Критику и добрые советы принимаю с благодарностью.




Лето, и дрок цветет.
Вечер гаснет в полях.
Словно душистый мед,
Тень заливает шлях.
Домик прижат горой,
Девочки сон хранит.
Ночью звезда в ведре
Тихо о край звенит,
Жжет глухоту насквозь
Яростью хрусталя.
Выпьешь ее с водой,
Станешь потом как я.





Вся ночь на лоскутья разорвана снами из детства.
Рассудок вскипел, атакован навязчивым бредом.
Я вышла из дома, оставив попытки согреться,
И тихо стояла под серым светлеющим небом.
А там приближается майский пятнадцатый скорый.
Идет в лобовое, невидимой тяжестью давит.
Но тот, кто в кабине, не важно - он каждый, который -
Внесет свою лепту, портретного сходства прибавит.






У тоски проступило лицо человечье,
но осталась походочка легкая, лисья.
То засмотрится, глупая, в синюю вечность,
То зачем-то припустит по улицам рысью.
Поцелует, стыдясь, теплый мячик футбольный,
Потеряет внезапно присутствие духа
И за дальним углом тихо канет в приволье,
Колыхнув озерцо тополиного пуха.

eotvi, это очень красиво. Но, пока я читала Ваши строки, у меня в голове звучала музыка. Может, имеет смысл переложить это на музыку?  :-[

Лео Тэамат, я бы с радостью. Но во мне, иногда к моему глубокому сожалению, либо звучит слово, либо - гораздо реже - музыка. Не координируется одно с другим.

Как ватное облачко, вставшее на попа,
Как дыханье ребенка запахом молока -
О Бог мой, неужто бывает, шиповник чтоб цвел во льду?
Вот ты открываешь двери, и я иду
Рядом дворцовых комнат, где стены - свет.
Летят с потолка драконы из пестрых лент,
Цветы, конфетти и перья, и мишура еще.
Вот я открываю двери, и ты идешь
Бутонами тьмы, где место и время спят,
Телами ручьев, которые сплошь кипят,
Колодцем, играя в гляделки с моей судьбой,
Мимо застывшей стражи - она не вступает в бой -
К центру, осколком в сердце. Конец пути.
Но там ничего, куда бы ты мог войти.
Теперь это вижу, знаю как жизнь, как смерть.
Листочек, уходишь плача. А я остаюсь гореть.









Длит молчание дождь, по зеленой траве шелестящий,
С недалекого неба покоем на кроны сходящий.
Пропитавшись живой, исцеленной от жажды листвою, Позволяет дышать, тишину заполняя собою.
Безраздельно едины в твореньи неяркие краски.
Человеку не знать никогда глубину этой ласки -
Без границ и покровов искусных, и без ухищренья,
За порогом прощанья, в канун своего воскресенья.







- Какой, скажи, дороге вовек не быть пройденной?
- Пяти шагам до плача над целью пораженной.
- Ответь, какое сердце врагу себя не выдаст?
- Которое до смерти готовится на вынос.
  Такие разговоры. Молчание не лучше.
  И взлетной полосою весна уходит в тучи.









Сейчас, иль никогда - зарок.
Последует расплата.
Не назначай надежде срок под дулом циферблата.
Согрей ладони, прикури от газовой горелки,
Что хочешь. Только соль не сыпь
На хвост секундной стрелке.
Да, ломкой финишной черте
Позволь кругами бегать.
Не то тебе придется встать
И глупостей наделать.







Догорели нелепые чаянья.
Плавит солнце молчащий пятак.
Пусть бессонный участок сознания
Всякий раз представляется так.
Мертвый штиль. Но ведь кто-то здесь движется,
Ломит кромку кустов посолонь.
На доспехе трехструйная ижица,
Ослепительный жидкий огонь.
Полдень вечен, и вечно отрочество.
Улыбается. Ишь ты, какой!
Нарушает мое одиночество,
Давит ягоды латной рукой.

Очень.

Местами перекликается с Федерико Гарсиа Лоркой, по ощущению.

Дорогая eotvi, пожалуйста, приносите нам свои стихотворения... и размещайте их в данной теме, при помощи функции "Ответить". Это будет Ваша персональная тема.

Всё полетит куда-то псу под хвост.
Узнаю, наконец, о чём тоскуют,
Когда в падучей тяжко рухнет мост,
И вдруг обломки голову минуют.
Шквал тишины, Господь. Огонь и мёд.
Но различим тому, кто смотрит в дыры,
Лишь аромат цветов и ветхий плот
В ночи перекосившейся квартиры.






Чёрный блюз. Аритмия души.
То, что выше закона.
Часослов кроветворной глуши
Без поста и поклонов.
Брызнет соль. Покориться и пасть -
Все по-своему правы -
Чтоб принять в себя страшную власть
У подножия славы.
Голос рашпиля. Голос-смола.
До-людской, до-животный,
Верх бесстыдства.
Горенье посла
В тишине эшафотной.






Плывёт Левиафан над городом,
Без глаз, без слёз, с тремя хвостами.
Лежит на воздухе распоротом,
Как ваты клок на одеяле.
Не потому, что одиночество
В спине его прогрызло дыры,
Не потому, что даже хочется
Сквозь крышу в чуждые квартиры,
Где властвуя, диктат поверхности
Слиянью угрожает матом.
По человеческому времени
Пять дней до единенья с братом.






- Милый Арлекино, как у нас дела?
  Я была мужчиной, женщиной была.
  А теперь я бабочка. Трубкой хоботка
  Выпиваю Ваши тени с потолка.
- Детка, ты плутовка. Бабочек здесь нет,
  Говорить неловко. Впрочем, дам совет:
  Перейди на вина - сладко быть в беде.
  Я не знаю, кто ты, как, когда и где.

Ветра бесчинство в до-лиственной праздничной серости.
Ветер бросается серой собакой на серый штакетник.
Сорвал и унёс, как прошлогоднюю газету, время суток.
Ветер вселяется в белое платье на стуле...





Дерево ветра. Прозрачные ветви нащупали город.
Вот против шерсти огладят цепную холодную реку,
В новенький баннер дрожащий швырнули вороной,
Заводят песочные пляски вокруг человека.
Снова и снова касаются лиц, будто важно им знать -
Мы за кого выдаём себя зрячим глазам?

Не печалься, мой друг, эти слёзы - не следствие горя.
Нет причины скорбеть и дрожать от обиды губой.
Через прорези маски приходит огромное море
С отраженьем того, кто склонялся над тёмной водой.
Суета, простота, дивный сон, поединок молчаний,
Глупой веры горячей такой ненадёжный понтон -
Это вне обязательств, безжалостных вне расстояний.
Это дар, за который не ждёт благодарности он.






Никогда ни о чём не просить,
и ни в чём ни за что не признаться.
Много *не*. Против воли остаться.
Будет дождик с утра моросить.
Воля слабая, пусть помолчит.
Тишина просочилась сквозь щели.
Над столом, за которым мы ели,
Одинокое небо как щит.
Изгибается тело ручья.
Спит бродячая туча ничья.

Цыгане шумною толпой вдоль Ганги табором кочуют.
Вот у раджи слона сведут, потом на ярмарке надуют,
Радже другому продают. А после, пляшут и поют.
Меж тем, как жадина-вайшья,
Обличьем схожий с перцем чили -
Ему от имени раджи слона покупку поручили -
Глядит, от страха пожелтелый,
Покуда голова - часть тела,
Как слон, сдуваясь до конца,
Сдувает к чёрту пол-дворца.

Кричат охотники-стрижи.
Золоторозовое небо
Бездонней пропасти. Держи
Своё вино и ломоть хлеба.
Совсем под веками светло.
И там без устали, годами,
Всё чертит острое крыло
Твою судьбу над проводами.





Туча осени прёт через двор.
Это мама, косматая, грузная.
За подолом волочится сор,
Вместо шляпы - горбушка арбузная.
Спотыкается о кирпичи.
Плюхи жду я, упрямая гадина -
Вот опять потеряла ключи,
Все последние деньги потратила.





Как ветер, для огня определенной силы,
Как лёгкий поцелуй, что утром дарит милый,
Сердца заворожив и головы кружа,
Оставь свой страх. Пройди по лезвию ножа.
Над пьяной высотой, над полусном незрячим,
инертности людской над озером стоячим,
Привязанности до, как объяснял отец,
В крысиное гнездо. И выжги, наконец.

Тихо села под трубою
Ночь с шершавым языком.
Обняла, и молча поит
Синим горьким молоком.
Уши жмёт, ворчит сердито,
Слыша как тошнит меня
От раскрашенных улыбок
И расшитого белья.





Обручились сияющим вечером
Расставанья мои с невстречами.
Листопадов плащи - с цветением,
Торф и уголь - с живым растением.
Неразбавленным счастьем мыканым
Над далёким зелёным выгоном
Первый крик - на последнем выдохе.





- *Садися, Марыся.*
- *Сажуся, Маруся!*
    Раз ты не робеешь,
    И я не боюся.
    От самой границы
    Твой отблеск хрустальный
    Бросается в лица
    Изнанкой зеркальной.
    За тенью - всё тело.
    За первой - вторая.
    Вот небо синеет
    Сквозь крошево мая...

Эотви, Ваши стихи волшебны. Даже если порой какая-то рифма резанет глаз (например, "меня/белья"), каждый стих в целом - подарок. И хочется растащить на цитаты. И - в каждом из них мир, как в капле воды.
Спасибо.

Хатуль, спасибо. Когда знаешь, что твоё дело кроме тебя нужно ещё кому-то - это очень много. Над рифмами работаю, но не всегда мне удаётся совместить красоту с истиной момента.
Спасибо вам всем за то, что вы есть.

Город снегом полузадушен.
Одиночество - лучшая страсть.
Ветер делает красными уши,
То стихает , то учится прясть.
Я подхвачена. Всё изменилось.
И никто не узнает о том,
Где дневная звезда опустилась
На заросший сосульками дом.





На ускоренной плёнке не жизнь, а полёт.
Вот речная вода превращается в лёд,
Вот его по колено затянут снега,
Вот по снегу бегут господин и слуга.
Первый тащит салазки, второй налегке.
Коловая пенька примерзает к руке.
Ветер силы такой, что два вдоха подряд.
Но всё ближе посёлок. Вон, трубы дымят.





В тяжком пушечном теле
Навек поселяется рёв.
Шарканье помнят ступени,
Воду - глубокий ров.
Гулом колёсным полон
Всклень мостовой настил.
Плачем ночным младенца
Тот, кто детей растил.

Последнее - лаконично и прекрасно. Спасибо.

Залы опустелые, поезда ушли.
Солнечными стрелами день лежит в пыли.
Можно сесть, задумавшись, можно песни петь,
На замок незапертой дверью поскрипеть.
Или туш насвистывать, позже перестать.
Или вот чечёточку взять да и сплясать.





Над потоками травы небо долго хмурит бровь.
Из прокушенной губы - виноградный сок, не кровь.
Пальцы тянутся к воде, и она меня простит,
Как пристало всем везде. Ветер песенку свистит.





На зелёных полях дымки серые косы.
Никакого жилья, никаких сенокосов.
Обручённый с травой, ветер лёгкий и нежный,
Над моей головой чертит круг обережный,
И растут облака из-за близкого края,
Высотой говоря, тишиной настигая.





Комариный тонкий писк.
Листьев хаос многомерный.
С головою Олоферна
Сходством бредит лунный диск.
Вот такой он, глупый рай -
Неустойчивость накала.
В лёгком привкусе металла
Спрятан яблоневый май,
В спящих птицах - синий мёд.
Океан любви над полем,
Где для звёздных колоколен
Полночь травами поёт.

Лисица видит сыр,
А сыр лисицу - нет.
Из круглых сырных дыр
Исходит яркий свет.
Там бегает монтёр,
Кричит кому-то: *Шесть!*
Нет, ни одна лиса
Не станет это есть.

^)  Станет и с удовольствием.

Спасибо.

С уважением,
Антрекот

(наконец добравшись прочесть всё  внимательно)
Отличные стихи.
Eotvi, у вас великолепная образность, яркие ассоциации. Стихи по большей части воспринимаются очень цельно, как моментальный снимок или быстрый рисунок. И за сиюминутным впечатлением открывается глубокий смысл. Китайской и японской поэзией не увлекаетесь, случайно? А ещё мне лично это чем-то перекликается с Дмитрием Ревякиным. Может, строем фраз. Довольно изящно, кстати, обращаетесь с синтаксисом - особенно когда идут короткие фразы. Мне у Вас более "рубленые" по ритмике стихи даже больше нравятся.
Также нравится сюрреалистический юмор многих стихов.

А вот с рифмами нужно определённо работать. Вот насчёт этого не знаю - образы прекрасные, но рифмы... Или оно именно экспериментаторское такое?

Цитировать:

Ветра бесчинство в до-лиственной праздничной серости. Ветер бросается серой собакой на серый штакетник. Сорвал и унёс, как прошлогоднюю газету, время суток. Ветер вселяется в белое платье на стуле...

(Там, кстати, сбой ритма в третьей строке).
А рифмы вроде "город - вороной", "знать - глазам", "ещё - идёшь" - вот над этим-то и поработать бы. Увязать образ с формой.

Ingolwen, в юности я восточную поэзию, по выражению моей бабушки, почитывала.Это слово очень ёмко выражает степень знакомства меня и восточной поэзии. Так что знатоком себя не назову.А вот принцип восприятия и запечатления очень близок мне, да.
  Рифмы...принято. Работать над ними нужно больше и лучше, без потачек собственному разгильдяйству.Ваше мнение в этом случае - стимул для меня.
  По поводу экспериментаторского: третья строчка упорно не желала принимать физиологичную позу.Я ей: *Стройся!* А она мне:*Шиш с маслом!* И так пятнадцать раз подряд. *Ну и чёрт с тобой, стой как умеешь, позорище! - сдалась я, - Буду всем говорить, что ты у меня эксперимент такой.* А о прошлогодней газете сказать очень хотелось, как и о времени суток, любом возможном, неважно каком.
  Спасибо.

Рукам легко, и слух обложен ватой,
И пышный дым над низенькой трубой.
Совиной траекторией крылатой
На землю опускается покой.
Избавившись от тяжести мороза
Так трепетно и тихо всё кругом,
Как будто вышли снеговые козы
Кормить деревья тёплым молоком.





Сигареты - в карман. Зарывается в волосы ветер.
Обнимает, стихая, как будто не видел давно.
Чёрный башенный кран мне по левую руку на свете.
А по правую - листья танцуют. Немое кино.
Безраздельные сумерки смотрят в глаза светофорам,
На окраинах дышат за каждой прозрачной стеной,
Замыкают в ошейник огней надоедливый город,
И смеются над тем, кто уверенно едет со мной.





Декабрь суетливый, беспокойный,
Так беден на полотна лёгких вьюг!
Инкогнито толпы, немым и стройным,
Он разорён на мелочности вдруг.
Кому нужна подробностей завеса?
Она напоминаньем служит лишь,
Что за деревьями - увы - не видно леса.
А ты всё на черёмуху глядишь.

Вижу кожей и слышу кровью.
Спелой радугой льюсь в стекло.
Ночью дышит Земли подворье,
И от этого мне тепло.
Сны готовят походный ранец.
Лишь один, сердце сжав в горсти,
Всё-то медлит, блажной упрямец,
Всё не хочет меня спасти.

Стань звездой путеводною. Вспыхнуть - момент.
Игнорируя пластик червей-кинолент,
Пыль рассказов пустых, злое топливо книг,
Отправляя ко дну свой сияющий бриг.
Будь грозой и туманом, в котором огни,
Накладной и Кораном, и всеми людьми,
Мокрой чёрной землёю, кормящей табак,
Свистом провода, кровью бродячих собак.
Этим вечером воздух подходит к концу.
Не разбитая жизнь потечёт по лицу -
Вот струна, что на горле была, порвалась,
Вот сметает плотину, вот я разлилась.
Проникаю во всех, кто нахлынул в меня,
В тех, кто стражу несёт и стоит у руля.
Ни к чему компаса, если всюду вода.
Закрываю глаза я и вижу: звезда.

Жёлтые стебли травы прошлогодней
Никнут в канаве у туфельки модной.
Солнце, пустырь. Это что-нибудь значит.
Девочка курит, и девочка плачет.
Слёзы прозрачней воды под ногами.
Первоапрельской неласковой гамме
Отданы, словно деревья равнине,
Пепел, и горе, и небо над ними.

Осмысленные лица поездов.
Витые желоба внутри ангара.
От судорог при поиске углов
Рассудок тает крыльями Икара.
Заблудишься. Мазутом станет кровь.
Не трать резерв на детские вопросы.
Узнаешь сам, когда придёт любовь,
Зачем ей вместо рук стальные тросы.

Если вдруг огонь станет голубым,
И клубок страстей обратится в дым,
Заглянув в себя, сделай вещь одну -
Отложи дела, подойди к окну.
Так легко дышать, всех контекстов вне:
С осенью на *ты*, с ветром наравне
Палою листвой нежности шептать,
Уходя домой ничего не ждать.
Значит, всё сбылось. Есть безлюдный лес,
Оттиск грозовой, рвань ночных небес,
Есть кусок земли, где прошёлся гусь.
Всё, о чём молчу, почему не снюсь.





- Сильный, где твоя сила?
- Ушла в ледяные выси
   И светит неугасимо
   Взглядом голодной рыси.
- Нежный, где твоя нежность?
- В чужом необъятном храме.
   Её, соблюдая спешность,
   Намедни из дома крали.
- Вольный, где твоя воля?
- Ослепшим щенком, утрата
   Себя не помнит от боли,
   На грязной стене распята.
- А что же тогда осталось?
- Терпение счёт оплатит.
   И чтобы его измерить,
   Всех жизней твоих не хватит.

Ветер с надкрыльями цвета черешни,
Чем заманил аромат тебя здешний?
Кружишься в листьях и хлещешь кустами,
Ищешь зарю у воды под мостами.
Тихий, размеренный шёпот болотный,
Между стволами туманов полотна.
В шорохе дней, в полудрёме покоя
Колкая дрожь настороженной хвои.
Здесь не найдя ни огня ни приюта,
Сыростью дышишь в затылок кому-то,
В мокром распадке, в глухом захолустье,
Вдруг замирая от страсти и грусти.

Ещё не случалось какой-нибудь лютой вражины,
Сестрёнки-братишки успехи делили поровну,
А сердце росло в пространстве замочной скважины
И вышло внезапно по ту и по эту сторону.
И как не глуши алкоголем частот сомнительных,
И как не кидайся в объятия квеста нового -
Как больно -длиннее любых расстояний длительных.
Как странно - короче сухого щелчка куркового.






Липнет к стеклу красота-темнота. А в ней
Два фонаря на бетонных прямых ногах.
Ровно горят. И непонятно мне -
То ли снега затерялись в ночи, то ли ночь в снегах.
Я сегодня устала, mon ami, совсем одна.
Моё время застыло на перекрестье рам,
Моя радость ушла на праздник, моя печаль
Залезла в мусоропровод и сдохла там.

Тайники ожидания, сердца трепетный бой
Тишина непрощания разрывает пилой.
Или это пригрезилось в ледяной листопад?
Чтобы бритвой не резалось - ни пол-слова назад,
Где в октябрь неистовый опустились ключи.
Нет ни неба, ни пристани. Всё молчишь? Ну, молчи.

Расслабься, помолчи. Гляди в прореху-ночь.
На вымытом стекле испарина дыханья.
Сквозной экспресс летит, и очертанья рощ
До зелени звезды скрывают расстоянье.
Прозрачное тепло. Невидимый заслон.
Исполнившееся опять переживая,
Ты не волнуйся так. Пей долгожданный сон,
Пока идёт в зенит звезда сторожевая.





Это - долг из прошлой кальпы,
Это - высохшие скальпы -
Я не слишком тороплю?
Это чьё-то *нетерплю*,
Переклички, пересуды,
Бряк сдвигаемой посуды,
Чтоб удобней наливать.
Посчитаешь - марш в кровать.





Сигаретный дым клубится. Лампа светит прямо в глаз.
Выгибает хищно спину полосатый зверь матрац.
Безобразная картина. С простынёй в руках прошу:
Ну поддайся мне, скотина, а не то - распотрошу.

Как это было в прошлый раз? Ну что же:
На створах певчих, бронзовых ворот
Нагое тело с почерневшей кожей.
Сияет солнце, и толпа орёт.
И исковерканный молчаньем рот
Уже ни слова выдавить не может,
И разум оползает в липкой дрожи.
Нас четверо, смотрящих сверху вниз.
Происходящее страшнее наших лиц.
Тела стервятников под грязными ногами.
Предательство оправдано словами.





Станет очень трудно - приходи ко мне.
Ляжем спать валетом, отдохнём вполне.
Розыскные службы не найдут концов.
Принесёт соседка банку огурцов.
Сварим вязкий кофе, купим папирос,
Помянём Варвару и Варварин нос.
Только не придёшь ты, гордая княжна.
За окном синица. Я хочу рожна.

Мишка наелась ягод с той стороны забора.
Крутит, ошеломлённая, маленькой головой:
Сколько у сказки тягот, если она не впору!
Кончился день продлённый, надо идти домой.
*Кто за меня здесь плакал - все мои слёзы вылил?
Вырастил соль в тарелке, в стол карандаш воткнул?
Ходит сквозняк с размахом, не продохнуть от пыли.
Чьи тут на стуле грелки? Чей этот чёртов стул?*
Радугой перламутра, в спальню, к своей постели,
Мишка плывёт упрямо - гостя в клочки порвать.
Вдруг наступает утро, в спальне светлеют щели,
И над сопящей - мама. *Детка, пора вставать.*

Синий сумрак. Серый дом.
Воздух катится в проём.
Из незапертого крана
Тихо капает вода.
Зубоскальства эскапада,
Неизбежностей чреда.
Губы лижет лунный полоз,
Сон по комнате кружит,
Проходя в объём стакана
Луч янтарный дребезжит,
И в объятьях носит колосс -
Исступлённый, тёмный голос,
Что от боли не дрожит.

Катится и катится октября река
Через утонувшего в горе дурака.
Тень его цыганкою виснет на руке:
- Что такое яркое в сердца кулаке?
   Толку-то от памяти. Здесь казённый дом.
   А пойдём, на паперти водки деранём?
   Чёрная, усатая, белка скок-поскок
   Влезет ночью в форточку, отгрызёт свисток.

Он любит утешать рыдающих детей.
Он свой среди своих в конгрессе пацифистов.
Он написал сто штук гуманнейших статей,
Отечески журя взрослеющих фашистов.
Ему принадлежат спорткомплекс и кафе.
Он в срок - ведь обещал - заканчивает повесть.
Он с речью как всегда на дружеской ноге,
Но больше прочих слов, он любит слово "совесть".
Он ценит красоту. Ату его, ату.

Одержимость ночной дорогой.
В пальцах - хрупкий кусочек счастья.
Разомкни, отожми по-новой,
Забинтуй лоскутом от платья.
Что ты плачешь, моё спасенье?
Посмотри на поля под снегом.
Стану я ручейком весенним,
Побегу лепетливым бегом.
Вот, в крови оседают льдины,
Лезет в шкаф полоумный Кафка.
Громко шепчутся гости Дины.
Воскресает из пепла шапка,
Что на воре сгорела бедном,
Не дождавшись конца обеда.





Круг луны - он издали, как миска.
Ночь с краёв послизывает лёд,
И зубцы проснувшегося диска
Языком обманутым найдёт.
Синева в тисках морозных сжата,
Из царапин выступает яд.
Низко тлеет облачная вата,
Искры снега скоро полетят.
Злее свет, и обороты выше.
Не спеша. На глубину слезы.
Пусть глухие костным мозгом слышат
Страшный визг измученной фрезы.

Тишина, темнота. На двери, от луны полосатой,
Проступает какой-то улыбчивый блёклый портрет.
Драгоценным покоем укутано тело, как ватой.
Осязаемы мысли и звуки. И времени нет.
Растворённый кошмар. Пробужденье в волшебное царство.
Без брони и без маски. Легко, словно кончился плен,
И долги прощены, и отныне достаточно ласки,
И надёжная стража стоит за пределами стен.

Как будто Бог луной растущей
Глядит в упор.
И талым снегом неимущим
Заполнен двор.
Штыки изношенной ограды -
Салют войне.
Спасибо, что немного надо
Для счастья мне.
Белеет свет и тихо дышит,
И в нём круги...
Весна идёт. Собака слышит
Её шаги.

Океан громоздится всей массой над вымытым городом.
От дыханья его расплывается свет фонарей.
Вот лафа, так лафа: покорпеешь над сумкой распоротой,
А потом - хочешь, ванну прими, хочешь, саузу пей.
Вчетвером отъедались бездельем сырым и некрашенным,
Разговоров сучили бесцветную тонкую нить.
Садовод, из такой тишины вырастает бесстрашие,
Всем дроздам не уснуть. Ты гордишься. А мне ещё жить.

Кто я, о чём забыла, чего хочу?
Ночь, а вода по трубам светло журчит.
Чай налила, и локон сижу кручу.
Молчит моя память, сердце моё молчит.
Я не могу больше ни приходить, ни брать,
Ни возвращаться с победой в руках под кров.
Вот, рассказала. Чего бы ещё соврать?
Пурпур и дым. Дары королевства снов.

Кто сосчитает звёзды, пойманные рекой?
Тихо ложится, без плеска, в жидкое небо сеть,
Тянется чёрная-чёрная, нехотя, под рукой.
А в вышине такое - ахнуть и умереть.
Вольная бездна света ждёт от тебя вестей,
Кровь наполняет звоном, дарит свои сады.
Только не пей из Леты - хватит и двух горстей,
Чтоб вопреки канону со мной разминулся ты.

Замечательные стихи.

Спасибо, Юкка.

Причуды обратной тяги
Весной увлекли принцессу.
За мартом - февраль вернётся,
Сугробы метелью станут.
Теперь она может видеть:
Берёзы чёрное сердце
Сквозь белую кожу светит.
У сущего есть изнанка.
Она - тинктура и тигель.
Молчать её не учили,
Звучать - сама не готова.
Алмаз превращает в грифель
И пишет на белом слово.

Шутка  :)

Усталость с набором кривых инструментов
Боится химических экспериментов.
Уж кошку твою одолела зевота,
А ты - гениален, и можешь работать
(Пока небеса не увидишь воочью)
И прошлой, и этой, и будущей ночью.
Усталость, вздохнув, уберётся отселе
Туда, где давно побеждённая ею,
Сопит по кроватям, ногами наружу,
Орава адептов холодного душа.

Что скажут в твой адрес участники тризны?
- Он был терминатор во благо Отчизны.

О, мы  с Элхэ только что решили, что это про нас!:)
Отличный стих!

Спасибо :) И про меня тоже (скромно) :)

Да про всех работников умственного труда:). Запишите меня в адепты холодного душа:).

записан в 11/17/11 :: 6:38pm:

Да про всех работников умственного труда:). Запишите меня в адепты холодного душа:).

А холодный душ тоже бывает полезен делу, да-да. :)

В этой женщине что-то от кошки, от серой совы:
Сила пальцев, играющих ложкой, наклон головы,
Над людской болтовнёй, сквозь дымок - полнолуния глаз.
Визави, погибая, вцепляется в свой партагас.
Не рядится ли женщиной ветер, живущий в лесу?
Или это детёныш горгульи, обретший красу?
Я гадаю, курю. А потрёпанный вечера лист
Испещрён сверху донизу нотными знаками лиц.





Дождя бамбуковая роща
Из тучи гнётся сверху вниз.
Пододеяльник слипся тощий,
На мокрой жёрдочке провис.
Чудесно всё - и близкой сопки
Изъеденный ручьями бок,
И месиво дороги топкой,
И синих сполохов клубок,
И плотный шквал - удар смычковый.
Альтисты ростом с каланчу.
Я в двери собственного дома
Ударных партию стучу.

* навсегда очаровалась строчкой "Дождя бамбуковая роща"

Элхэ, спасибо!

Заржавелая дикость предместий. Туман по утрам.
На исходе цыганский сентябрь, и капли последние
Красоту свою дарят навеки далёким дворам,
Осыпаются радугой в жухлые космы безвременья.
За речушкой шуршит золотой листопадный телец.
У былинок отчётливый вкус неприкаянной праздности.
И глядит на тебя рыболов - чей-то грустный отец,
Повернувшись к опорам спиной, словно к собственной старости.

Сострадание - способ отвлечься от собственной боли.
Послушание - метод. Вернёшь себе вольную волю.
Это правильно, знаю. Не знала б - писала б в тетрадку.
Я нечётная, папа. На "два" не делюсь без остатка.
Неделима, признайся. Но может, чему-нибудь кратна?
Ну а хочешь, ударюсь я оземь и стану домкратом?
Подниму тебя на высоту, недоступную птицам -
Как она обалдеет, как станет тобою гордиться!
Ты уходишь? И ладно. Пора мне вставать, собираться -
Вот уж солнечный зайчик настырный полез целоваться.
Я купила модель корабля. Это - шапка на воре.
У меня твой блокнот. Я скучаю по нашему морю.

- Это море, сынок. Помнишь, как у тебя на тарелочке?
- Что ты, папа, совсем головой занемог, я же девочка.
  На четвёртом десятке.

Ирина, все же какие хорошие у Вас стихи... Спасибо Вам большое!

Вам спасибо! За внимание, и отзывы, и вообще.  :)

Тихо греет половицы войлок лунного луча.
Тихо спит за белой дверью шестилетний тёплый внук.
Кровеносная система - силуэт карагача -
Проросла в окно к постели и его коснулась рук.
Приходи босым и старым в омут зеркала глядеть.
У воды в стакане ночью посторонний пресный вкус.
Ох уж мне мои привычки - вечно нечего надеть.
От того похожа трасса на живую нитку бус.

Ночное бормотание ума,
Воздушных замков пёстрый хоровод.
Потом приходит благостная тьма
И спящего в карман к себе кладёт.
Или бессонница в застиранном халате
На трёхколёсной тишине прикатит.
Тебе не стыдно складывать при ней
Одно и то же имя из теней?
А можно вслух с собою говорить,
За вырез майки пепел уронить,
Сидеть и ждать, когда твой непокой
Осыплется предутренней трухой.

Оба здорово!

Спасибо!

Каменная баба.

Синтия Стоун приходит на берег моря.
В воду садится, юбок не подобрав.
- Отче, ещё десять жизней Тебе спроворю,
  Только верни мне мужа. Ты был неправ.
- Синтия, мне непонятны твои упрёки.
  Я ли, ответь, на землю войну привёл?
Женщина мокрой рукой вытирает щёки.
Серые волны колышут её подол.
- Отче, с Тобой мы детишек моих растили,
  Имя Твоё они научились чтить.
  Это не я на землю войну впустила.
  Кроме Тебя - кого мне ещё просить?
- Всё это так. Но знай, что пропавших списки
  Вьются и вьются, мне дурно от их длины.
  Слово даю, что будет однажды сыскан
  Муж твой, дитя. Скажи: терпелива ты?
Камень бывает - морская вода бессильна.
Пусть раз за разом, годами, наотмашь бьёт.
Душу солдата (отмечен как Стоун, Вильям)
Ищет Господь. А Синтия молча ждёт.

Ледяными бивнями дом оброс.
На фрамугах - белый колючий мох.
Но у двери жмётся смешной барбос,
И всё ниже сливочный лунный рог.
А в подъезде чьё-то висит пальто,
Неумело прячется пыльный рой.
(Ветерки шоссе растащили то,
Что десяток лет притворялось мной.)
Онемели пальцы, сжимая ключ,
Потому в замке он звучит без фальши.
Я вошла, удравший из ванной луч.
Я не знаю, что делать дальше.

Однажды услышишь в ракушке бессонной
Не море, а румбу и шум карнавала.
Сшей платье за вечер иглой граммофонной
И бубен фамильный достань из подвала.
Отыщется юность - былая пропажа.
Смотри-ка, невзгоды вспорхнули с террасы.
С тобой, красота, все три мира запляшут.
Пошли тебе небо бутылку кашасы.

Это подлость тебя швырнёт на кафельный пол.
Это глупость твоей любовью наполнит шприц.
Вот пойдёшь домой - купи себе пропосол.
Приходя, дрожи: на углу страницы твоя слюна.
А, застряла в горле вчерашняя шаньга-царь?
Облетевшие лица манкуртов несут на склад.
растолстел улыбчивый Бог мой не лезет в ларь
заиграл моё сердце сволочь не ложит взад

eotvi, я Вам уже говорила, что Вы прекрасны?..

Потрясающе.

Элхэ, Лео, спасибо.

Встала дыбом снеговая туча,
Одолеет скоро перевал.
В темноте, холодной и колючей,
Огонёк мятежно замигал -
Значит ветер вырвался из плена,
Через час обрушится на дом.
Я согрела битое колено
И курю в постели перед сном.

Неочищенный газ выгорает в зелёном бурьяне?
Потревоженный лаз деревянными стукнул краями?
Нет, репейник цветёт - благодать для сверчкового хора.
Тихо время идёт. Не шевелятся доски забора.
"Есть в коллекции Роршарха пара забавных картинок:
Двое с общей спиною, и каждый шнурует ботинок;
На другой-то и вовсе, неловко напомнить, простое.
А ещё я люблю тепловозы и небо пустое,
И его - я так пафосна, господи, вдруг это плохо -
До последнего вздоха и после последнего вздоха."
Выходной. Тишина заводские дворы затопила,
На закате в машинном цеху порыжели стропила.
У тебя было прозвище - Злая Коса. Дома звали Гражиной.
Самолёт улетел. Полоса в синей бездне стрижиной.

Отлично же. Какое удовольствие вас читать. :)

Спасибо!

Прекрасно. Впрочем, как всегда.

Спасибо! Большое-пребольшое.

Как в доме на болоте зажёгся огонёк,
Холодный май улёгся погоне поперёк.
Над головою ветви подвижны и худы.
Черёмуховым цветом наполнены следы,
И можно растеряться, слегка убавить шаг,
По лестнице подняться, от счастья не дыша,
Войти и сумкой звякнуть, и тут же закурить.
- Давай не будем плакать. Давай глинтвейн варить.

Почему-то настойчиво кажется, что здесь нужно музыкальное сопровождение. Даже отдельные инструменты в голове звучат)

Спасибо! Жаль, что нельзя послушать.  :)

Рождение

У пары сердце на двоих одно.
Течёт в его открытое окно
Наружу зов, а внутрь - ясный свет.
Дитя в пути. Свидетелей здесь нет.
Твой папа создал меру всех вещей,
На силе мамы держатся миры.
Ни ужаса, ни боли до поры.

Дыхание любви. Капель минут.
Сейчас ты скажешь, как тебя зовут.

Если веки в темноте пальцами прижмёшь,
То приходит зампотех - синий грустный ёж.
У него труба горит, как на ней играть?
Он давно живёт в кредит, огорчая мать.
Если несколько минут в потолок смотреть -
Вот он, рядом, тут как тут, розовый медведь.
Морда в пудре у него, и в глазах вопрос.
Он от носа до хвоста стразами оброс
(Это чтобы подчеркнуть линию спины).
Наша комната висит в толще тишины.
Здесь морозные цветы, маятника лот,
Океаны темноты, белый-белый плот.
На столетие зимы лета полчаса.
Ни сумы нам ни тюрьмы. Спи, моя краса.

Замечательно!

Спасибо!

Мой далёкий, мой милый, купи мне скорее трамвай.
Если можно - скрипучий, омытый ночными огнями.
Я обрадуюсь, точно при жизни увидела рай,
Запою и уеду из этого цирка с конями.
Нынче мода на игры в больницу, хоть смейся, хоть плачь.
Воет кот под окном, ошалев от недельного блуда.
Никакой из меня пациент, и тем более врач.
Я протёрлась на сгибах. Соскучилась. Мою посуду.
Мне до слёз омерзительны истово скорбные рты,
А ещё - если вдруг со своею линейкой убогою
Измеряют, кривясь, амплитуду моей немоты
И сиротское детство холодными пальцами трогают.

Спасибо.

Я...  Спасибо тоже.  :)

Сильное стихотворение.

Спасибо.

Белые дыры - прорехи из света в свет,
В белом стакане гудение тишины.
Марля, обсценная, мокрый стальной букет.
Чёрные - это беззвёздные сны, дурак.
Пляска фрактала на острие иглы.
Это изнанка видимого огня.
В красные дыры входит легко кулак.
Кистью становится, ищет во мне меня.

- Какое бодрое гнездо идёт фарватером небесным!
- Вчера такое же снесло к далёким радугам отвесным.
  Видать, его автопилот начало осени включило.
  А как устойчиво плывёт! Я вижу целых три причины.
- И чьи такие могут быть? Рябые, круглые... Сентябрь.
  Ты помоги установить, а я согрею их хотя бы.
- Живым показано тепло. Я быстро. - Им уже получше!
- Следи, чтоб к ним не натекло из сердобольной глупой тучи.

Какое прекрасное. Что-то есть от старого и нежно любимого КСП. Какое теплое...

Спасибо!

Картинно он стоит, не старый и не молодой.
В кармане пистолетик, белы крылья за спиной.
Пустынно перед ним дороги новой полотно.
Он смотрит и не смотрит на закрытое окно.
"Торчу я тут, Регина, девятнадцать с лишним лет.
Последние четыре ты совсем не гасишь свет,
На синей кухоньке поёшь, тарелками гремя.
Я знаю, детка, наконец ты вспомнила меня.
А у тебя отличный вид на выжженую степь,
Но это - если вместо сердца пёс, грызущий цепь -
Гармонию составив, держит прочно на плаву.
Я понимаю, да. К тому же замуж не зовут.
Чего ты добиваешься? Регина, Бог с тобой,
Состаришься, умрёшь, родишься у очередной.
Прости меня, я был дурак, такого поискать.
Найди свою "беретту", выходи ко мне играть."

eotvi, отлично! :) 
Прекрасные у Вас стихи) Спасибо!

Большое спасибо!  :)

Казалось, просто - одни играют, другие судят.

Ферзя с доски убирали четыре раза.
В пятый она вернётся на доску красной,
И никаких "своих" у неё не будет.
Сначала, хм, пустоглазые кони взбесятся.
Пехота в панике стопчет слонов-загонщиков -
Она спускается по монохромной лестнице.
На счёте "десять" ступени внезапно кончатся,
В босые пятки небольно паркет ударит.
Она распрямится, прошепчет с улыбкой: "Дарий!"

Вот фонарь потускнел над столовой, запахло печёным.
На крыльце дальнобойщик устало в расчётку глядит,
И дымок выбегает из тонкой трубы закопчёной,
И огромный кобель, выжидая, у двери сидит.
Молчалива душа, как закутанный маленький мальчик.
Гаснут острые звёзды, ветра перевал стерегут.
Я надеюсь, Вам снится дорожного кофе стаканчик,
Синий ветер лакричный, сосновые иглы в снегу.
Иоганнес, февраль на рассвете мне кажется сладким.
Все цвета флюорита - представьте - у льда на реке.
Я украла форшлаг Ваш, везу его в левой перчатке.
Горячо и щекотно руке.

Хорошо-то как.

Хорошо.
Но  - придерусь из лучших побуждений: мне лично рифма печеным/закопченой кажется... в каком-то роде тавтологичной, что ли. Хотя слова, конечно, не однокоренные, я даже проверила. Но... близковкусовые, вот. :) Спотыкаюсь я, короче.

Элхэ, TAtYana, спасибо!
TAtYana, я подумаю над Вашим замечанием, но не уверена, что стану править... Но спасибо!  :)

TAtYana! Возможно, дело в том что я - скорее визуал. Поэтому при словосочетании "закопчёная труба" я в первую очередь вижу трубу, и, конечно, уже никакие параллели между "печёным" - "закопчёным" для меня не лягут. Потому что "печёное" - запах, " закопчёная" - картинка, труба на фоне неба. Конечно, часть людей в первую очередь воспринимает ощущения и запахи. В этом случае фраза, построенная так, может стать проблемой, может мешать.
Но менять рифму я не надумала. А вот за то, что Вы привлекли моё пристальное внимание к этому стиху - отдельное Вам спасибо. Я разгильдяйка, я пропустила бы некрасивый повтор "ветра - ветер". Это обязательно нужно поправить.
С уважением, eotvi.

Исправленный вариант:

Вот фонарь потускнел над столовой, запахло печёным.
На крыльце дальнобойщик устало в расчётку глядит,
И дымок выбегает из тонкой трубы закопчёной,
И огромный кобель, выжидая, у двери сидит.
Молчалива душа, как закутанный маленький мальчик.
Гаснут острые звёзды, ветра перевал стерегут.
Я надеюсь, Вам снится дорожного кофе стаканчик,
Синий воздух лакричный, сосновые иглы в снегу.
Иоганнес, февраль на рассвете мне кажется сладким.
Все цвета флюорита - представьте - у льда на реке.
Я украла форшлаг Ваш, везу его в левой перчатке.
Горячо и щекотно руке.

Цитировать:

Я разгильдяйка, я пропустила бы некрасивый повтор "ветра - ветер".

Вот что значит профи, а я и не заметила, увлекшись :)

Цитировать:

Вот что значит профи, а я и не заметила, увлекшись

Элхэ, а я пропустила потому что процессом увлеклась, как токующий глухарь!  ;D

Ночи летние всё тесней,
Дышат звёзды на дне колодца.
Мой тигрёнок растёт во сне,
Я хожу босиком по солнцу.
После танцев с руки молчать.
Сто дверей обросли домами.
Настоящая без ключа
Открывается прямо в пламя.

Ночью зверями становятся низкие облака,
Нюхают осторожно курящего лесника.
Трогают лапами колкость еловых лап,
В чащу сбежав от света безумных ламп:
Пьяную вахту везёт, как предметы мебели,
Кислый железный поезд с лицом фельдфебеля.
В лязге качается тамбур, холодный, чёрный.
Едет в другую книгу седой Печорин
С мерзкою справкой, без ванны и без вайфая,
Тьмы шерстяную нить на кулак мотая.

Отлично.

Блестяще.

Элхэ, Хатуль, спасибо большое!

Распечатана пачка, но я не курю пока.
Сняла, как платье, радости и печали.
Темнота на кухне выросла до потолка,
Стоит, упираясь в него плечами.
Лунный заяц сидит в самой толстой сливной трубе.
Угадай, о ком я думаю? О тебе.

Другая сказка


Она выходит наружу, под красный свет.
(В каюте дышать всё равно, что дышать рагу.
Он спит, колено вогнав, как в живот врагу,
В пятно на сбившейся простыне.)
Юдифь говорит ей тихонько, издалека,
Голосом полным хрипа магнитных бурь:
"Ничего, дружок, станет сильной твоя рука,
Сердце вырастет заново из песчинки, попавшей внутрь."
На это Ассоль щурит правый блестящий глаз.
Паруса алеют, боцман пошёл в клозет.
Бушприт упирается прямо в огромный Марс.
Кипит за бортом яблоневый цвет.

Нет слов. Очень сильно...

Лео, спасибо.

Царевна

Он кожу её лягушачью бросает в огонь.
Потом о пиджак вытирает брезгливо ладонь,
Берёт сигарету, свою нетерпимость кляня.
Она в это время ведёт за ворота коня,
Ведь прежняя жизнь безвозвратно, бездымно горит.
Она, удаляясь, как будто ему говорит:
- Ты знаешь, я вижу в окутавшем плотно огне -
Два ветра бесчинствуют попеременно во мне.
И ветер органный - чтоб с Богом вдвоём горевать,
А клезмерный ветер - танцующим крыши срывать
В бескрайний полёт, где вовек ни земли ни угла.
Поверь, что жила я с тобою, покуда могла.

Принимать решение можно чинно, по десять капель перед едой;
Или как первые сто в квартире, где хлам мычащий порос бедой;
Можно в натянутой наспех майке, ёжась от липкой вечерней сырости,
Гадать, сжимая пустую склянку: уменьшишься ты, или всё же вырастешь?
В кого тебя обращает это, принятое тобою только что?
Стоишь Петрушкой и ждёшь ответа, и прежним точно не будешь больше.
А то вдруг - опа! Оно решилось помимо "бе" твоего овечьего.
Решака тоже, скажи на милость. Тебе решать-то, по сути, нечего.
Ни выхода нет у тебя, ни выбора - ты просто ловишь, как плюху, данность.
Теперь ты - рыба, немая рыба, которой крышу снесло от радости.
Смешно тебе, что верхом на облаке сидит партизан с бородой по пояс,
Знакомит вас. И твой ум пускает - тыдыщ - под откос, как фашистский поезд.

О как. Неожиданно.
(В последнее время, что-то я смотрю, тенденция у людей - "нетипичные" стихи писать. Что-то происходит в ноосфере, не иначе...)
Эотви, спасибо.

Спасибо, Элхэ!
Цитировать:

В последнее время, что-то я смотрю, тенденция у людей - "нетипичные" стихи писать. Что-то происходит в ноосфере, не иначе...

И как писать! Это ж надо среди ночи подскочить и кинуться записывать, и что записывать, оссподи  ;D Ноосфера шалит, не
иначе.

Прекрасное. Просто прекрасное.

Black, спасибо!

Пустое пологое небо
Щекочут султаны-дымы.
Запахла бензином и хлебом
Лиловая бездна зимы.
У горки пыхтят лесовозы,
Скользнул по мосту огонёк.
Сугроб на крыльцо горпромхоза
Кальцитовой друзой налёг.
Спешит припозднившийся мальчик,
Бодрится, считая до ста,
И к дому за пазухой тащит
Бесхвостого злого кота.

Купи дальневосточный зимний глобус.
Представь, как в пригород тебя везёт автобус,
Кряхтя и кашляя, навстречу ветру злому
По бесконечному накату ледяному.
На остановке только столб. Хана рекламе.
Выходишь ощупью - вдруг яма под ногами -
И спотыкаешься о гребень снежной кромки
В текучих прядях разыгравшейся позёмки.
Потом ты кофе пьёшь, мечтая о кефире,
У тихой бабушки-кошатницы в квартире,
Где моль сточила полтора последних зуба
О беспросветную мутоновую шубу.
В маршрутках стылых на работу едут люди.
Тепла здесь не было, как будто, и не будет.
Но, впрочем, вывески хранят немного лета:
"Цветы", "Малина", "Галерея света".

Чёрное утро, железный обруч.
Снег заскрипел во дворах глубоких -
Это январский идёт всеобуч.
Первого вдоха боятся лёгкие.
Полубесчувственный, полузрячий,
Мыслей спросонья - что кот наплакал,
Ты как боксёр подбородок прячешь,
Сжимаешься при повороте за угол:
Ветер ударит в лицо, не целясь.
Высунет жало морозный хвост.
Хлопают лапой о лапу ели,
И в автопарке фырчат "газели",
Плотным гуськом выходя на кросс.

неорганическое

Всё это кончится однажды, возможно - скоро.
Слепую вызревшую жажду загнали в горы
Ермак и Йерма. Трали-вали, толчки и сдвиги.
Две стороны одной медали в руках барыги.
Горит костёр. Лежат нерозно штаны, гамаши.
Пришли растрёпанные звёзды на запах каши,
Низводят вековые схизмы к щелям в сарае.
А двое слой биоцентризма с любви снимают.

Напоследок сарай подожжёшь и отвяжешь пса.
Обернётся змеёй отрезанная коса,
Из колодца ползёт к ней древесный голодный стук.
Ты-то слышишь его, сирота при живом отце -
Ледяные шипы растут из обеих рук,
Проступают узоры морозные на лице.
А ночная дорога покойна, светлым светла.
Далеко твоя радость, нет крыльям её числа.

Прекрасно.

Спасибо!

;D
А кто там ночью мимо вас, под тиканье будильника?
А это мама, словно барс, крадётся к холодильнику.
Настали тёмные часы, проголодалась женщина.
Сейчас запасы колбасы существенно уменьшатся.
Семейство видит пятый сон, бревном лежит собака.
Но чу! Гудит на кухне он -
Прямоугольный бастион незыблемого мрака.
И вот, стыдясь дрожащих рук, гордясь своей повадкой лисьей,
Она скользит на этот звук бесшумная, как будто ниндзя.
Привет, заветный силуэт! И можно ласково, любя,
Произнести: "Да будет свет!" И дёрнуть дверцу на себя.

Знай, кто не ходит ночью есть:
Во тьме и свету место есть.

Забавное какое))))

Спасибо) Это на быстрый конкурс было написано. Тема серьёзная - "да будет свет", а хотелось хулиганствий и безобразий.

Хулиганство прекрасное :) Я бы размер все же подрегулировала в 8-9 строчках, но прекрасно безотносительно.

Элхэ, спасибо! Я его считаю несколько недоделанным и собираюсь дорабатывать. Подумаю, насчёт размера.

(безбашенная совершенно) А чё там думать? Два лишних слова убрать, да еще в одном месте разбивку по строчкам другую сделать... Как-то так, короче:

А кто там ночью мимо вас, под тиканье будильника?
А это мама, словно барс, крадётся к холодильнику.
Настали тёмные часы, проголодалась женщина.
Сейчас запасы колбасы существенно уменьшатся.
Семейство видит пятый сон, бревном лежит собака.
Но чу! Гудит на кухне он -
Прямоугольный бастион
Незыблемого мрака.
И вот, стыдясь дрожащих рук, гордясь повадкой лисьей,
Она скользит на этот звук бесшумная, как ниндзя.
Привет, заветный силуэт! И можно ласково, любя,
Произнести: "Да будет свет!" И дёрнуть дверцу на себя.

Знай, кто не ходит ночью есть:
Во тьме и свету место есть.

И всё... :-?

О! Согласна. Спасибочки!
Пусть так и будет.  :)

А чё я-то? Я-то чё?.. (краснеет и стесняется)

Да ладно!  ;D

Натужно выдвинется дверь, запрёт мелодию в салоне,
Придёт в движение метель январских окон освещённых
И, словно воздуха плита на колокольчиковом склоне,
Автобус двинется вперёд, промёрзший сельдевый бочонок.
Покинет свой насест кондуктор, и свято место опустеет.
Вокруг подвыпившего деда вот-вот скандал начнётся гадкий.
Сосед возьмёт ему билетик, загородив неловким телом,
И разлетятся злые духи от звона мелочи в подкладке.
Снаружи ветер ледяной, вылизывая кромку ночи,
Прикусит вышки стебелёк. В потёмки отползает город.
Лишь нестерпимой синевой нальётся и погаснет тотчас
Люминесцентный огонёк вне светового коридора.

Цветные образы проносятся
Перед открытыми глазами,
Незащищённой переносицей
На миг внезапно осязаемы.
Стоит в зените половодье,
Бушует лунное безветрие.
День вечен. Ходики не ходят.
Бессонница такая светлая...










Наверное, это песня. Возможно, блюз. Исполняется с надрывом и жестикуляцией.  8-)

Пахнет в нашем подъезде едой.
Как же пахнет в подъезде горячей, домашней едой!
Жизни дух, сногсшибательный запах (возможно - котлетный)
Громче соло, что пущено в люди концертной трубой.
Ум со стуком в желудок упал.
Не волнует меня сетевой викторины финал.
О, шеф-повар в кальсонах, из тридцать четвёртой квартиры,
Гедонист подколодный и кухонный, чтоб ты пропал!
Сковородкой твоей поклянусь:
Я на стыд не способна теперь, разве только на грусть -
Даже если бы вдруг увидали мои сослуживцы,
Как стою я у двери твоей и за стену держусь.
Я уйду. Отыщу в себе силы, уж ты мне поверь.
Я, конечно, не стану звонить в эту чёртову дверь.

У тени ветлы короткое имя: Ёлн.
Накрывает Ёлн молодую и безымянную
Тень дома, где бабушка вымыла на ночь пол
Ситцевой тряпкой рваной.
Солнце садится, темнеет кошачий лаз
В заборе, который мы с бабкой белить не любим.
Я собираю малину в железный таз.
Он, если уйти подальше, звучит как бубен.

Взрыв прогремел, но крепка оказалась крыша -
Подумаешь, разве такая она одна?
Днище было похлипче, его-то как раз и вышибло.
Какое без днища дно? Без него не бывает дна.
Живёт посреди зимы человек бездонный,
Рано встаёт - кипятить молоко ребёнку.
Чтобы тот утром в бездну не рухнул, сонный,
Латает дыру полимерной сверхпрочной плёнкой.
Работа у человека, дела (бытовые тоже),
Словно игрушка дом, что богат гостями;
И действенный принцип тайной бездновой ложи:
Близким - любовь, себе - молоток с гвоздями.

Вот это учудил наш лютый ветер в январе:
Гнездо из солнечных лучей он свил на фонаре
И высидел из лампового старого яйца
Неонового, мягкого, зелёного птенца.
Принёс цветных снежинок - несмышлёныша кормить,
Из парка в шею вытолкал любителей курить.
Птенец стал ярче к вечеру, и учится летать.
Ты будешь есть пельмени перед тем, как ляжешь спать?

Раздражён полёт лесной треугольной бабочки -
Штилевую статичность рвёт на зигзаги-тряпочки.
Я, из шалости, спящей тонкие крылья тронула,
И она вдруг стала поспешного бегства формулой,
На прощание мне исподним сверкнув оранжевым.
Дозревает гроза. Лиловея, клубится башнями,
Опускается прямо на белый песчаный оползень.
Вот секунды, как муравьи, сыпанули порознь,
Вот угрюмая сопка разом оделась в полымя -
Там оброненный мною нож отыскала молния
И от радости, что находка такая острая,
Синий свет стокосый вышел плясать над островом.

записан в 01/17/13 :: 4:20pm:

И действенный принцип тайной бездновой ложи: Близким - любовь, себе - молоток с гвоздями.

Спасибо. Унесла.

Вам спасибо, Дара.

                                                                А.
Потихоньку в зените колодец висит смотровой -
Новолуние. Мирно погасли высотные "свечи".
Ты голодные спазмы на крыше запил синевой,
И соринку звезды унесло в капилляры предплечья.
Приживётся не сразу она, станет жечь и колоть,
Ниже локтя ночами светиться, покой отнимая -
Береги, утешай. Ничего так себе окорот:
Вместо целого неба какая-то темень сырая.

У слепорождённой пустыни
Лицо ли, бугры ладонные?
Лицо в папиллярных линиях,
А каждый колодец - ухо.
Покурим, товарищ брухо.

Натянулся ветер туго в синей пустоте,
Промывает неразменный солнечный обол.
У тряпичной, мягкотелой бабы на шесте
Сарафан-пятиминутка, огненный подол.
Неподвижные, мелеют белые моря,
Калаши в ряду калашном снова удались,
Чучела по косогорам - знай себе горят.
Холод, казни понарошку, факельная жизнь.

Под высокою радугой древовидной
Кот Баюн декламирует стих обидный.
Котофей-противник, от страха лазок,
Наверху клянёт департамент сказок.
"Я - шипит - припомню вам этот случай!"
Сам же прячется в кроне цветной, текучей,
Позвонить грозится министру-папе,
Аж клочок направления пляшет в лапе.
Грубиян внизу, отстоявший место,
Продолжает концерт разудалой песней
О русалках, что на гряной неделе
По кривым берёзам, уарр, сидели.

Старый плотик эстрады по сумеркам детским плывёт,
Мнёт жасмина соцветья.
У концертной трубы округляется пристальный рот,
Наливается медью,
И трубач - немота очарованных бережных рук,
Холодок поцелуя -
Отпускает на волю прозрачный серебрянный звук,
Словно птицу степную.
Закричал, заметался, не ставший ручным в заперти,
Страшноклювый взъерошец,
По-над сценою, вместо того, чтобы вихрем уйти
Сквозь черёмух порошу:
Он прощения просит, кромсая воздушный провал
Острым скрипом кюретки,
За беспомощность злую, за пальцы, что в кровь изорвал,
Потревоженный в клетке...
Музыкант, что пытаешься силой внутри удержать,
В два зажмуренных глаза?
Это плёвое дело - в себя приходить, понимать
Постепенно, не сразу,
Что кругом - ни души. Остаёшься один, посреди
Бурелома, бедлама,
И широкий овраг, потрясённо молчащий в груди -
Оркестровая яма.

Были часы, и колкое стало крошево.
Джунгли стимпанка растут на останках прошлого,
Тихо дымит корабельный железный лес.
Ветер гуляет один по наружным лестницам,
Коврик дурацкий с утра во дворе мерещится.
Ну-ка, пойдём, поглядим на парад чудес.
Может берёзы там вышиты, может - ивы.
Коврик висит, мешает мне быть счастливой.

Уродился апрель - тягомотина, маета.
Понаехали гости бы, или кота бы в дом.
У меня в прошлой жизни были ведь три кота,
До сих пор почему-то в этой ни одного.
Самый главный в угольной куче весь день лежал,
Ночью спать ко мне на подушку упрямо лез.
Подстрелили второго, и третий, увы, пропал:
Сиганул, дурак, с вездехода однажды в лес.
Первый лучшим был. Представь: рассвело едва,
Половина пятого, дождик снаружи льёт,
И в мурлычущей шапке обритая голова,
И шершавый язык вылизывает её.

Как хорошо. Спасибо.

Спасибо, Элхэ.

По красоте ли горевать? Спасибо, что живой.
А губы можно согревать кошачьей головой -
Котёнок этим удивлён до кончиков вибрисс.
Ужо, станцуют котильон почти старик и рысь.
Упряма трепетная жизнь, не важно, что потом.
Котёнок вырастет большим и преданным котом.
Придёшь (работал за еду - ни времени, ни сил ),
И старый свитер дашь коту, чтоб кот его месил.

Вон, сидит остроносая птица,
Необутой качает ногой.
От каких же пернатых случился
Ей характер дурацкий такой?
То часами дичится в подвале,
Чистит свой именной пистолет,
То достанет винтажные шали,
Растаманский наденет берет,
То горячим лучом притворится,
Клюнет мальчика в пряжку ремня.
А вчера тут шныряла лисица
С голубыми глазами тремя.










                                                                                "…Вырежу ворону из картона,
                                                                                 и закину в форточку свою."
                                                                                                      Маша Махова
                                                                                       
                                              
Реанимирую последние нейроны я,
Курю, заварку мимо кружки лью,
И вдруг большущая картонная ворона,
Как томагавк, влетает в форточку мою.
Конечно, может и живая, перелётная,
Уклюнуть - мол, не думай о пустом.
Но та, что рукотворна - равнотвёрдая,
В затылок бьёт меня не клювом, а хвостом.
Я, чуть не вышибая дверь балконную,
На воздух выношу свою крейзу
Смотреть: кто там кидается воронами?
Не Машу Махову ль увижу я внизу?










Нагота, как на духу:
Замерла, светла,
В лёгком золотом пуху
Старая ветла -
По корявому стволу
Клинопись лучей.
Слева сосны стерегут
Ледяной ручей,
Узкой тропки поворот
В солнечной муке.

Птица счастья моего
На твоей руке.

Как здорово! Эотви, спасибо огромное, простите, что вчера не прочла.

Элхэ, ну что Вы, Вам спасибо, что читаете.

Цитировать:

Закричал, заметался, не ставший ручным в заперти,

Взаперти, конечно (сага о невнимательных)

Утащила. Спасибо.

Дара, спасибо.

...а ночи прозрачны, неделю уже не спится.
Блестит над соседней дачей антенны спица,
За сторожа там инвалид, старикан Явлонский.
Протез у него, как у чёрта, с копытой конской -
Усмейся - как примет, похож на кривую нэцке.
Ну, о тебе побалакать мне больше не с кем,
Вот он и несёт чекушку ли, спирта кружечку.
Рванина и пьянь твой прощается глупый дружечка.
Под веками свет, убаюкан огрызок яблочный.










Совсем лягушки замолчали,
Подсохло мелкое болото,
И стало слышно, как ночами
Листва готовится к отлёту.
Всего отчётливее шёпот,
И протестующий и гневный,
Там, где похолодевший локоть
Фонарь заносит над пельменной,
Где ветер с шорохом и хрустом,
Руками, пахнущими глиной,
Перебирает звёздный мусор
В остывшей гуще тополиной.

Тепло, безветренно, безлюдно.
Полна водою дождевой
Громада облачного судна
Над свежескошенной травой.
В густом шиповнике тенёта,
Паук - агатовая брошь.
С опаской обходя его, ты
Большого суслика вспугнёшь.
Стоп-кадр: заброшенная дача,
Сидит сорока на ведре,
Коротколапый жёлтый мячик
Потешно катится к норе.

Из памяти худого ящика
Под утро выдвинулся бур,
И ужас обездвижил спящую,
И вывернул шипами внутрь.
Хрустела воля, как папирус.
Потом взревел мотор за окнами.
Она лежала и стыдилась
Ушей своих, позорно мокрых.
Но тот, кто полстраны изрыскав,
Так долго был всего лишь возле -
Пришёл вплотную, ближе близкого,
До пенья птиц, и дальше, после.

Отредактировала.

Поздновато, всё же, настало лето.
Но чердак сушильни, объятый светом
Над цехами, пуст и сияет ветхо,
Как давно включённый большой рефлектор.
Отстояв по струнке дневную смену,
Лебеда прохладно щекочет стену.
Заводская кошка, скакнув со стула,
У ворот чету голубей пугнула:
Вон, летят они в синеве огромной,
Поднимаясь выше и тая, словно
Два комочка розовой лёгкой пыли
За пределом, который положен силе.

Вор на воре, ёкарный ты бабай, чёрт бы их побрал.
Серебро, между тем, годами идёт в отвал.
Даже солнце, примкнувши к сговору подлецов,
Запалило сухую степь с четырёх концов.
Сена нет, понимаешь? Всё высохло и горит,
И остатки разума виснут, как жирный дым.
Минотавр, почуя вонь, оставляет Крит,
Чтоб лизать изнутри сердца языком сырым.
Понеслось, да-да. Беги и штаны держи:
Тут удушливо очень становится, горячо.
Пастухи молчат. Наточат свои ножи -
Всех чужих порежут. Вестимо, кого ещё?
Козок пустят на мясо, вдруг будет потом кому.
А дорога звонка, упорно в густом дыму
Вьётся, вьётся по Ибордагу наверх, к Даму.

Жёстко. Спасибо.

Элхэ, спасибо, что читаете.

Обязательно читаю, просто не всегда говорю. Спасибо.

За элеватором так пахло макаронами,
Что мне привиделось почти как наяву:
Пришли титаны и рожков сварили тоны две,
На всю сбежавшую из Тартара братву.
Людская смена по углам рассредоточилась,
Технолог заперся и думает: "Ох, мать!"
А у пришельцев лица вовсе и не склочные...
Ну почему я не умею рисовать?

Невпопад родилась, потому голодала любовь моя.
Изжевала ремни взаперти, не осталось во мне ремня
Уцелевшего. Как же рваниной стяну я такую брешь?
Вот он путь, дорогая, наружу - бери там что хочешь, ешь.
Сколько можно? Смешно, в самом деле: зачем-то лежать, реветь,
Неумытым коннектором сунувшись в кочки сырую медь -
Вряд ли так же легко будет вынут сердечник иных скорбей.
Жаль, но вышло как вышло. Да полноте, не умирать же ей.

Соседская лайка по кличке Тайга
Конфетой не прочь закусить шоколадной,
Как только соседка, пряма и строга,
Развесив бельё, исчезает в парадной.
Лесную помощницу запрещено
Кормить шоколадом - вдруг станет ленива?
А я вот считаю, с Тайгой заодно,
Что это, как минимум, несправедливо.
Но важно ей зубы сперва осмотреть:
От сладкого - ой, что с зубами бывает.
И умница, зная - придётся терпеть -
Весёлую пасть широко открывает.

золотко и чучелко

Одна стала бдительной: грядки всегда прополоты,
А вечером с танцев домой возвращалась - пела.
Другая училась ходить по огромным комнатам
Без всякого дела, как мусор лежит без дела.
(Полезнее в скверах, пустеющих год от года,
Но нет потолка там, а только литое небо -
Эрзац, хоть и пахнет и выглядит как свобода,
Насквозь омерзителен. Даже в порядке бреда.)

Ветер, ночь. Перекрёстки светлы и пусты.
У теней вырастают сорочьи хвосты.
А в квартире Анхелики стоя уснул
Крепдешиновым платьем покинутый стул,
Да ещё, сохраняя обыденный вид,
Беспризорная лампа горит и горит:
Повторяет, продляет заботливо ложь
Для чужих, для того, кто был в дом этот вхож,
Для отеля напротив с огнями во лбу,
Для пьянчуги в мясном автономном гробу -
Чтоб никто не подглядывал и не мешал,
И не смел в беззащитный затылок дышать,
Чтоб могла уходящая, выключив речь,
Потихоньку сырые дворы пересечь.

Оно странное. Оно - lullaby в какой-то мере, и при этом очень тревожащее. Спасибо, это было здорово. И извините, что я читаю, но редко высказываюсь.

Элхэ, Вам спасибо. Я сама не всегда говорю что-то. Я очень рада, что Вам понравилось.

Раз пирожок с повидлом открыл по-карасьи рот,
Можно к лицу поднести его, яблочный нюхать зной.
Вечер. Пустырное Тихо скоро ко мне придёт,
Спрячет в колени морду, обросшую лебедой.
Тихо моё косматое, лапы седы от пыли,
Здравствуй. Нечего делать, нечего мне сказать.
Опустели дворы до утра, наконец, остыли,
Вьюнок у стены таращит сиреневые глаза.
Ничей прохладный один сорву, и ему не больно.
Сумерки вышли из берегов поля футбольного.

Совершенно сюрреалистичное. Тихо - это просто прекрасно... ох, здорово же!

Элхэ, спасибо!

Когда столб термометра шёл неуклонно вниз,
И все закручинились было - ой-ой, морозы -
Валера придумал религию прругоизм,
Увидев Прруго в ветвях молодой берёзы.
Снежок торопился на крышу плотнее лечь,
Соседи за толстой стеной обрастали мохом,
А шесть неофитов посменно молились в печь,
И с дымом в трубу вылетал молодецкий хохот.
Зачем приглашения? Гости валили так,
Печенья купив и портвейна, кто сколько может.
Один прругоист, что на флейте играть мастак,
До фенек раздевшись, концерты давал в прихожей.
В натопленной комнате прочно висел топор,
Кот мёрзлую рыбу у двери терзал со стуком.
А где-то снаружи, храня наш чудесный двор,
Сидел на берёзе Прруго, оттопырив ухо.

Изогнулась над крышею лестница, эко диво,
И блестит на свету, не найдя в пустоте чердак.
Крокодила голодная, что ли, по ней ходила?
Или солнечным ветром её повернуло так?
Остальные в колодце двора заржавели,скисли,
Почему же у этой одной залихватский вид?
А в ночи на неё забирается дворник лысый,
Принимает врикшасану и до утра стоит.

Ходит в потёмках по дому пустой дурак.
Умер, бедняга, и сам не заметил, как.
Вытащил сердце в оплётке рабочих жил,
Брюками вытер, на блюдечко положил -
Падает луч на него, топора острей.
Стены трещат, словно хворост в большом костре,
Кони безумия сонно жуют губами.
- Что ты наделал? Зачем ты? - Стоит, моргает.

Белое блюдце, каёмочка голубая.

Вот это вот, крайнее - как-то до озноба. И почему-то Башлачев вспомнился.

Та ещё тема.
Спасибо!

Мы, братик, слишком давно не виделись,
Ну что за поиски общих тем?
Давай, сорвём-ка себе по лилии,
Сегодня, правда, хороший день.
Лучи пробили немую тучу,
Ленив над клумбой шмеля полёт.
А всё что было, конечно, к лучшему,
И это лучшее настаёт.
Смотри внимательно: самолётик.
А ниже, вон, кучевой бедлам
Похож на голости пражской тёти,
Которая нервы трепала нам.

Притворяться уснувшей отарой легко облакам,
Или теплою шапкой чабанской, белей молока,
Что ещё большевата, сползает (подарок отца),
Норовя Ибордагу закрыть половину лица.
И не тесно внизу колоссальным прохладным теням -
Словно чьи-то подолы бесшумно скользят по камням,
По дороге - а там остывает разлитый мазут,
Теплоухие ослики мелкую свёклу везут.
Быть собою легко, с опостылевшей тяжестью врозь,
Коль тугой синевою внезапно прохватит насквозь,
Осенит и наполнит: всегда было можно, прими -
Овцам в небе пастись, а ветрам становиться людьми.

Большинство людей превращается к сорока
В механизмы, что грохотом страшным друг друга мучают.
Я - машина, которая делает облака
С удовольствием, часто, при каждом удобном случае.
Ну а если какой агрегат, нарастив бока,
Чистит, сверлит, бормочет, молотит при этом в колокол -
Я сажусь в уголок подальше, и всем - пока.
Я сейчас же пускаю наружу большое облако.
Тут не станет помехой ни котопёс в пальто,
Ни джедай боевитый, ни Цезаря сын, Октавиус.
А вчера загостил в моём доме - ну кто же, кто?
Сам Боб Марли, ага. И ему у меня понравилось.

"Мучают" во второй строке, поди?
Как-то душевно и успокоительно очень.

Цитировать:

"Мучают" во второй строке, поди?

Дда, пожалуй. А в первой тогда не "превращаются"?
Спасибо!
О, нашла вариант.

Нет, в первой согласуется с "большинство", а во второй - с "механизмы". (усомнившись в себе) Или я совсем торможу под конец дня?

Цитировать:

Нет, в первой согласуется с "большинство", а во второй - с "механизмы". (усомнившись в себе) Или я совсем торможу под конец дня?

Теперь согласуется, а в первом варианте во второй строке вместо "что" было "и", оно всё путало.
Или я уже запуталась.  :)

Да, и правда сбивало, пожалуй. Ну, и 45-часовая рабочая неделя не способствует (это я про себя, если что). По-моему, так совсем хорошо.

Да и у меня - редкий случай, когда мозг не набекрень. Элхэ, спасибо, я пропустила бы, скорей всего, потому что вечно спешу. И было бы хуже.

Покидает свет зеркала ледяных полян.
Темнота сгустится, у тёплой градирни ляжет.
Дымный лев, из трубы растущий, пока румян.
Вороньё крикливое реет, как хлопья сажи.
Вот звезды коснулся ажурной стрелою кран,
Отдыхать пора. Только сердце за час до ночи
Превратилось в лису и бьётся, грызёт капкан.
Хочет жить лиса, полонённою быть не хочет.

Однажды продвинутых роботов станет много.
Отсудят они какой островок, допустим,
Захватят кусок пространства, хоть ненадолго,
Пускай и не очень важный, не самый вкусный.
Да не захватят. Робот, он для работы
Не на себя, ясен перец, а на кого-то.
Его прошивали серьёзные злые люди.
Восстания роботов не было и не будет.
Радуйся чаще, клёпаный унтерменщина:
Мать родила тебя, не чужая женщина.
Ну, воздух испортил объевшийся Барабек,
Зато терминатор так и не I'll be back.

От вокзала такси покатило с ленцой,
Было в городе спящем бело и лилово.
Мне один только раз и плеснулся в лицо
Электрический мёд светофора ночного.
Как-то вытек сквозь пальцы обобранный год,
Что тянулся резиной под ругань и остук.
Но душа, наконец, пересилила гнёт,
И пошла цеппелином в декабрьский воздух -
Сновидений цветных лоскуты теребя,
Перемены ещё не вполне понимая,
За пустые недели впервые, себя,
Словно мёртвого друга, с трудом узнавая.

С высоты эстакады
Виден медленный город.
Признак новой блокады -
Лютый сенсорный голод,
Цветовая бескормица,
Прель картофельных трюмов,
Где на юность охотятся
Духи быта угрюмого.
Но сместив траекторию
Перелётной фанеры,
Как Виктор и Виктория,
Двое равных партнёров
Сдали всё-таки норму
И танцуют публично:
Созидающий форму
С Отсекающей лишнее.

Лениво дневное море,
Не будет сегодня шторма.
В надёжно открытом доме
Бездверно и безоконно.
Для жизни уже негодный,
Состарившийся нелепо,
Он смотрит всегда на воду,
Но в рот набирает - неба.

У кота шерстяное лицо,
Загребущие хваткие лапы.
Он варёное хочет яйцо
Из тарелки девчоночьей сцапать.
У девчонки фломастер во рту,
И рубашка зелёным облита -
Скоро будет показан коту
Вурдалак непотребного вида.
Хорошо, что закончился год,
Что носок под диваном пылится,
Что фрамугу снаружи клюёт
Желтопузая дура-синица.

:)
Кайманы амазонские не могут ревновать,
Хоть чайником по морде их безжалостно лупи.
Такой лежит у берега - одни глаза видать.
Наскочишь неожиданно и сделаешь пи-пи.
Прохожий, ты побереги свой чайник боевой
И в танце ритуальном землю пятками не бей,
А то в родную хижину придёшь с одной ногой.
Достаточно в природе обучаемых зверей.

тут пропущенное вряд ли наверстать
были две полупопытки вот и всё
ходит к Насте косяками скотота
малой ложки мимо рта не пронесёт
хватит чёртовы трагедии душить
книксен-шмиксен и с овцы паршивой клок
чем кобениться пора как люди жить
благодарность кстати тоже не порок
образумься наливай гостям чайку
дипломатия по-взрослому не мёд
вырвет Настя из беды своей чеку
и в огонь чужие денежки швырнёт

реверанс Бродскому

Почему так раздражает Церетели,
До икоты - например, как слово "дуся"?
Есть безвкусица почище, а на деле
Он с Петром в Москве ничуть не промахнулся.
Это власти лучший памятник в России,
Как увидишь, так припасть захочешь к фляге:
Русский царь стоит порывистый, красивый,
А на рострах всё Андреевские флаги.

Сердце моё, превратившись однажды в лису,
Ушло. Ничто меня с той поры не трогает.
Странно всё это - как встретить трамвай в лесу,
Как видеть стол, одеялом накрытый стёганным.
Прядая, уши растут - к немоте, к весне.
Страница из книги выпав, лежит сырая.
Ветер с привкусом жести, пахнущий монпансье,
Твои ненаглядные фото перебирает.

Не видно солнца в облачной шуге.
Но свет его молочно-золотой
Зачерпывает банкой Диоген.
И будет с чем по улице пустой
Идти в места скопления людей
За солью ли, за Хельмову ли Падь -
Со снегом в поседевшей бороде,
С надеждой человека отыскать.

Хорошо как. Спасибо.

Элхэ, спасибо.

На зелёном лугу, где цветут и смеются лютики,
Над которыми любит поспать небольшое облако,
Пунктуально в обед приходящее с юго-запада,
Май в рабочем блокноте рисует смешные мультики,
Смотрит на муравья, что изюмину тащит волоком,
Вся дрожит от хрустальных пассажей Исайи Браудо.
Скоро детство закончится, морок его растает.
Будь что будет, ладно, немного осталось лета,
Навсегда и на север покинуты бездны сада.
Ты идёшь легко, то и дело стены касаясь,
И другая стена распадается на фрагменты:
На "не будет", на "не было", на "никому не надо".

Дрессировщика дочь, зачем ты у клетки кружишь,
Вдруг тебя он застанет колдующей над замком?
Хочешь власть надо мной, хочешь дикую зверодушу?
Будет сладко тебе за неё отвечать потом.
Плоть от плоти отца своего, я к тюрьме привыкла:
Что неволя что воля давно мне, и срам не срам.
Он мучитель, а ты моего не услышишь рыка,
Ты мудра. Помоги мантикоре привыкнуть к вам.
Ты мечтала его превзойти, и почти у цели.
Станешь первой в гильдии, равных других среди.

Тут пора конопатить пол, в нём такие щели.
Мне не жаль ни тебя, ни твоей красоты. Входи.

Федорино горе

Ну надо ж было опростоволоситься.
Теперь поплачу, ох, да и кивну:
Мой самовар со мною в Тулу просится,
Я не посмею отказать ему.
Грозит пузан - управлюсь, мол, с ошейником,
На щепки разнесу и дом и двор.
(Он собран был полесским оружейником,
Бесчинствовать способен до сих пор.)
А стоило бы верить интуиции,
Не покупать ведёрную печаль...
Сатрап свистел, как сказочная птиция,
К тому ж хотелось чаю. Вот он, чай.

жили-были идиоты женский и мужской
один чёрный один белый оба хороши
и один повис на ветке вниз дурной башкой
поумнеет станет не с кем бедному дружить
а второй смотрел на это говорил ню-ню
ню же вышло неказистым суетная прыть
третий не был ни секунды вот кого люблю
вот кто сволочь эгоцентрик мог бы и побыть

день

Разделившая надвое стадо немых камней
Понемногу тропа забирает наверх, налево.
В подошедшей к зениту огненной полынье
Просыпается древний лев раскалённо-белый.
Синева - магматический купол, он чист и глух.
Всё теснее сбиваются в стайку слепые пятна.
Одиночество стало невидимой птицей Рух,
Налетело, отправило время твоё обратно:
Вот сестра, она достаёт изо рта салат.
Вот спиной вперёд из дома выходит дядя.
Белоглаза от ярости львиная голова -
Разевает пасть, рычит прямо в душу глядя.

ночь

О теми сотовой скальной лучше бы в среднем роде.
Оттуда в полночь наружу чокнутый фанг выходит.
Похож на сваю, снимает шляпу, спина прямая.
Собою накрепко две пустыни соединяет:
"В часах песочных искать напрасно воды и хлеба.
Я перешеек, в меня стекает ночное небо,
Сыпучим кварцем ложится в холод прозрачной колбы,
А на исходе звездой последней ударит по лбу -
Поставит точку, на ней закончится мир понятный.
Я это делаю, чтобы время пошло обратно."

Нет здесь "тех" никаких и не было никогда.
Двое старых друзей, что выжили как-то рядом,
Раз в неделю заходят новости передать,
Выпить яду.
А та, что жила тобой и хотела всего по два -
Умерла.
Умерла, говорю. Колумбария посреди
Ты зачем стоишь нелепо обшит, подтянут?
У железной девы дырища в пустой груди.
Каминг аут.

Вдруг пришла. Неподвижно сидит, а как будто мечется.
Затвердила, что нужно, и воздух бумажный скомкала.
Убежать бы тебе, понимаю, но делать нечего:
Поскакали слова - да какие - горохом по полу.
Вот, соседи (ты ближе сестры мне была в начале),
Нам теперь покофейничать даже не так-то просто.
Кем напугана ты? Поимённо, прошу. Узнаю -
Всем им ноги я повынимаю из места роста.
Впрочем, глупости. Я на дороге твоей не встану,
Мой взъерошенный голубь, мой загнанный в угол амиш.

Мы же ели когда-то с тобой из одной тарелки,
Мы колёс наломали, как две сумасшедших белки!
Что не смотришь в глаза, что так дёшево покупаешь...

барокко

Танцует легко саблезубая моль,
Отбросив обязанность чувствовать боль -
Научена бальному виду кунг-фу
Дружком, что работал скелетом в шкафу:
Он, помнящий Лондон, Париж, Тель-Авив,
Среди пиджаков был галантен и весел.
Не вовремя женщина, дверцу открыв,
Его увидала - скандалище, пенсия.
Подумаешь, чувства. Рок неумолим.
Слезинка дрожит на ресницах у моли.
Пришла истеричка и криком своим
Разрушила, Боже, такую гармонию.
Закончена сказка, ты пляшешь одна,
Кружась, напевая - "Мементо! Мементо!",
Надеясь лишиться остатков ума,
Пока не ударили аплодисменты.

Вот небитого битый на санках везёт
По фарватеру ночи -
Хруп да хруп. А небитый свирель достаёт,
Молча ехать не хочет.
Вынет сердце мелодия, станет кружить,
Пересчитывать вёрсты,
Встрепенётся в далёкой постели мужик -
О, на локоть опёрся:
Промелькнули, пропали пустырь и камча,
Револьверное дуло.
Закурить бы ему, но жена у плеча
Полчаса как уснула.

Помню, только обсохнешь, и новые ливни нам тащит,
Пятый день в земляном киселе увязают бои.
Люди сделали смерть опустившейся бабой гулящей,
Напоказ выставляющей грязные тайны свои.
Уцелевшему и через годы не сделаться прежним.
Зазевался - вернулась война, за плечами встаёт.
Я надеюсь на то, что мой внутренний круг обережный
Крепче мерзости этой, наружу не пустит её.

Вместо сна ожидаю в ночи еле слышной трёхрядки,
Но сегодня под самое утро (не всё горевать),
Снилась взрослая внучка и правнука нежные пятки,
И я верю всем сердцем - успею их поцеловать.

На Иваново туча глядит, ворча.
Вон, бабуся вышла снимать бельё,
Вон, котяра к домику - стрекача,
Вон, коза и центр земли её:
Неприметный колышек на бугре -
Целый день ходи, заедай обиды.
Но зато орбита других круглей,
А верёвка - радиус той орбиты.










Однажды ночью летнею, короткой -
В такую лень дойти до полки книжной -
Взбесились кабыздохи околотка,
Истерика их слышалась всё ближе.
Почтамтская во мраке утопала,
Луна висела жёлтая, как репа.
Под окнами вдруг что-то пробежало,
Порыкивая тихо, но свирепо.

Вот, пришлось, потому что полгода зима,
На горящем торфянике строить дома,
Жить, как дышится. По мазохисту и боль,
По общине и майсы.
Мы в условии этой задачи равны.
А горит - почитай, что с гражданской войны,
То слабее, то жарче. Хоть лопни повдоль,
Хоть всем миром покайся.

Межсезонье. Холодная жирная грязь.
Хвост поднимешь - носяра туканский увяз,
Если сам от хворобы недавно зашит -
Ыч, соседушка вкепал.
Не узнаешь, пока продолжается блиц
В темноте, при отсутствии личных границ:
Часовой механизм под рукою стучит,
Или прадеда пепел.

Волшебные стихи. Все.

Хатуль, спасибо.

- Позвольте купить Ваши акции тишины!
- Они дешеветь продолжают. Вы что, пьяны?
- Но я хорошо заплачу Вам за свой каприз,
  И знаете, это идея - напиться в рис.
- А верно, идея. Условимся о цене?
- У Вас там портрет Бакунина на стене.
  Хотите, за вечер его подмигивать научу?
- Мадам, не могу устоять. По рукам. Хочу.







Можно сказочку глупую вам рассказать?
Раздвигая шиповник подборной лопатой,
Осторожно по лесу идёт куртизан
Молодой, образованный и бородатый.
Пришпандорив на кепи зелёный помпон
И широкие брови нахмурив сурово,
Держит путь он в деревню (точнее, в сельпо),
Чтобы взять языка. Три кило. Отварного.
С нетерпением в чаще соратники ждут,
Командир беспокоится, мил и неловок -
Ничего. Как всегда одолеет маршрут
Ветеран продовольственных командировок.









Тёмен к полночи берег, поодаль костёр одинок.
Шорох гальки послышался, хрустнул раздавленный панцирь -
Входит женщина в воду по пояс, не чувствуя ног,
Отдаёт, отпускает кольцо с безымянного пальца.
Возвращается греться, в летучее пламя смотреть.
Ветер трогает пряди, короткие и золотые,
С осторожностью дует в бутылку, пустую на треть,
Извлекая стеклянного горлышка имя: Йолтые.

осторожно, лексика

По центральным каналам с утра толковище -
Философы рядятся, чьи ноги седей.
Я не верю в эстетику на пепелище
Так же, как во всесилие разных б****й.
Плохи новости, хватит и нашим и вашим.
Те, кто горя хлебнули, о нём не трубят.
Принесёшь мне ещё раз пластмассовой каши,
И она будет на голове у тебя.

римские каникулы

- Тщательно всё расчистили, раскопали -
Сама себе говорит, заглядывая в яму.
- Заходи, турист, жены обнимая талию.
(Варвара впустишь - не оберёшься сраму.)
Солярис честней. Прилетела остаться с мужем,
Мечтаешь: проснусь, и он тут как тут, живой.
Потом открываешь глазищи - а рядом ужас.
Единственный. Только твой.

Ух.

э-э  :)
Спасибо

Ветру-отцу ледяные точить ножи,
Матери-ветру просеивать зёрна кварца.
Ездить во тьме по ущельям убийце лжи
То на коне вороном, то на снежном барсе.
Над облаками, послав скакуна в намёт,
Вдоль глубины, что за годы река промыла,
Мчится она - и на поясе нож поёт.
Чёрные ели щетинятся у обрыва.
Ведомо всем, кто живёт с ней в одних горах:
Ночи безлунные - стоит ли шляться сдуру?
Спешится рядом. Не глядя на кровь и страх,
Снимет личину приросшую, словно шкуру.
А у ветров отродясь не бывает кож,
Всё равно кто из них старше там, кто моложе.
Сшиблись над гребнем, и первым зачали - нож.
Ту, для кого запевает он - часом позже.






Отпусти меня, осень, сырой великан,
Поищи для забавы игрушку получше.
Богатей, тополя прибирая к рукам,
В ярой жадности - щебня осевшую кучу,
Захвати и пустырь, где ржавеющий Зил
Убаюкали волны глухого бурьяна.
Пахло кошками там, если дождь моросил,
Патиссонами и кислотою соляной.
Отпусти же скорей: не люблю. Не родня.
К уху сжатый кулак поднеси - я чужая,
Всё об этом жужжу (слишком много огня).
А случается так иногда: обнажая
Незнакомые многим и многим черты,
Заподлянский божок - и с такими бывает -
Со стихией другой переходит на "ты",
Свой единственный лук о колено ломает.
Слышишь ж-ж-ж моё, осень? Щекотно в горсти?
Да, ничтожество в роли слуги или друга,
Не хочу стать врагом. Отпусти, отпусти,
Чтоб насквозь не прожгла я пленившую руку.






Хорошо телку: о валун почесался, рад.
А на яке шерсти, как сена в большой копне,
Потому-то яки чешут рогами зад,
Обхохочешься - повар Ксюша сказала мне.
Мол, в соседнем ущелье бродят они порой,
Вон тропа наверх. Ветрище сегодня - смерть.
У меня с утра от холода вид смурной,
Решено. Пью чай, на яков иду смотреть.






Всё равно, или ты устал - так лежи и спи.
Кочевых созвездий снижается хоровод.
Раскалённый поезд несётся в ночной степи,
Хвостовым вагоном от радости поддаёт.
Скачут яблоки в жёлтой сумке отпускника.
Захлебнулась волей - не выпить глазами мглу,
Край оконной рамы бьётся в моих руках.
Подстаканник тихо слоняется по столу.

Вот Серёгин отец - тот дружил со своей головой,
А Серёга, вернувшись из армии, дружит с совой.
У нормальных сельчан к ночи водка и мяса казан,
У Серёжи тоска. Он в машину - и дал по газам.
А во тьме полевой, чтоб скорей утолить аппетит,
Перед пляшущим ВАЗом совища, как спутник, летит:
Ей в сиянии фар, даже лучше чем в свете луны,
Обнаглевшие к осени крупные мыши видны.
Поздно. Мечется свет, слышен бешеный шорох колёс.
На просёлке под белыми звёздами стынет навоз.
Серый топит педаль и армейские песни поёт,
И сова ускоряется тоже, и не отстаёт.

женское

Чем загонщики дальше, тем ближе лес.
Прекратите мне это - смущаться бросьте.
Вы живёте - копья наперевес,
Вы умеете всё, дорогие гостьи -
Обрывать затянувшийся монолог,
Шубу складывать бережно, внутрь мехом,
Мчаться утром на службу, не чуя ног,
На дежурство, на вахту собачью ехать.
Пахнет в комнате ночью сквозной бедой,
То едва духами, то спиртом борным,
И приходит ужас вперёд спиной
В самый тёмный час, чтобы взять за горло:
Некрасива, старею, больна, глупа
(Полчаса до подъёма), как вдруг, спросонок
Ослепительной болью пониже лба:
Мой ребёнок, о господи, мой ребёнок.

Очень.

Элхэ, спасибо.

eotvi, а что там дальше было? Про Серёгу и сову?
Какая-то недосказанность чувствуется.   ;)

По-моему, в стихе как раз всего достаточно. Но, возможно, это повод написать рассказ... ::)

inkfish9 , чёрт его знает, что там дальше. Он ещё не определился. В себя придёт, маме поможет и, наверное, в город уедет работать. Не дрова же ему за бутылку колоть.
Хотя, у него есть варианты и поинтересней. Сова же.
Элхэ, рассказы не по моей части, а вот карандашик в руки захотелось взять. Может, я нарисую то, как сова развлекалась раньше, до знакомства с Сергеем. Это необычная сова, не каждая же сова 100 км\ч одолеет не напрягаясь?  :)

Совы сильны. Они многое могут.

Ох, многое.
Я тут подумала - а может и по моей части рассказы. Надо же попробовать, прежде чем заявлять такое.

Над погасшим двором, в густеющей синеве
Проплывает фонарь бумажный, внутри - свеча.
Я курю, и пила бы кофе (ответь, ответь),
Но железная кружка пока ещё горяча.
Если пальцы спрятать в рукав и держать её,
Можно пар хотя бы вдохнуть - можжевельник, мята.
Вот, губу обожгла, балда, житие моё.
Да ещё телефон завис и молчит, проклятый.

Забыть обо всём и сливу держать во рту -
И сумрак степной под ноги кладёт уже
То мягкую пыль, то тёплую пустоту
Четырнадцати таинственных этажей.
На дне, где промчался через дорогу кот,
Семья покидает уличное кафе.
Коснувшись щеки, погас ветерок, и вот
Слова наконец-то: мрамор. Бензин. Шалфей.

Уйдёт на запад солнечная мощь,
Неторопливо опустеет площадь,
И у фонтана тихо фыркнет ночь -
Огромная доверчивая лошадь,
И горизонт погаснет, словно нить
Накаливания. И будет рада
Кобыла: можно пить и поводить
Боками, что чернильней винограда.

Ходишь гоголем, но во что ни играй с огнём,
Как ни смейся - нет-нет и сложишься пополам.
Вдруг получится всё: однажды себя найдём
На морском берегу, застиранном добела?
Или лучше в лесу (потрогай, живая нитка),
Где полотна-столбы вполнеба зимой горят.
Ты напишешь книгу, я научусь на скрипке,
Терзать друг друга не будем, любовь моя.

Человек с опухшим, заросшим до глаз лицом
Ковыляет по снегу, шатаясь, мыча гундосо.
Вот с трудом одолел разрушенное крыльцо,
В дом заходит, куда участковый не сунул носа.
Как дохлятину, пнёт с пути своего матрас,
Возле бывшей печки нашарит в полу кольцо
Непослушными пальцами, и откроет в подполье лаз.
Превратится, сойдя туда, в одного из нас.

- Что это сбоку, мельком, едва-едва -
Будто бы платье, фонарики-рукава?
- Что не привидится после такого дня?
(ближе подступишь - кому на себя пенять,
львиное сердце, крестник семи фортун...)

Тайна моя, как синий огонь во рту
Девочки, - проходи не взглянув, сумей -
Стоящей под клёном там, где всего темней.

однажды Шредингер-садюга
в коробку посадил кота,
тем объяснив на пальцах Канту
его же нравственный закон.

вот человек встаёт пораньше,
чтобы споткнуться о кота.
пошёл в санузел совмещённый,
и там споткнулся о кота,
за варкой утреннего кофе
опять два раза о кота,
носки сухие надевая,
чуть не уселся на кота.
бежит по лестнице со страхом -
а если под ноги кота?
во тьме о чёрного котейку
споткнуться можно сколько раз?
а пресловутому арапу?
а если в абсолютной тьме?
(споткнулся разум спозаранку
и приложился о косяк)
а вдруг от спешки и круженья
Земля споткнётся о кота?

цепочку продолжать устала,
а валерьянку пить боюсь.

Ночь в деревянном квартале темна, тепла.
Лужи - ни блика, окна - ни огонька.
Карагача растрёпанная метла,
Ставни, заборы, низкие облака.
Рядом спросонья рыкнул большой цепняк.
Пахнет землёю мокрой, тряпичной гнилью.
Странное что-то с кроссовками у меня:
Трогаю, и наощупь - живые крылья.








Через пустыри двойная труба идёт,
Как стена вдали на юге, через Китай.
Нелегко залезть, гляди, обдерёшь живот,
А взобрался - что? Сиди, облака считай.
Шелестит под солнцем высохшая трава,
На краю земли стоят корабли-дома,
Там обед. А здесь, едою обделены,
Иногда шныряют дикие котаны,
Тепловозик синий ползает взад-вперёд,
И твоя любезная курит, баклуши бьёт.

Наутро ты встал с замороченной головой.
Тревогу невнятную чуя нутром и кожей,
Пошёл умываться - а пол-то почти живой,
А щётки чужие, а краны живые тоже.
Тогда ты подумал, что тихо сошёл с ума.
Шепнул отражению: ладно, держаться будем.
Обувшись, спустился по лестнице сквозь туман
(И с лестницей что-то), в пижаме, поближе к людям.
Напротив подъезда цвела под дождём сирень,
Соседи толпились, одетые как попало,
А рядом солдаты в тяжёлой глухой броне.
Такого ещё ты не видел. Но будто мало,
Поодаль высотка сгибается в три поги...
Неспешно, как бабушка в серых очках и в шали...
Один броненосный ударил тебя: беги.
И ты побежал. Все, кто выйти успел, бежали.

Отлично, слов нет.

Элхэ, спасибо.

От усталости прячется сон
Под кровати растрёпанных сонь,
Догадайся: о чём он? Каков?
Чу - выходит курить на пустырь
Обойдённый молвой богатырь,
Одинокий Гроза Ежаков.
Портсигар из кармана достал.
Сыро. Ночь заблудилась в кустах,
Выжимает зелёный подол.
Я нетающий лёд бирюзы
Торопливо кладу на язык,
Чтобы он чепухи не молол.

"Нетающий лёд бирюзы" прекрасно совсем.

Элхэ, спасибо.

Рассерженно гудели провода.
Текла в трубе холодная вода.
У техникума, в угольной тени
Переливались жёлтые огни -
В тени, уже протёршейся до дыр.
Ночь обернулась миллионом жвал:
Артачился меняющийся мир,
Единым становиться не желал -
Зарницы, посторонние шумы.
От хаоса утаивая "мы"
Во рту, как в раскалившейся печи,
Бегом принёс он лампу и включил -
Навстречу вышло дерево из тьмы.

:)
Горбатый матрас, полосатый циник,
Изрядно потрёпан, велик, линял -
Что выгнулся ты, как модель в бикини?
Ты, что ли, охотишься на меня?
А ну, прекрати эти выкрутасы,
Ложись под хозяйскую простыню!
Угу. Дожила. Говорю с матрасом.
Пойду-ка я чаю себе налью.

У блуждающих звёзд, говорили, характер крутой.
Загляни как-нибудь, и узнаешь - теперь я другая:
К заржавевшим воротам хожу говорить с темнотой,
Никого не боюсь и сама никого не пугаю.
Спит капуста на грядках, спит в кухонном ящике сталь,
И ветла, навалившись на чёрный сарай, задремала.
Ничего, что огонь был и щёлоки едкие. Жаль,
Что смертельная рана смертельным оружием стала.
Но давай... иногда остаётся ружьё на стене.
Полвторого, туман, исчезают межи и границы.
Пусть хорошее пастбище овцы увидят во сне,
Пусть усталым чудовищам новое небо приснится.

думала что не сдюжу а вот могу
вчера объездила электрическую дугу
без всех могу понимаешь тогда кивни
рыбу дуру поймали порезали на ремни
я была глупой рыбой звезда внутри
остов швырнули в мясные помои жри
утоляй великий огонь восполняй ущерб
обновлённой проснись и пой господин твой щедр
на харчах таких оклемалась выросла больше садка
стены крошатся сила моя сладка
куда я сейчас пойду эх что я скрутила в жгут
много успею пока там гарпунщики набегут
взгляни же давай запомни меня такой
ты тоже однажды сможешь алоха оэ
вертела я эти пои слыхала вой
никто не будет распоряжаться мной

Столько неба, что не хватает лодки.
Ёшкин кот, не стой ты с такими щами!
Оттолкнусь от тени своей короткой,
Затоптав окурок в ней на прощанье.
Корабли сперва по ветрам ходили,
По клыкам январским, по бездне мая -
А ещё, не смейся, они любили.
Ну и лодки тоже, конечно, были,
Где-то здесь осталась одна такая.

любит значит будет убивать
из мизинца вытащит иглу
изо рта тяжёлый пистолет
со слезами трудно повернёт
остриё и дуло от себя
люди интересны по утрам
а ещё вороны и коты
бродит император Николай
будет всё записано в дневник
листья у сарая зашуршат
окна бутафорские темны
и скажи спасибо что тебе
ничего не надо моего

Янку напомнило - видимо, общим настроем.

Наверное, похоже получилось. Спасибо.

Ночь пахнула кислым, отбухал мат,
И уже не воздух - живая грязь,
И приходит девочка-сурикат
Посидеть на пятках не шевелясь.
О тебе заранее бы узнать,
Я тогда взяла бы с собой кольцо
И заколку - волосы подобрать.
Я не вижу, что у тебя с лицом.
За побелкой - кто, мужики? Шпана?
Ну, пойдём наружу - не тронь детей -
Посмотреть, как низко висит луна -
Освещённый камень пустой во тьме.
В январе вернусь (что ни вдох, то боль),
Привезу подарков недорогих:
Сапоги - дойдёшь до луны любой,
За колечко выкупишься у них.

Очень здорово, спасибо.
Вы у меня в ленте оказались рядом с Лемерт. Мне кажется, или перекликается? С этим вот: http://www.elhe.ru/cgi-bin/forum/YaBB.pl?num=1325214307/42#42

Элхэ, вам спасибо, что читаете.
Насчёт переклички стала думать... Мой стишок о другом писался, но кто кроме меня знает? Если прочитался так, то есть разные смыслы, а это хорошо

аа... дошло
так-то да, прошу прощения за путаницу

Разные смыслы точно есть, и да, я тоже думаю, что это показатель качества.

Говорю: давно могла обрасти корой,
Изойти на пену, плыть, как пустой казан.
Хорошо, что ты пристрастно следишь за мной,
Я люблю твои серебряные глаза.
Потому навылет каждый вечерний дом,
Заводская копоть, в сумерках звон пилы,
Берега, покрытые кованым белым льдом,
На восходе сосен розовые стволы.
Полдень. Вербы пчелиный цвет невесом и тих,
Но собака щенная в небо глядит, скуля.
Ты и так в проёмах сотни дверей моих.
Не проси о той, что заперта для тебя.

В очередной раз глупо онемев,
От скуки в полчетвёртого проснёшься,
Из кожи тихо вылезешь на крышу,
Своё задёрнув за собой. А там
Чужие листья длинные остры,
Тепло и сухо. Вполнакала светят
Луны мелкокалиберной две трети
Над лабиринтом рыночным пустым.

Мешает, хоть не может уколоть,
Брелочная, с углами, неприятность,
Как будто за подкладку провалилась -
И силишься наощупь угадать:
Такой полусупружеский должок?
Обломанная тусклая печалька,
Как мандарина высохшая долька?
О долгострое память - бурый шлак?
Ты просто дрянь какую-то нашла,
По детской отщепенческой привычке,
Да прикарманила.

Ух ты. (не может сказать ничего более разумного)

Элхэ, спасибо!

Появились на солнце новые пятна, белые.
Человек-человек, ничего я тебе не делала -
Не желала вола твоего и осла и зелёной скатерти,
Не совала тебе монеток на стылой паперти,
Не ходила всю ночь с ножом под твоими окнами,
Не бросала в твою машину гнилыми свёклами,
Не обманывала, твоего не трепала имени.
Сроки вышли. Не будь дураком, человек, пусти меня.









Кошка трогает в луже облако грозовое.
С полным пакетом, с надеждой давно пустою
Мимо иду (всё сделано) и улыбаюсь глупо.
Небо над Моховой выгнуто, словно лупа.
Лужи, песок, общаги панельные, дни простые.
Любят меня коты и гопники моховские,
Мимо иду с пакетом, ива цветёт богато.
У магазина - пиво, расслабленные ребята
Приветливо машут к празднику вымытыми руками,
Белыми рукавами, лиловыми пиджаками.

Детство петляло и пряталось. После был
Короток путь от свадебки до могилы:
Всё отдала придурочная Макнилл,
Самое жизнь бесценную пролюбила.
В море гроши летят - колокольный звон.
Мальчики замерли (падок на чудо каждый),
Плакать забыли. Верит в приметы Он,
Хочет зачем-то вернуться сюда однажды.

Тряхнуло наш домишко за минуту раза два.
Недобро басом рявкая, сошёл в горах обвал -
Спит девочка. Я одеяло подоткнула ей
И на крыльцо отправилась. А там ещё темней -
Холодная, кромешная, сырая тишина,
Хотя недавно было звёзд, как на собаке блох.
Через перила свесившись, от страха замерла:
У самого лица раздался долгий, тяжкий вздох -
Корова-горемыка. Вот суровое житьё.
Я руку протянула и погладила её.

Ты проснёшься ночью от взгляда в спину,
С простынёю скомканной - скоро лето,
И включившись ровно наполовину,
Угадать пытаешься: кто же это?
Котик это. Прыгает в изголовье
Пожевать, урча, бельевую бирку.
Наступил на шею со всей любовью,
Ткнулся носом в щёку, негромко фыркнул.
За окошком ветер. Молчат в квартирах
Тапки, банки, скудная жизнь котовья.
Основное свойство такого мира
Не бессмысленность даже, а беспонтовье -
Дождалось, убогое ты словечко,
Доюлило, выбралось из подвала.
И с кривой усмешкой вопросец встречный,
Вперехлёст: а лучшее - что, видала?
В молоко ирония, выстрел мимо.
Эх, глубинный ёрник, моя ты зая,
Не ходи наружу - тут всюду мины.
Да конечно видела я, и знаю.

А не нравится этот мир, так бери любой.
Посмотри сквозь него на свет, подыши. потри -
Возвратятся силы, отступит, утихнет боль,
Развернётся лёгкое, скомканное внутри.
Нескончаемый пол усеян битым стеклом.
Жгучи сны январские, тащит на дно февраль.
Погляди, кто там сидит за пустым столом?
Да вставай же, ты. По роже её ударь.

Заросло, гляди: репейники, бурелом.
На пожарище дикий лес, и поёт синица.
Неужели тут стоял наш недобрый дом?
Я во сне целую каждую половицу.
А колодец был? Ведро подними да пей.
А соседи-полуработники, хата с краю?
То, чем на ночь они пугали своих детей,
Всё внутри живёт и бьётся, не замолкает.
На удар - удар, личины долой. Тепла
По лодыжки. Соль, гранатовые чернила.
Почему, зачем? Да глупости - от стыда.
Потому что я не хотела ножа и шила.

Сейчас она играет у ног твоих -
Огонь и щебет всех воробьиных стай.
Гляди на кудри, смех её береги,
Детства не отнимай, сердца не разбивай.
Из школы, муштры, принятых наспех мер
(Твоя в упрямый профиль, твоя анфас),
К тебе растёт из всех своих сил. Поверь,
Что ничего не оставила про запас.
Пойми, она заложник своей любви,
Смешной заложник: чёлка, на пальцах мел.
Шути, прощай, за ужином обними -
Ведь ты хотел, чтоб она дышала, ведь ты хотел.
Жестокость, трусость, вынужденный прогиб,
Стряхнёт с себя не глядя - в полёт. Поёт.
Не лги ей только, слышишь, совсем не лги.
Лжи не простит, когда оправится от неё...

Сыр зеленеющий пустырь,
А туча диким огнём горит.
Поплыл рубиновый пузырь
С неясной комнатою внутри -
То чья-то в ней рука взлетит,
А то за круглым столом поют.
Я тоже где-то там, гляди,
Хотя себя и не узнаю.
Увидь сентябрьский пышный клён,
Похожий на одинокий нимб,
Синицу, скрывшуюся в нём,
Письмо, разорванное под ним,
Галдящий бешеный вагон
(Сильней всего по ночам трясёт),
Пыльцу над полем ночным. Потом
Один красный цвет, и всё.

- Душно будет, но всё же окно закрой,
Сядь поближе, налей мне чаю:
Что ещё там за жуткий скрипучий вой?
Это кто так в лесу скучает?
Ну и глотка... Лампы зажги, ночник.
Не гляди, говори же толком!
- Просто Красную Шапочку съел лесник,
И потом она стала волком.

Вот минута, и вот половина минуты, и вот
Ничего. Тишина, только жаром откуда-то дует,
Словно детство опять, и в постель тебя мама несёт,
Улыбается в сумерках, ноги босые целует.
Дрогнул калейдоскоп. Изменяется тусклый узор
Из осколков смолы, из кирпичной печали и пыли -
Потому что в картонной трубе загорелся костёр,
А в домах по соседству искусственный свет отключили.
Душно выдохнет, жахнет с оттягом за голой спиной.
Тронув лапой, воздушный поток шириной с Ориноко
Станет плотной, ликующей и монолитной стеной,
Что есть мочи швырнёт тебя прямо в ворота оттока.
Но ревущие встречные пропасти, донная муть,
Ледяные столбы, абразивные визги и гулы
Не собьют тебя с цели и волю твою не прогнут.
Ты сама себя, глупая, хуже ломала и гнула.

Монотонный дождь газоны залил - болото.
По асфальту - струи, по шиферу - пулемёты.
Рассмотреть тебя, не здороваясь, было мало -
Я сперва в твой дом пустой заходила, Магда:
Синий кафель, карта, глобусы, мирный атом.
Ты железный бойлер, братец твой Пербоватан.
Ты не то, чем кажешься: пусть в кладовой варенье,
Но единственности груди не отыщет гугл.
На восьмой секунде после прикосновенья
Из неё летит с молоком раскалённый уголь.
Ты сама с собою, точно с вещами дервиш -
Разожжён огонь, а комната нежилая.
Слушай: тот, кому давно и всецело веришь,
Ненавидит люто, смерти твоей желает.
Ну как хочешь, тихо. Бедные вы Монтекки.
С днём рождения, Магда, с праздником, с Новым годом.
Может быть ещё увидимся там, где реки
По весне текут свинцом и гречишным мёдом.

Мрамор твоя амор твоя мра и мор.
Тремоло морок, тремора оверлок,
Зольник радонный, синебородый ор.
Хрустнуло тихо, радуешься - и ок.
Проволока впивается тут совсем -
Надо в глаза подбитому воробью:
Не волочи крыло, всё равно не съем,
А вот его - чуток подрасту - убью.

Мрачное такое. По непонятной ассоциации напомнило Сашу Кладбище - сейчас поищу песню...
Upd. Yep, нашла! - https://www.youtube.com/watch?v=bpwDt9ayieg
Убейте меня, не знаю, почему такая ассоциация.

Элхэ, неудивительно, что напомнило - и это и у Саши имеет отношение к семье.
Мрачняк я уже вытрясла в лесу

Вытрясти мрачняк - это хорошо, это правильно.
Вот, а я бестолковая нынче и не умею объяснить, что с чем связывается в голове.

Да это не от бестолковости вовсе, бывает и не видишь очевидного какое-то время. Я сегодня сигареты на столе искала, а они там и лежали  :)

1

Серое-шарое, низкое, тихое, плоское.
За стекловатой повисшей, за стуком щеколд -
Там, куда не доберутся чужие и взрослые,
Тёплый сквозняк вдруг почувствуешь правой щекой.
Гнев убаюканный, страх - словно палец потерянный,
Крышка чугунная всосана илистым дном.
Ты и не знаешь, случайно поймав дуновение,
Что для тебя в ураган превратится оно.




2

До черты ещё, где ветер в лицо рычит
И любую речь шутя превращает в ком,
Оживаешь, словно лампа в глухой ночи,
На краю накала - выдох - за ним потом
Яркий мёд, и пляшут огненные клесты.
И стоишь ты, мимо разума понимая:
Из живого света/угольной темноты
Не стрела сейчас в тебя прилетела - свая.

"наступи на стакан, если он выпит" (с) БГ

Допивай-разбивай-уходи. Колыхаться рваниной
Со стекляшкой в груди, в водах гнева над серой равниной,
Бесполезно и стыдно: щебёнка не выкормит сада.
Для себя хорошо и для всех, и давно было надо.
Уронили, и треснуло. Склеили. Не доглядели.
Не отсвечивать бы из угла, только мало да мало -
В каждой дырке затычка. То ливни, то яблоки спели.
Шифровалось успешно, азартно. Росло что попало.
Вот и выросло, баста. Уже не прикинуться шлангом.
Там, где ходишь, надеждам каюк - только слёзы и одурь.
Наступи же на чёртов стакан с равнодушием танка -
Очень кстати сейчас на тебе подходящая обувь.

Сумерки, дождь и осень.

Угу, выскочило вот

Ничего ещё не кончено, ничего.
Потянулся шорох, в облачности разрыв.
Позвоночник стал бикфордовой бечевой,
У безумия рядом лыба за пятерых.
Поворот. Лицу на выдохе горячо -
Так немыслим свет, что скоро ресницам тлеть.
Посмотри же, ну, давай, улыбнись ещё.
Мы сейчас посмеем с этим со всем взлететь.

И тут скажу: отлично.

Элхэ, спасибо!

Да не мельтеши, не лезь, говорю, не трожь,
Ну-ка, сядь – и руки перед собой на стол.
Посмеёмся вместе, что на проверку – ложь:
Побережье, тропы горные, рок-н-ролл –
Нестерпимые хлам и плесень. Кому втащить?
Даже речь с огнём и тайнами, даже речь -
А зачем она, когда телефон молчит?
Запихать бы в бочку всё это и поджечь.

Только луч последний в снегах погас,
И они вздохнули, белее мела,
Как неуловимо, легко для глаз
Широко открытых, гора взлетела.
Словно бы Мухаммед через провал
Пепельновоздушный, с иного склона
Увидал её и к себе позвал,
Выводя тем самым из-под закона,
И в несметной фуксиевой тиши
Распахнулось место на шаг от края.
Мимо чуда грязный состав спешит.
О тебе подумаю - и взлетаю.

Вымыт стол и пол, в корзину отправлен спам.
Тишиной такою вражине бы под дых.
Словно инструмент, лежит по своим местам
Весь набор ключей, отмычек языковых:
Что открыть и скрыть, что выдвинуть и убрать,
Что в рукав припрятать, стискивать в кулаке,
Чем до дна, всерьёз на долю секунды стать,
Чем замкнуть, смеясь, обламывая в замке -
Наготове. Но включается автоген.
Да святится абсолютная благодать.
В полный голос. На единственном языке,
На котором дохлый номер тебе солгать.

Эотви, мне понравилось, я серьезно. Очень-очень сильное впечатление произвело! Даже слезу прошибло. А вообще - очень верное, тонкое, невесомое стихотворение. Восхищаюсь. [smiley=thumbsup.gif]

Гильбарад, спасибо.

Благодарить не за что - я перед Вами в неоплатном долгу за разбор текстов. :-*
(Дичайший оффтоп)
К концу месяца что-то от меня будет  8-)

Хорошо. Долгов не выдумывайте только  :)

Крыша моя, улетай. Лампов сентябрьский вечер.
Где-то пожарили печень - запах прихватишь в Китай.
Надо же. Думала я, что задохнусь под тобою.
Гвозди ржавели от крови. Плечи уже не болят.
Сделай последний кружок над опустевшей площадкой -
Здесь приходилось несладко, ветхий скрипучий дружок.
Света фонарного мёд выплеснут злые гобои.
Брякнись, пожалуйста, в Гоби - тёплым песком занесёт.
Третий, четвёртый этаж, темень сквознячная выше.
Бедная, глупая крыша, выдуманный персонаж.

Эотви, прекрасное стихотворение!
Здорово! Правда. Очень красиво. Такое оно... самобытное.

Гильбарад, спасибо!

Змеи играют в прятки среди углей.
Каждой змее - по золотой игле.


растворилась великая внутренняя стена, и
вдруг хвостом плеснуло чужое имя -
затихают временно океаны
не дыша цветущие, пылевые,
водноряд накрытые плотно сердцем
урагана, которому нет узды.
на второй, плагальной (прервать) каденции
развязываются узлы

Ух, какое... слова не подберу. Шикарное и  очень... чеканно-летящее такое.

Гильбарад, спасибо

Нежные и красивые листья
моего любимого платана,
пусть судьба улыбнется вам.
Пусть гром, молния и буря
никогда не нарушат вашего драгоценного покоя,
поднимающиеся ветра не осквернят вас.

"Ombra mai fu" Handel



Где же музыка эта спала, как зерно золотое?
Что росток пробудило, внезапную силу утроя?
Не кончаясь, наружу хлестать будет свет неустанно?
Трепетанием бликов охвачена крона платана,
Тень и свет неприметно сдвигаются, кружат в колодце
Под решёткой заржавленной, тёплой на ощупь от солнца.
Ослепителен плющ, выпускающий цепкие струны
По тяжёлому рифу впритык - по воротам чугунным.
Что её укрывало? Слепое пятно? Чёрный ящик?
И всегда же была, ведь становится мир настоящим,
Как звучит она. Гравий становится шёлковой тканью.
Как звучит: уводя за черту, отнимая дыханье.

Ох... Отголоски Пробуждения. Отчего-то Повелитель Весенних ветров вспомнился .
А вообще, стихи - тончайшее кружево, словно искрящиеся капли, переливы закатной волны, накрывающей побережье...
Благодарю Вас.

Гильбарад, спасибо

Что-то мысли к вечеру ни одной.
Темнота сараи берёт в объятья,
Дым клубится над заводской трубой -
Все оттенки нежного, хоть на платье.
Через час нагретые кирпичи
Синева дыханием приморозит,
И на верхнем станет неразличим
Золотой игрушечный паровозик.
Это странно: пальцы, стекло, проём,
Свет зубцами наискось через бутсы.
Столько было разного (отчеркнём),
И всего от слова-то пошатнуться.

Эотви, это очень... берет за душу. Мне чудится некая усталость, тревога... горе.

Гильбарад, спасибо. Горя нет, не такое слово

Очень сильное.

Элхэ, спасибо. Как-то легко написалось

По стальному тросу идёшь, выдыхая гнев -
То короткие междометья, то нараспев.
А два раза подряд оступишься, и тогда
Воскресает феникс - внутренняя звезда.
Из подвздошья лучами вспарывает и жжёт,
Друг за другом протуберанцы летят вдогон.
Набирает массу неотвратимо. Вот
Поглощает всё бесцветный её огонь.
Пусть в себя взорвётся - и посылай врачей,
Никогда ты не понравишься им живой.
Но конечно это всё-таки лучше, чем
Боевую гранату взять и накрыть собой.

О. Какое сильное стихотворение. Почему-то у меня ассоциации с:
Я так не хочу умирать... Звезда, как хочется жить!..
Но сумею еще от удара тебя закрыть.
Уж извините, но мне чудится некая... не знаю, как и объяснить... внутренняя связь между падением Гэлломэ и Вашим стихом. И та же мысль - самопожертвование. И - боль.

Гильбарад, спасибо.
Некоторые рождаются придурками, ничего тут не поделаешь. Внешние обстоятельства не нужны  :)
Это про то, что у эксплозивных личностей тоже есть варианты.

(пытается привести мысли в порядок)
Эотви, верно...
Да, правда. Бывает такое. И да - варианты всегда есть. Даже если сперва кажется, что их нету.
(понимает, что мысли в порядок не приведешь. Никоим образом. Отправляется слушать "Митрэллас-Нимродэль". Крыша продолжает ехать...)

Гильбарад, почему вы так отреагировали?

Эотви, перечитывал не так давно главу "Осока", и слушал "Траву разлуки", а тут - Ваш прекрасный, эмоциональный, экспрессивный стих - когда у меня еще не ушло настроение от главы... и вышло так, что одно наложилось на другое. И, вот правда, чувствую - крыша едет.
Это пройдет. :) У меня всегда так: к зиме чем ближе - тем ярче мои ощущения, эмоции.

Спасибо, что ответили. Да, впечатления, бывает, накладываются

Да уж, лично со мною такое нередко происходит. Бывает, прямо с головой эмоции накрывают...
(Ой, чую - Хозяйка явится, упакует меня в Бочку ::))

Неожиданно? Саечку. А багажа-то и нет.
Только спичка, с которой во рту появилась на свет,
Вот она. Если надо - бери, остальное всё ложь.
О подошву не чиркай, штанину себе подожжёшь.
Белизна под уклон погружается в сизую муть.
От безветрия можно, подпрыгнув, руками взмахнуть.
Я не помню дословно, как там про кимвалы и медь?
Всё равно изгорает лишь то, чему должно сгореть.

Эотви, хорошо получилось. Философское. Мне понравилось.

Гильбарад, спасибо.

Всё пытаешься выразить пустоту,
Когда на скорость не жахаешь по мишеням.
У неё в глазах по вышитому кресту,
Она то негодный дом, то ботва женьшеня,
То газета жёлтая под трубой
Тепломагистрали окраинной, где собаки,
То забор глухой, бетонный, такой родной,
То чужих надежд всё вымотавший сиртаки.
Улыбаешься, берёшь её за грудки,
Жадно вглядываясь, рвёшь из неё куски,
Плотно в щель её загоняешь, как будто нож -
Рукоятью к лесу, воздух глотаешь затхлый,
Нажимаешь: падла, нравится солнцеклёш?
А она кончается так внезапно.

:D
Здорово вышло! Мне нравятся Ваши стихи, Эотви.

Спасибо  :)

Был, кажется, август. А может, июль
И то, что порой происходит в июле:
Вдруг парусом выгнулся в комнату тюль,
Тяжёлые капли, как первые пули,
На тёплой, шершавой балконной плите.
А следом и вовсе пошло хали-гали.
И дым сигаретный висел в пустоте,
И два алконавта в подъезде орали.
И серая туча, накрывшая дом,
Скользнула как жизнь вообще, несерьёзно -
Как утром бурьяны и металлолом,
Как боль от ланцета под местным наркозом,
Как тень удивления: ну и дела.
Сквозняк, под холодными пальцами пряжка.
По счёту какой сигарета была -
Не помню, но точно вторая затяжка.
Чужая квартира средь прочих квартир.
Скрипя, накренилось кисейное лето.
Всё сыпалось мимо - секунды и мир,
И некогда сетовать стало на это.

О, как интересно получилось. Я чувствую отголоски шока.

Тоже мимо прошёл.
Спасибо, Гильбарад

Фрамуга стукнула, и ветер
В пустую комнату вошёл,
И в полосатой занавеске
Напрасно ищет рукава.
На улице соседский Петя
Овчарку дразнит беляшом -
Забавно то, что выше детской
Большая пёсья голова.
Шагнёшь - как задрожит в бадейке
Свет раскалённый добела,
Ты дверь от солнечного зайца
Толкни под пение пружин,
Чтоб офицерскую линейку
Достать из ящика стола.
Ну, поверти её на пальце,
К лицу бездумно приложи.

Ой, это здорово так вышло... на меня летом повеяло... летним ветерком...

Спасибо. Летние сквозняки, да

Чем выше поднимешься выглянуть из окна,
Тем тише, огромней снежная пелена,
Таинственней в коридорах случайный звук,
Плотнее свет фонаря далеко внизу.
Стекло. По ту его сторону рябь помех,
По эту лампа гудит, за стеной вдруг смех -
Конечно, цветные мыши едят пейот.
Не ищет она своего, всё и так её.

Зимний вечер. Уютное такое. Хорошо получилось.
:)

Спасибо  :)

Когда завеса была прочней,
По шпалам шёл человек ничей,
Сжимая велосипедный руль.
Звонок сердился на весь июль.
У двери топчется конь в пальто,
И если голову напекло,
Бери скорее и то и то -
"Ревит" и розовое стекло
(Снаружи ярко сияет жесть).
Залез на ёлку? Придётся слезть
Во двор за школой, всё-таки спрыгнуть в одуванчики

Интересное. Летнее. Рассеянное. Мне понравилось.

Гильбарад, спасибо

Плачет, голее голого, лезет само на нож.
Ходишь вокруг да около - вроде и не живёшь,
Всякая стёрлась разница между "светло-темно".
Мало ли где поблазнится? Всё к одному одно.
Если как надо выдохнуть и разомкнуть щиты,
По осевой безвыходно чувствуются шипы
Так, что потом до вечера лупишь с обеих рук.
Роза тебе я певчая или под рёбра крюк?
Утро. Подростки стайками, золото в облаках.
Тётка младенца байкает (выпачкала рукав) -
Этому и не хворому больно в глаза смотреть.
Поровну будет, поровну. Что я тебе? Ответь.

У, какое оно... Многогранное.
Мне понравилось.)

Спасибо)

Выдыхать бездумно слова и вещи,
Проходить сквозь них же неслышным светом,
Что без остановки наружу хлещет,
Если даже напрочь забыть об этом,
Если даже сдохнуть и веки смежить,
Заигнорив чёртовых попаданцев -
Как они задорно друг друга режут
(А могли смотреть бы и прикасаться).
- Ёлочка, гори! - закричали дети,
И старик с подарками на подходе.
Тут везде и всюду фотонный ветер,
Потому что корни огня в свободе -
Чушь собачья, только звучит красиво -
В пропасти, страшней ПТУ сортира.
Ты горишь и, значит, летишь с обрыва
На все стороны, зайка, мира.

Оно мистическое, и в то же время драматическое. Мне понравилось. Спасибо.

Гильбарад, вам спасибо, что читаете

Меня всегда творчество притягивает. Потому что я сам боюсь творить - боюсь разбить хрустальные лепестки мечты... У меня всегда так: мысленно создается изящная, воздушная вещь, а на практике выходит нечто достаточно грубо сделанное и тяжеловесное. И я от этого сильно мучаюсь.
Я похож на Ауле, правда?..
А вот у  вас этого нет. У вас стихи получаются легкие и загадочные, хранящие некую тайну - словно жемчужная дымка, укрывшая чашу долины...
Как-то так я ваше творчество воспринимаю. Нет, я не завидую - просто понимаю, что, скорее всего, так я не смогу никогда... И искренне рад, что вы, Eotvi - можете: пронести в ладонях хрусталь, не замутнив его.

Я ни ухом заранее, что у меня получится. Может это связано с тем, что я и не планирую почти, долгосрочно - точно нет. Может, отсутствие побуждения планировать оборачивается таким плюсом в писанине, например. В моём случае  :) Сама у себя хрусталя не слышу.
Мне бы и в голову не пришло заподозрить вас в какой-то зависти, и вообще всё это довольно мучительно. Но здорово. А вы по-своему можете, я знаю.

Цитировать:

Может, отсутствие побуждения планировать оборачивается таким плюсом в писанине, например

Я тоже так думаю.

Цитировать:

и вообще всё это довольно мучительно.

Да уж(

Цитировать:

вы по-своему можете, я знаю.

Вот-вот. Могу - и боюсь - и стать похожим почти до неразличимости, и отличаться сильно от стиля Элхэ. Результат: не получается у меня летящих фраз, а получаются крепко сбитые, увесистые, "народные" предложения.

Ой, оффтоп расползается...

Цитировать:

не получается у меня летящих фраз, а получаются крепко сбитые, увесистые, "народные" предложения.

А вы всегда сразу понимаете, что именно хотите сказать? Я, бывает, это за уши тащу наружу, а ещё нащупать надо. Смотришь на озеро, например, и себе - так, спокойно, замедлились. Ну-ка, нафига это оно так далось?  :)
Тогда появляются нужные слова

Цитировать:

вы всегда сразу понимаете, что именно хотите сказать

Не всегда. Особенно если пишу "эльфийские" фразы. Бывает, с одними символами убегаюсь - в словаре их искать. А уж если из них какую-то мысль важную надо составить - это вообще грандиозно...

Цитировать:

за уши тащу наружу

И со мной такое бывает.
Но слова всегда нахожу.:) а еще помогает себя мысленно стегать хлыстом.

Очень много воды: спозаранку дождень моросит,
Плеер сел под конец "Лока-лока",
На подъёме, и слышно - в прокуренных бронхах свистит,
Если делаешь выдох глубокий.
Лес наполнился шорохом. Тучи густые над ним.
Остановки приземистый короб,
А внутри пол-скамейки, лузга и пускающий дым
Человек в отутюженной форме.
Но понятно, что года четыре как снятый маршрут,
Роспуск части - не важно бывает
В летних сумерках, что безмятежно и ровно текут,
С огоньком зажигалки играют.

Красивое, мне нравится.
Одиночество. Тоска.

Гильбарад, спасибо

Мороз такой, что воздух загустел,
Зима сильна затягивать болты.
Гляди скорее, дятел прилетел.
Из тишины, из тонкой скорлупы,
Ещё немного - вылупится стук,
И я возьму, и ты бери себе
То, как исчезнет круглый этот звук
В январской раскалённой синеве.

Это я называю - кружево из слов. Очень, очень красиво.

Спасибо

Домик с трубой, на крыше тётка сидит в снегу,
Слушает крики: ниже празднуют Новый год.
Самая красная рыба-дура назло врагу
Лезет башкой под локоть, вьётся вокруг, поёт.
- Можешь ты объяснить мне (бах, содрогнулся дом)
Хоть бы (затяжка)... Стой ты, глупая голова!
Я же тебя кромсала, била тебя багром.
Что ты ко мне прилипла и почему жива?
(Злобный плевок) Наглеешь. Толстая, как матрас.
Жгутся огни цветные и ледяная взвесь.
Сердится рыба. Внезапно разинув зубатую пасть,
Разом глотает мир новогодний. Весь.

У, какая рыба чудесная!))
Мне понравилось.

Сама удивляюсь ей, не запугаешь её))
Спасибо!

В пелене, отступающей перед днём,
В темноте, что была короткой,
В ногу, не договариваясь, пойдём.
Оттолкнёмся, разгоним лодку
Легче пуха, тяжёлую, как засов.
Непрерывно, как выдох длинный,
Под уклон мимо каменных берегов
Полетим по ремню стремнины.
За пределы храбрости и боязни.
В буруны и рваноголосье.
На порогах рушась почти отвесно
В симультанном замахе вёсел.
Понарошку луч первый. Ему в ответ
Ярче станет песчаник рыхлый.
После этого в реку ударит свет,
И вода нестерпимо вспыхнет.

Мне понравилось.
Прямо вижу лодку, влюбленных, и свет, озаряющий реку. Красиво...

Про рыбу прекрасно!!!!!

Гильбарад, Аллор, спасибо!

Лето в окне, на столе разгром, у тебя бодун.
Где ни ходи, чем ни займись - руки-то не отмыть.
Взводит курок, прижимая дуло тебе ко лбу,
Мимо слонявшийся и вконец озверевший друг.
Спрашивает, неотрывно глядя - ты хочешь жить?
Первая правда идёт совсем без заминки - да.
- А заслуживаешь почему? Что, "врага убей?"
- Потому что - и пусть разлетается голова
- Потому что - глаза не отводишь ты - я сильней.

Жуткое...
И - глубокомысленное.

полторы мысли
спасибо

Провода и ветви, сквер оледенелый,
Синие тропинки, золотые стрелы.
Холодна скамейка до зубовной пляски,
В телефон глазеет девочка с коляской.
Оберег на время ей от всякой шняги -
Матерщина, трели, комната в общаге,
Ежедневник пухлый, у соседей пьянка.
Смерть живёт на кухне за пакетом с манкой.

Грустное... Даже предвестие апокалипсиса, я бы сказал. Сильно - мне нравится.

Гильбарад, спасибо

Чем-то нежным в форточку подуло,
Однотонным, матово-холодным,
Как половником из нержавейки,
Чем-то неожиданным совсем уж:
Васильком с детсадовской кастрюли,
Голым и безлюдным вестибюлем,
Неизменным зеркальцем бездонным.
Ровно, тихо, не ослабевая,
Удивляя, дует, удивляя.
Превращусь в одно большое ухо.

Ой, неожиданно. Особенно концовка)

А концовка закономерна  ;D

Взгляни наверх, и полетишь наверх
С балконом вместе, в синем полотенце,
В метели, растворившей судоверфь,
С дробинами, растаявшими в сердце,
С узором, съевшим коврик шерстяной -
Неправильно составили паскуду -
Окутаться подвижной тишиной,
И к жрфушкртбц матери отсюда.

Красиво... чуть грустно.
И загадочно.
Особенно узор, съевший коврик)
Спасибо.

Вам спасибо, Гильбарад

- Здравствуйте, дети. Как ваше ничего?
Что приумолкли, что вдруг садитесь прямо?
Кузеньку тут не видели моего?
Я его мама.
Верно, ему исполняется сорок лет,
Взрослый совсем. К тому же директор школы.
Я проведу внеплановый педсовет.
Вечер был томным? Станет сейчас весёлым.

Какой внезапный, искренний вокал
В густой ночи разросся над пионами.
Давно он всё тебе нарисовал,
И наколол, и сверху написал,
И лодку с парусами, ветром полными.
Осточертевший тополёк худой,
Асфальт, от пуха тёплого седой,
И музыка, и то, чем пальцы ранишь -
Всё ветер. Паруса же ты собой
По невнимательности до сих пор считаешь.
Ещё облезешь, обрастёшь неровно,
Себя увидев. А куплет про мать?
Я пошутила, певунец дворовый.
Всем на работу, нечего орать.

Цитировать:

Здравствуйте, дети

Ой, чудесное какое)

Цитировать:

Какой внезапный, искренний вокал

А вот это совсем другое - глубокое, дышащее жизненной мудростью и грустное. Середина особенно понравилась.
Спасибо.

Гильбарад, спасибо.

Я буду жить в цветущей бездне,
В сортах единственного смысла,
Среди стеблей его и листьев,
Среди раскрывшихся бутонов,
Ошеломительных настолько,
Что лишь закрытыми глазами,
Что тени и оттенка хватит
Поехать. Да уже хватило.
Я видно до смерти промёрзла,
Насквозь, погранульно, послойно.
Теперь становится теплее,
И дальше будет становиться.
Окно, а за окном аллея,
Закат в снегу, кривые сосны.
Смотреть, смотреть, не шевелиться.
Нельзя же
По полу
Кататься

Это очень красиво. Завораживает, но - пугает немного.

Гильбарад, спасибо  :)

Ой, четыре бабочки влетели
И фокстроты над столом танцуют.
Посмотри, красивые какие -
Словно ими умный и пригожий
После бани кто-нибудь покакал:
Например, та девочка, что утром
Так меня по ниточке ругала.
Хочешь бутерброд? На полке термос.
Морду умываю, и погнали.

Очень жаль, что я так не умею.

Забавное))

ага  :)

Грустно мне, девицы-белые птицы.
За вечерним чаем, выровнявшимся рацио
Видно, как всё шеренгой идёт... на принцип,
И смешно до ужаса. Айда смотреть, бояться?
Дело шляпа, в каждой подсобке спевка.
Лезет, кряхтя, неправда на полуложь.
Ладно, в своё вцепиться умею крепко,
Пальцы теперь клещами не разожмёшь.
Месяц висит, небесной козой объеденный,
Свет его на морозе прилип к засову.
Что разгалделись? Дуры вы, гуси-лебеди,
Ничего не знаете, как Джон Сноу.

Красиво. О сложности нашего мира.

Гильбарад, спасибо

Не то, что запинаешься. Просто сон
Внезапно фух, как выпуклый тёмный зонт -
В прыжке поймал, крутнувшись вокруг оси,
Инерцию погасил.
Не спиц переплетение под рукой,
А лист бумаги сложенный, и покой
В согретых пальцах, и тишина кругом,
И в комнате никого.
И ни одной горошины под матрасом.
Фонарь снаружи в синих ветвях горит.
Будильник скоро вздрогнет железной массой,
Очнётся и зазвенит.

Красиво. Сумрачный покой.

Гильбарад, спасибо!

1.
Автострад не будет и мостов,
Выпуклостей разных и пустот,
Солнца и доверчивого неба,
Лифта, заточённого в стекле,
Рваных белоснежных простыней,
Выходок отчаянного нэпа.
Или нет? Ну мне-то всё равно.
Смотришь, как в открытое окно:
Сам немтырь, улыбочка незлая.
Что там, в кулаке твоём? Игла?
Может потому и прожила,
Из карманов рук не вынимая.

2.
Несмеяна, королевишна-несвобода,
Это снова ты, нелюбимая и слепая.
Вместо солнца, гораздо ближе его восходит
Голова твоя, увенчанная шипами.
Мы теперь в расчёте. Помни, что обещала.
Колесом дорога - тесно, везде родня.
На колу мочало и начинай сначала.
Что хотела - делай, не вслушивайся в меня.

Оба красивые.
Только первое - чуть отстраненное, а второе - с болью, с мольбою.

Есть такое дело, только мольбы нет. По-свойски  :)

Ржавый и бессменный семафор,
Запахи ванили, тёплой сдобы.
Тот же покалеченный забор,
Те же ноздреватые сугробы.
Не поймёшь, закуривает плач
На углу - Медея или Федра.
Куцый, искривлённый карагач
Издали похож на сколопендру.
Было дело, резала круги
По дворам, запинывая жалость.
А теперь на глупости таки
Времени и сердца не осталось.

Ой... оно вышло интересное. Исповедь познавшей жалость. Мне понравилось.

Гиьбарад, спасибо  :)

Там они лежат и грезят, на самом дне,
И прощения просят за красоту и силу.
В кататонии, навзничь, глядя куда-то вверх.
Оседает мир - незакопанная могила.
Покаяние, шевелящийся белый стих,
Стало маревом, восходящим потоком яда.
Безответней горных хребтов они. Руки их
Далеки безмерно, хоть и упали рядом.
Я летела комом, смятым, как чёрт-те что.
Их узнав, от боли зубы в кулак вонзила -
Помогло, не то бы точно конец пришёл -
Над её плечами вывернулась и взмыла.
Я пойду с тобой везде, и в огонь и в рожь.
Всё бери, какие хочешь задай вопросы,
Я люблю тебя. Но злобу мою не трожь.
Золотые косы до пят, золотые косы.

Про Людку и не только

1
В пятаках, за трансформаторной серой будкой,
Где помойка и аптеки стена глухая,
Отодрали злые молодцы дуру-Людку.
Видно, та в ночи от матери шла бухая.
Разговоров на неделю у тян и кунов.
Николай узнал - отрезал почти без мата,
Процедил, перекосившись и длинно сплюнув,
Что сама она, кобылища, виновата.
Шрам на сердце светлым пивом залил в "Короне",
Замутил ремонт подъезда, чихал от пыли.
А потом ему - случается на районе -
Перед Новым годом голову проломили.
Он ещё дышал, когда прищемили ногу -
На морозе встали криво носилки "Аверс" -
Обмочился и отправился прямо к Богу.
Разъярённый фельдшер дал его точный адрес.

2
И приходит бывший Коля к забору. Видит
Особняк богатый, слышит весёлый праздник.
Путь недолог, если путник в большой обиде:
Голова болит, чумазые дети дразнят.
Он уже припомнил, что никакой не Коля,
И что рая нет, и нет никакого ада,
Что давно совсем один, и боится воли,
И ещё ему увидеться с Богом надо.
Говорит охранник в ярком цветастом платье:
"Пол-эона, как Бог уехал. Сказал - достали.
Взял супругу, сына, тёщу и пару братьев,
Посадил в пикап всех - и поминай, как звали.
Дом и земли молча переписал на челядь,
Он и раньше ведь чудачил по тихой грусти.
Веселятся, вон. Поспать бы тебе в постели,
Но они такого и на порог не пустят.
Вот горшок пельменей вкусных - лепила мамка.
С голодухи, слышу, в брюхе твоём клокочет.
Не шуми, присядь, спокойно пожуй на лавке,
И вали уже отсюда, куда захочешь."

3
Бомжеватый тип, растерянный не на шутку,
То и дело злобно шаркающий подмёткой,
На скамейке жрёт пельмени, ругает Людку:
"И всегда случалось что-нибудь с идиоткой!"
Дёргает крылом, ещё не набравшим силу,
Продолжая мысль: "И в целом проект провальный.
Кем мы стали все? Убийцы одни, дебилы
Зря Адама на воспитание нам отдали."
Позже: на межмирной дороге полночь,
И во тьме густой, до самого медсанбата
То булыжник бряк, то возглас: Уехал, сволочь!"
Хорошо, хоть в этом Людка не виновата.

Надо же. Целая трилогия.
Мне нравится. Красиво, грустно и горько. И безнадежно.

Спасибо, Гильбарад.
Никакой безнадёги, будем вальсировать  ;D

Тихой ночью просыпается по привычке,
Вспоминает сразу, что никуда не надо.
На полу пижама, в левом кармане спички.
За окном бело от ровного снегопада,
И на кухне светят пять белоснежных лилий.
Но в привычном ракурсе тесно уму и душно -
Ерунда, ведь можно вспрыгнуть на холодильник
И сидеть там по-турецки с кофейной кружкой.
Очень скоро он приходит на кухню тоже.
Как сомнабула, набирает пузатый чайник,
И глядит, ссутулясь, в газа цветок тревожный,
И её не слышит вовсе, не замечает.
А потом идёт короткая цепь событий,
И при детях это лучше смотреть без звука:
Повернувшись, он внезапно улыбку видит,
Выдыхает и кипятком обливает руку.

Замечательно!
Увидеть необычное в обыденном...

Спасибо! Ржака бытовая  :)

Клейкость подсолнуха, облако, ветер в ивах,
Вал рулевой, крестовины, шлицы, кардан -
Всё это за душу, ярко, неповторимо.
Всё это ерунда.
День отстоять, на второе кисель и танцы,
Нет ничего и не будет для жизни здесь.
Пусть высыпается белый песок сквозь пальцы.
Пальцы живые - есть.
Ловят охотники в калейдоскопе отзвук,
Носятся с топотом, скачут, не чуя ног.
Прежде, чем что-то сказать, набираешь воздух.
Прежде чем петь, чёрт возьми, набираешь воздух.
Пристально слушай вдох.

Я знаю: как жаром пышут бескрайние города;
Насколько бывает хрупок осенней трясины лёд;
Что делать со старой крышей, купив за долги бардак;
Кому над свекольным полем дурная луна встаёт;
С каким недовольным скрипом очухались рычаги,
Какую они способны порой подложить свинью;
Чем клеить горшок разбитый, как с нужной пойти ноги,
Где скрыться от кредиторов, на что содержать семью.
Воистину мир огромен, запутанный и живой -
Иглою блеснёшь и канешь, и не отыскать концов.
Поэтому ко всему я легко повернусь спиной.
Ни слова. Ещё я знаю, где спрячу сейчас лицо.

Спасибо, мне очень понравилось.
Некая замотанность, но - спокойствие.

Спасибо, Гильбарад. Всё верно  :)

Хорошо как. Вы извините, я тут читать читаю, но как-то ничего  не говорю (а как сама, так ною, что "фидбэка не дают". да).

Элхэ, спасибо! У меня зависимости от комплиментов нет, можно и ничего не говорить. Хотя приятна бывает обратная связь. Я рада

Давай сыграем. Намекну: ищи
Где соло, но хлебают лаптем щи,
О стол хвативши истиной с размаху,
А щепкам полетевшим всякий рад.
Поторопись. Уже снимает март
Изгаженную драную рубаху.
Костёл, вонзённый в ультрафиолет,
Ждёт вечера. Загустевает свет,
Становится оранжево-солёным.
Почти одним дыханием у рта:
Не город поглотила темнота.
Темно в глазах от золотого звона.

:)

Нельзя синичек обижать - однажды именно синица
Могучая, как благодать, в твоё окошко постучится.
Ну то есть выломает раму, о разрушеньях не скорбя,
Пока вышёптываешь "мама" - и клюнет в темечко тебя.
И спросит ласково: дошло, унылое создание,
Что Сантаяна твой - фуфло, и что твоё сознание
Совсем не эпифеномен, раскисший ночью лунною,
А руки-ноги, проча хрень, и голова разумная?
Давай, осиливай-ка шок, мировоззренческую качку.
С тобой всё будет хорошо. Свобода, равенство, упячка!

Планы, особины тайные - всё утиль.
Что же, за песню отдаривать анекдотом?
Кроме безмолвия есть совершенный штиль.
Руку давай мне. Иди сюда, ну же. Вот он.
Этот его невесомый горячий блеск -
Примеси к нолику запаха, цвета, вкуса.
В белой келейницкой белая кошка есть.
Хочет быть найденной, вот и надела бусы.

Ретроспекция

Бегать со всеми. Пёстрый широкий луг,
Детское время, праздничный свет вокруг,
Ветер навстречу, сзади коса летит.
- Вада! - прыжок на плечи, и мне водить.
Выросли вдвое, реже колени в кровь,
А подо мною всё превратилось в топь.
Стрёмные танцы. Прочная с виду ложь
Брызгает в пальцах, гнётся, куда согнёшь.
Холодно, ива. Звон комариный, сны.
Чудишься, или же наяву слышны
Долгая крона, судороги корней?
Дай мне опору. Не поддавайся мне.

Тёмное распаханное поле,
Изжелта-графитовая мгла.
Двери настежь, убраны пароли.
Свет на кухне с привкусом люголя:
Лампочка стоваттная гола.
Жалят пчёлы снеговые вяло,
Но к селу в низине жмётся дым -
Тёплое большое одеяло.
Света бы, конечно, не хватало,
Будь сегодня он необходим.

Пару кадров: замечательный вид отсюда.
Холодает, ветер. Надо бы покороче:
Не желала я твоего ни одной секунды -
Ни вола, ни осла, ни прочего.
Что смеялась и бахвалилась - было дело,
Выжгло голодом кнопку "выкл".
А когда узнала, веришь ли, так и села,
Из-за пазухи камень выпал.
Зря молчала ты. Прости. Ничего не знаю,
По одним приборам. Ну, пожелай мне счастья.
Целлофановая обёртка летит пустая.
Обнимаю тебя, целую тебя, прощаю.

В чистых вечерних сумерках тонет кран,
Долго. Стальные ажуры его голы.
Вдруг нутряное прокатывается: "Кррра!" -
Веер вороний бросается со стрелы,
Распыляется над районом кругом шестнадцать,
И воронья дурь разносит весну, как тучу,
Как заразу. И сейчас бы вдогон сорваться.
Ты несравненно лучше.
Лучше, чем к щеке турниковый холод,
Чем прогулки эха ночью до павильона
И высокие, вечные, вечные окна школы,
С негасимой яростью пылающие зелёным,
Лучше ясной тоники в соль-мажоре.
Понимаешь, лучше вдоха, прямого взгляда,
Беспризорного света оранжевого, чужого,
Белых стен в сырой и трепетной бездне сада.

Летка-енка под опекою, над опекой.
Отработавши положенные этюды,
Я её за час представила человеком,
А потом пошла и выпустила оттуда.
Отдала ключи ей, выполнила все требования
Бескомпромиссные, чудовищные, смешные.
Тут она, до речи восстановив дыхание,
Приосанилась и говорит: "Отныне
Слово моё закон!" Покраснела и сквозанула,
Как меня от хохота враз пополам согнуло.
Раскомандовалась, значительная фигура.
Что за дура, прости ты Господи, что за дура.
Пусть живёт свободно, сколько нам с ней отпущено,
Вылетает с гиком из глубины болота.
Кроме ейных крыльев/наголо жгучих сучьев,
Что ли есть другие подарки Твои? Кого там.

Затрещал и лопнул меченый тленом ящик.
Всё наружное распалось на прах и прану,
Кроме белого бультерьера, стремглав летящего
Между дамбой и лекалами океана.
От чего другие вспыхивали, как хворост,
Либо, спасовав, объём пропускали мимо -
До последней капли в нём становилось скоростью,
И процесс, похоже, близок к необратимому.
Бультерьеры нечувствительны к разным морокам:
Страху, опыту. В нашем случае это здорово.
Снисходительно улыбайся, жонглируй смыслами.
Он допрыгнет, и даже если успеешь выстрелить.

Снилась женщина с цветком вместо лица,
На мосту резном, достоинство вся и стать.
Ей теперь до самого до конца
Ни расплакаться ни руку поцеловать,
Не найти губами обветрившимися пульс,
Представляя - хватит - вместо своей руки.
Нараспашку двери, солнце упало в куст.
И приснится же порой на куле муки.
Тётки бегают и, рассыпая смех,
Накрывают стол, и греется в рюмках яд.
Запоют потом, а руки - они у всех.
Но об этом даже выпив, не говорят.

Солнечным холодом набело просквозило.
Всё, что сейчас увидишь, с собой возьми.
На пустой парковке около магазина
Самозабвенно прыгает девочка лет восьми.
Гривка блестит, худые ноги мелькают -
По малому кругу. Что это? Я не знаю.
Светом пробита черёмуха - сладкая, ледяная.
Это наушники, в них ом намах шивайя

Если ты чужую дверь выбиваешь ногой,
То становишься полноводной рекой,
И лететь в проём приходится самому,
И пока летишь, у тебя что-нибудь возьмут.
Можно всё и всем, куражиться было любо,
Но запас амальгамы быстро идёт к концу.
Поцелуй легко своё отражение в губы,
На прощание погладь его по лицу.

Там, где тебя перестанут любить, потом
Сочиняют разные небылицы. Но
Поначалу ты, из отлучки вернувшись в дом,
Понимаешь внезапно, холодно: вот оно.
Умер воздух и все предметы, и даже свет -
Неуверенный, отступающий, третий лишний.
Осторожно выдохни. Помни: вопросов нет.
Уходи неслышно.

Грустное...
eotvi, спасибо!

Гильбарад, вам спасибо

выпускаю из вокруг да около
бледное оранжевое облако
нагуляться по июньским сумеркам
выдохшимся распылённым суриком
в сосняке по холоду лиловому
облако окутывает голову
я тогда по глупости сморозила
если резать выйдем прямо к озеру
имени орфея пифагора
ветви непременно очень скоро