WWW-Dosk | |
http://www.elhe.ru/cgi-bin/forum/YaBB.pl
Библиотека >> Скрижали >> стихи Андрея Ширяева http://www.elhe.ru/cgi-bin/forum/YaBB.pl?num=1382315006 Сообщение написано eotvi в 10/21/13 :: 3:23am |
Заголовок: стихи Андрея Ширяева Создано eotvi в 10/21/13 :: 3:23am
Отменяем последнее действие. Взлом
событийности. Скучный монтаж мишуры. Поцелуй через небо. Лицо за стеклом. Электронная версия старой игры. Технология жизни без боли. Беда – в защищённости чувств. Безопасный транзит. Не пугает ничто, никого, никогда. Никогда. Никому. Ничего. Не грозит. Облако причаливает к горе. К облаку причаливает самолёт. Так ли уж важно в этой простой игре, кто и кого насколько переживёт? Братское небо, влажная простыня. Звёзды ложатся в пашню плечом к плечу. Семя двудольное, космополита, меня, пусть закопают в космос. Я так хочу. Сам себя — из бумаги в журавлика. Хрипнет манок, поднимаются крылья, приходит прекрасный кураж, но глянь: мохнатые трупики бабочек — прямо у ног. С каждым днём их становится больше. Становится страшно. Так стерильна любовь в наших порознь лежащих телах, так похожа на скальпель, что, кажется, мы поспешили превратиться в цветы на семи обгоревших стволах у дороги, ведущей к еврейскому кладбищу в Лилле. Шаг назад — от бездарных богов и разумных рабов. От себя. Чтобы жить, как бумажная эта фигурка, кочевать по периметру неба в семье воробьёв. Быть своим. Но всегда наотлёт, точно руки хирурга. И снова о жестах. Пространство, лишённое речи, уже не пространство, а клетка, мечта полицая. Ладонь поднимается в воздух, дразня и переча, и движется слева направо, меня отрицая. Да что там — весь мир отрицая. Бряцая цепями на длинных запястьях под хлопковыми обшлагами, движения рук порождают прозрачное пламя, как будто из воздуха складывают оригами. Лишиться бы голоса, рот набивая печеньем в каком-нибудь доме забытом — своём или отчем… Нет речи — и нет обречённости. Нет отреченья. Осталось одно красноречие жеста. Но, впрочем, эстетике всплеска цвета неважны. В чёрно-белом люмьеровском смокинге, мир экспрессивен и краток; любой персонаж, отрисованный углем и мелом, изыскан, как лайковый вектор полёта перчаток. Запутался. Хватит. Пора затыкаться. Вполне бы хватило и просто сидеть, как сверчку на нашесте, держа на ладонях, воздетых к спокойному небу, не дар немоты, а любовь, воплощённую в жесте. На стоянках бесед, точно боль на лице, видна потребность, не справившись с логикой перевода, предметам придумывать новые имена. Так, наугад безымянную прежде воду называя водою, не то чтобы видишь суть воды или жажды, а просто хватаешь свёрла, дырявишь мембрану и открываешь путь звуку, который не может покинуть горло. Всё беспечней ночные стоянки. Слова в золе, как слитки недрагообсценного. Но однажды вода исчезает — вся и на всей земле. Здесь-то и понимаешь, что значит — жажда. Опять землетрясение. Вулкан, плеснув огня в подставленный стакан, добавит к патентованному зелью негромкое: запомни — баш на баш. Бери в кредит. Когда-нибудь отдашь, удобрив пеплом небо или землю. Дым из окна. И тот же дым — в окно. Так азиат, надравшийся в… смешно сказать, но я скажу — бутылкой пива, лежит и выдыхает кислый смрад, обратно задыхая аромат засиженного чайками залива. Словечки… Знаешь, собственный язык похож на катехизис для заик - всё камерно и вкусно, но попробуй, пропой. А, впрочем, каждому своё. Событие влечёт со-бытиё и раздражает, как блоха под робой. Мы выживем. Я выживу свой срок, она — меня. Прохладный ветерок то бьётся оземь, то бросает наземь, то освежает, как удар под дых. А жизнь, что не делилась на двоих, теперь легко поделим даже на семь. Кузнец, мне скоро стукнет пятьдесят. Не страшно, если — не: инфаркт назад я понял, что живу чрезмерно нервно. Но, видишь ли… однажды старый страх проступит, точно вены на ногах. А это эстетически неверно. В далёкой дали, за орбитами планет танцует женщина, похожая на свет. А рядом — там, где сушится бельё, танцует свет, похожий на неё. Играет сын, похожий на неё. Кружится мир, похожий на неё. Танцует женщина. И на её плече - танцует космос в тоненьком луче. Сестра моя, для каждого из нас уже случилось нечто, безвозвратно, и медленные пчелы аккуратно последний собирают мед. Парнас оскудевает жизнью, музы немы. В беседах вымирающей богемы такая лень, так монолитен зной с утра до крика полуночной птицы, что, как улитке, хочется укрыться в непрочное жилище за спиной. Покойно привалившись к валуну я жду веками, превращаясь в глыбу. Ты мне покажешь красную луну чуть выше мира. Я скажу: спасибо. И жуткий дар пытаясь отворить ладонями и сердцем, в укоризне опять приду к тому, что в этой жизни все мерится способностью дарить и принимать дары. Сестра, незримо войди в меня, останься, оживи в моих стихах, на побережье Крыма. Луна светла. Ни слова о любви. Был горький дым, когда на небе утлом пять с половиной тысяч лет тому я сотворил тебя в шестое утро в Крыму. Улыбка мира, девочка, растенье, меж нами только древний воздух снов и рук неторопливое цветенье и слов. Тугая речь срывается и вьется, смеется, упивается собой. ...а заполночь такая боль начнется, что — пой! Меж нами — только воздух. Слишком прочен его гранит; его табачный гул горячечным касанием порочен, сутул. Сестра моя, пока глаза, темнея, не смеют ни сказать, ни изменить, я буду ждать, поскольку ждать больнее, чем жить. Но если эта ночь устанет длиться, позволь мне, жено, голосом седым упасть к твоим коленям и разбиться о дым. Улыбнусь мимо окон — и мне улыбнется в ответ городская Диана с подножки ночного трамвая, загорелой рукой пневматический свой пистолет в ненадежное небо к осенней луне воздевая. Так стреляй же, охотница. Здесь, в темноте, на краю, на горбатой околице бедного третьего Рима, подари мне шальную печальную пулю твою, обручальную пулю с кольцом обручального дыма. А потом — за глоток до рассвета — ты помнишь? — вдвоем заболеем, прольемся безмолвной, закушенной страстью в зарастающий медленным бледным сиянием дом через стекла холодные — хрупкие, точно запястья. http://www.shiryaev.com/ |
WWW-Dosk » Powered by YaBB 2.5 AE! YaBB © 2000-2009. Все права защищены. Localization by mySOPROMAT.ru |