А вот это срочно повесим сюда, пока не пропало совсем. А то и так уже только в кэше гугля можно найти.

Рауф Мамедов о работах из серии "ШизоАдам":

Установка — "искусство должно менять мир" — утопия. Утопия потому, что мы сами создаем внешний мир, и та разорванность, которая есть в мире, является продуктом нашей деятельности. А искусство… Каждый человек рефлексирует, во-первых, на внешние раздражители и, во-вторых, на свою генетическую память. Человек искусства больше рефлексирует на генетическую память. Рефлексирует и создает некую неадекватную реальность — то, что получается, и есть искусство. Я всегда думал, почему человек может создавать? Потому что его внутренний мир намного больше, чем окружающая действительность. Еще остается место для его собственных переживаний. Почему-то мы все время думаем, что художник должен выполнять социальную функцию. Но у меня не было и нет намерения добиться того, чтобы общество обратило внимание на проблемы этих незащищенных, лишившихся рассудка, людей. Вам важно понять, что это для меня: инструмент для получения коммерческой прибыли или моя форма видения окружающего мира? Поймите, я очень люблю этих людей. И часто соглашаюсь с теми, кто считает, что они честнее и лучше людей разумных и здоровых.

А если так, то не нужно разумным людям обращать на них внимания. Если Эти лучше, зачем мне нужно, чтобы разумные вмешивались в их жизнь? Нет, я не пытаюсь повернуть общество лицом к "умалишенным".
Если у зрителя возникнет некий дискомфорт, когда он посмотрит мои работы, это замечательно. Но не потому, что он обратил внимание на социальную проблему, а лишь потому, что заглянул внутрь себя. Этих безумных людей нужно оставить в покое, не заключать их в клиники. Но тогда же вы скажете: а как же общество? Оно же подвергнется опасности! Их нельзя выпускать на улицу в техногенном мире, так?..

Отношение к психически нездоровым людям менялось на протяжении веков. В средние века самыми отвергнутыми являлись прокаженные, потом их место постепенно заняли безумцы. В те давние времена считалось, что безумие — такое же проявление стихии, как море. Переменчивое состояние безумцев сравнивали с изменчивостью воды. Откуда, вы думаете, возникло выражение "корабль дураков"? Все оттуда: безумцев сажали на корабли и пускали в свободное плавание. Чтобы две стихии соединились. С приходом феодальных отношений "корабль дураков" отплыл в прошлое, и общество стало задумываться над тем, как еще можно поступать с больными, бомжами и сумасшедшими. Тогда-то и решили собирать всех в одну кучу и заключать в так называемые Дома призрения. Более или менее настоящие клиники, где умалишенных пытались лечить, появились только к концу XIII века. Хотя, что тогда означало "лечить"? Больным давали полную свободу. Их поили, кормили, не заставляли трудиться и не мучили медикаментами. Но прошло еще немного времени и здоровое общество своим "всевидящим оком" стало угнетать этих несчастных. Впрочем, все это замечательно трактуется в работах Мишеля Фуко… Существует разница в восприятии психически нездоровых людей на Западе и у нас, и основным поводом для различий является религиозное воспитание.

Я очень хочу, чтобы православная церковь приняла то, что я делаю. Она считает, что безумие — наказание от Бога. Для таких больных у нас выработали настоящий комплекс вины, внушили, что их болезнь — кара Всевышнего. Хорошо к моему творчеству относятся в основном протестанты, ну и католики тоже. Протестанты даже выставляют мои работы в церквях.

Может возникнуть опасение, что все дело в политкорректности, но мне кажется, что это позиция…
В своих работах я отталкиваюсь от теории "Шизоана-лиза" французских философов и практиков Жиля Делеза и Феликса Гваттари. Суть ее в том, что шизофреник является как объектом, так и субъектом искусства. Хотя здесь следует четко разграничивать шизофрению и паранойю. Шизофреник — человек, осознающий свое безумие. Параноик — нет. Паранойя агрессивна и неконструктивна, поэтому ничего хорошего в себе не несет. А шизофрения легка, свободна и одинока, потому и дает импульс к творчеству…

Человек безумный, равно как и человек искусства, все время провоцирует Бога. Есть люди, что ведут с Богом диалог публичный, а есть те, что ведут диалог интимный. Но в обоих разговорах момент провокации всегда присутствует. Даже люди, разговаривая между собой на самые бытовые темы, постоянно провоцируют друг друга. Также и в разговоре с Богом… Мне самому кажется, что я веду очень интимный разговор.
Когда я говорю, что провоцирую Бога, — это значит, что я хочу подняться к Нему, быть ближе, хочу чтобы Он меня любил и понимал. В этом смысле мне
очень понятен психологический треугольник Василия Кандинского. Чем выше человек в этом треугольнике, тем больше сужается поле понимающих людей и в итоге он становится одиноким. Правда, есть еще и другой треугольник, более близкий мне как художнику. На одном углу этого треугольника стоит Всевышний, на другом — художник, на третьем — его творение. Кто наверху? Всевышний, а мы со своими работами по бокам? Иногда художнику кажется, что он наверху. Или наравне с Всевышним, и тогда получается неустойчивая фигура, которая болтается и может упасть…

"ШизоАдам" сделан по аналогии с алтарем работы Яна ван Эйка в Гентском соборе в Бельгии. Это далеко не точная копия — я в очень многом отошел от оригинала. Из того, что осталось: гранат, а не яблоко в качестве запретного плода (в "Библии" ведь не сказано, какие именно плоды росли на древе познания), или дурачащиеся Каин и Авель над ШизоАдамом и ШизоЕвой. Осталось и общее впечатление.

Иногда меня спрашивают, почему в герои я выбрал библейских персонажей, а, скажем, не великих полководцев… Дело вот в чем. Все мы мыслим цитатно, поскольку существует так называемый "большой текст". Чтобы было понятно, приведу такую параллель: в живописи есть знаковые картины, к которым так или иначе мы всегда возвращаемся и обращаемся. Так вот, для меня таким большим, знаковым текстом является Библия. Зачем обращаться к десятой цитате, когда можно обратиться к первой? То, что меня интересовало конкретно, это отношения Отца и Сына — Адама и Всевышнего. Ведь у Адама полностью отсутствовало бессознательное… Это был чистый лист, абсолютно незамутненное сознание. Как они взаимодействовали с Отцом? Почему Отец изгнал из Эдема своего любимого сына? Была ли возможность простить его? Вот что исследует "ШизоАдам". Ведь что было после изгнания?.. Вне рая Адам прожил 930 лет, и когда ему пришло время умирать, Ева послала к Всевышнему Сифа — третьего сына Адама и Евы — послала его спросить Господа, не может ли Он помочь Адаму. В раю было два запретных древа: древо Добра и Зла и древо Бессмертия. Ева сорвала плод только с первого из них и теперь хотела получить от Господа плод со второго. Всевышний отказался от жертвенности Сифа. Адам умер, а через 7 дней умерла и Ева. Тем не менее, как кажется мне самому, возможность прощения Адама Господом была. Преградой между Отцом и Сыном стала Ева. Не успел Господь создать Еву, как она тут же побежала будить Адама, что до этого имел право делать только сам Всевышний. Помните фрески Микеланджело? А потом, согласно Апокрифам (есть канонизированная часть Писания — "Библия", а есть не вошедшие в нее и не признанные церковью "Апокрифы", которые для человека занимающегося искусством имеют не меньшую ценность), когда Адам сопротивлялся и не хотел брать плод из рук Евы, она его толкнула, и падая, он ухватился за ветку с висящим на ней плодом и отломил ее. Но даже после этого Господь был готов к прощению. Он дал Адаму выбор: уходить или не уходить из рая. Если бы Адам остался, Отец бы простил его. Но Адам ушел с Евой…

Вот девушка из "ШизоАдама". Она — горный человек, с определенным менталитетом, с определенным отношением к браку и целомудрию. Она лишилась рассудка на почве свадьбы. Долго ее ждала и очень боялась момента близости, не знала, как мужчина к ней приблизится, как "все" будет происходить. Все, что она помнит, это что ночью, когда они остались одни, она сгрызла себе палец. Сейчас она весь день лежит калачиком и проигрывает в уме эту ситуацию. Иногда в ее состоянии случаются мгновенные просветления, и тогда она начинает воспринимать реальность. В психиатрии это называется фрагментарным сознанием. В дзен-буддизме это называется "саттори". Кстати, в своих работах я как раз добивался тех трех моментов, которые характеризуют шизофрению. Клоунизм (часто этот термин применяется к даунам), вышеупомянутая фрагментарность сознания и цитатное мышление. Ведь мы с фотографами (Дмитрием Преображенским и Кафаром Кафаровым, а также компьютерным дизайнером Дмитрием Крайневым) сделали огромное количество фотографий, но взяли только те, где есть "просветление".
Без этого ничего не получится — ведь я могу выстроить позы, но не лица. Эти люди, хоть они и понимают, что я их фотографирую (они же видят камеру), совершенно не играют. Они настолько в себе, в своих переживаниях, что совсем не реагируют на внешние раздражители. Пробудить их не так-то легко…

У шизофреников очень развито цитатное мышление. По сути мои работы — сами по себе цитатное мышление. Смотрите, здесь Дюрер, вот "Девушка на шаре" Пикассо на заднем плане "Игр на свежем воздухе", вот Микеланджело на заднем плане "Утра первого дня Евы". Очень часто, когда нам говорят, что
чаши работы кого-то напоминают, мы начинаем открещиваться, скрываться за словами: "Да что Вы, я никогда не видел этой работы" и т.д. Все это неправильно. Не надо открещиваться, потому что, если даже мы чего-то не видели, чаша генетическая память все равно в курсе. Все мы часть одного целого…

Прежде, чем мой "Адам", я сам лежал у нее на коленях… Мы были в этом больничном дворике… Я положил голову ей на колени и вдруг почувствовал, как по мне ползают эти самые насекомые (то ли вши, то ли еще кто-то). Одеяло, на котором мы расположились, просто кишело ими. Но я об этом не стал думать, потому что должен был войти в ее состояние, слиться с ней, чтобы все получилось. С такими людьми ведь очень трудно наладить контакт. Стоит показать, что ты брезгуешь, все — контакт пропал. Единственный выход из такой ситуации — отказаться от самого себя и быть таким же человеком, как они. Это очень сложный момент. Однажды я переодевал дауна. Я снял с него носки, и вдруг перхоть с его ног посыпалась как снег (часто у даунов бывают проблемы с кожей). Если бы я дал ему почувствовать, что стесняюсь или брезгую, он бы сразу же закрылся. Не то чтобы он сделался агрессивным, нет. Он бы просто почувствовал, что я вне его системы, что я ему не нравлюсь, и остался бы равнодушным. Поскольку их чувства обнажены так же, как их разум, между нами двумя должно быть абсолютное доверие. Так вот… я лежал у нее на коленях, и меня кусали вши. Что мне было делать?! Я вдруг почувствовал… тепло от кожи, ощутил этот живот, эти ноги, эту руку, которая легла мне на голову. Во мне пробудилось какое-то влечение, может быть даже сексуальное, и это нас спасло…

Когда Адам с Евой ушли из Эдема, все животные пошли с ними. И впереди всех шел пеликан, очень важная в христианской мифологии птица. Птица жертвенная и поэтому святая. Есть легенда, что когда у самки пеликана умирали детеныши, она вспорола себе грудь и накормила их своей кровью, своим мясом, своей кровью и так дала им жизнь. Часто, особенно в старых работах, пеликан изображается на плащаницах или где-то еще… так вот, когда Отец увидел, что животные тоже покидают Эдем, он спросил их: "И вы с ними?", а потом тихо добавил: "Бог с вами". Это такая двоякая фраза, потому что одновременно она и благословляет и проклинает (как будто Господь в сердцах сказал "Черт с вами")…
Меня спрашивают, возможна ли в таком обществе любовь или привязанность? Да, возможна. Но не агрессивная любовь. Ведь по сути любовь — это мощный рычаг подавления одного человека другим. У безумных людей этого нет, у них любовь без подавления. Не страсть, а скорее привязанность друг к другу. Да, привязанность — очень хорошее слово. Они не "убивают" друг друга в этой любви. К посторонним людям они тоже испытывают какие-то чувства. Какие — зависит от многого. Иногда они ласкаются к тебе… хоть любовью это, конечно, не назовешь…
Мои герои, как и многие в клинике, обнажены. Понятие одежды у этих людей очень странное, вернее сказать, оно просто отсутствует. Они ощущают себя комком некоего сознания, некоего разума. Для них непонятно, как этот разум может иметь границы. И поэтому сама кожа кажется им чем-то лишним, ограничивающим то, что должно быть разлито во всей вселенной.

Смотрите, мой "Адам" пытался поймать солнечного зайчика. Попав на кожу, луч солнца материализовал ее поверхность, и Адам удивился… Другим "материализатором" может выступать боль. Хотя вот парадокс — многие больные вообще не ощущают боли. Некоторые спят прямо на железной сетке кровати, без матраса. А если санитары кладут одеяло, сбрасывают. В моей практике был такой случай. Как-то раз в клинике пустили отопление (хотя никогда раньше его и в помине не было), и несколько человек очень сильно обгорели.
Дело в том, что люди в этом учреждении живут каждый в своем углу. К примеру, был там один пациент, который 26 лет жил в узком проеме между открытой дверью и стеной, все время сидел там, прислонившись к стене, даже ел, не вставая с места. Я как сейчас помню, на стене, в буквальном смысле,
образовалась ниша: вот его голова, вот плечи, вот спина. Такие темные углубления… Так вот, несколько человек жили в клинике, прислонившись к батареям. И когда отопление пустили, они просто-напросто не встали со своих мест. Потом, когда мы осматривали их жуткие, ужасные ожоги, они говорили, что не чувствовали боли…

С психически нездоровыми обычная режиссерская практика не работает. Когда я фотографировал даунов для "Тайной вечери", среди них была девушка по имени Лена. На картине "Тайная вечеря" у нее руки сложены в замок. Я долго добивался определенного состояния ее рук, а она никак не складывала пальцы в необходимый жест, да и выражение лица было не то. Тогда я убедил ее, что у меня в руках божья коровка. Заставил поверить, что я осторожно держу ее за крылышки кончиками пальцев. Сказал, чтобы она не боялась: я не раздавлю божью коровку. Потом добавил: "Если боишься, что раздавлю, возьми ее сама. Сделай из кистей рук такую вот летнюю ограду, а я на нее посажу божью коровку". И вдруг ее беспокойство прошло. Я аккуратно взял вымышленную божью коровку и посадил ей на пальцы: "Смотри, смотри, она ползет. Вот она на кончике твоего большого пальца. Смотри, смотри — сейчас она взлетит", В этот момент срабатывала камера. Так мы поймали нужное выражение ее лица — она была уверена, что у нее на руке сидит божья коровка. Самое смешное, что я сам настолько погрузился в это состояние, что после съемок подошел к шторам и начал искать божью коровку: "Интересно, куда она улетела?"…

В психиатрической клинике больных часто используют для механической работы. Это изысканно называют трудотерапией. Например, поручают им делать из кожи выкройку рукавиц, а затем другие, здоровые, эти рукавицы шьют. Для больных это единственная возможность заработать хоть какие-то копейки. Но заниматься механическим повтором для таких людей — настоящая каторга. Долгое время я считал, что им — людям, с таким непонятным и, возможно, фантастическим внутренним миром, нужно раздать холсты, краски и глину. Мало того, что это будет терапевтически результативно, так еще могут появиться настоящие произведения искусства. Но потом я понял, что нет. Они, конечно, что-то нарисуют. Но нам, нормальным людям, их работы покажутся слишком примитивными. У них ведь нет никакой практики — а живописью нужно заниматься. А так, дашь им карандаш, они что-то изобразят, но это будут примитивные картинки-цитаты из прошлого. Единственно, я видел хорошие стихи…

Мне кажется, внутри общества людей с изменениями психики нет никакой иерархии. А если даже и есть, то не основанная на физическом преимуществе. Физическая сила им вообще смешна, так же как и санитары, ее применяющие. Авторитетом для них является только тот, кого они сами пускают в свою систему. Пустили ли меня? Трудно сказать. Иногда, когда я приезжаю Азербайджан, мы садимся и долго сидим. Молча. Иногда они спрашивают что-то, например: "Сигареты привез?" Да, они меня помнят, но такого, чтобы бросаться на шею — нет. Ведь если я выбираю кого-то, пусть даже для работы, то действительно влюбляюсь в этих людей. И это не кокетство. Более того, я очень хочу, чтобы и они меня полюбили… Очень…

В то же время я испытываю и некоторое чувство вины. Мне кажется, что раз погрузившись в мир этих людей, я в некотором смысле остался в нем навсегда. И теперь мне неловко оттого, что я Их выставляю на всеобщее обсуждение, что кто-то злословит на эту тему, а кто-то говорит: "Вот какой молодец, такую жилу нашел". Это самое больное и уязвимое место в моей работе. И это грустный момент тоже. А что делать, я не знаю. Честно, не знаю…
В актерской среде говорят, что самое простое — сыграть пьяного, самое сложное — сумасшедшего. Мне кажется, что сумасшедшего невозможно сыграть. Актер должен либо сойти с ума в процессе, либо изначально быть безумным. Единственный способ — воспользоваться психологическим методом погружения. Но как себя контролировать в таком состоянии и как из него потом выйти — для меня загадка. Хотя свои лучшие этюды во ВГИКе я играл, когда сам впадал в некое безумие. Правда, впадал так легко и естественно, что за некоторые из них мне потом попало. Мне бы очень хотелось снять фильм об этих людях, мне кажется, я их понимаю. Сценарный план у меня уже есть…


20 марта завершилась персональная выставка Рауфа Мамедова "Игры на подоконниках", которая проходила в галереи "Айдан", владельцем которой является наша землячка Айдан Салахова, дочь художника Таира Саалахова.

Много-много лет назад в один из душных, пахнущих дорожной пылью вечеров, состоялась знаменательная трапеза. Трапеза эта была окутана мистикой и потому вошла в историю как тайная вечеря. Сразу же после этой вечери, события развивались столь стремительно, что осознать, что же все-таки произошло в те несколько дней, понадобилась ни одна сотня лет. И теперь, нам кажется, случись нечто подобное той страстной недели, мы повели бы себя иначе. Не довели бы дело до большой крови. Мы стали лучше, умнее. Так нам кажется. И теперь мы достойны чуда. Мы ждем его, чуда.
Но вот появляются странные люди, явно не местные, то ли клоуны, то ли бродячие артисты и разыгрывают перед нами столь же странные, как и они сами, сцены. Сцены эти несколько смущают добродетельных зрителей. Возможно, они узнают самих себя. Как если бы посмотрели в зеркало. Но гневаться на этих заезжих артистов не хочется. Шуты, они и есть шуты.…Но что это? Приглядевшись, мы узнаем в этих клоунах участников той знаменательной ночной трапезы. Вот и главный их. Мы узнали его. И Иуда тут не при чем.
Как же так?
Мы ждем чуда, давно ждем, а эти лицедеи вовсе и не собираются, да и не способны дарить нам обещанного бессмертия. Что же нам делать, бедным, запутавшимся в своих пороках? Потешаться вместе с ними над нашими надеждами?
Нет, нет и еще раз нет!
Так что же делать?
А вот что.
Гнать их, этих клоунов! Изолировать!
А мы будем продолжать ждать, ждать чуда. Как бы долго не пришлось нам этого делать….