Это первый рассказ из серии о мире Далор. Сюжет - Чёрного Волка, обработка - моя.

Берег Мира

Далор, год 2581 от Обновления

На этот берег мало кто из странников забредает по своей воле, и никто – просто так.

Редкие, искорёженные ветрами  сосны на скалах, в их длинных иглах – кристаллики соли. Впрочем, с моря часто приносит грозу, и тогда в колючих ветках блестят капли. Скатываются в жесткую траву, повисают на её сухих острых кончиках. Уходят в землю, в тёмных глубинах ищут путь в океан… И снова становятся яростными волнами, что вгрызаются в прибрежные скалы, коварными волнами, что в прилив затопляют пустые песчаные пляжи. И грозными тучами, спутницами штормового ветра. Только трава и сосны растут в этом краю ветров и дождей. Самые старые сосны ещё помнят: когда-то на побережье и в горах было больше солнца. Когда-то  заботливые руки оберегали здешние сады, виноградники и цветники под окнами … Но сосны ничего не расскажут, да и кто поверит, глядя на эту пустыню?   

На многие мили – только скалы и песок, сосны и трава.
И крики чаек, резкие,  как свист стрелы.

Но и сейчас в этом забытом богами краю есть человеческое жильё… если можно это так назвать.
А уж назвать край «забытым богами»… Такое не придёт в голову никому, кто оказывается здесь – по своей воле или по воле судьбы. Несколько миль вдоль берега, и слева впереди  вырастает то, что поначалу кажется ещё одной красно-серой скалой… потом бесформенная громадина приобретает очертания, обрастает башнями, ещё ближе – и становятся различимы мох в щелях старинной кладки и тёмно-зелёный мелколистный плющ над аркой ворот. Во дворе – всё те же камни, плющ и мох. Редкие фигуры людей, занятых повседневными делами, пока не пришло время службы. И низкое серое небо так же нависает над башнями монастыря, как и над скалами у побережья.

Но рясы монахов  сияют белизной на этом тусклом фоне - знак того, какому богу здесь служат.


*  *  *

Здесь и сейчас – место уединению, молитвам и снам. В этом месте каждый видит сны. Но далеко не каждого заставят они вскочить с постели, задыхаясь от ужаса.  И даже не  каждую ночь. Нельзя предугадать, кого и когда выберут эти сны.

Вот - один из братии вздрагивает и просыпается в своей келье.  Безлунная ночь, не видно даже собственной руки, не слышно человеческих голосов, лишь завывание ветра и далёкие раскаты – с моря идёт гроза. Первая мысль: «Ну почему снова я?!».
Но нет времени раздумывать или жаловаться, и эта мысль уходит. Монах натягивает рясу и осторожно выскальзывает за дверь. «Сияющий, благослови!», - и ощупью, без фонаря, босиком по галерее и вниз по каменным ступеням – во двор.  Замирая от любого звука – но это лишь ветер и гром. Иногда ветер и гром стихают, и слышен тихий шорох начинающегося дождя.  Потом неожиданно к монаху приходит знание: в такие ночи в монастыре просыпается только один. 

Никто не видит одинокую тень в потемневшей от влаги белой рясе, хотя она, уже не скрываясь, быстро пересекает монастырский двор. Не видит и не слышит ничего и спящий на скамейке под навесом привратник. Только съёживается во сне от сырости и утыкается носом в рукав. А тот, кто проснулся этой ночью, вскидывает руку – и огромные ворота медленно и беззвучно растворяются. Фигура в белой рясе проходит в них, оборачивается, вновь вскидывает руку в знамении – и ворота плавно затворяются, как во сне. Вот только чей это сон?

Об этом думать тоже нет времени… а завтра он обо всём забудет: это знание тоже приходит неожиданно и неотвратимо. И значит – надо просто успеть. Он знает, куда идти.

Быстрее, ещё быстрее, под усиливающимся дождём, по раскисающей дороге… На холм в паре миль от моря он взбирается уже бегом. И останавливается перед воротами -отдышаться. Только ворота и видны в тяжко вздыхающей и влажно поблёскивающей темноте – но монах уверен, что не ошибся. Невозможно ошибиться, когда на много миль в пустынных окрестностях монастыря есть лишь ещё одно здание – здание, которое тоже было бы странно называть «человеческим жильём». Потому что это тюрьма.

Она и сложена из того же камня, что монастырь, и плющ у ворот такой же, и мох между  мощных булыжников стенной кладки… Только вот моря отсюда не видно.

Но тюрьмой она была не всегда.

Когда-то и замок, и монастырь были построены на деньги воинственного и удачливого родоначальника здешнего графского рода – об этом остались записи в монастырских книгах.  Да только уже много сотен лет как сгинул и род его, и край его цветущий – лишь монастырь остался прежним. А неприступный замок в горах стал тюрьмой для особо опасных преступников – нет, совершивших исключительные по безумию и жестокости преступления. Ни один заключённый уже не выходил из его стен до конца дней своих. Очень немногие люди оказывались у его ворот по своей воле, и никто – просто так.

Человек у ворот начинает дрожать – но не от сырости. Служителю Сияющего не по себе в этом месте: здесь жива память о страшных признаниях, здесь сами стены, кажется, стонут от отчаяния… Нет, это ветер – конечно же, ветер. Необъяснимая тоска наваливается на монаха, на миг ему хочется развернуться и броситься вниз по дороге, не оглядываясь… но он поднимает руку, беззвучно шепчет молитву – и ворота в крепостной стене распахиваются. Беззвучно.

Шаги, коридоры, номера на дверях камер, спящие стражники… В камерах иногда вздыхают или вскрикивают во сне – тревожная эта ночь, жуткая, но человек в забрызганной грязью белой рясе идёт быстро, не останавливаясь и не скрываясь. В эти отведённые ему одному часы он никого не разбудит и здесь. А тот, кто ему нужен – не спит и ждёт его.

В третий раз – взмах руки, неслышные слова, тихо, как во сне, распахнувшаяся дверь… и лицо во тьме камеры, которую освещают лишь отблески молний. Поднимающаяся навстречу тень. Заключённый в тюремных одеждах – монаху не нужно хорошо видеть в темноте, чтобы догадаться об их цвете – отдаёт неглубокий, но неожиданно элегантный поклон:
- Приветствую пресвитера Света!
Ответный поклон по обычаю Ордена:
- Приветствую рыцаря Тьмы!

На несколько секунд повисает молчание, его разрывает  раскат грома. Заключённый – нет, высокий рыцарь с гордой осанкой – подходит ближе к коренастому монаху с лицом простолюдина. Смотрит ему в глаза – внимательно и с каким-то ожиданием:
- Не помнишь? Нам раньше не доводилось работать вместе?
- Не помню, - печально отвечает Пресвитер. - Ты же знаешь - нам не дано помнить...
Рыцарь молча кивает головой и продолжает:
- Я чувствую... Злобу, безумие и кровь... Но не знаю - где и когда...
- Я чувствую горе и ужас... И отчаяние. И тоже не знаю... Но мы узнаем!

Они поднимают вверх руки, как для благословения: монах правую, рыцарь левую. Руки Пресвитера Света и Рыцаря Тьмы соединяются... и шум грозы пропадает. 
Нет больше ни ненастной ночи, ни стен камеры – между ладоней вспыхивает радужное сияние, обволакивает ослепительной завесой два силуэта, отгораживает их от буйства ненастной ночи, кружит их в разноцветной метели, выстреливает сполохами пронзительно-чистого цвета… Не остаётся ни лиц, ни звуков, ни мыслей. Ни времени.

Затем всё кончается. В пустоте двое смотрят друг другу в глаза.
- Береги себя! - говорит Рыцарь.
- Храни тебя Господь! - отвечает Пресвитер.

В угасающем мерцании (или это снова отсвет молнии?) Рыцарь раскидывает руки – но его тень на стене распахивает крылья. Ещё один взгляд на прощание – и всё заливает мрак, такой же непроницаемый, как недавняя радужная буря, но сквозь него уже доносится шорох ветра. Монах  закрывает глаза… кажется, он улыбается.  Когда мрак рассеивается, он уходит из опустевшей камеры.

Дорога назад – и уже не важны ни всё ещё моросящий, угасающий дождь, ни как стрелы пронизывающие мокрую одежду порывы ветра,. Можно сказать, Пресвитер и не помнит этой дороги. И уж точно не вспомнит завтра. Не память – наградой тем, кто ходит такой дорогой в грозовые ночи. И знания, так странно пришедшие ниоткуда, постепенно вновь уходят с каждым шагом. Их заслоняет одна мысль – успеть до рассвета. Добраться до своей кельи – одной из десятков таких же келий – без сил повалиться на скамью и заснуть. Чтобы через час проснуться вместе со всеми – обычным монахом, не обладающим особыми силами, не помнящим странного. И лишь за миг до того, как провалиться в сон, получить награду, последней вспышкой знания - ощущение предотвращенной беды.

Это и есть только часть гораздо большего . То ли притча, то ли интермедия - с жанрами уж пусть разбираются критики. Я для себя назвала "зарисовкой".
И да - там много намёков на другие события и реалии.
Продолжение, конечно же, будет. Будет развиваться мир. Что-то в соавторстве, что-то в одиночку. Основная идея тут не моя.
Но конкретно про этих двух персонажей - уже не будет. Они потому и безымянны, что такие вот истории на том берегу были делом совершенно обычным .