WWW-Dosk | |
http://www.elhe.ru/cgi-bin/forum/YaBB.pl
Библиотека >> Скрижали >> стихи Dead Astronaut In Space http://www.elhe.ru/cgi-bin/forum/YaBB.pl?num=1404814271 Сообщение написано eotvi в 07/08/14 :: 1:11pm |
Заголовок: стихи Dead Astronaut In Space Создано eotvi в 07/08/14 :: 1:11pm
немного лексики
энтропия С каким мудаком ни едешь в купе, а послушай его и всё ему расскажи. Любой человек прекрасен хотя бы тем, что тёпл человек, разговорчив, округл и жив. Не просто же так именно этот вот скучный чувак дан тебе в ощущениях. Вот это оно и есть, называется "роскошь человеческого общения". И то, что его не засыпало снегом в палатке в обнимку с трупом твоим твёрдым и то, что тебя не засыпало чернозёмом в окопе вдвоем с половиной его трупа так это считай Мироздание и Провидение, сёстры-близняшки, любят тебя и целуют тебя в морду и за уши треплют, и чешут загривок -- ласково-весело-грубо. (А люди лучше всего смотрятся не в окопе, не в беге и не в казенной вагонной постели, а лучше всего они смотрятся, когда с энтропией бьются когда, например, становятся к мойке, чтоб вымыть вилки, накопленные за неделю, а также чашки и блюдца. и жмётся под мойку испуганное Неустройство Всего, ему там никак не устроиться и капает едкое фейри на шкурку его, и кран с кипятком никак не закроется. никто не отпустит теперь из-под раковины ощетинившийся мировой хаос, не оставит его в покое. вот так человек на минуту становится богоподобен, он создаёт Порядок железной рукою). Да даже когда в вагоне сидит и семки грызет, всё равно это лучше, чем если б его вообще не произошло. ведь он, например, занимает объем, который при прочих раскладах могло занимать какое-нибудь абсолютное зло . поэтому надо наушники вынуть, когда путешествуешь в поезде, с полки своей спуститься и за жизнь с человеком перетереть. пока не окоп, пока не лавина, пока из-под полки не вылезло всякое и не устроило тут и потом везде тепловую смерть. рыбный день книга жалоб 1. Родина Тем летом ночами над сортировочной кричал голос Родины неразборчивый, но уверенно-злой. (Теперь не кричит почему-то. Наверно, в рациях сцепщиков шепчет). Тем вечером пахло полынью и креозотом, концом санитарной зоны, золой. И запахи наливались, ветвились сердечной и шлейфовой нотой, становились богаче и крепче. Тогда было пусто на всех путях, и синий везде горел. Прохожий считал семафоры и звёзды с пустого стального, растянутого над путями моста. В минуту, когда семафоров и звёзд стало поровну, запах созрел и стал невозможен, и голос диспетчера нечеловеческим стал. И Родина голосом алюминиевым перегруженным прохожему рассказывала о своём. Синими огоньками стеклянно и пристально заглядывала в глаза. Потом говорит: "Садись на мой нос, расскажи о себе, а после давай споём". (За что она так нас теперь ненавидит? Что ты, несчастный придурок, ей о нас рассказал?) 2. Триумф Именно это, наверно, и называется "тоска" в медицинском смысле: когда внутри уже не скребётся, а подохла и растекается кошка, когда пересчитываешь в уме клёвые вещи, из которых навечно отчислен, а другие, к которым себя причисляешь, какие-то все понарошку. В новых вагонах никак не выключить радио, ручки нету. Именно это (а вовсе не Лени) и называется "тоталитарное искусство". С омерзением и умилением вспоминаешь позапрошедшее лето. "Мне уже многое поздно" — в тему подпел потолочный малежик, чтоб ему пусто. Сквозь заборы-коровники тащит тебя боковая верхняя полка. Остро хочется девочку-эльфа рядом, славы, тепла и денег. Из забывших тебя не составить пока даже маленького посёлка — вот уснёшь и увидишь обеих. 3. 9/19 Середина восьмидесятых, группа третьего эшелона. Не осталось ни текстов, ни записей. только мутные мятые снимки: идиотские стрижки, нелепые шмотки, гитары «Eterna». Интересно, где теперь все эти люди. кто их помнит по именам или песню, хоть пару строчек? на единственной плёнке с их сейшена в городе Химки оператор потом записал фестиваль в Сан-Ремо (на девятой скорости, с телека; зато в настоящий «Штудер»). только в городе Видное старый усталый тусовщик, только в городе Электросталь многодетная групи Эмма просыпаются в полночь от тихих прозрачных риффов с ощущеньем что им девятнадцать и что всё ещё будет. 4. Пирацетам вот возьми с подоконника слева коробочку с надписью «Пирацетам» разбуди человечка в коричневом твёрденьком плащике, спящего там. потряси, например, или там зажигалкой по лапке пальни его, гада; он проснётся, и усиками шевельнёт, и зашепчет: "Отстаньте. Не надо. Нет, не помню, с какого момента всё потекло не так; если б мне в девятнадцать показали меня в двадцать девять, я подумал бы: "что за мудак"; да чего говорить, даже мясо во мне всё с тех пор заменилось на свежее, хоть и жёсткое, чёрное, горькое. И не помню ни детства, ни снов. Так и где же я? Где же я?" 5. Рыбы Забавно смотреть, как небо у вас помещается в донышке глаза. И теплое солнце, и яркие птицы в полуденном небе. Я тоже их вижу пока ещё. Птицы, действительно. Но рыбы холодные, серые, скользкие, браза. да, рыбы холодные, скользкие, тихие, быстрые, бейби. И этим они охуительны. 6. Рыбы ещё Просыпаешься в десять в начале июня на тёплом ветру и свету. ощущаешь себя как в 15-16 — лёгким, пушистым и белым. А из зеркала смотрит робот с перфокартой, зажатой во рту. (Расскажи-ка теперь, что ничего для этого специально не делал). Да, из зеркала смотрит рыба с железным крючком в губе. Пузырями попробуй живым объяснить, что рыбой стать не хотел; да, лови плавниками тёплые ноги, рассказывай им о себе. Посмотрел на живых и ко дну возвращайся скользить меж чешуйчатых тел. Просыпаешься в десять в начале июня на тёплом ветру и свету, забываешь сны, вспоминаешь имя и список текущих дел. А из зеркала смотрит рыба с мотылём и крюком во рту. Ну звони живым и побулькай в трубку, что рыбой стать не хотел. 7. Burda Moden Что там было, в траве под забором, в мокром мраке, тёплом и тайном? Собирался ведь посмотреть попозже — ни назавтра не смог, ни потом не. Может, ёжик там жил или полмотоцикла лежало ржавело в росе хрустальной Ни травы, ни забора, уже двадцать лет. Молодец хоть вспомнил. Ну неважно, проехали, слушай, что изначально собрался сказать я: Всё отлично, только не надо больше вслух проговаривать, где мы. Вот в рабочих посёлках ведь женщины шьют в ателье вечерние платья, хоть пойти в этих платьях и некуда, даже в гробех они не в тему. Так и нам надлежит, как тем тётенькам, по выкройкам burda moden, Совершенствоваться, условно, в шитье сарафанов из ситца. (Вот давай я убитую “ниву” куплю, в камуфляж наряжусь – и в болота. Или как-то ещё приготовлюсь к приключению, которого не случится). 8. Протока там, за второю протокой в Затоне, считая от Колымы, лежбище старых судов (речные — не "корабли", а "суда") снег и тальник там и сталь там, северная красота. Там мы играли в мутантов, бегали гулко мы. Что я решил это вспомнить в тени наступающей чёрной зимы? нет тут какой-то занятной развязки, морали, внезапного чуда. Просто мне нравится говорить о себе и о ком-нибудь: "мы". Так это радостно, знаете ли. Впрочем, вам-то откуда. 9. Колодец Падая внутрь полураспиленного контейнеровоза, Успел подумать — зачем они вырезали именно этот кусок железа? Чего не могли начать разделывать судно с носа? Какая им, в принципе, разница, откуда резать. Когда уже дно, наконец, сколько можно падать? увидел, что ржавое темное брюхо вокруг исчезло. Проносятся стенки колодца, и корни из стенок лезут. Цветные сплетаются корни, насколько хватает взгляда. Прошло десять лет, и корни сплелись в неоновый город. А город рассыпался на автобазы, заводы, заборы, Еще политех, пролетевший буквально в двух сантиметрах. И поле полыни под теплым неровным ветром. И даже сейчас, дорогие коллеги, на середине доклада, простите, смотрите, линолеум рвется, линолеум липнет к стенам колодца — я продолжаю падать. 10. Отделение — Что у тебя здесь? — Каждую ночь во сне из детства тепло и ярко. Тает сосулька вдоль позвоночника, тает в темечке ком ледяной. — Ты? — До пятнадцати лет собирала зачем-то марки. Каждую помню чётко, лучше, чем малых детей своих, которые спят за стеной. — Что у тебя? — Рассказать-то нечего, всё у меня слава богу. Можно, я лучше стихотворение в мои полминуты прочту? — Следующий, говори. — Потом отменили северные, оплачиваемую дорогу. Незачем стало маме работать в аэропорту. — В очередь, у тебя? — Женщины эти на стенах, туземный атолл отчизна которых, Автомобили феррари на вкладышах "турбо" (красные не ценились, кстати), были не просто радостью, а себе самому обещанием, начисто (ясно теперь) провафленным, с каким-то даже задором — типа не очень-то и хотелось, у меня тут своё — духовное — алкопати. (Двое в комнате: я и френдлента, и выжатые пакетики чайные). — Первые трое на выход, контейнеры с жалобами оставляйте тут. А ты, который про сиськи на стенах рассказывал, жди. Мулатки твои идут. 11. Тивит Выезжать из съёмной квартиры с каждым разом как-то тоскливей. А хотел ведь всю жизнь просвистать по ним, лайк э роллинг, чтоб его, стоун. Но ведь именно тут я тросом стальным ковырялся в осклизлом сливе. А вон там мы огромной уютной ёлкой поцарапали гипсокартон. В книге жалоб и предложений по улучшению мироустройства нет страницы такой, чтоб без строчки моей, нацарапанной маркером тонким. Еле-еле на рынке нашел эти, в грубую клетку, сумки из девяностых. Грузовое такси почему-то дешевле простой, с седоками, "волги". И пока грузовое летело к нам по равнине трагично-снежной, Я достал тёмно-синий маркер для дисков, писал у сумок на коже: "счастье моё, я здесь и жду тебя"; а с другого бока, конечно — "Тивит никогда землёй не был и никогда быть не может". по алмазной ржи Чтобы найти себя, чтоб примириться с Родиной, Чтоб на пенек присесть, в ёлочку скинуть стресс, И заодно ещё в целях сбора смородины Сергей Алексеевич Невыносимых отправился утром в лес. Ясно: Серёжа себя потерял. Но Саша его нашёл! Шёл по грибы, глядит: Ель. Половина тела. А что пол-Сергея медведи отгрызли, это и хорошо: Можно сказать, что Родина его приняла и съела. http://www.stihi.ru/avtor/dad |
WWW-Dosk » Powered by YaBB 2.5 AE! YaBB © 2000-2009. Все права защищены. Localization by mySOPROMAT.ru |