Статья Терн.
Чарльз Фредерик Ворт
Чтобы оживить наше сообщество - моя статья о Ворте. Она была написана для книги "Сто великих творцов моды", но её пришлось сокращать, а это - полный вариант.Можно было бы начать с того, что как художника Франца Винтерхальтера, писавшего портреты цвета европейской аристократии середины XIX века называли "королём художников и художником королей", так и Чарльза Фредерика Ворта (в платьях от которого, заметим, дамы часто позировали Винтерхальтеру) можно было бы назвать "королём портных и портным королей". Но дело не в этом. И даже не в том, что он был очень талантливым человеком, создававшим настоящие шедевры. А в том, что он был... первым. Первым модельером. Первым дизайнером. Первым кутюрье. Все, кто работал до него, делали ту одежду, которой хотели от них клиенты. А Ворт стал первым, кто стал диктовать моду, кто стал задавать её направления, создавать собственные стили. Так родилась Высокая мода, а он стал её отцом.
Чарльз Фредерик Ворт родился в 1825 году в Борне, небольшом городе в английском графстве Линкольншир. Их семья могла бы называться вполне "приличной" – отец, Вильям Ворт, был местным стряпчим. Но когда Чарльзу было одиннадцать, отец разорился, бросил семью, и матери с пятью детьми отныне нужно было как-то справляться самим. Возможности платить за школу больше не было, к тому же надо было зарабатывать на жизнь, и Чарльза отдали работать в типографию. Мизерное жалованье, тяжелый, изматывающий труд, постоянное сознание своего бедственного положения, унижения, которые приходилось переносить его семье – до конца дней своих он будет всё это помнить. И тогда, когда на вершине славы он сможет позволять себе всё, что угодно, и его часто будут обвинять в стремлении обустроить свою жизнь с кричащей, безвкусной роскошью – всё это будет просто отголоском тех дней, когда он, наоборот, ничего не мог себе позволить...
Работа в типографии была ему ненавистна, и в конце концов Чарльзу удалось убедить мать отпустить его в Лондон, где он смог бы найти себе что-нибудь более подходящее. Так в 1838 году он попал в "Сван и Эдгар" (по другим сведениям – "Маршалл и Снелгроув"), магазин на Риджент-стрит, торговавший галантерейными товарами. Там он и провёл следующие несколько лет, сначала в качестве подмастерья, а затем и счетовода. Мир, полный красивых дорогих тканей, элегантно одетых клиентов, мир богатого лондонского Вест-Энда разительно отличался от того скромного, а порой и жалкого мира, где Чарльз проводил время, когда заканчивал работу. Впрочем, на работе он проводил основное время – как гласит легенда, иногда он даже спал под прилавком. Что ж, зато он получил бесценный опыт – научился разбираться в тканях, в нарядах, в ведении дел.
А ещё огромное влияние на него оказала живопись – магазин находился неподалёку от Национальной портретной галереи, и в свободное от работы время Чарльз отправлялся туда (или в другие музеи), чтобы снова и снова смотреть на великолепные портреты старых мастеров, на которых кавалеры и дамы прошлого представали в тщательно выписанных костюмах. Наверное, можно сказать, что интерес к моде, и именно к женской одежде, зародился у будущего именитого кутюрье именно тут, в залах галереи, когда он рассматривал мельчайшие детали, что-то зарисовывал на память, что-то запоминал, чем-то восхищался... Говорят, что одним из его любимых портретов был знаменитый портрет королевы Елизаветы I кисти Исаака Оливера, где она была изображена в мантии с узором в виде глаз и ушей. Он оказал на Чарльза такое впечатление, что много лет спустя он воспроизвёл эти мотивы на платье одной из своих клиенток. Да и другие "исторические" мотивы он будет воспроизводить в своих работах довольно часто, и любовь к старинной портретной живописи будет делать его наряды особенно эффектными. Но пока до этого было ещё далеко.
В 1845 году Чарльз перешёл на работу в другое место, "Льюис и Алленби", торговцам шёлковыми тканями, которые, помимо прочего, были поставщиками королевского двора. Там он проработал меньше года. К тому времени он уже точно знал, что хочет заниматься именно модной одеждой, но Лондон казался для этого неподходящим местом. Париж! Вот истинная столица моды – ведь именно Франция в течение долгих десятков лет задавала тон всей основной Европе, и где же можно было найти что-то новое и посвятить ему себя, как не там?
И молодой человек – Чарльзу тогда как раз исполнилось двадцать лет – отправился в Париж. Ему удалось отложить немного денег, и на переезд через Ла-Манш и дорогу до Парижа хватило, зато на жизнь в городе почти ничего не осталось. А если ещё учесть, что он не знал языка... Словом, человек, которому предстояло покорить этот город, а вслед за ним и весь мир, прибыл туда совсем не триумфально. Но разве не так начиналось множество историй со счастливым концом?
Ему относительно повезло – он устроился на работу в магазин тканей "Ля виль де Пари" ("Город Париж"). Да, работа была тяжёлой и довольно однообразной, но ведь надо же было с чего-то начинать! Он учил язык, экономил, как мог, и прошло почти два года, прежде чем ему удалось получить место служащего в известном доме моды "Gagelin" – а вот это было уже куда ближе к исполнению мечты! В этом месте продавались всевозможные ткани, аксессуары и готовые дамские наряды, куда за ними приезжал цвет парижского общества.
Аксессуары демонстрировались на хорошеньких молоденьких продавщицах, и одна из них, Мари Верне, привлекла внимание Чарльза. Он начал ухаживать за Мари, а кроме того, создавать для неё простые, но вместе с тем очень элегантные наряды. А около 1850 года ему удалось убедить руководство магазина позволить ему открыть при доме моды швейное ателье. Казалось бы, ничего особенного, но на самом деле решение было новаторским – раньше пошив одежды и продажа тканей, аксессуаров и готовых нарядов существовали совершенно раздельно, их никому в голову не приходило объединять под одной крышей. Ворт был первым. Очаровательная Мари, которая в его платьях демонстрировала покупателям всевозможные накидки и шали, послужила прекрасным доказательством его способностей, и... Ворт получил разрешение.
Год спустя, в 1851, когда в Лондоне проходила первая Всемирная выставка, выяснилось, что это было правильное решение. В выстроенном специально ради этой выставки Хрустальном дворце разные страны демонстрировали свои достижения, и дом моды, в котором работал Ворт (к тому времени он сменил хозяев и стал называться "Opigez & Chazelle"), представил свою продукцию, среди которой были и наряды от Ворта. И получил за это золотую медаль! Начиная с этого момента, дом моды уже рекламировал себя не только как место, где можно купить аксессуары и готовую одежду, а и как место, где можно заказать себе наряд. А летом того же года англичанин Чарльз Фредерик Ворт и француженка, уроженка Оверни Мари Верне поженились. И как выяснилось, жене предстояло стать не просто хозяйкой и матерью (их сын Гастон-Люсьен родился в 1953, а Жан-Филипп – в 1856), а и в какой-то мере партнёром своего мужа, оказывая поддержку в его начинаниях. А они становились всё смелее.
В 1855 году состоялась вторая Всемирная выставка, на этот раз в Париже. И Ворта на этот раз вновь ожидал успех, и куда более громкий, чем в первый раз. Он получил золотую медаль высшего класса – за новую модель шлейфа, который спускался не с юбки, как это было тогда принято, а с плеч. Правда, роскошный шлейф с вышивкой чуть было не вызвал скандал, поскольку в узоре вышивки кому-то почудились лилии свергнутой династии Бурбонов! Но, конечно же, Ворт совершенно не намеревался намекать на сложные переходы власти во Франции и оскорблять память императора Наполеона и уж тем более его племянника, Наполеона III, который как раз недавно стал императором.
С одной стороны, дела Ворта шли неплохо. Если когда-то он начинал с роли простого служащего, одного из многих, то теперь стал одним из компаньонов. С другой стороны, те нововведения, которые он предлагал ввести, не вызывали у остальных компаньонов энтузиазма. И в 1858 году Ворт решает рискнуть своим уже, казалось бы, упрочившимся положением, и начать с нуля, на сей раз – самостоятельно. Вместе с молодым, но преуспевающим шведским предпринимателем, торговавшим мануфактурой, Отто Бобергом, они открыли собственное дело, ателье на улице де ля Пэ (это партнёрство распадётся только в 1870 году, когда, после падения Второй империи, Боберг вернётся в Швецию, а Ворт тогда станет полновластным хозяином).
В доме номер семь с одной стороны располагалась квартира, в которой жил он вместе с семьёй, с другой – ателье, в котором поначалу работало двадцать швей. Первые полтора года прошли относительно спокойно и не без успеха – модели Ворта уже успели зарекомендовать себя, и у него было немало состоятельных клиенток, одни из них – новые, другие же – старые, верно последовавшие за ним, когда он открыл собственное дело. Однако настоящий прорыв случился, как считается, в 1860 году, и история это со временем стала легендарной. Ворт мечтал заполучить в клиентки самую знатную даму Франции, супругу императора, красавицу Евгению. Но как это сделать?..
Однажды к Полине Меттерних, супруге австрийского посла во Франции князя Меттерниха, явилась незнакомая женщина, которая предложила показать княгине эскизы нескольких модных платьев. И упомянула, что эскизы принадлежат её мужу, англичанину Чарльзу Фредерику Ворту. Модницу-княгиню возмутила сама мысль о том, что англичанин осмеливается что-то предлагать парижанкам (кто лучше них знает толк в моде?), и она уже готова была выставить посетительницу, но нечаянно взглянула на эскизы. И уже не смогла от них оторваться. Мари Ворт объяснила, что некогда её муж работал в одном из модных домов, а теперь основал собственное дело, и предложила княгине заказать у него два платья, и при этом самой назначить за них цену. Та решила заказать два платья, дневное и бальное, каждое за триста франков. Когда Ворт прославится, княгиня будет вздыхать о том, что никогда больше не могла покупать его роскошные наряды так недорого.
Бал во дворце Тюильри должен был состояться через неделю, однако княгиня получила свой заказ в срок. "Платья были восхитительны до последнего стежка, и я рассыпалась в комплиментах автору, которого не знала лично, поскольку ко мне приходили его закройщики". Повседневное платье было прекрасным, а вот бальное – чудом. Оно было "из белого тюля с серебряной вышивкой, украшено розовыми маргаритками, вставленными в "гнёздышки" из сплетённой травы. Широкий пояс из белого бархата обвивал мою талию. Я была вся усыпана бриллиантами... а к Ворту пришёл его первый успех". Императрица, восхитившись платьем княгини, велела передать мастеру, что ожидает его у себя на следующий день. И с этого момента Ворт превращается в полновластного диктатора.
То, что его клиенткой, наконец, стала сама императрица Евгения, было подобно тому, как если бы он вдруг наткнулся на золотую жилу. Впрочем, почему наткнулся – чтобы найти её, она работал долго и упорно... Императрице постоянно нужны были новые наряды для всевозможных событий при дворе, а вместе с ней – и её придворным дамам.
Правда, сохранилась история о том, что одно из первых платьев, которое Ворт сделала для неё, Евгении не понравилось – он использовал местную ткань, шёлковую парчу; некогда знаменитое, к тому времени лионское шёлковое производство находилось в упадке. Императрица якобы сказала, что ткань платья похожа на штору. Ворт объяснил, что это за ткань, и предложил императрице всё же приобрести наряд – ради лионских ткачей. И заодно, при вошедшем в комнату императоре, упомянул, что возрождение местного шёлкового ткачества могло бы быть очень выгодно для Франции... Что ж, Ворт ввёл моду на лионский шёлк, и как некогда прихоть королевы Марии-Антуанетты и её придворных дам, захотевших носить не шёлк, а муслин, подорвала французское шёлковое производство, так теперь оно начало возрождаться – не без помощи императрицы Евгении и её придворных дам.
Евгения страстно увлекалась модой, но, тем не менее, ограничивала себя – по крайней мере, в одном определённом аспекте. Ворт вспоминал: "Первые из моих творений, предложенных императрице – платье для прогулок из серой тафты, украшенное чёрными бархатными лентами, и ансамбль из жакета и юбки. В то время это было новшеством, но впоследствии стало вполне обыденной вещью. Императрица пришла в восторг от предложенных мною моделей. Однако она сказала: "Месье Ворт, вряд ли я буду в восторге от того, что мне предстоит показаться на публике в таком новом костюме. Придётся подождать, пока кто-нибудь другой наденет это. В моём положении я должна не делать моду, а следовать ей".
Что ж, желающих приобрести роскошные наряды от Ворта недостатка не было. Вопрос был только в деньгах – его наряды стоили очень дорого. Но даже тавтология тут уместна – они того стоили! Среди его клиенток был весь свет... и полусвет. Полина Меттерних, женщина, с лёгкой руки которой и началась дорога Ворта к настоящей славе, обожавшая его наряды, и даже не ставшая возражать, когда кутюрье однажды самоуверенно воскликнул: "Подумать только, ведь тот, кто вас придумал – это я". Русские великие княгини, в частности Мария Николаевна, дочь Николая I и сестра Александра II, императрица Мария Фёдоровна, супруга Александра III (говорят, что она настолько доверяла его вкусу, что просто посылала ему телеграмму, а уж он сам решал, какую модель и какую ткань выбрать). Императрица Австро-Венгрии Елизавета, прелестная Зисси – в частности, Ворт сделал для неё великолепный наряд в венгерском народном стиле, в котором она была коронована как королева Венгрии; что касается знаменитого портрета, где она изображена в белом платье, усыпанном серебряными звёздочками и со звёздами из бриллиантов в волосах, хотя точных сведений не сохранилось, однако можно предположить, что и это был наряд от Ворта. У него одевалась даже королева Виктория – правда, то, что некоторые платья её были от Ворта, не принято было афишировать, считалось, что королеву одевают только местные мастера (что, в принципе, не так уж далеко от правды – в конце концов, Ворт был англичанином!). Придворные дамы. Супруги послов. Демомонденки, дамы полусвета – говорят, одна из них, придя к мастеру, заявила: "Некоторые дамы требуют от своих портных, чтобы те одевали их, как кокоток. Я же пришла к вам, чтобы вы одели меня, как знатную даму". Среди них были дивной красоты итальянка Виржиния ди Кастильоне, красавица-англичанка Кора Перл, легендарная Тереза Пайва, в чьём салоне собрались самые блестящие умы той эпохи... А ещё у Ворта могла одеться любая дама, чей муж был в состоянии оплатить счета. Ушли в прошлое те времена, когда слова "знатный" и "богатый" были равнозначными. Впрочем, мастер был капризен и принимал не всех!
Кутюрье, чья слава росла очень быстро, одинаково (и порой очень небрежно) обращался и с графинями, и куртизанками, и с супругами банкиров. Жан-Филипп Ворт, написавший впоследствии биографию своего знаменитого отца, писал, что тот ставил себя на третье место – сразу за Богом и императором... Он никогда не заканчивал работу, пока не доводил очередной наряд до совершенства, но когда оно достигалось, знал только он сам, и решение его было непререкаемым. Став "арбитром изящества", он диктовал свою волю всем – и тем, кто на него работал (что, впрочем, нормально), и тем, кто хотел стать его клиентом (а вот это было тогда ещё непривычным). Словом, он шёл по пути, по которому когда-то шла Роза Бертен – считал себя главным авторитетом в вопросах моды, и не стеснялся давать понять некоторым клиентам, что относится к ним свысока, как министр моды к подданным королевства. Это, конечно, не могло не вызывать нападок, порой весьма едких, и в одном из вышедших под псевдонимом описаний салона некоего месье Х. – в котором явно узнавался Ворт, говорилось: "Вот могущество самодержавия! Женщины кичатся своей гордостью, и презирают ту или иную даму, не входящую в их круг. Но чтобы пробраться к тому, кто раздаёт талисманы элегантности и красоты, отодвигают в сторону свою гордость... оставляют её в карете или по крайней мере в прихожей". А некий журналист писал: "Дюжина газовых рожков, выставленных в ряд, передвижной абажур, заменивший люстру, оставляя в темноте почти всю комнату, освещали туалет и даму, которой предстоит показать его нынче вечером во дворце Тюильри. Дама счастлива, восторг её достиг высшего предела. Но мэтр остаётся бесстрастен и принимает комплименты с равнодушием и меланхолией, в которых явно проступает английский акцент.
Однако никакие насмешки над чересчур важными манерами, никакие издевательства над страстью Ворта к роскоши, к позолоте, бархату, роскошной мебели с шёлковой обивкой, на которой изображены были примерки нарядов его самыми известными клиентками, никакие сетования на то, что дамской модой стали заправлять мужчины, словом, ничто не могло поколебать авторитет Ворта, подорвать его власть. Почему? Да потому что он и в самом деле был необыкновенно талантлив, и как кутюрье, и как предприниматель. Эрнест Фейдо, известный беллетрист той эпохи, писал о Ворте так: "Месье Ворт известен сегодня во всём мире, и это заслуженно. Он ни в чём не нуждается для поддержания своей репутации. Его публично обвиняли, высмеивали, ему завидовали, как всем новаторам, многие талантливые люди хотели бы быть на его месте. <...> На манекенах, стоящих перед ним, он из нескольких метров ткани, выбранных с редчайшей тонкой интуицией, импровизировал, составлял, придумывал, пуская в ход всё своё воображение".
В романе Золя "Добыча" есть прекрасное описание того, как некий знаменитый мастер принимает клиентку, и Ворт, конечно же, узнаваем, хотя и выведен там под именем "Вормс": "Портной ставил Рене перед огромным, от пола до потолка, зеркалом и, сосредоточенно сдвинув брови, смотрел на нее, между тем как взволнованная заказчица задерживала дыхание, боялась пошевельнуться. Через несколько минут маэстро, как бы осененный вдохновением, рисовал крупными неровными штрихами задуманный им шедевр, сухо изрекая: "Платье монтеспан из пепельного фая... длинный трен, спереди закругленная баска... серые атласные банты приподнимают ее на боках... затем тюник с буфами из светло-серого тюля, буфы отделяются серыми атласными бейками". Он еще больше сосредоточивался, казалось, погружался в самые глубины своего таланта и с торжествующим видом пифии на треножнике заканчивал: "А волосы этой смеющейся головки мы украсим мечтательной бабочкой Психеи с переливчато-лазоревыми крылышками". Но иной раз вдохновение упорно не являлось. Знаменитый Вормс тщетно взывал к нему, напрасно напрягал свою мысль. Он хмурил брови, бледнел, хватался руками за голову, с отчаянием качал ею и, побежденный, бросался в кресло. "Нет, – шептал он изнемогающим голосом, – нет, не могу сегодня... невозможно... эти дамы так неделикатны. Источник иссяк". И он выставлял Рене за дверь, повторяя: "Невозможно, невозможно, дорогая, приходите в другой раз. Я вас сегодня не чувствую".
Зато, когда он чувствовал, он мог буквально всё.
Одним из самых известных изобретений Ворта считается кринолин, а сам он говорил, что в моду его ввела императрица Евгения, желая скрыть в 1856 году свою беременность (по иронии судьбы, первый каркас для юбок, появившийся в конце XV века тоже, как гласит легенда, был надет именно по этой причине). Однако на самом деле введение металлического каркаса, который поддерживал бы пышные дамские юбки, которые, начиная с конца 1820-ых годов неуклонно расширялись, было вопросом времени – нижние накрахмаленные юбки и плотная юбка из ткани с конским волосом (слово "кринолин" соединяет в себе два французских слова, "конский волос" и "лён") уже не выдерживали ставших совсем широкими юбок верхних. И Ворт не вводил кринолин – скорее, он популяризовал его. Но, учитывая его огромное влияние на моду, кажется естественным, что ему заодно приписали и изобретение кринолина.
Предложил он и такой вариант юбки, при котором её клинья были широкими внизу, но узкими вверху – это давало возможность сделать юбку пышной, но при этом избавиться от лишних складок в районе талии, и юбка приобретала более гладкие очертания. В 1866 году появилось платье-туника – его изобретение, как и многое другое, приписывают Ворту, однако он, как сам рассказывал, просто однажды гулял по Парижу, и увидел, как дама перебросила через руку подол юбки, чтобы не запачкать её. Это напомнило ему об античных туниках, и вот в моду вошли платья с двойной юбкой, нижней и красиво задрапированной верхней, обычно из разных тканей, зачастую контрастных, что усиливало эффект.
В 1863 Ворт начал разрабатывать модель платья, у которого не было шва на поясе, отделяющего лиф от юбки (этот фасон он введёт в моду позднее, лет через десять). Кроме того, по предложению императрицы, которая обожала прогуливаться вдоль берега моря, он начинает делать немного укороченные дневные платья. Когда дама в таком платье шла по улице, внешне это выглядело абсолютно пристойно, щиколотки были закрыты, но при этом подол не волочился по земле, собирая грязь. Первой в таком платье появилась, конечно же, Мари Ворт, демонстрируя окружающим практичность этой модели (Мари продолжала работать в качестве модели ещё полтора года – в дальнейшем тяжёлый хронический бронхит заставил её отказаться от этого). Тогда же Ворт начал предлагать всевозможные шляпки, которыми предлагал заменить капоры, которые к тому времени – правда, конечно, в разных видах – держались в моде более полувека.
С 1869 года Ворт предлагал своим клиенткам турнюр, которому предстояло заменить кринолин – у таких платьев были две юбки, и верхняя собиралась сзади в пышные складки, которые поддерживались специальной накладкой, которая поначалу представляла из себя нечто вроде подушечки, набитой конским волосом, а затем уже и всевозможные конструкции из ткани, пружинок, металлических прутьев, деревянных планок и так далее – содержание было несущественным, существенным было то, как это смотрелось снаружи. Княгиня де Меттерних, верная поклонница Ворта, раньше охотно носившая кринолин, теперь, когда он решил изменить стиль, поддержала его, и первой, как считается, появилась в платье с турнюром (затем и турнюры выйдут из моды, правда, только затем, чтобы в 1880-ые вернуться обратно, став ещё более пышными).
Одним из его нововведений было и то, что он стал демонстрировать свои наряды не на манекенах, а на живых моделях. Нечто подобное делали и раньше, этим занималась и его жена до их свадьбы – однако прежде подобным образом демонстрировали только аксессуары, а Ворт предпочитал показывать публике, как будет выглядеть весь ансамбль целиком. Так что первой в истории манекенщицей можно считать Мари Ворт, глядя на которую, клиенты загорались идеей заказать и себе такой же очаровательный наряд. И первым же, соответственно, он начал проводить то, что мы сейчас называем "модными показами.
Ворт, к тому же, сумел, что называется, индустриализировать процесс. Заказов его дом получал огромное количество, от пяти тысяч платьев в год. И несмотря на то что, к примеру, к 1870 году у него работало более тысячи двухсот швей, всё равно они бы не справлялись, если бы продолжали работать только вручную. Только к одному балу он внезапно мог получить заказ на тысячу платьев! Так что большая часть работ выполнялась на швейных машинках, и только вышивка и сложная отделка делались вручную.
Кроме того, он разработал систему, при которой одну деталь туалета можно было заменить другой – скажем, лиф от одного платья можно было сочетать с юбкой от второго, рукава третьего с лифом первого, и так далее. С одной стороны, фантазия и вкус, который проявлял Ворт при создании нарядов, позволял каждый раз получать отличный результат, но, с другой стороны, такой подход экономил время и деньги.
Иногда Ворт продавал свои эскизы – как частным клиентам, так и магазинам, и даже другим мастерам, что способствовало, можно сказать, большей доступности плодов его фантазии, и большему распространению идей Высокой моды в целом. С 1887 года иллюстрации, созданные на основе его эскизов стали регулярно появляться в модных журналах.
Во время франко-прусской войны (она длилась с июля 1870 по март 1871) Ворт закрыл свой дом моды, в его ателье разместились военные госпитали. Сначала Ворт оставался в Париже; его сын Жан-Филипп потом вспоминал, как, во время осады города знаменитый художник Камиль Коро давал ему уроки рисования. Он открыл свой дом в марте 1871, но затем, с началом волнений во времена Парижской коммуны, особенно после того, как стал свидетелем кровавого столкновения на улице де ля Пэ, где был расположен его дом моды, спешно уехал вместе с семьёй из города. И только в июне, когда всё утихло, окончательно вернулся обратно. И всё вновь завертелось.
В 1874 году к нему присоединились сыновья – Гастон занимался финансовыми и организационными вопросами, а Жан-Филипп, как и отец, стал заниматься непосредственно дизайном. В последовавшие за этим годы Ворт работал всё ещё очень плодовито. В начале 1870-ых он ввёл в моду фасон, над которым давно работал – эти платья плотно облегали талию и бёдра, у них не было поперечного шва на поясе, и это, соответственно, визуально делало фигуру более стройной. Фасон получит название "принцесса", и используется до сих пор. А начиная с середины 1880-ых он начал работать над платьями, в которых было меньше швов, чем обычно – для этого он использовал крой по косой и эластичную, немного тянущуюся шерстяную ткань.
Словом, Ворт работал почти до последнего. А зимой 1895 года, простудившись, великий кутюрье слёг, у него началась пневмония, и вскоре он скончался. Его похороны были обставлены с необыкновенной пышностью, на них присутствовали мэр Парижа и президент Франции, не говоря уж о толпах клиентов, боготворивших Ворта все эти годы. Его вдова Мари, которая пережила мужа на несколько лет, получила множество соболезнований от самых разных людей – от коллег по цеху до представителей почти всех королевских дворов Европы. Для многих это стало огромной потерей, и своеобразным утешением послужило то, что Гастон и Жан-Филипп, а потом и сыновья Гастона продолжили его ваеликого мастера (хотя, конечно, до былой славы им было далеко).
Однако, хотя Чарльз Фредерик Ворт ушёл, осталась Высокая мода. И хотя его история закончилась, её история только начиналась.
http://house-of-worth.livejournal.com/18079.html
Главная
Страниц: 1
