом, он имеет в виду многое и великое по своей значимости.

XVIII век дал множество сборников рассказов о чудесах. Юань Мэй использовал сверхъестественную тематику и персонажей в развлекательных целях; он сам забавлялся, повествуя о всяческих чудесах. И в самом названии сборника “О чем не говорил Конфуций” содержится скрытый вызов ортодоксальным конфуцианцам [ci] . Этот сборник также является источником по народных верованиям и суевериям китайцев, О.Л. Фишман полагает, что в произведениях Юань Мэя можно обнаружить “остатки архаичных верований” [cii] .

Темы встреч человека с лисами в сборнике Юань Мэя разнообразны: лиса-оборотень чаще всего является человеку в виде красавицы, ищущей с ним близости и приносящей ему богатство и удачу, либо истощающей его жизненные силы, реже – наносящей ему материальный ущерб; лиса ведет себя дружественно по отношению к человеку, оказавшему ей услугу; лиса вредит человеку, причинившему ей вред в этом или прошлом рождении; лиса беспричинно агрессивна и т.д.



5. “Китайская лиса” или роль лисы в представлениях китайцев

Откуда пошел культ лисы в древнем Китае, еще только предстоит узнать. Существовало, однако, поверье, что лисицы, живущие на земле, происходят по баснословному рассказу от той лисы, в которую некогда была превращена распутная женщина по имени Цзы [ciii] . Гань Бао в “Записках о поисках духов” (“Соу шэнь цзи”) в одном из сюжетов упоминает: “ В “Записках о прославленных горах” говорится: Лиса в глубокой древности была развратной женщиной и имя ей было А-Цзы. Потом она превратилась в лисицу” [civ] . В. Эберхард считает, что истории о лисах принадлежат к старой северо-восточной культуре Китая и что они развились из сказок о животных [cv] .

Определенно можно сказать только то, что культ лисы окончательно сформировался и принял более широкие размеры, по-видимому, в более позднее время. В цинское (XVIII – XX вв.) время фею-лису причисляли к так называемым “сы да мэнь” или “сы да цзя” (т.е. четыре великих семейства), куда входили четыре вида животных, обладавших, по народным представлениям, волшебными свойствами и наделенных даже особыми фамилиями: лиса (ху ли) – Хумэнь, хорь (хуан шу лан) – Хуанмэнь, еж (цы вэй) – Баймэнь, змея (шэ) – Чанмэнь или Люмэнь. В деревнях в честь этих животных сооружали низкие глинобитные, кирпичные или деревянные кумирни и приносили перед ними жертвы, моля о содействии в делах, спокойствии в доме, достатке, богатом урожае и т.д. [cvi]

Нечто похожее описывал и В.М. Алексеев: “Проезжаем мимо большой насыпи-кургана. На одной ее стороне видим либо подземный ход, либо нишу – и перед ним – жертвенный стол с древнего вида сосудами, значки, шесты, которые приносятся божеству в дар от исцеленного, то есть вещи, находящиеся обычно, как известно, только в храме. Спрашиваю у пашущего вблизи мужичка: “Что сие?” - Отвечает: “Государь святой лис (хусянь лаое) живет в этом холме…” [cvii] .

Китайские лисы обладают одной интересной особенностью - они чрезвычайно амбивалентны. В.М. Алексеев справедливо заметил: "Волшебная фантастика, которою китайский народ неизвестно даже с какого времени окутывает простого плотоядного зверька, разрастается до размеров, которые, по-видимому, совершенно чужды воображению других народов” [cviii] .



6. Лисицы, несущие зло

Если попробовать классифицировать лисьи ипостаси, то можно выделить несколько видов.

Как отмечал Я.Я.М. ван де Гроот, главная опасность оборотней-лисиц заключалась не столько в том, что они, как и другие призраки, насылали сумасшествия и болезни, иногда выступая в роли демона-мстителя, сколько в том, что чаще всего они поступали так исключительно из своей, ничем не спровоцированной злонамеренности. Согласно верованиям древних китайцев, лисы могут принести людям различные беды: болезни, наводнения, разорение, пожары, умопомрачения. По свидетельствам изучаемых источников, вмешательство лис в жизнь людей является повсеместным фактом, подчас довольно драматическим.

Лисицу в большинстве случаев ненавидели не только как виновницу болезней, но и как предвестницу зла как такового, что в глазах невежественных людей зачастую отождествлялось и с его первопричиной [cix] .

Отец Доре пишет: “Люди верят в то, что лиса-оборотень (или это может быть ласка) может вселяться в людей и детей и поражать их болезнями, умопомешательством и даже смертью… [cx] ” Суеверный страх перед лисицами, распространенный, как мы видим, еще с древности, вместе с “невежественным народом” разделяли и император с придворными. Де Гроот приводит пример из китайской хроники царствования Хоу-чжу из династии Чэнь: “Во втором году Чжэньмин (588) императору приснился сон, что под его кровать забралась лисица, а когда ее поймали, она стала невидимой. Император, полагая, что это видение предвещает великую беду, дабы предотвратить ее, продался в рабство в буддийский монастырь и построил в императорском буддийском монастыре пагоду в семь этажей. Но еще перед тем, как строительство закончилось, случился большой пожар, уничтоживший все до самых камней с такой быстротой, что великой множество людей погибло в пламени” (“История южных династий”, гл. 10, II. 12-13) [cxi] . После ханьской династии лисицам стали приписывать склонность к превращениям в человека и осуществлению посредством этого превращения коварных намерений. Легендами о ху-мэй, ху цзин и ху гуай, что можно перевести как “лисицы-демоны” или “лисицы-призраки”, изобилует литература периода Хань. В мифах и легендах последующих столетий лисицы-оборотни также выступают в качестве существ, поражающих болезнями и взрослых людей, и детей.

Продолжение историй Юй Бао о чудесах, написанное вскоре после “Сюань чжун цзи” (“Записки из мрака”), показывает, что в четвертом столетии женщин вольных нравов зачастую выставляли “нанятыми” лисицами специально для того, чтобы сеять распутство и разврат. В “Соу шэнь хоу цзи” (“Дальнейшие записки о поисках духов”) мы читаем: “Некто Гу Чжэнь из У во время охоты вдруг услышал около одного из холмов человеческий голос: “Ой-ой, дела в этот год идут совсем плохо”. Вместе со своими спутниками Гу Чжэнь обшарил холм и в яме, на самом деле бывшей древней могилой, обнаружил старую лисицу. Перед нею лежал свиток с письменами; положив на него лапы, она что-то писала. Они спустили на нее собак, и собаки с громким лаем задрали ее. Потом Гу Чжэнь взял свиток и увидел, что это список распутных женщин, в котором красным кружком обведены имена тех, кто уже вступал в запрещенную связь. Имен было более сотни, и среди них Чжэнь нашел имя собственной дочери” (“Соу шэнь хоу цзи”, цз. 9) [cxii] .

В данной категории лис, приносящих человеку беды и несчастья, можно выделить лисиц-оборотней, которые превращаются в прекрасных дев, или, как их еще называют, лисиц-бесовок. Такие лисы, согласно китайским поверьям, причиняют вред мужчине, истощая его силы. Как показывает исследование Р. Ван Гулика, даосы считают, что “жизненная энергия” мужчины (ян) увеличивается благодаря любви, поскольку в “сокровенной эссенции” женщин (инь) содержатся элементы, необходимые для получения эликсира долголетия [cxiii] . Народные верования наделяли лисиц-оборотней способностью красть у соблазненных ими мужчин эту жизненную энергию. По мнению Ван Гулика, здесь нашла отражение древняя вера в то, что лиса, как и другие, живущие в ямах или под землей животные, “приходят в соприкосновение с космической энергией, сокрытой в земле” [cxiv] .

Девы-лисицы вводят мужчин в беду совершенно намеренно, по одной простой причине – получить свое второе перерождение. А мужчины, завороженные “лисьим отродьем”, начинают заболевать и вскоре умирают. Такие лисы-обольстительницы в дотанской прозе сяошо встречаются чаще всего. Приняв облик прекрасной девушки, такая лиса является к мужчине, очаровывает его своей неземной красотой, талантами, доступностью и вступает с ним в интимную связь. Именно супружеские отношения с человеком являются конечной целью лисы, поскольку в процессе сексуальных сношений она получает от мужчины его жизненную энергию, что необходимо ей для совершенствования волшебных возможностей.

В сборнике сунского автора Лю Фу (XI в.) “Цин со гао и” (“Высокие суждения у зеленых ворот”) сказано: “Ибо в жизни человеческой в юности особенно сильно начало ян и слабо инь, в зрелые годы ян и инь поровну, а к старости становится меньше ян и много инь. А коле ян и вовсе будет исчерпано и останется только инь – тогда смерть!” [cxv] . Именно поэтому лиса стремится выбрать себе в супруги юношу. Последствия такого рода отношений для человека вполне определенны: светлое начало в его организме насильственным образом убывает, жизненная энергия ослабляется. Внешне это выражается в резком похудании и общей слабости. В конечном итоге человек умирает от истощения жизненных сил. Лиса же в результате может существенно увеличить свои возможности, что позволяет ей достичь долголетия, а, может, даже и бессмертия, и попасть тем самым в последнюю, высшую категорию – тысячелетних лис, стать святой, приблизиться к миру горнему (часто как раз о такой лисе говорится, что она белого цвета или девятихвостая), уйдя от суетных страстей мира людей. Подобная лиса уже не растрачивает себя на отношения с мужчиной, по своему поведению это, скорее всего, лиса-праведница. Но и из этого правила, конечно, есть исключения.



7. Девятихвостые лисы, белые лисы

Лиса издревле воспринималась как предвестник судьбы.

Первоначально появление девятихвостой лисы считали счастливым предзнаменованием исключительно для владетельных родов, но после Тан в народной фантазии за белой лисой по-прежнему сохранилось свойство быть добрым вестником, но уже для любого человека. Природа таких поверий еще не достаточна изучена. Но есть свидетельства, которые показывают, что представления о девятихвостых лисах существовали даже в эпоху Цин. Используя, по-видимому, цинский материал, С. Георгиевский пишет: “Появление белой девятихвостой лисицы – знак благовещий. Когда появляется чжу-ноу, животное, подобное лисице, но снабженное рыбьими плавниками, то следует ожидать войны” [cxvi] . В другом месте этой же работы отмечается, что, по представлениям китайцев, “духи любят разъезжать на лисицах” [cxvii] . Есть любопытный случай, который приводит в своем сборнике Гань Бао о том, что белая лиса может отомстить человеку за нанесенный ей вред. В рассказе повествуется о некоем Гуанчуаньском ване, который любил разорять могилы. При вскрытии одной из могил он обнаружил, что все знаки достоинства, украшавшие гроб, перегнили, а в могиле была только белая лиса. Когда она стала убегать, сопровождавшие вана ранили ее в левую ногу. В ту же ночь вану явился совершенно белый старик, который спросил у него: “Ты зачем поранил мне левую ногу?”. На следующий день ван проснулся с таким нарывом на ноге, что “едва спасся от смерти” [cxviii] . В ряде рассказов подчас встречаются небесные лисы, творящие зло. Так, в рассказе “Чан сунь У-цзи” из сборника танского автора Дай Фу “Гуан и цзи”, лис насылает омрачение на дочь знатного вельможи, и перед могуществом этого лиса оказываются бессильными не только маги со своими заговорами, но и даже духи местности. Лишь духи Пяти Священных Гор смогли схватить лиса. Рассуждая об этом, победивший лиса праведник замечает чиновнику: “Он уже постиг тайны святых! Бить его бесполезно. Только вред себе причините. (…) Такие, как этот лис, передаются в распоряжение Небесной канцелярии, а убить его нельзя” [cxix] .
http://hghltd.yandex.net/yandbtm?text=%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B8%20%D0...
 
IP записан
 
Ответ #9 - 10/16/12 :: 12:46am
eotvi   Экс-Участник

 
8. Лисицы-обольстительницы

Такие лисы, превращаясь в женщин, влюбляют в себя мужчин, но не всегда с целью опустошения его ян для дальнейшего перерождения, иногда они просто хотят счастливой земной совместной жизни. Лиса способна принять облик любой красавицы. Об этом говорит героиня рассказа Цзи Юня, беспокоясь о том, что ее возлюбленный тратит деньги на веселые дома: “Я владею искусством превращений. Могу принять облик любой красавицы, которая приглянется вам, стоит мне хоть раз на нее взглянуть…” [cxx] . Встречаются рассказы о том, как девушка-лиса способна страдать, терпеть лишения и невзгоды и даже пожертвовать своей следующей жизнью ради любви к земному человеку. Такая тема представлена очень широко в рассказах Пу Сунлина, Цзи Юня, Юань Мэя.

Интересно, что мечты об идеальной возлюбленной чаще всего воплощались в образы неземных девушек. По сути, здесь мы имеем дело с трансформированных в письменных памятниках фольклорным мотивом женитьбы на волшебной деве. О.Л. Фишман полагает, что одной из причин того, что в любовных историях почти всегда фигурируют сверхъестественные существа, может стать тот факт, что любовь, стесненная конфуцианской догматикой, не могла занимать много места в реальной жизни; лисы же – это те персонажи, которые не скованы условностями.

Традиционный уклад ставит преграды подлинной любви, которая редко может победить расчет, социальные предрассудки, обычаи, согласно которым браки в Китае заключались только по воле родителей [cxxi] . Мечты об идеальной возлюбленной, образованной, тонкой и остроумной собеседнице, любительнице стихов, прекрасной музыкантше и певице лучше и легче реализовывались в облике неземной женщины. Контраст между супругой, охраняющей очаг и отнюдь не претендующей на неиссякаемое любовное внимание, и тонкой, неописуемо очаровательной небесной возлюбленной очевиден. Образ феи-лисы противоречив. Она обладает значительной волшебной силой, далеко превосходящей возможности человека. Она знает будущее, широко эрудирована, способна к превращениям по своему желанию, умеет обольщать и заставлять человека терять разум. Лиса, превратившаяся в девушку, часто старается блюсти свою чистоту и нравственность. Такой мотив очень распространен в новелле чуаньци, в отличие от дотанских чжигуай сяошо, где лисы о соблюдении приличий, принятых среди людей почти не беспокоятся, их волнует только достижение своей цели. Тонко образованная лиса обычно стремится соблюдать заведенные между людьми правила и обычаи: будь то свадебный ритуал или устроение похоронной процессии. Для образа лисы в дотанских сяошо, это, опять же, не характерно.

От связи лисы с человеком родятся дети, и у них нет никаких лисьих признаков, хотя мать их – лиса. Часто таким детям уготовано великое будущее. Девушка-лиса – большая опасность для мужчины, она может принести мужчине вместе со страстной любовью большие неприятности. Но здесь решать мужчине: либо выбрать неземные чувства, которые грозят умопомрачением, либо продолжать свою обычную жизнь.

В послесловии к рассказу “Изгнанница Чан Э” Пу Сунлин пишет: “Историк этих странных случайностей скажет при этом следующее: “Ян – свет в зените, Инь – мрак рождается” - верховные слова! А все-таки, если у меня в спальне завелась фея, которая, на мое счастье, может довести до апогея мою радость, уничтожив мои беды; может вскормить мою жизненную мощь и задавить мою смерть, - то в радостях подобного царства состариться – что ж! Хорошо бы… [cxxii] ”

Интересно, что танский поэт Бо Цзюй-и в одном из своих стихотворений выражает мысль, что связи с лисой не всегда могут быть столь опасны, и, что настоящая женщина может принести мужчине еще больше неприятностей, чем лиса оборотень. Ван Гулик в своем вышеуказанном сочинении приводит данное стихотворение:

Когда лиса-оборотень состарится, в заброшенной могиле

Она превращается в женщину соблазнительной наружности.

Шерсть ее становится шиньоном, а морда –

напудренным личиком.

Ее длинный хвост превращается в алый шлейф платья.

И тогда, медленно ступая, она бродит

по безлюдным дорогам,

А с наступлением ночи выбирает заброшенное жилище,

Где будет петь, танцевать и иногда печально рыдать,

Не вскидывая изогнутых бровей,

понурив хорошенькое личико.

Но стоит ей вдруг улыбнуться, какую радость она излучает!

Навряд ли кто-то из мужчин сможет устоять перед ней…

Но если даже подобная притворная красота

может соблазнить мужчину,

Насколько все же опасней подлинные женские чары!

И ложная, и подлинная красота способны

опутать мужское сердце,

Но поскольку обман менее притягателен, чем подлинное,

Лиса, выдающая себя за женщину, причинит мужчине

лишь малый вред,

Только на денек-другой сможет его одурачить,

А женщина, столь же обворожительная, как лиса,

навлечет на него огромные беды.

Долгие дни и месяцы будет она держать в плену

сердце мужчины [cxxiii] .

Таким образом, мы находим еще одно подтверждение тому, что в танское время еще только начинал складываться культ лисы, более широкое свое распространение он получит позднее, “обрастая” все новыми и новыми деталями.



9. Лисы-трикстеры: обманщики, шутники

Иногда лисьи проказы до того унизительны, что просто “шутниками” лис назвать уже нельзя. Лисы могут учинить настоящий разбой по неведомой причине, а потом также исчезнуть неведомо куда. К примеру, Гань Бао в “Записках о поисках духов” приводит такой случай. В одном доме проказничал лис: передавал хозяину то, о чем говорит прислуга в доме, ел, пил и домогался младшей жены. Когда хозяин дома пригласил даоса, лис забросал угощение нечистотами из отхожего места. Во время произношения даосом заклинаний во имя изгнания духа-оборотня, лис схватил ночную вазу, уселся на возвышении для духов и принялся издавать звуки, напоминающие “гудение рога”, а затем вылил содержимое вазы даосу за одежду. Даос бросил все и ушел, а лисьи наваждения потом прекратились сами собой [cxxiv] .

Порою обман, вершимый лисицей-оборотнем, не столь трагичен для людей, а иногда даже приводит к комичным ситуациям, что, тем не менее, вселяет не меньший страх и трепет в сердца простодушных обывателей.

В доказательство сему Де Гроот приводит случай, который, как он пишет, “удостоился права быть включенным в исторические анналы династии Вэй”: “В первом году Тайхэ(477) оборотни-лисицы отрезали у людей волосы”. И через сорок лет, “во втором году Сипин, начиная с весны, в императорской столице, держа людей в страхе и ужасе”, оборотни-лисицы забавлялись тем же (гл. 112, I, I.25)” [cxxv] .

Есть истории, в которых лиса предстает обманщицей поистине чудовищной: она не стесняется превращаться в святых и принимать облик даже самого будды, иногда для того, чтобы поселиться в доме людей и вступить в связь с кем-нибудь из членов семьи, иногда для того, чтобы проникнуть в императорский дворец [cxxvi] .



10. Ученые лисы

Лисы перевоплощаются в ученых мужей или образованных студентов, и тогда они в высшей степени могут продемонстрировать свою утонченность. Могут рассуждать о достоинствах произведений, оценивать их звучание и сущность, да так, как люди еще никогда и не слыхивали. В сборнике Гань Бао “Соу шэнь цзи” описан такой случай, когда лис, превратившись в студента и явившись в дом начальника работ Чжана Хуа, “высказывал мнения о Трех историях, добирался до сути у Ста авторов; вникал в высокие достоинства Лао и Чжуана, выявлял недосягаемые совершенства “Веяний” и “Од”; охватывал умом Десятерых совершенномудрых, прослеживал связи Трех творящих; оценивал восемь школ конфуцианства, выделял пять видов распорядка – и не было случая, чтобы Хуа не одобрил его неожиданные суждения”.

Видя такие несравненные литературные таланты, Хуа сказал: “Разве у нас в Поднебесной встречаются подобные отроки? Если это не бес-оборотень, то уж, конечно, лис” [cxxvii] .

В одном из рассказов из сборника Юань Мэя повествуется о том, как лис рассказывает о себе, отвечая на вопрос, почему он - студент: “Лисы удостаиваются права сдавать ежегодные экзамены матушке Тайшань; те, кто овладел литературным стилем, становятся студентами, а недоучки остаются дикими лисами. Студенты могут достичь бессмертия, а недоучки не могут… Нам трудно научиться (бессмертию – Е.С.). Сначала мы учимся принимать человеческий облик, потом изучаем язык людей. Те, кто учится языку людей, сначала учат язык птиц; учащиеся языку птиц обязательно должны выучить язык всех птиц внутри всех девяти областей в пределах четырех морей. Когда они овладеют этим, то могут понимать язык людей и обрести человеческий облик. На это уходит 500 лет. Людям легче научиться тому, как стать бессмертными, на это нужно 500 лет тяжкого труда, но знатным людям, а также литераторам, если они будут учиться, как стать бессмертными, на это потребуется на 300 лет меньше…” [cxxviii] .

Ученый лис, “выглядевший как даосский монах”, в рассказе Цзи Юня отвечает на вопросы, касающиеся людских представлений о возможностях лис. В частности, говоря о различиях между лисами, он отмечает, что “все лисы могут воспитывать в себе способности проникать в суть вещей, самые проницательные из нас зовутся биху… Те, кто родился, не постигнув Дао, это обыкновенные лисы; те же, кто родился, постигнув Дао, могут превращаться в людей… Под постижением Дао понимается человеческое Дао – Путь; лисы едят и пьют, как люди, рождаются и старятся, болеют и умирают, как люди…

Те, кто занимается тренировкой и дисциплинирует себя, подобны людям, обретающим славу путем накопления знаний; те же, кто чарами завлекает людей, подобны тем, кто добивается успеха наилегчайшими способами. Но для того, чтобы гулять по островам Бессмертных или воспарить в Небеса, необходимо совершенствовать себя. Те, кто завлекают с помощью чар, причиняют много вреда и часто нарушают небесные законы”. На вопрос о том, почему некоторые лисы селятся в домах людей, а другие обитают на пустырях, лис отвечает: “Тем, кто не постиг Дао, кто не расстался со своей звериной сущностью, надлежит остаться вдали от людей, и для них нет места лучше, чем леса и горы. Те же, кто постиг Дао, во многом равны людям, и им хорошо вблизи людей… Те, чей путь устремлен ввысь, могут жить и в городе, и среди гор и лесов…” Лис отчетливо высказывает свою приверженность к даосизму, он считает важным достижение бессмертия: “Буддисты занимают весьма высокое положение, однако те, кто еще не достиг самоусовершенствования, проходят перерождения и утрачивают свой первоначальный облик; не лучше ли искать бессмертия, чтобы иметь уверенность? Я всегда любил знание и не могу менять своих убеждений” [cxxix] .



11. Лисы-покровители

Как уже было указано выше, имеются факты ритуального поклонения лисе в танское время, когда собственно и начал складываться культ лисы, и особенно в цинское время, когда фею-лису причисляли к так называемым “сы да цзя” или “сы да мэнь”. Кроме того, лис получал подношения и как покровитель вредных насекомых. Служилые люди чтили лиса как покровителя канцелярского делопроизводства [cxxx] .

В.Р. Бурхардт в своей работе “Верования и традиции китайцев” пишет, что кумирни поклонения лисе сооружались по всей стране.

Глиняные изображения лисы в придорожных кумирнях обычно представляли собой прекрасно одетого чиновника с хитрым выражением лица вместе с сопровождающей его женой. Также считалось, что лучше быть вежливым с лисой, чтобы она не приняла облик невестки или, что еще хуже жены, поэтому возле кумирней можно было часто видеть крошечные женские туфельки как предложение посодействовать в превращении, с набожной надеждой о том, что лиса обойдет своим вниманием приносящего жертву [cxxxi] .

Бурхардт отмечает, что, когда лиса становится Небесной лисой (в возрасте 1000 лет), то она становится золотой, с девятью хвостами. Такая лиса служит луне и солнцу и владеет всеми секретами природы, поэтому люди поклоняются ей в надежде излечения болезней, и также как “дополнительному” богу здоровья [cxxxii] . Лиса почитали как хранителя документов. Если пропадал какой-то документ, то божеству (лисе – прим. Е.С.) зажигалась свечка, двери и окна закрывались, а комнату ненадолго оставляли. После этого поклоняющийся лисе надеялся при возвращении обнаружить пропавший документ, который должен был стоять на видном месте, впереди других [cxxxiii] . Ю. Дулиттл, вероятно, располагая цинским материалом, пишет, что лису главным образом чтили как покровителя официальных печатей высших государственных служб. Лисе поклонялись наместники императора и другие высшие чиновники [cxxxiv] . Он также упоминает, что лисе приписывались и вредоносные свойства, которые проявлялись прежде всего в случае неповиновения ей: насылать болезни, мешать в служебных делах и разными путями вредить чиновникам, а также свойство превращаться в человека.

В частности, Дулиттл приводит пример ритуального поклонения лисе, которое совершалось в XIX веке в Фучжоу: “В ведомствах наместников есть комната на втором этаже, которая отведена для поклонений лисе. Она никак не оформлена, в ней нет даже изображения почитаемого животного. Наместник императора, по прибытии в официальную резиденцию, после назначенных встреч отправляется в эту комнату, падает на колени, наклоняет голову, делает три земных поклона и предлагает три чаши вина, три курильницы и две свечи для умилостивления доброй воли “Рейнеке-лиса”, покровителя канцелярии. Если лисе не будут так поклоняться, то люди верят, что в официальном учреждении (в котором служит чиновник – прим. Е.С.) может произойти пожар, либо исчезнет служебная печать. Есть замечательные истории, связанные с могуществом лисы в чиновничьих учреждениях в настоящий период (1863 г.) в Фучжоу. Также существуют поверья, что лиса с удовольствием превращается в человека: в мужчину или в женщину. Иногда лисе приписывается свойство насылать болезни, но лису продолжает почитать даже сам больной или его родственники для того, чтобы заставить ее не приставать, не беспокоить и не вредить заболевшему” [cxxxv] . Дулиттл пишет, что чиновник мог надеяться на успех в службе только в случае соблюдения ряда суеверных ритуалов, как то: поклониться печати своего учреждения, сделать жертвоприношения духу ворот и провести обряд поклонения лисе. Соблюдения этих церемоний требует обычай, но не закон [cxxxvi] . Дулиттл отмечает, что люди, занимающие высокие посты, выполняют этот обычай с таким почтением, как будто, если б это было самой важной и имеющей большое значение обязанностью.

Любая непочтительность или пренебрежение по отношению к лисе со стороны чиновника всегда будет отомщено его “Невидимым Величеством” таким образом, чтобы вызвать покаяние и проявление надлежащего уважения и страха [cxxxvii] . Автор также подчеркивает, что многие из чиновников достаточно умны для того, чтобы понимать, что такие суеверные действия абсурдны и бесполезны… Но большинство китайцев, которые менее образованны, теоретически признавая глупость и ненужность большинства таких практик, считают, что обычаи и законы своей страны должны быть соблюдены [cxxxviii] . П.В. Добель когда-то заметил по этому поводу: “ … китаец чувствует странное суеверное почтение к известным церемониям, обрядам и древним обычаям, не имея ни малейшего представления о правилах и догматах, на коих они основаны” [cxxxix] .

К. Дэй пишет, что чжэцзянские крестьяне поклонялись группе лис, которых они называли “Почтенные волшебные девы”. Чтобы лисы не досаждали людям, они должны были быть умиротворены возжиганием в их честь благовоний, либо изготовлением для них специальных дощечек. Дощечки для трех лис-сестер во время поклонения им иногда накладывали друг на друга. Дощечки имели соответствующие надписи: “Да Ку” - старшая сестра, “Эр Ку” - средняя сестра, “Сань Ку” - третья сестра. Иногда поклонялись покровительнице лисиц-оборотней, так называемой Ху Ли Чин [cxl] .

В.М. Алексеев в своих дневниках путешествия по Китаю 1907 года пишет: “Население Северного Китая, особенно местности возле Тяньцзиня, известно своей суеверностью. Лисица, еж, змея, мышь – все это существа, отличные от других в чудодейственном смысле [cxli] …

Если в холме, в особенности в древнем кургане, нора, - значит, тут и живет чудотворная лисица. То же поверье и относительно древних развалин храмов и вообще необитаемых мест. Стоит только кому-нибудь увидеть прячущуюся здесь лису, как сейчас же является целая толпа религиозно настроенных людей с зажженными курительными свечами в руках, пришедших просить денег, исцеления и т.д. Пепел от сожженных свечей завертывают в бумагу, приносят домой и съедают сами, или же дают больному. В случае исцеления делают благодарственные приношения, например, в виде упомянутых выше шестов или же в виде красного или желтого холста с надписью: “Если попросишь у него, то обязательно получишь”. Любопытно, что, будучи чаще всего женщиной (оборотнем), лисица обожествляется как мужчина (лаойе – чиновник)” [cxlii] .



12. Лисы, совершающие возмездие

С распространением буддизма в Китае и популярностью концепции воздаяния, по всей видимости, связано то, что лисы становились назидательными фигурами, которые способны выносить суд “над ясными как плоскости людьми”. Они одновременно карают подлецов и насильников и помогают честным, добрым и несправедливо обиженным. Лиса помогает своим человеческим “родственникам” и не причинявшим ей зла людям. Часто в чуаньци лиса лечит своего любимого от недомогания, кроме того, с удовольствием предсказывает будущее, помогая избежать неприятностей, или, напротив, получить выгоду. На противящегося ей человека лиса насылает напасти. У Юань Мэя есть рассказ “Поцелуи бессмертной лисы”, в котором лиса отомстила слуге, постоянно ругавшему ее за то, что она напускала на людей злые чары. Она явилась к нему ночью в облике прекрасной девы, стала целовать и вдруг внезапно превратилась в мужчину с короткой черной бородой, колючей, как иголки.

“На следующий день губы слуги были усеяны мелкими царапинами, похожими на множество порезов” [cxliii] .

В лисьем характере вредить человеку просто так, по природе своей, или для достижения какой-то цели. Часто лиса швыряется разными предметами, гадит в пищу и совершает разного рода мелкие пакости, способные вывести из себя кого угодно.



13. Лисы как преданные и верные друзья человека

В.М. Алексеев писал: “Лиса может являться человеку в образе мужчины. Это будет тонко образованный ученый, беседа с которым окрыляет дух; он будет товарищ и друг, преданный беззаветно и искренне, ищущий себе ответа в глубине чужой души, но возмущающийся и казнящий своего товарища за всякую попытку использовать его волшебную силу в угоду грубому аппетиту” [cxliv] . Действительно, очень часто встречаются рассказы, посвященные теме дружбы, настоящей, истинной, свободной от поисков выгоды. Часто лиса выдает себя за члена семьи людей. В этом случае она может сообщить подробности из своей “биографии” и, как правило, делает все, чтобы ее появление ни у кого не вызвало вопросов и подозрений.

Таким образом, мы видим, что ни у какого другого народа лиса не наделяется так богато различными характерами и не принимает такие разнообразные облики, как у китайцев. На каком именно основании лисицы наделялись столь богатыми колдовскими способностями – неизвестно. Но, как свидетельствует Де Гроот, иногда народная молва наделяла лисиц-оборотней такими способностями на том основании, что они якобы обладают таинственной жемчужиной, которая на самом деле является их душой.

Жемчужины зачастую действительно считались одушевленными и поэтому, идея о том, что души живых людей могут иметь форму жемчужины, выглядит вполне естественной, - полагает Де Гроот [cxlv] . Об этом же пишет и В.М. Алексеев в своих дневниках путешествия 1907 года: “Лиса хранит пилюлю вечной жизни, горящую в сиянии луны и оживляющую даже разложившийся труп” [cxlvi] . Сюжет о талисмане во рту у лисы, встречается и в мифическом повествовании о Лю Хае – боге монет. По одному варианту легенды Лю Хай был дровосеком. Однажды он встретил плачущую деву, семья которой погибла. Лю Хай взял ее в жены. Как-то в горах его окликнул камень, сообщивший о том, что его жена – лиса-оборотень. Камень посоветовал дровосеку ночью, когда лиса достанет изо рта красный шарик – волшебный талисман и положит его ему в рот, не возвращать ей его, а проглотить. Лиса без талисмана умрет. Лю Хай так и сделал. Но лиса пояснила Лю хаю, что камень просто хотел убить его и завладеть шариком, чтобы потом подняться в небеса [cxlvii] . Сюжет этого повествования хотя и не связан непосредственно с предметом данного исследования, однако он может служить одним из доказательств поверья о необыкновенном талисмане, находящемся во рту у лисы.



14. Противоядие от лис
Поскольку лисы в большинстве случаев считались злыми духами, то против них можно было применить испытанные временем верные средства защиты.

Это яркий свет и громкий звук, декламация сутр, плевок и даже мочеиспускание, ветви персика и ивы, красные бобы, полынь, побеги бамбука, разноцветные шелковые шнуры, петухи и коты, кровь собаки, зеркало и меч, изображение тигра, древесный уголь, земля, взятая из могилы, гвоздь из гроба, древние монеты, кусочки яшмы, обрывки рыболовной сети и пр [cxlviii] . Однако чем взрослее лиса, тем более изощренным должен быть способ, который поможет человеку избавиться от “лисьих наваждений”. Де Гроот отмечает, что, согласно китайским верованиям, раскрыть коварство лисиц-оборотней и заставить их явить свой подлинный облик можно не только ранив их или убив, или напустив на них свору собак, а еще и при помощи волшебных заклинаний, а если они принимают облик ученого или святого, их можно перехитрить или превзойти в споре [cxlix] . Бороться с лисами могли ученые-книжники, священнослужители, буддистские монахи или монахи–даосы, маги-провидцы. Мог и обычный человек, если у него хватало силы воли и мощи тела. Так, например, Пу Сунлин в послесловии к рассказу “Как он хватал лису и стрелял в черта” отмечает: “Раз есть в человеке живой и сильный дух, то черт там или лис, - что они могут с ним поделать? [cl] ”

Лисам можно было дать отравленную еду или использовать против них амулеты с загадочными надписями, но у каждого был свой, проверенный временем способ. Талисманы или акции даосов, играющие роль “оберегов”, были одним из важных инструментов даосской религии. Бумажные или напечатанные на полосках шелка заклинания распространялись массовыми, миллиардными тиражами [cli] . Важную роль в даосском культе оберегов и заклинаний играли бронзовые зеркала, обладание которыми, как было принято считать, давало почти полную гарантию от дурного влияния злых духов.

Считалось, что имевшая астрологическую символику оборотная сторона диска зеркала обеспечивала поддержку небесных сил. Это, в свою очередь, наделяло лицевую сторону диска “чудесным” свойством показывать “истинное лицо” всех попавших в поле его зрения злых демонов и тем самым обезвреживая их [clii] . О магической силе подобного рода зеркал писали целые трактаты, десятки историй и рассказов, суть которых сводилась к тому, что магическое свойство зеркала помогало его счастливому обладателю обнаружить: в какой-либо женщине – чародейку-лису, в группе развлекающихся гуляк – свору собак и пр. [cliii]

Из всего вышесказанного следует, что лисиц в Китае всегда жестоко преследовали. Выкурить лису из норы вместе со всем потомством, а потом сжечь было в Срединном государстве обычным делом. А тот факт, что в кодексе законов династии Мин (1368-1644 гг.) и династии Цин (1644-1911 гг.) есть специальные уложения, запрещающие выкуривать лисиц из их обиталищ и тем самым разрушать могилы [cliv] , лишь подтверждает мысль о том, насколько часто подобное случалось в Китае.



15. Представления о лисе в других традициях
В мифопоэтических традициях образ лисы выступает как распространённый зооморфный классификатор, нередко функционирующий и в языковой сфере. Символические значения, связываемые с лисой в разных традициях, образуют единый и весьма устойчивый комплекс лишь отчасти мифологизированных значений (хитрость, ловкость, пронырливость, сообразительность, льстивость, вороватость, обман, лицемерие, осторожность, терпеливость, эгоизм, себялюбие, жадность, сладострастие, злонамеренность, злоумышленность, мстительность, одиночество) [clv] .

С образом лисы часто соотносится представление о чем-то сомнительном, фальшивом. Лиса нередко оказывается неудачницей, попадает впросак и т. п.

Широко распространены истории о превращении лисы в человека (особенно при полнолунии). У индейцев Северной Америки, гренландских эскимосов, коряков, народов Сибири, в Китае известен сюжет о бедном человеке, к которому каждое утро в дом приходит лиса, сбрасывает свою шкуру и становится женщиной; когда человек это случайно обнаруживает, он прячет шкуру и женщина становится его женой; но жена находит свою шкуру, оборачивается лисой и убегает из дома. В Северо-Восточной Азии при обилии сказок о хитростях и проделках лисы существуют сюжеты, связывающие лису с вороном, творцом мира, создателем солнца, луны, звёзд, земли, культурным героем; в них лиса противостоит ворону как хтоническое животное. Особенно показателен мотив измены ворона Кутха с лисой своей жене в мифах ительменов.

Изменение лисой своего облика объясняет её роль как демона, злого духа, оборотня, колдуна и даже самого дьявола (в христианской символике; в китайской и японской традициях рассказы о лисе обнаруживают совпадения с европейскими средневековыми историями о суккубах, инкубах, роковых невестах и т. п.), с одной стороны, и функцию лисы как трикстера (обманщицы, шутницы и т. п.), соперничающего с другим трикстером (поедание мяса у Койота, обман Ворона у народов Северо-Восточной Азии) или животным, пользующимся особым престижем (медведь) или известностью (волк, заяц, петух и т. п.),- с другой. Именно в этой функции лиса становится одним из персонажей животного эпоса в двух главных его формах - фольклорно-сказочной и литературной (иногда даже поэтической). В русской фольклорной традиции лиса является главным героем животной сказки, позже перешедшим и в лубок.

В Западной Европе складывается, начиная с XI в. эпос о Ренаре (Ренар, первоначально мужское собственное имя, стало во французском языке обычным обозначением лисы). Особую роль сыграл старофранцузский “Роман о Лисе” (“Le Roman de Renart”). Позже многие авторы, как более, так и менее известные, использовали этот персонаж, превращавшийся мало-помалу в их произведениях в воплощение зла (например, “Лис-оборотень”, написанный около 1270 г. Рютбефом). Роман расходится по Европе во многих переводах и порождает множество подражаний [clvi] . Сходные циклы о Л. известны в Америке (например, “Сказки дядюшки Римуса”, где наряду с Братцем Кроликом участвует лис). Специализированный “лисий фольклор”, особый словарь охоты на лис и приёмы “лисьей магии” создаются среди охотников (к примеру, в английских охотничьих клубах).

Представления о девятихвостых лисах имеются и в корейской мифологии. Так, старая девятихвостая лиса кумихо способна превращаться в человека. Кумихо вообще – символ коварства [clvii] . Также, по-видимому, в представлениях корейцев лисе приписывались вредоносные свойства. Этот мотив встречается в некоторых корейских мифах. Так, в одном из них, подводный владыка западного моря попросил лучника Котхаджи застрелить из лука монаха, который каждое утро спускался с небес, бормотал заклинания и съедал печень и потроха отпрысков владыки моря. Котхаджи убил монаха, который обернулся старым лисом, тут же испустившим дух [clviii] .

В японской традиции образ лисы-оборотня был заимствован из Китая. Первоначально лиса-оборотень считалась исключительно демонической силой. Она могла принимать человеческий облик, приближаться к людям и даже жить среди них, насылая порчу и болезнь. Распознать в человеке лису мог часто только даос, хотя оборотень нередко стремился принять и его облик.

Однако позднее лиса стала восприниматься как существо, находящее удовольствие в том, чтобы обманывать, жадное и не приносящее необоснованного вреда. Японские лисы любят превращаться в молоденьких девушек, однако зачастую их цель — не вступление в связь с человеком, а исключительно сиюминутная выгода: чтоб подвезли на лошади, чтоб удалось стащить рыбки и полакомиться вдоволь, а порой и чтобы подурачить запоздалого путника. Особенно достается от лис тем, кто словом или поступком позволил себе усомниться в лисьей силе или заявил во всеуслышание, что может справиться с лисой. Лисы — большие мастера превращаться и в родственников своих жертв. Однако, как правило, домочадцы быстро обнаруживают подлог, и лиса оказывается пленницей людей. Правда, финал подобного рода историй в большинстве случаев благополучный — лису отпускают, взяв с нее слово больше не появляться в этих местах.

Существовало несколько способов избавления от лисьей мороки. Самыми действенными считались прочтение буддийской молитвы и посыпание солью. Соль следовало сыпать вокруг обмороченного, приговаривая: “Уходи, оборотень, прочь!” Удостовериться, оборотень перед вами или нет, можно было с помощью огня. Если огонь подносили слишком близко, лиса тут же принимала свой истинный облик. То же самое случалось с ней и в глубоком сне.

Свидетельство, приводимое в статье H.A. Casal, The Goblin Fox and Badger and other Witch Animals of Japan (“Folklore Studies”, vol. XVIII, Tokyo, 1959, P. 4) [clix] , подтверждает то, что вера в духов оставалась неизменной на протяжении долгого периода времени: в газетном сообщении, датированном 1875 г., писалось, что в районе Кобэ “иностранец, живущий на холме к северу от храма Икута, несколько ночей назад стал свидетелем странного суеверия японцев.

Шестьдесят или семьдесят жителей соседней деревни вышли ночью с громкими криками на улицу, неся с собой фонари, барабаны и колокольчики. Он узнал, что из этой деревни уже три дня, как исчез человек, и предполагают, что его похитила лиса.

Гадатель указал направление, в котором следует отправиться на поиски. Во время поисков выкрикивали имя пропавшего и просили лису вернуть его друзьям”.

М.В. де Виссер в 1908 году писал: “В наши дни старые суеверия еще живы, как говорят нам ежедневно японские газеты. Священная сабля в Фудоском храме в Нарита, так же как храм Нитирэн в Кумамото, привлекает толпы паломников, считающих, что ими овладели лисы, и верящих в возможность исцеления в этих святых местах… Культ лисы и вера в лисьи чары не ушла еще в прошлое” [clx] .



16. Заключительная лекция
Не сразу можно ответить на вопрос о том, почему именно лисицы в китайской традиции получают право на постоянное вмешательство в человеческую жизнь и на столь тесное сосуществование с ней. Ответ на него, возможно кроется в нескольких факторах, как то: особенностях исторического развития китайцев, неординарности китайских религиозных воззрений и традиционных верований (система религиозного синкретизма), в неразрывной связи прошлого и настоящего, которая находит свое отражение практически во всех сферах жизни китайцев, безграничной творческой силе воображения, в мифологическом образе мышления и т.д. Возможно, ответ кроется в том, что лисицы в представлениях китайцев более хтоничны, поскольку находятся в прямой связи с подземным миром (миром мертвых, в чьих могилах они, как верят китайцы, обитают, и где находят свое первое перерождение – превращение в человека). Несмотря на то, что в китайском бестиарии первые места отводятся дракону, фениксу, мифическому единорогу цилиню и пр., а среди реальных животных более почитаемы китайцами, прежде всего, тигр и лев, лисе в “зверином” пантеоне отводится заметное почетное место [clxi] . Контакт лисы с человеком выступает наиболее реальным.

Современному человеку кажется иррациональным и противоречивым тот символизм, который пронизывает жизнь много столетий назад. Сцены, которые некогда порождали благочестивое изумление или суеверный страх или ужас, воспринимаются современным сознанием, чаще всего, как нечто комическое. Это всего лишь показатель дистанции, разделяющей культуры разных эпох.

Истоки культа лисы следует искать, наверное, еще в тотемизме.

Конечно, к началу распространения суеверий, связанных со сверхъестественными возможностями лис, такая связь была уже давно забыта, однако она все-таки существует.

Как считает В.Я. Петрухин, проникновение животных в освоенный человеком мир началось с осознания потребности в регулярном контакте с миром природы как иным миром в древних первобытных обществах. Поведение животных, соответственно, наделялось особым коммуникативным смыслом и считалось сигналом, даваемым иным миром, который стремились расшифровать посредством гаданий и магических ритуалов [clxii] . В росписях верхнепалеолитических пещер, где преобладают животные персонажи, сцены столкновения зверя и человека помещались, по мнению многих исследователей, в наиболее сакральных частях пещер [clxiii] . С.А. Токарев пишет, что с пережитками тотемизма связано почитание животных в Японии: лисиц, обезьян, черепах, змей и т.д. [clxiv] Но, поскольку японская традиция по отношению к китайской вторична, то, можно считать, что почитание тех же животных в Китае также имеет прямую связь с тотемизмом.

На основании обилия рассказов о лисах в сборниках, относящихся к танскому времени, был сделан вывод, что культ лисы оформляется именно в это время [clxv] . Свое распространение, по мнению исследователей [clxvi] , он получает, начиная с III века н.э., вследствие политической и социальной нестабильности и распространения в связи с этим мистицизма и различных религиозных учений.

Под воздействием буддизма сформировалось четкое представление о загробном мире, идее воздаяния за грехи и о цепи перерождений. До сих пор актуальными оставались даосские поиски бессмертия. На основе всего этого и начинает создаваться, разрастаясь со временем, как снежный ком, культ лисы в Китае.

Под влиянием религиозной квинтэссенции даосизма, буддизма Махаяны, древних шаманских верований составляются многочисленные сборники рассказов об удивительном, одним из главных персонажей которых становится лиса. В дотанской прозе, представленной в разделе “лисы” “Обширных записок об удивительном”, лиса предстает чаще всего в качестве предвестника зла. Страх перед лисой и накликаемыми ею бедами был очень велик. Главным критерием волшебных сил лисы являлся ее возраст. Из сочинения “Гуан и цзи” (“Обширные записки об удивительном”) мы узнаем, что возрастные различия между лисами находят формальное отражение, например, в фамилиях, которые они носят [clxvii] . В старых китайских сяошо постоянно встречаются упоминания о существующей связи между лисами и мертвыми. Связь с мертвыми, пусть даже чисто пространственная, отчасти объясняет те вредоносные свойства, которые приписывались лисе.

Позднее, при династии Тан, отношение к лисе изменилось. Вероятно, уже в это время в простом народе лису стали воспринимать также в качестве животного-покровителя [clxviii] . В рассказах танского времени чуть ли не главной темой становится тема полюбовного сосуществования лисы и человека. Танские новеллы чуаньци дали благоприятную почву для углубления и развития образа лисы-оборотня. Многообразие свойств и возможностей, которые приписываются лисе, приобретает невероятные размеры.

Лиса может творить зло иногда исключительно из своей, ничем не спровоцированной злонамеренности: она может вселяться в людей и доводить их до умопомрачения, болезни и даже смерти; может просто безобразничать в доме, и тогда начнут пропадать вещи, рушиться стены, портиться пища; однако чаще всего лиса выступает в качестве назидательной фигуры: она наказывает за пороки и дурные дела. Но, пожалуй, самая красочная ипостась, которую может принимать лиса, это образ лисы-обольстительницы или лисы-бесовки. Именно с образом обворожительной красавицы, искусной любовницы, эрудированной, воспитанной и прекрасно образованной девушки соотносится чаще всего общее представление китайцев о лисе. Тема любви человека к сверхъестественному существу – неземной фее-лисе красной нитью проходит в большинстве новелл чуаньци, а также в рассказах последующих эпох, а особенно в произведениях Пу Сунлина.

Часто в рассказах встречается тема превращения лисы в ученого отрока или мужа, который водит дружбу с местным чиновником или простым жителем, который не ищет карьеры и славы. Тема дружбы с лисом, настоящей, истинной, свободной от поисков выгоды, похоже, также симпатизировала китайским авторам, как и тема любви мужчины с девой-лисой.

Особняком стоят представления о лисах-покровителях. Имеются факты ритуального поклонения лисе в танское время, когда собственно и начал складываться культ лисы, и особенно в цинское время, когда фею-лису причисляли к так называемым семействам “сы да цзя” или “сы да мэнь”.

Лис получал подношения как покровитель вредных насекомых [clxix] , как покровитель канцелярского делопроизводства [clxx] , люди поклонялись лисе в надежде излечения болезней [clxxi] , и также как “дополнительному” богу здоровья [clxxii] , лиса чтили как покровителя официальных печатей высших государственных служб, во избежания лисьих наваждений чжэцзянские крестьяне поклонялись группе лис, которых они называли “Почтенные волшебные девы” [clxxiii] . Некоторые люди были уверены, что своим процветанием они обязаны именно тщательным жертвоприношениям в честь лисы [clxxiv] . Практика отношений китайцев с лисами отличается использованием многочисленных магических приемов, суть которых в общих чертах можно объединить под рубрикой экзорцизма (разнообразные магические действия, заклинания и обманные маневры).

Таким образом, мы видим, что китайская лиса обладает таким “набором” качеств и возможностей, что, пожалуй, позволяет ей выделяться среди всех прочих ролей, которые предоставлены ей в других мифологических традициях.

Религиозный синкретизм, скорее всего, является одной из причин такой “неразборчивости” или “всеядности” [clxxv] в традиционных верованиях и представлениях.

Парадокс, но в голове китайца довольно мирно сосуществовали (и сосуществуют поныне) верховные божества, первопредки, династийные правители, Будда, Конфуций, Иисус Христос, Мухаммед, различные животные, птицы, растения, к коим всем китаец относится с равноценным почтением.

Сверхъестественные животные не уступают другим божествам в своих возможностях. Лисы, материализуясь, играют разные роли в жизни человека: одобряют, порицают, помогают, вредят, мучают, посылают счастье, доводят до смерти, смеются над глупыми, почитают умных и справедливых. Они являются подлинными судьями, воздавая человеку за его нравственную сущность.

Весь окружающий мир в воображении китайца наделен сверхъестественными особенностями. Любые одушевленные и неодушевленные предметы в народном сознании обладают волшебными свойствами. Среди немифических животных только лиса удостоена такого внимания, и только ее образ принимает в воображении китайца такой красочный сакральный оттенок. В данной работе была предпринята попытка выяснить генетические истоки особенного отношения к лисе в Китае, раскрыть амбивалентный характер этого образа, а также показать ту особую роль, которую играет это животное в социальной картине быта китайца прошедших времен. Думается, что это будет интересно не только для тех, кто занимается изучением традиционной культуры Китая, но и также для всех тех, кто интересуется особенностями восприятия мира средневековым человеком.
http://hghltd.yandex.net/yandbtm?text=%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B8%20%D0...
 
IP записан
 
Ответ #10 - 10/16/12 :: 8:35am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Кстати, вопрос с оборотнями в мировом фольклоре вообще очень любопытен. Русские оборотни - они "оборотни поневоле" в основном: вполне себе люди, только заколдованные, иногда превращающиеся в людей после захода солнца, иногда - нет, но всегда желающие быть расколдованными. Оборотни европейские, в массе своей, существа зловредные и даже смертельно опасные. А вот китайские и японские оборотни зачастую наделены высокими душевными качествами (чего одна сказка о матери-змее стоит) и обширными знаниями, щедры и благородны в отношении тех, кто к ним хорошо относится, охотно делятся знаниями (весьма обширными - особенно в этом замечены как раз лисы), а если у них выходят нелады с обычными людьми,  пакостят изобретательно, но не доводя дело до летального исхода. В основном, конечно: исключения бывают.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #11 - 10/16/12 :: 8:50am
eotvi   Экс-Участник

 
Цитата:
Оборотни европейские, в массе своей, существа зловредные и даже смертельно опасные. А вот китайские и японские оборотни зачастую наделены высокими душевными качествами
Да, мне ещё не попадалось восточных сказок об оборотнях, которые в зверином облике теряли разум. Зато в европейском фольклоре сколько угодно: превратился в волка, побежал дурниной и съел кого-нибудь хорошего. Трагедия одна.  Улыбка
 
IP записан