Положи меня нА сердце как печать, перстнем нА руку, мой невозможный август,
Рухнуло небо, державшееся на моих плечах, затормози мгновение, сумасшедший Фауст.
В чашу с темным вином - несоленый хлеб, тело ломимое ныне примите, едите...
В непереписанной намертво книге судеб - наискосок : " никогда не звони Маргарите".
Рукописи знаю, что не горят, но в отражениях можно закрыть страницу,
Птицы растрепанные почему летят, через осколки неба, через  твои ресницы...
Ты так хотела желтых всегда цветов, а у меня одуванчики да подсолнух,
Гретхен, ты знаешь, я к боли уже готов, лишь подожду, когда слезы твои подсохнут.
Чтобы потом по нехоженой по степи, там где горчат времена навсегда полынью...
Гретхен не плачь,  лучше ляг поспи, я над тобой беду разведу, раздвину...
Не говори это слово мне, не говори, не повторяй мое - ныне будет присно,
Выбери  мне - пред тобой две мои зари, так на которой? И все не имеет смысла.
Не обрывай мои строки, мою печаль, яблоко падает в пыль из твоей ладони.
Положи меня нА сердце как печать, так глубоко, чтоб потом никогда не помнить.










"Я не умею жить с пуговицами, но я все  вижу  и  все  понимаю."
                                     М. Булгаков " Псалом".

Девочка примерная, ты слышишь, как тебе шепчу я : " запали".
Ты ведь знаешь, как уносит крышу, как летят на солнце корабли.
Позволяю маленькую шалость, преодолевая этажи,
пуговицы мне всегда мешали, вот скажи - ну как мне с ними жить?
Мир для взрыва ожидает знака...Пуговицы...пу...тоска...тоска...
И тебя туда, где будешь плакать, не хочу не буду отпускать.
Кто смелее - тот по праву первый, под ногами - поворот земли,
мы с тобою чокнулись наверно, очень хорошо, что не  шабли.
Саблею, сверкнувшей, косо срежет пуговицы - сыплются на пол,
я с тобою сумасшедше нежен и скользят в горячке пальцы по...
ниже, ниже, ниже невозможно, дальше начинается полет,
если точки в километры множить - ночь тогда молочный свет прольет.
Бабочки тревожные сквозь сердце желтым вихрем прошивают тьму,
слышишь пульс мой? - по нему ты сверься, - верным курсом, а не по уму.
Стало неба вдвое больше - то есть сердце умножается на два.
Нас такими сочинила повесть, в миг, когда забыли все слова.










Вот и кажется будто бы вытащил всё из коробки,
на боку у которой так криво написано " жизнь",
но сирень зацветает и этот порыв её робкий
заставляет поверить - на дне ещё что-то лежит.

Может пёстрый клубок закатился в какой-нибудь угол,
опусти пред собой - и дорожки в траве побегут
или новые дни мне расчертит квадратами уголь -
загляни - пропадёшь и очнёшься на том берегу.

Что же выпадет, вытащит что же рука из коробки?
Что ещё нагадают потёртые карты Таро?
Недочитанной Торой проторены тайные тропки,
и не знаешь чего ожидать от данайских даров.










А глупые ежики яблоки носят и носят,
По рыжей траве краснобокие катятся под ноги .
А ей ведь не нужно...
                               с дождя начинается осень,
Со вдоха глубокого - так начинаются подвиги.

У ежиков иглы топорщатся как единицы ,
И так раз за разом края зашиваются рваные.
А ей ведь не нужно...
                               с тоски начинают страницы,
Учись себя радовать  - так начинаются раны, и

С росы виноградной тяжелые сизые гроздья.
С картинки в твоем букваре начинается Родина,
И с поцелуев всегда начинаются гвозди -
Вот  так нас учили любить...
                                    ну любили же... вроде бы...

А мы выбирали у камня дорогу, которая  - прямо.
И было все небо в алмазах - открытое , звездное.
И пусть ей не нужно...
                                но глупое сердце упрямо.
И катятся под ноги яблоки, спелые, поздние.










А ночью приходят мои драконы,
Садятся рядом и огнедышат,
И воздух плавят, их трюк коронный
Уносит крышу.

Я без щита, в общем без защиты,
Недобро смотрят лихие гости,
И мысли кривыми стежками шиты -
Обгложут кости.

До полчетвертого мне продержаться -
И там, далеко, на краю вселенной,
Петух пропоет, и будет всем щастье,
Исчезнут тени.

По рельсам покатится день трамваем,
И масло вовремя будет разлито,
Но есть еще время, я досягаем -
Давайте жрите.










А ночь прижалась к скатам замерзших крыш,
И снег крахмальный за день скрипеть устал,
Землю колышут три голубых кита.
Спи, моя радость, что же ты все не спишь?

И январями выстелен белый путь,
У моря Черного хрупкая кромка льда,
В тонком стакане сладкая спит вода.
Спи, моя радость, нужно тебе уснуть.

Сны земляничные снятся глухим лесам,
С сонного неба светит луна свечой,
А по дороге серый бредет волчок.
Спи, моя радость, с краю я лягу сам.










Когда смотреть устанешь из окна
на эту грязь,
монеткой серебристою луна
к тебе скатясь,
рассыплет колокольчиковый звон,
смотри - орёл,
счастливый жребий выпадет как сон,
и одарён
ты будешь белым снегом поутру,
когда не ждёшь.
Легко снежинки боль твою сотрут,
И боль, и ложь.
Пригубишь ты морозное вино
твоих Валгалл,
прости тогда измученных виной,
всех, кто солгал.
Пусть будет запах хвои и покой,
кому простишь.
А первый снег нехоженный такой,
такая тишь,
готовая принять и шум, и смех,
курантов бой...
В твоей тетради остается снег,
всегда с тобой.










Кто не знает о том, как бывает, когда умирают,
Пусть смеются, как их задолбало харона весло.
Я им не расскажу, что за слово на стенке сарая.
Я не знаю за что, почему мне все время везло.

А в сарае, конечно, дрова. И у самого края
Держит кто-то незримый, смешным и помятым крылом.
Начинается небо здесь прямо над крышей сарая.
И зачем столько неба в моем переулке кривом...
http://www.stihi.ru/avtor/ioram