На краю леса
Она меня по имени зовет, когда луна всходит. Тоненько зовет, переливчато. А тени возле дома качаются, предупреждают – не пустим. Да они зря тревожатся, я и сама не пойду. Там, на краю леса, нечего делать.
Помню, отец мне новый пояс привез, кожаный, из крашеных кусочков, и еще бисером расшитый. Я нарядная такая шла, сначала к березкам – похвастаться, потом дубок поманил – я и перед ним покрасовалась. А там и край леса недалеко. Лес – это разве когда деревьев много? Да нет, деревья повсюду. А лес – он на месте не стоит, ходит, смотрит. По ночам особенно ходит. А про тех, кто в лесу живет, страшные сказки рассказывают.
Так я незаметно к самому краю леса и вышла. А там – она, сидит и ягодам жалуется: кто-то ее обидел. Я ей бисеринку с пояса подарила. Утешать никогда не умела, так хоть подарком порадовать. Она и вправду повеселела, смеется – гибкая, взъерошенная. Мы поиграли немного в салки – на лесной опушке, вглубь леса я забегать поостереглась. На другой день я снова пришла, и еще… А вечерами сидела на лавке, слушала старую Сиф – она мастерица сказки рассказывать. Только про лес она мало что говорила – боялась. Помню, словно вчера было: сидит старая Сиф, клубочек в руках вертит, руки темные, цепкие, и слова цепкие, за душу цепляются и остаются висеть репьями.
Я у Сиф долго про лес выспрашивала, речь издалека заводила, наивной прикидывалась. А на другой день убегала по тропке – и с той, что меня ждала, играла и песни пела. А когда дело к зиме пошло, разговорилась бабушка. Мол, те, что в лесу живут, одинокие, несчастные и норовят у чужого огня погреться. Только кто их к огню–то подпустит? И придумал лес для питомцев своих задумку хитрую. Кто такого питомца встретит, да время с ним проведет – крепко привяжется. А там один путь – в подменыши. Мол, твою душу в чужое тело, а свою, лесную, темную – в человечье. И, говорят, много таких простаков сгинуло – только как их сочтешь? Поди, разбери, кто с тобой рядом ходит, настоящий али лесной. Память-то остается. Говорят, порой подменыши и сами забывают, что не люди они, а так – не пойми что в чужом теле. Мол, только по тени их отличить можно – у подменышей она пошевеливается сама по себе, на земле ворочается – то потянется, то съежится. Долго Сиф говорила, и упреждала в конце: имени своего не открывай. Недаром всех детей наших не настоящими именами кличут. Настоящего-то и сам ребенок не знает, пока ему семь не исполнится. Ну, да мне сказали уже. Так что над байками Сиф я только посмеялась тогда. Подсела к огню и долго на язычки смотрела – оранжевые, поднимаются и опадают. Совсем как моя тень.
С той поры много времени пробежало – к лесу я давно не хожу. Мне ныне шестнадцатая зима сравнялась – уже не молоденькая. А такие, как подружка бывшая, меньше нас живут. Так что она старуха, пожалуй. А воет печально, тоненько, луне жалуется. Имя мое повторяет.
IP записан
|