Добро пожаловать, Гость. Пожалуйста, выберите Вход
WWW-Dosk
 
  ГлавнаяСправкаПоискВход  
 
 
Страниц: 1 2 3 
Тексты Феликса Максимова (Прочитано 12899 раз)
Ответ #15 - 05/02/14 :: 11:33pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
У короля Апреля два сына-хоть куда.
А третий не удался,вот беда.
Мой старший брат-воитель,
Второй мой брат-мыслитель,
Я полюбил и дураком прослыл...
В королевстве на запад от луны,
В королевстве на запад от любви."

-У короля Июля две дочки смирны в мать,
А третьей видно не дал Бог ума.
Одна сестра-монашка,
Другая-шьёт рубашки,
Я полюбила дурой прослыла.
В королевстве на восток от солнца,
От ночей счастливых и бессонных.

-Ты изгнана на запад."
-А ты-на восток!"
"-На полпути мы встретились...
-Готовь престол!"

- Пусть братья-сёстры правят,
Власть делят, врут и травят,
Друг друга. Дуракам закона нет.

Королевство посреди земли
Не достанет плеть, не сдержит цепь,
И ходят вкруг границы, как дурни короли,
А мы вдвоём на золотом крыльце.

Спорит мыслитель, убивает солдат,
Монашке на рубашку Бог грошик подаст.

Король Июль под старость стал хмурым Ноябрём,
Король Апрель назвался декабрём,
И поглупел мыслитель,
Устал от ран воитель,
Монашке с белошвейкой в тягость жизнь.

"Зовём к себе несчастных,
Их старости тотчас нет.
Влюбленных, ведь известно, смерть бежит.

Царь, царевич, король, королевич...
А в истинный полдень ты и я"
Мск (1992)
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #16 - 05/03/14 :: 12:08am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
В сонном городке на краю земли,
Стены башни, пашни, колокол вдали.
Жил Георгий- славный малый,
Был святым. О том не знал он,
Это позже наплели.

Час рассвета тих, тени по углам,
И с похмелья-тряпками крыла,
Мир бездарен,обездолен.
Он в чём был ушёл из дома,
А трактирщику за водку-
Только крошки со стола.

И Георгий шёл от двора к двору,
Под собачий брёх и брань старух,
А дракон тебе не кошка,
В поисках дурную бошку-
В каждую змеиную нору.

Наконец,в глухих Шварцвальдских горах
Отыскалась нужная дыра,

И по рыцарским законам
Вызвал он на бой дракона.
Ящер тут же согласился,
Но зачем же в задницу орать?

Господь зажмурился в раю,
Отважны оба-только искры из глаз!
Ну,а на деле, как в любом бою
Только кровь и грязь,
Только кровь и грязь.

Победы крылышки легки,
И щедр с героем государев суд,
Взамен оторванной руки
Выделил медаль и бесплатный суп.

Никого не спас.
Ночью он не спал,
Запил с горя - нечего терять,
И чиновной крупной рыбе
Утром сдуру дал по рылу,
И за это был повешен в пять.

Он глядит с икон,
Топчет змея конь,
И звезда на лоб ему легла.
Был Георгий славный малый,
Выпьем за него,пожалуй,
А вороны поживились крошками с его стола.

А всё же прожил не зазря,
Он первый понял и поймёт любой,
Утешит кровь, очистит грязь-
Жалость и любовь, жалость и любовь.
И,видит Бог, два ангела его:
Жалость и любовь. Жалость и любовь.

Старым мертвецам не закрыть глаза,
Слёзы образов линялых,как вода,
Пена лезет вон из кружек,
Звон летит с соборных кружев,
Это-день воскресный,навсегда.

Ярмарочный гром,
Крыш промокших гроздь,
Слава Богу - наконец покой.
Спят тираны,как овечки,
Конь за храмом щиплет вереск,
Опустел иконы венчик.
Снова в путь,Георгий.
Далеко.

(Мск. 1992)
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #17 - 05/03/14 :: 12:50am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Ай, свобода. Чёрта с два!
С пальцев гарь не смыть.
Дремлет роза чёрная
У ворот тюрьмы.

Но ярче нимбы, если нам забрили лбы.
Начальничек, водицы бы.
Дороги, клейма, полосатые столбы,
Священные традиции.

Прости меня, любовь моя,
Иных не знаю песен я,
Воды острожной кислый яд,
В ней привкус смерти.


Решётки ржавой не разъять,
Твой взгляд печальней, чем ноябрь,
Без нас в счастливые края-
Тюремное фламенко!

Сквозь решётку - солнышко,
Арестантский лад.
В пепел - карты, сонники,
Бубны, зеркала.

А ты не бойся, ты станцуй мне,молода!
На ссыльном колесе...
В рубахе серой. Больно ловки, господа,
Ловить русалок в сеть.

Да будь ты хоть Святой Мартин,
Или цыган - исход один:
В дверях появится мундир
Не для примерки.

Хоть золотарь ,хоть паладин,
Всё кнут жандармский впереди,
Псалом красоток и задир -
Тюремное фламенко!

Нас здесь - сорок бочек,
Как в утробе тьма,
Сыновей и дочек,
Любит мать-тюрьма.

В щёлку меж засовами-
Небо чище льда,
Крестик над часовнею,
Как журавлик-вдаль.

Как бы не держали,
Говорю тебе:

Завтра же в кружале
Спразднуем побег!

Так верёвкой горе,
Хмелем песне-горло,
На столе в трактире спляшешь чище, чем на алтаре!
Кто взглянуть посмеет косо, так тому сгореть!

Будешь речкою горной,
Я-пылающим горном,
Только топот погони-Скорей!
И дубравам и долам
Нашу вольную долю сберечь!

Остры у стражников глаза!
Любуйтесь,что ж -на голый зад.
Ну кто возьмётся повязать
Тюремное фламенко.

Ай, свобода, чёрта с два.
С пальцев гарь не смыть,
Дремлет роза чёрная
У ворот тюрьмы.
(1992)
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #18 - 05/06/14 :: 8:11am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Все оттуда же из "Het aerdig leven van Johannes" (Земная жизнь Йоханнеса (флам)
Четыре liedchen. Так во Фландрии и Германии назывались песни влюбленных в форме диалога юноши и девушки. И вот мне когда то стало интересно можно ли в эту форму уложить всю их жизнь.
Все из тех же 16-и лет. И из того же XVI века


1. Весна.

- Как запрятали майскую невесту.
Днём с огнём не сыщешь, Каталина.
Но от поиска никто нас не открестит,
Половина отыскала половину.

- Тела впадины мои заполни телом.
Эй, подпрыгнем, пламя юбку опалило!
Над кострами в мае - искорки метелью
Половина отыскала половину.

-Ни за что тебя отец твой не отдаст мне,
Вот сквалыга, старый пёс цепной над счастьем
Позабыть бы нам о всех страстях напрасных...

- Не окрутят ни родители, ни маги
Поп - расстрига, еретик и славный малый,
Обвенчает, обвенчает нас негласно!

2. Лето.

- Как прекрасна твоя спелость, Каталина.
Пред тобой любая дама-замарашка.
Года три тому, как мы крестили сына,
И опять не опоясана рубашка.

"-А в тебе мой Йоханнес прекрасна сила,
Ладен статью, ладно пашешь, ладно пляшешь.
Но слыхал... Стукач соседку свёл в могилу.
Но с тобою даже ведьмой слыть не страшно"

Два сыночка есть теперь, как два цветочка,
Что ты в косу вплёл мою Купальской ночью,
Пусть же мужество твоё в них поселится.

- Львята наши полны мужества и крепки,
В наше время, что не право и свирепо
Пусть твоё в них милосердье повторится".

3 Осень
- Как к в морщинах твоих светится отчаяние.
Но негоже убиваться, Каталина.
Поделись со мной, супружница, печалью
Или всю отдай, чтоб боле не томила.

- Как не плакать, твои раны увидавши.
Сын рыдает у тюремного порога,
А с небес глядит младенец - ангел, младший,
Он найдёт тебе спасения у бога.

В чём вина твоя, скажи мне, бога ради?
Знаю я, мой Йоханнес что только в правде...
Но какая может в правде быть провинность?

- И Спаситель наш за правду был бичуем,
Твои слёзы мои раны вмиг врачуют,
Но, готовься, смерть разделит половины.

5. Зима.

- Как красива твоя старость, Каталина.
Всё глядеть бы мне, глядеть, не наглядеться.
С высей горних я смотрю в юдоль долины,
От зимы одна лишь свежесть в этом сердце.

- Всё мне чудится, как шепчет, обнимая,
Это ты мой Йоханнес, господь с тобою.
Даже смерть напополам не разделяет,
Уж недолго оставаться мне вдовою.

- Три снежинки над уснувшими глазами,
И рука на неоконченном вязанье...
Каталина, мы юны, мы снова вместе!"

- Да мы птицы, да, мы - ветры, и, как прежде,
Сорванец наш со своей подружкой нежной,
Отыскали в травах майскую невесту.

Пять столетий канет - минет, Каталина,
Половина отыскала половину.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #19 - 05/08/14 :: 11:02pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
И вот тот же 1995 год. Из Венгрии. Я не музыкант, но это была песенка,из той самой расстрельной венгерской чащи.

Мадьярское фламенко


Тихо выступил из мглы
Полный птиц двуглавый явор
Дрогнул кроной и пролил
Дождь, покрепче винных ягод.

Здравствуй, милый человек,
Шапку снявший здесь. Пусть через
Сотню лет. Без губ и век
Под корнями дремлет череп.

Какой еще изъян найдешь во мне?
Какой еще порок найти не сможешь?
В моей одежде, речи и родне,
Повадке, вере, цвете глаз и кожи.

Я вести разносил по весям, и детей
Твоих учил плевать под ноги смерти.
Ковать коней и петь. Знать ход небесных тел,
Гадать о море, засухе и смерчах.

Давился мясом твой имперский гнев,
Меня на перепутьях настигая,
Из смуглых кож моих нарежь ремней,
Мной оберни тома и портсигары.

С мадьярских желтых трав гони меня в золу,
С моих детей и жён снимая пробу,
Я хлебом прорасту. И твоему столу
Дам привкус тмина, яблока и крови.

И за деревом одним
Выросшим из страшной чаши
Не часовня, не гранит,
Плещет чаща, чаща, чаща.

Мы на свадебном пиру
Собрались под небом низким.
Там, в развилке, под кору,
Навсегда вросло монисто.

Ни трупы распрямляющий огонь,
Ни холуев твоих холопский посвист
Продлить тебя не в силах ни на год.
Мир был и есть и будет пестрым после.

Я - смех в саду ночном. Я -трансильванский мед,
Я - карта из старинного тарокка.
Я есть живая жизнь. Соль песен и имен,
Которыми беременна дорога.

Дай руку мне. Не нож и не топор.
Вино откроем, сядем на ступени.
Ты стар. Я молод. Выпьем. И во двор
Вернешься ты. А я - рассыплюсь в пепел.

Таить обиду - тщетные труды,
Уснуть хочу, к твоей прижавшись кровле,
До следующей пепельной среды
Храня на дне гитары привкус крови.

Лягут двое у корней,
Чтоб сойтись в науке древней.
Наклонись к нему и к ней,
Мной питаемое древо.

Здесь, в овражке, близ тропы
Козьей, где чабрец и донник,
Пусть зачнут мои стопы.
Пусть зачнут ее ладони.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #20 - 05/21/14 :: 10:54pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Совсем старье. Лет 15. Кантри и блюз по Жанне Д' Арк.

1. Разговор с отцом:

- Что с ярмарки, дочка, тебе привезти?
(Вьюнок распустился в саду на беду)

- Купи башмаки, чтоб не жали в пути,
А нет, так и в старых, и в старых уйду.

- А что тебе, дочка, на рынке сменять?
(На пасеках мед, кто июлю не люб?)
- Сменяй у солдат вороного коня,
А нет, так из глины, из глины слеплю.

- Что ты не закажешь, исполнит кузнец.
(А клены краснеют, и ждет браги жбан)

- Пусть выкует он кандалы и венец,
А нет, так сплету из дождя, из дождя.

- А что у знахарки лесной попросить?
(Висит на ветвях туром сброшенный рог.)

- Пусть смелость умножит трава-девясил,
А нет, так зарою свой страх под порог.

- А что тебе, дочка, достать из ларя?
(И воет пурга, дом засыпан на треть.)

- Достань и сожги подвенечный наряд,
А нет, пусть достанется младшей сестре.

- А в доме кого ты прикажешь принять?
(И ветрено ночью, и с крыш потекло)

- Прими тех, кто любит, кто любит меня,
А нет, так обнимемся - вот и тепло.

Руанская ярмарка в лентах вдали.
Вороны на шпилях черны и кривы.
Всем, что я просила, друзей одели,
Бог знает, когда еще буду в живых.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #21 - 05/21/14 :: 10:58pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Того же времени, 1992 года.
Кантри Домреми ( Жанна д Арк)

Мне гадал кузнец хромой: "Послушай, дочка,
Некрасива ты, но дело не в лице.
Принц к тебе сватов не вышлет. Это точно.
Крепко помни о короне и скворце.

Я обшарила упрямо все кладовки,
Расспросила и работников и бар.
Ни один скворец у них не ел с ладони
И корона им не холодила лба.

Сам король мне доверял свою корону,
Нет и в Индии роскошнее венца
Но во всем дворце ни в клетке, ни в коробке,
Нету даже завалящего скворца.

Парой ходят плут и петля, дед и репка,
Шило с дратвою и пьяница с винцом,
Но скорее встретишь пятничную среду,
Чем увидишь коронованных скворцов.

Ежевикою и мхом подшита юбка,
Спят в земле и короли и кузнецы,
Я жива, покуда песенки поются
И не встретились короны и скворцы.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #22 - 05/21/14 :: 10:59pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Видимо старую "Жанну" повешу всю, благо оно все было давно и неправда, и пусть будет. Ритм хромой, потому что я это когда то пытался петь. Тот же 1992

3. Орлеан

Здесь ветви мокрые в кромешной темноте
Переплелись, сошлись подобьем душ и тел.
И конь к огню идет, и к хлебу - воин,
А я - ко всем подряд.
И навзничь город лег, открытый всем дверям.

Крапивным семенем ославили тебя,
Кто скаредный и злой - не вспомнит о тебе.
Орлеан. Бог с тобой. Бог с тобой, Орлеан!
Мы с тобой постигаем науку терпеть.

И кто из подлецов не посчитал за честь
Отведать слез твоих и тертых калачей.
Орлеан. Бог с тобой! Бог с тобой, Орлеан.
Повар скудных котлов, нищеты казначей.

Здесь пахнет вереском. полынью и костром,
И небо низкое перед грозой пестро.
Мечом и палицей давно бахвалятся,
Святой и пьяница.
Век на сносях.
Чем больше шутит черт,
тем веселее Бог на небесах.

И кто из циркачей не посчитал за честь
Сплясать на всех мостах под звон твоих ключей.
Орлеан. Золотой, золотой Орлеан.
Ты - как перстень Господень и больше ничей.

Тайный брат моих долгих тюремных ночей.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #23 - 05/21/14 :: 10:59pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
4. Блюз.

За пазуху -голубку, как ведётся,
Покой настороженней, чем тpевога
Суха листва, по ней не подкpадётся
Hикто бесшумно, кpоме, разве, Бога

Как карлик камни путает с горами,
Так сердце увеличивает горе,
Воспламенясь от пустяка, сгорает.
В покое.

И крестик кипарисовый случайно
Промеж ключиц не врежется стрелою
Дом - в небесах, а серебро - в залоге,
В доpоге - бpат и под кpыльцом - овчаpка

А вот: пацан, играющий ножами,
Меж пальцами быстрей гуляет финка
Он обернулся и спросил: Где Жанна?
Ловите.

Уже налился виноград шампанью,
Венком связали сноп - чудесна жатва,
По ягоды девчонок кличут парни,
Где Жанна?

Жонглируй веком, всех спасай без счёта,
"Всё хорошо" - концам дурным пожалуй
Неумолима истина. А, к чёрту.
Где Жанна?

Кресты поднимут в небо, грянут "Аве"
И треснут лица, кости обнажая
И белый хлеб на срезе плюнет алым.
Где Жанна?

А наше время повод ли для крика?
Истлела в пыль рука. На ней лежала.
Бродяга - в яме, а сановник - в крипте.
Где Жанна?

Отыскивай в проулочке на ощупь
Похмельный путь от дома до кружала
Где кесарь, где епископ, где доносчик?
Где Жанна?

Поджарь Европу на Руанском масле,
Меняй ландшафты, образы и жанры
Служи, монах, своей трефовой масти,
Где Жанна?

За пазухой голубка? Как же, как же.
Сукровицей под рёбра плюнет жаба.
Вон - рожа пузырём, кому здесь скажешь:
Где Жанна?

Когда весь город в храмы вносит вербу,
Двумя руками грешный рот зажавши.
Скулою - о косяк соборной двери
Где Жанна?

Клюй, петушок французский, прах, как просо,
Покуда повара не набежали.
Молись, дурак. И у тебя не спросят:
Где Жанна?
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #24 - 08/14/14 :: 11:10am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Расскажи мне, как там. В твоей стране.
Там огромные голубые рыбы летают по мартовскому небу цвета большой стирки, там на единорогах, камелопардах, пятнистых котах с бубенцами под хвостом и безымянных храпоидолах верхом ездят вокруг фонтана наслаждений молодые голые люди. Розовые, как пальцы,поднесенные к свече напросвет. Там приносят почту клюворылые людоптицы на коньках, там растения похожи на клешни крабов, там есть черные ласточки, горстями над крепостями под слепым дождем, там есть золотые моря, горные хребты и зимние охотники, вавилонская башня, витая, как панцирь улитки, багровые горящие города и великие реки, там из выставленного белого голого зада торчит пучок полевых цветов, там вечные нагие любовники обнимаются в хрустальном пузыре на стебле черного цветка, там от пирса отчаливает корабль дураков, монашка на палубе бренчит на лютне, старик кусает бесплатную курицу, пьяница в ослином колпаке блюет за борт, там вечно крутятся лопасти ветхой мельницы на острой, как рог, скале, а худого человека в тюремной робе с номером везут на казенной телеге на холм трех крестов. Струи водопадов хрупки и скачут по камням в брызги, смеясь на солнце, как подружки невесты, а черные скворцы больше кафедрального собора, если распахнут крылья и взлетят. Человеческие тела гудят, как волынки и голые люди в хороводе едят большую красную землянику, кормят друг друга красными мясными ломтями, целуют взасос и обнимают черноглазых филинов и пляшут, раскидывают руки, распятые на лютнях и арфах, прямо на струнах, а на их ляжках и ягодицах пишут квадратные ноты. Там любой может урвать свой клок с воза сена. Там в холодном море плещется сельдяной король и его красная корона горит зубцами на закатном солнце. Там не женятся и не выходят замуж. Там нет войны. Там нет правил.
Там нет ни смерти, ни боли, ни старости.
Там нет.

https://www.facebook.com/photo.php?fbid=661837143902793&set=a.106925489393964.20...
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #25 - 09/01/14 :: 8:31am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Три тысячи тридцать семь городов на вересковых полях.
Я слышу, как медленно пьет земля соленый осенний дождь,
Когда ноябрь за моей спиной стоит, как немая дочь,
Я раздаю имена на дно падшим колоколам.

А ты увидишь меня в окне. Потом увидишь в дверях,
Сам же твердил из Писания мне, в каждой его строке:
«Левой руке не дано узнать все о правой руке»
Но если обе мои руки не ведают, что творят?

И все о чем я мечтал молчать, евангельский скажет лев,
Поскольку камни умеют лгать, им дан молодой язык.
Меняю солнце на медный грош, и правду на две слезы
И мой ворованный хлеб в рукаве на твой добровольный плен

У Бога много детей и слов, а больше того – смертей,
Сможет любому насыпать в горсть, от щедроты отдать.
Если увидишь Его – скажи – я отвергаю дар
Я не хочу получить сполна Божьих его затей

Три тысячи тридцать семь городов праздновали закат,
Стреляли в красные лица яблок, лежали ничком в пыли.
Я шел и спал – по горло в тебе, одной ногою в аду
И снился мне канатный плясун на алом теле стрелы
Забытой в алом теле плода. В яблоневом саду.

https://www.facebook.com/felix.maximov/posts/670011869751987
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #26 - 09/06/14 :: 12:07pm

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
День в солнечном крапе,
А ночь - виноградна.
Пусть усики вьются, а я не засну
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Цветет виноград - ни за что не засну.

Собачка и лейка,
Пузырь на колене,
Протрутся штаны в огородной возне.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Как грешник в аду - в огородной возне.

По улочкам ясным,
Пасхальные яйца,
Покатятся с горки из рук ребятни.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Сбегут в Палестину из рук ребятни.

Предвестники лета -
Два конские следа,
В твоем палисаде встал конь на дыбы.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Чтоб глянуть в окошко, встал конь на дыбы.

Я глупою долей
Собачке подобен -
Она ловит хвост, я гонюсь за тобой.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Кружится собачка, гонюсь за тобой.

Ты просишь и шляпку,
И кроличью лапку
Для пудры, и пудру, на платье отрез.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
В ромашках и птицах на платье отрез.

Но в этом кармане -
Сушеная мята,
Собачкин ошейник, горбушка и чиж.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость,
Не деньги - живой и прожорливый чиж.

...Легко усмехнуться в судейские бачки,
Когда облака и карнизы - по грудь,
Когда меж ботинок вертится собачка,
И солнце, как шляпы соломенной круг.
Ногами болтая на пегой кобыле -
По лужам. И, в каждой сто раз отразясь,
Бесчинствует юность. Одно не забыть бы:
Когда ждет толпа приглашенья к убийству,
За камень и в шутку хвататься нельзя.

Днем губят и грабят...
А ночь виноградна.
Пусть усики вьются, а я не засну.
Да-да, моя радость,
Да-да, моя радость...
Цветет виноградник, и я не умру.
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #27 - 10/06/14 :: 8:08am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Наш город очень большой и красивый.
Мы живем хорошо.
Наш город был раньше.
В нашем городе был мир, а потом была война.

Пришли наци. У наци были красивые полосатые ленточки, парашюты, шорты, шпроты, шпиг, штыки, машины, паштеты, гармошки, пишмашинки, гамаши, пушки и девушки. Не стало хлеба, ветчины и мыла. Все ложились спать в девять часов вечера, а кто не спал, того наци увозили в лес. В лесу стреляли в лоб.

Те, которые ночью спали, приходили утром к наци и говорили: пишите, я знаю, сосед не спал.

Наци говорили: хороший, хороший доносчик, пиши еще, и давали им шампанское, тушенку и подштанники.
Наци повесили днем красные флаги и в школе пели песню "Лили Марлен" и еще "ай-лю-лю", и "хей-йо-хохо"

Комми повесили ночью красные флаги и пели песни "Болотные солдаты" и "Долог путь до Типперери" и "Красные маки на Монте-Кассино" и "Синий платочек"

Наци жили в городе в чужих квартирах и их все видели. Они ходили в кино ели и пили в кафе.

Комми жили на заводе на болотах в плохих домах в вагонах в подворотнях в люках и в дырах в сараях в склепах.
Их не видел никто, им носили хлеб, табак и пули.

Днем наци ловили комми и сажали их в подвал, а потом вешали на площади.
Ночью комми резали наци и взрывали грузовики и вешали листовки.

У наци был Гитлер - он был псих.
У комми был Команданте - он был наш.
У наци были фуражки.
У комми были береты.
У наци были пули.
У комми были люди.
Наци всех убивали.
Комми не выдавали.

Днем к наци ходили девушки, им давали шоколад и шпильки. Ночью девушки ходили к комми и давали им шифры и шрифты.

До войны в городе были йевреи. У йевреев были фабрика игрушек просто и елочных игрушек, бумажная картонажная фабрика и папиросная фабрика, шоколадная и карамельная фабрика, швейная фабрика, стекольная фабрика, миткалевая фабрика, фабрика мороженого и детского питания.
У йевреев были магазины. Магазин хлебный, магазин свечной, магазин белья, книжный магазин, магазин шоколадных фигур, магазин шахмат, шашек, карт и бильярда, магазин одежды.

У йевреев были рестораны. Рестораны итальянские, русские, китайские, вегетарианские, свадебные, кондитерские, быстрые, вокзальные, йеврейские.
Йевреи брили и стригли усы. Йевреи переплетали книги, чинили часы, йевреи клеили фарфор, йевреи давали в долг.

Хозяин самого главного завода в городе был Мартын Крамер и у него была жена и сыновья. На заводе делали порох и кукол, у которых гнулись ноги и уток для ванны и воротнички.

Пришли наци и сказали Мартыну Крамеру: ты не йеврей, ты наш, иди к нам.
Мартын Крамер сказал: Не могу. Моя жена йеврей.
Наци сказали: Разженись и иди к нам.
Мартын Крамер сказал: Моя жена умерла.
Наци сказали: ну и хорошо. Теперь иди к нам. Мы всех йевреев увезем на восток в йеврейский дом и тебе их фабрики отдадим. Ты будешь богатый.
Мартын Крамер сказал: Ну, ладно. Хочу быть богатым. Иду к вам.

Он спрятал жену в подполе, похоронил в её гробу одну старушку и стал жить.
Носил жене в подпол лекарства, подушки и хлеб и мясо. А потом к нему в подпол пришли жить отец жены и мама жены и брат жены и его жена и их дети и их друзья и другие йевреи. У них там была даже лампочка и патефон и газеты. Они там женились и рожались в подполе, а кто умирал, тех бинтовали и клали в стену, чтобы потом похоронить, когда наци все сдохнут наконец.

Наци сказали: Если у тебя на заводе есть комми, завтра собери всех комми и мы их увезем домой.
Мартын Крамер сказал: Хорошо.
И ночью сказал комми: Вас завтра наци увезут домой.
Комми сказали: Мы убежим в болота, а потом убьем наци.
Мартын Крамер сказал: Бегите и убейте.

Утром наци сказали: Крамер, где твои комми? Где твоя пятая колонна, предатели родин? Мы их заставим работать на наше Отечество?
Мартын Крамер сказал: Умерли все комми. Их нет.
Наци сказали: Ну, ладно.

Наци взяли йевреев и повели на вокзал. Йевреи шли и падали и поднимались и шли и все отвернулись и смотрели.
На сортировочной станции наци отобрали у йевреев волосы, зубы, ботинки, кальсоны, кукол, лекарства, кольца, брошки, серьги, шубы, пальто, трости, очки, готовальни, кошек, протезы, пудру, духи, яблоки, младенцев, рыбу, сапоги, мыло, ящики, горшки, кастрюли, книги, подсвечники, щетки, краски, бритвы, ремни, халаты, керосинки, лук, чемоданы, лифчики, картины, матрацы, мышеловки, шкатулки, пуговицы, зонты, календари.

Всех йевреев посадили в вагоны и увезли на восток.
Там их всех сожгли в огне.
А кто прятался и бежал от станции, тех уводили в лес и стреляли в лоб.
Йевреи стучали в дома у вокзала и кричали: пустите и в окна совали детей.

Йевреев пускали хозяева, а потом звали наци и говорили: вот у нас тут йевреи.
Наци уводили йевреев и давали хозяевам шампанское, тушенку и подштанники.

Другие хозяева прятали йевреев и говорили: вот тут у нас нет йевреев.
Наци уводили йевреев и хозяев в лес и стреляли в лоб.

Теперь лес у сортировочной называется Красным Лесом. В Красный лес восьмого мая приносят венки, свечи, цветы, игрушки, шоколадные конфеты. Стоят, держатся за руки и поют: "Сними обувь твою" и "Песню партизан" и "Не забудем, не простим" и "Шма Исраэль" и "Аве Мария".
И вот такую песню:

Качается зыбка
Туда и сюда
Пус-та-я.

Козочка белая
Что ты пришла
Козочка белая,
Что ты взяла,

Козочка белая
Козочка малая
Держит во рту
Соломинку алую

А легкая зыбка
Туда и сюда
Пус-та-я.

Потом все идут домой спать. Венки лежат. Поезда едут. Семафор мигает.
Свечи горят. Георгины. Красные.

Йевреев сожгли. Наци пришли к Мартыну Крамеру и сказали: Мы взяли твоих йевреев. Мы взяли твоих комми. У тебя есть тцыгане. Дай нам тцыган. Мы их увезем на восток в тцыганский дом.

В нашем городе раньше были тцыгане.
Тцыгане играли в карты, тцыгане чинили котлы, тцыгане играли в кино, тцыгане делали венки и розы из воска, тцыгане делали карусели и леденцы. Тцыгане пели песни. Тцыгане были румыны. Тцыгане делали порох на заводе.

Мартын Крамер сказал: у меня нет тцыган. Отстаньте.
А один наци подошел и сказал ему на ухо: Я знаю, что твоя жена в подполе. Отдай нам тцыган. Или я всем скажу.
Мартын Крамер сказал: Чтоб ты сдох. Берите моих тцыган.

Наци взяли всех тцыган и повели на вокзал. Тцыгане шли и падали и поднимались и шли и все отвернулись и смотрели.

На сортировочной станции наци отобрали у тциган хлеб соль огонь золото юбки детей.
Тцигане шли и пели и бросали за спину крошки, чтобы вернуться домой. Крошки склевали птицы.
Всех тциган посадили в вагоны и увезли на восток.
Там их всех сожгли в огне.

В нашем городе раньше были поляки. Поляки были фотографами. Поляки писали письма и книги. Поляки играли музыку. Поляки работали на заводе. Поляки работали на железной дороге. Поляки работали в порту. Поляки работали в больнице.

Наци пришли к Мартыну Крамеру и сказали
- Мы взяли твоих йевреев, мы взяли твоих комми, мы взяли твоих тцыган. Отдай нам твоих поляков.

Мартын Крамер сказал: Берите моих поляков. Я знаю вы их увезете на восток в польский дом.
Наци взяли всех поляков и повели на вокзал. Поляки шли и падали и поднимались и шли и падали.
Потом поляки взяли винтовки и стали стрелять.
И йевреи и тцыгане и комми, которые прятались, встали, взяли винтовки и стали стрелять.

И все отцы стали стрелять в наци.
И все дети стали стрелять в наци.
И все деревья стали стрелять в наци.
И все собаки стали стрелять в наци.
И все дома стали стрелять в наци.

Наци стали стрелять в отцов собак деревья детей дома.
И собаки дети деревья дома отцы умирали.

А потом пришли танки. Громко с окраин. На одних танках была белая звезда. На других танках была красная звезда.
Все махали из окон и плакали.

И все наци умерли.
Гитлера сожгли в огне.

Мартын Крамер вывел жену из подпола. У нее были завязаны черным чулком глаза.
Для Крамера посадили оливу на аллее в Израиле

Войны не стало.
Война спит.
В нашем городе больше никого нет.
------------------------------

Использованы стихи Овсея Дриза (1942 год)
https://www.facebook.com/felix.maximov/posts/687169574702883
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #28 - 10/12/14 :: 9:27am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
В добрый путь. Твоей гортани
Мёд коснётся. Не рыдание.
Прочь. Здесь в душных переулках
Рыбных рынков разнобой
Потом с тобою
рядом
Два усталых стража сядут.
Кряду
два часа по большаку.

И вот уж в солнцем залитых лугах
Твои кони.

Ай, привстань, вздохни. "0, боже!, - крикни,
И гони в овраг возок.
Ведь не зря же ты придумал колесо.

И назад тебя за полы втянут
В глубину. И руки свяжут
Скажут: Голову терять
Уже не время.
Танец кончен, близок строгий суд.

Перелесок, перекрёсток,
В рот дрожащий папироску
Сунет страж, и станет ныть висок.

Скажешь, перхая от дыма: "Поделом мне суд и дыба,
Зря ведь я придумал колесо.

Мельницы, повозки, прялки плачут
По тебе, как дети, но иначе,
Чем машины для убийств:
Рулетки, пушки, танки,
Прочий сброд, что ты придумал, не желая.

Ай,давай, сорвись и: "К чёрту!" крикни,
И гони в овраг возок.
Ведь не зря же ты придумал колесо.

Ты чертил круги в дорожной пыли,
В кузнях спал. Твои куранты били,
Плыли баржи, карусели под органчик
Детвору кружа, дразнили круг небес.

От благого до дурного
раз всего поставить ногу,
Не очистят щёлок и иссоп.
И сейчас, слепой от плача,
Ты жалеешь, что был зачат,
И, конечно, что придумал колесо.

Вот как вертятся колёса,
Им вовек не будет сноса,
Ты себе придумал новый
Памятник такой,
что не стоит на месте.
Хоть умри -он должен ехать.
И давить бесспорно тоже.
И везти, куда не просят.
И не рвёт осей и втулок,
Спиц узорных не ломает,
Чтоб спасти того, кто первым
Начертил в пыли кружок.

https://www.facebook.com/felix.maximov/posts/690724281014079
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Ответ #29 - 10/24/14 :: 12:45am

Элхэ Ниэннах   Вне Форума
сантехник
Москва

Пол: female
Сообщений: 27672
*
 
Ты мой бык.

Была зима 1985 года. Я только выздоровел от обычной предрождественской простуды, как всегда с хрипами, ледяным стетоскопом терапевта, ночами желтого шелка, черного волка и серого войлока, когда голова распадается от жара, как таджикский гранат. Декабрь показывал мне слайды сновидений, так, что я не успевал их рассмотреть.

ОРЗ - подарок первокласснику.
Красная вода под веками.
У меня внутри горы. В горах реки. В реках - форель.
Утро.

Зима - это кусачая шапка-шлем с ушами, завязанными под подбородком, так, что шерсть наползает на рот, отсыревает на выдохе и пахнет мокрой овчаркой.

Я должен ходить в шапке в школу, в половине восьмого утра еду одну остановку на метро в темноте. Смотрю через черные двери "Не прислоняться" на пляску толстых серых проводов в туннеле. На мягкой скамейке с краю едет умный лысый человек с кейсом. Он кажется мне старым. Глаза у него мыльные, подернуты "пленочкой", как у спящей куры. Он смотрит на меня сквозь эту пленочку и говорит громко, чтобы перекричать гул и стук вагона:

"- Мальчик, есть такое мнение (он произносит "минение"), что у тебя говенная шапочка! Ты зачем ее носишь? У всех пионеров хорошие шапочки, петушком, а у тебя говенная, да и сносил ты ее уже давно, передай своей маме, что шапочка говенная! Давай, сними..."

Он смеется "хю-хю-хю", как плюет в рюмочку, и подмигивает соседке с прической "халой", такие носят пышные партийные боярыни или заслуженные чиновницы из РОНО, и тетка смеется, потому что это и вправду весело, вот едет в метро мальчик и на голове у него говенная шапка. Как в анекдоте, про русского, немца и полякА, который ребята рассказывают в туалете: "Внимание, внимание, закрывайте окна и двери, по городу летает шапка-самосранка".
Я не любил анекдоты про полякаА и русского, потому что знал, что первая часть про меня, а вторая про моих друзей и мне было противно.
Шапку мне связала мама, очень давно, мне было пять лет, (а разница в четыре года для девятилетка это очень большой срок), мать распустила свой свитер и получилась шапка.

Сейчас шапка стыдно жмет, у меня выросла голова. Она наверное не очень красивая, эта шапка, мать архитектор, она умеет рисовать дома и делать макеты площадей, и устраивать выставки, развешивать картины, она вязала говеную шапку между делом. Мать не умеет "доставать" товары, ни модных "петушков", ни демисезонные пальто, ни школьные боты со стельками. Нет, я вру, она пытается доставать, она очень пытается, если где-то в универсаме или в районном "маленьком" детском мире что-то выбрасывают, она честно становится в очередь, после работы, когда едет с Маяковки. Она же не виновата, что у нее всё всегда кончается перед носом, и продавщица кричит ржавым голосом : Женщина!!! Я сказала не занимать! Я вам сказала!

Мать не занимает. Она идет по трамвайной линии к остановке, рыжая, в синем бабушкином берете, левая рука в кармане. В правой сигарета "Стюардесса". И за ее спиной, шаг в шаг, вполнакала зажигаются большие снежные фонари.

Мать приходит домой, кладет сумку на скамейку для ботинок, садится в пальто на кухне, не зажигает свет и смотрит в окно на двор, подперев скулу рукой.

Я стою в дверях, ковыряю облупившуюся краску на косяке двери, долго любуюсь на нее, наконец не выдерживаю и говорю:

- Мам. Давай пить чай.
Она отвечает:
- Я устала. Не стой босиком на сквозняке. Иди, решай примеры. Я устала.

И сидит. И лицо у нее острое, как у лисы из сказки.
Чай остыл.
Я стою босиком и смотрю на нее. Я все примеры уже решил.
Она очень устала.
У меня нет отца. Он умер.

Вечером мать читает мне "Бемби". Это книжка про оленя, ее написал человек по имени Феликс.

"...Они нас видели?
- Да, отцы видят всё, - ответила мать.

Странное чувство владело Бемби: он и боялся спрашивать и не мог молчать.

- Почему они... - начал он и осекся.
Мать пришла к нему на помощь:
- Что ты хотел сказать, маленький?
- Почему они не остались с нами?
- Да, они не остались с нами, - ответила мать, - но настанет время...
- Почему они с нами не говорили? - перебил ее Бемби.
Мать ответила:
- Сейчас они с нами не говорят... но настанет время... Нужно терпеливо
ждать, когда они придут, и нужно ждать, когда они заговорят. Все будет так, как они захотят.
- А мой отец будет со мной разговаривать? - замирая спросил Бемби.
- Конечно, дитя мое. Когда ты подрастешь, он будет с тобой разговаривать. И порой тебе будет дозволено находиться при нем".

Вагон метро мотает на стыке. И мне до жара, до писка в горле хочется взять и хряпнуть умного дядьку по голой маковке кулаком.
Сильно.
У него-то вообще нет шапки, почему он привязался со своим "минением" именно ко мне.

Но он - взрослый. Взрослого - нельзя бить.
И поэтому я дергаю завязки, стаскиваю стыдную шапку и говорю:

- Простите, пожалуйста. Спасибо Вам большое, что сказали... Вот я снимаю, я снял.

"Книжки добрые любить и воспитанными быть
Учат в школе, учат в школе, учат в школе"

Как бравурно горланят детские хоры из радиоточки в "Пионерской зорьке" писклявыми голосами, аж зубы в деснах ноют и холодная умывальная вода от песен и вовсе невыносима.

Двери щелк-щелк.

Станция "Беговая".
Вот и приехал. За углом - горчичная школа, окна с трубками "дневного света" под потолками коридоров и классов, запах мастики и хлорки из туалетов.

За шоссе дышат белым паром вполнеба полосатые трубы ТЭЦ.
Подспудно я понимаю, что первое решение - "кулаком по кумполу" было верным.

Мне жаль, что в школьном дворе на меня не налетают одноклассники, и я не могу им крикнуть, давайте играть в сифу! И сифануть этой шапкой в лоб кому попало, и возить ее по слякоти, и пусть ее разорвут, потому что она говенная.

Никого нет во дворе, я опять опоздал, все уже сидят в классе.
И тогда я сам начинаю играть в сифу. Один. Шапка сифа и я сифак. И я гоняю эту шапку по асфальту, там где наледь посыпана песком и солью, я мщу этой шапке и шпыняю ее по ушам, и отрываю завязку и топчу.

Зафутболиваю ее в подвальную отдушину и грязная дохлая шапка виснет на решетке.
Мне ее удушливо жалко. Так, будто шапка живая.

Я забираю ее и выжимаю, пытаюсь тереть. Потом отмываю на переменах в раковине тубзика. И весь продленный день сушу на батарее. Только легче ей не становится.
И мне не становится легче.
Я предал шапку.
И не тогда, когда стал играть в "сифу", а когда сказал тому лыскому дядьке и тетке с партийной халой на голове "большое Вам спасибо".

Наверное, я после этого заболел. Помню, что мать меня за шапку не ругала. После болезни я стал ходить в школу в бабушкином синем берете.

В воскресение мать привела меня в музей на Волхонке.
В те годы вместо храма напротив музея еще была дыра с водой.
Над дырой поднимался пар.
Там купались голые люди.

В одном из древних залов музея я встретился с ним. Зал был полутемный проходной и в общем скучный, какие-то каменюки по стенам, здоровенный горшок, черепки в стеллажах. Но я сразу понял, что это все понарошку, а вот он - настоящий.

Он стоял в дверях и был совершенно спокоен.
Я его тут же узнал.
Посмотрел на него, а он на меня.
Он был большой, но смотрел вровень - не сверху вниз, а прямо, не унижая и не унижаясь.

Мать сказала, что его зовут Шеду. А еще его зовут Ламассу. А еще - Алад.

Он золотой. У него крылья. Кудрявая квадратная борода. Глаза. Львиные лапы. Он - мой бык.

Что за собачье имя - Алад, вроде Найда или Лада. И Ламассу тоже не то, оно все растекается, мусолится, как хозяйственное мыло. "ламассу". Рыба-путассу.
Конечно же, быка с шестью ногами и человеческой головой зовут Шеду.

Ему так удобнее произносить, вот он наклонит голову, обдаст горячим паровозным выдохом из ноздрей, произнесет "Шшеетду..."
И кивнет тяжеленной башкой. И улыбнется.

Голос у человекобыка гулкий, медный, колодезный. Но негромкий. В разговоре он не ревет и не орет, он кричит очень редко. Если его разозлить. Но такое случается раз в сто лет. Когда такое случается - Шеду ревет. Так, что рев этот с корнем вырывает деревья и на море начинается преждевременный отлив.

Он слишком сильный. Ему не нужно повышать голос. Настоящая мощь бесшумна.

Мать ушла бродить в Египетский зал. Я остался. Шеду позволил мне остаться. Мы разговаривали. Когда я устал, то присел на корточки близ его львиной лапы.

Надо мной облаком нависло его окатистое скотье брюхо. Внутри "тун-гу" "тун-гу" "тун-гу" исправно и мерно билось сердце - комок вполовину меня и камень теплел.

Я знал, как Шеду выглядит по настоящему.
Бычье тело его ярко-рыжее, почти багровое по вечерам, и круглые кудри-клубы бороды иссиня-черные, как августовский виноград "изабелла" с рынка, кожа красноватая, как глиняный вывал. Глаза большие, не бычьи и не человечьи. С тяжелыми веками.

Тогда я еще не знал, что есть раскрашенные изображения Шеду и обрадовался соответствию представления, много лет спустя.

Когда мы уходили, я обернулся и молча спросил Шеду:

- Пойдешь со мной?

Он медленно кивнул и пошел прочь с музейного постамента. На своих львиных лапах, бесшумно, как кошка. Там где он делал один шаг, мы с матерью делали десять. Мать закурила под фонарем, мы пошли вниз по улице, к Кремлю, из за снегопада не было видно ни новогодних башен, ни раздвоенных зубцов стены, ни зеленой супницы казенного дворца с флажком.

Шеду шагал неслышно, вразвалку на львиных лапах. Оставлял пятипалые следы, которые быстро затягивались льдом. Снег выпорошил его высокую круглую шапку-шлем и загнутые кверху двойные рога.

Я ничего у него не клянчил, не хотел, чтобы он стал моим защитником или советчиком, не просил увезти меня в далекую страну, как в детском кино, у меня было свое кино, для этого не стоило тревожить Шеду.

Мне просто нравилось, что он вот такой, и просто идет со мной, даже не со мной, а разминается, как хорошо, что ему по пути.

Мать объясняла мне, что когда-то маленькие шеду охраняли двери, а большие - ворота глинобитных городов и дворцы Ассирийских царей, но мне не слишком верилось, что такого можно поставить как истукана или вахтера, скорее всего он просто останавливался у приземистых крепостных арок почесать спину и задремал, а дураки решили, что теперь он будет их охранять.
У некоторых из них сбоку не четыре ноги, а пять, а спереди - две, если медленно его обойти, можно увидеть, как он сделает шаг.


Он сделал шаг.
Похоже, ему не было холодно. Такая силища и печной жар под шкурой. Когда наметало снега, он поводил крылом, опускал веки, по-коровьи вздрагивал ухом, стряхивал хлопья и снова делался зрячим и золотым.

Я сразу понял, что Шеду знает про шапку. И много еще про что. Мне хотелось спросить у него, как мне быть дальше, нужно ли, ну, если еще раз - то сделать, как я хотел - "тому дядьке по кумполу кулаком".

Шеду долго молчал, повернув голову, следил за автобусом на повороте. Потом ответил.

- Оставь его. Мы пойдем дальше.

И мы пошли дальше.

Мы с матерью ехали в метро, а Шеду шел по верху. Только к дому он все равно успел раньше нас.

В дом он не заходил. Из окна я видел, как он стоит на узкой улице, как ходят бока, видимо задремал, как скачут по его спине от холки до крупа белые вороны - снежные вороны, которые бывают только по ночам. Вряд ли они прилетели из парка. Они мне кажутся.

Уже засыпая, я понял, что клюют вороны - крылья Шеду были не из перьев - а из колосьев пшеницы. А борода и вправду была виноградная.

Утром его уже не было. Может быть, вернулся к себе в музей. Может быть, ушел пить из Москвы-Реки, разбил толстый лед когтистой лапой, нахлебался мазутной воды из затона.

Ему не страшно. У Шеду во рту любая вода становится ключевой.
Мне нравилось его выдумывать.

Не видеть, не присваивать, не делать " воображаемым другом", просто всегда я мог сказать ему:
- Ты мой бык. Что мне делать?
И мой бык говорил
- Мы пойдем дальше.

С его словами "мы пойдем дальше" приходили покой и мужество. Тогда я еще не умел их так называть, как музыкант-самоучка не знает нотной грамоты. Просто становилось тепло и я шел дальше. Без кулаков и унижения.

Я скоро и прочно забыл о нем. Даже приходя в музей, как то бегом-бегом, скорей в Итальянский дворик или к Малым Голландцам.

Подумаешь, каменная туша.

Уже подростком, прочитал "Житие протопопа Аввакума".
И в написанных словах "Ино побредем дале" услышал мощное дыхание Шеду. Покой и решимость. Которая не повышает голоса, и вместо кулака - ладонь. Я и тогда и сейчас не могу признаться себе, почему радовался, когда Шеду шел рядом со мной.

Потому что в эту минуту рядом со мной бесшумно шел мертвый отец.

За окном стоит осень, темнеет рано, пасмурные мурашечные дни.
Надо будет навестить Шеду на днях в музее.
Интересно, он узнает меня?
Он никогда не заговаривает первым.
Неужели темный камень не потеплеет, когда я окликну:

- Ты мой бык?

https://www.facebook.com/felix.maximov/posts/696968973722943
 

My armor is contempt.
IP записан
 
Страниц: 1 2 3