...Например, цинизм

Свинки у нас ароматные, дамы судьбоносные, а кладбища гостеприимные

...Например, отпечатанное на принтере и аккуратно заламинированное сообщение в ювелирном отделе церковной лавки: «Братия и сестры! Товары нашего отдела не подлежат обмену и возврату даже в самых трагических обстоятельствах. Аминь».

...Например, известный политолог Г., утомленно говорящий с трибуны журналистам: «Я действительно считаю необходимым бороться за возрождение России, как бы цинично вы ни относились к тому, что я произношу эти слова», и известный историк И., немедленно уточняющий из зала: «Вы хотите сказать, как бы цинично мы ни относились к тому, как цинично вы произносите эти слова?»

…Например, интеллигентная дама говорит подруге с печальным вздохом: «И всего-то два слова про меня в его романе написано: “Волею судьбы я оказался в Крыму”!»

...Например, таксист, измученный ожиданием момента, когда можно будет продолжить движение по перекрытой ради очередного кортежа улице, среди полной тишины вдруг говорит со сладострастным злорадством: «А я один раз видел, как менты кросс бежали!..»

...Например, гинеколог и хирург в курилке областной больницы обсуждают раннюю смерть дальнего родственника гинеколога. Гинеколог планирует в ближайший выходной смотаться на кладбище, положить цветочки. Хирург кивает и сочувствует, потом похлопывает коллегу по плечу и бодро говорит: «Ну, поедешь — всем привет передавай».

...Например, продавщица зоомагазина услужливо предлагает разные сорта сена для прокорма морских свинок хмурому молодому покупателю: «Вам с лимонником, с ромашкой, с лавандой, с вербеной?..» Хмурый молодой покупатель поднимает взгляд от мобильника и изумленно спрашивает: «Я их что, по-вашему, на саше набиваю?»

...Например, идея художественного проекта: серия фотографий Марата Гельмана на фоне провинциальных городов со слоганом по нижнему краю: «Бей меня — спасай Россию». Предложение самого Гельмана: усилить художественное воздействие, запечатлев его голым. Встречное предложение автора проекта: усилить художественное воздействие, запечатлев Гельмана в рубище.

...Например, строгая седая красавица в спокойном, хрустящей белизны ресторане говорит строгому джентльмену лет на двадцать моложе ее: «Но я вам сразу говорю: я уже бабушка. Чтобы не было потом неприятных открытий между нами».

...Например, юноша в узких джинсах и тяжелых очках — друзьям, наперебой расхваливающим таланты его девушки: «Да, у нее вся семья умерла, и она очень прикольно это компенсирует!»

...Например, глава крупной корпорации, приятно улыбаясь, открывает заседание совета директоров вкрадчивой фразой: «У меня две новости — плохая и хорошая. Хорошая новость: плохая новость могла бы быть намного хуже...»

...Например, крупная, мосластая, похожая на поставленный вертикально вагон бронепоезда деловая дама смущенно оправляет широкий подол платья и говорит эфемерной подруге: «Ну как, женственно?» «Очень женственно, — ласково отвечает эфемерная подруга. — Отлично скрывает твои огромные железные яйца».

...Например, в ходе обсуждения известного советского рецепта «Курица, надетая на бутылку» выясняется, что многие интеллигентные женщины готовить это модное блюдо отказывались, потому что неприлично. Мужья их в ответ упорно требовали подробно объяснить, почему именно оно неприлично, и получали от процесса большое удовольствие.

...Например, граффити на заборе заводского склада в Ростовской области: «Жаль только жить в эту пору прекрасную».

http://www.snob.ru/selected/entry/35588

Например, самосознание

Хорьки у нас неопределенные, глаза большеватые, а самодисциплина железная

..Например, клубная девушка, печально сообщающая подруге: «Очень хочется есть, и так каждую субботу...»



...Например, непрошенная сваха уговаривает немолодую, застенчивую научную даму в замысловатых очках под старомодно начесанной челкой: «Он прекрасный человек, и очень Вашего круга! Вы увидите, как Вам будет с ним интересно! Он пишет музыку в Excel!»



...Например, хмурый щуплый мужчина из числа любителей посидеть полчасика на тренажерах в спортзале, беседуя с другими хмурыми щуплыми мужчинами, жалуется другим хмурым щуплым мужчинам: «Аутотренинг — это, во-первых дешево, а во-вторых — нагрузок не требует, лежишь себе и тренируешься, тренируешься... Я вот каждый день ровно в девять даю себе установку: «Мои слух и зрение постоянно улучшаются, улучшаются...»» - «И что, улучшаются?» - спрашивает хмурого щуплого мужчину его хмурый щуплый приятель. «Нет», - честно говорит хмурый щуплый мужчина. - «Но очень дисциплинирует».



...Например, девица в мощно шуршащей юбке читает табличку возле печального чучела в маленьком краеведческом музее: ««Хорь черный, или лесной», - разобраться, бездельники, поленились».



...Например, человек в белом костюме с искрой, осторожно пощупывая свои пластмассовые от лака волосы, орет телефонному собеседнику посреди вагона-ресторана в «Сапсане»:

— Начальная цена — девять миллионов шестьсот двадцать! Шаг аукциона — триста восемьсят тысяч! Мы всех выебем, Павлик! Мы их всех выебем!

На этих словах крупный поддатый мужчина, уговаривающий бутылку коньячка за соседним столиком, резко вскакивает и отдает лакированному дяде честь.



...Например, экскурсовод в уездном городе жизнерадостно сообщает пассажирам автобуса, любующимся видами местной набережной: «А дальше, возле памятника Петру Ильичу Чайковскому, стоит наш знаменитый карманник Олег!»



...Например, хозяева московского магазина всяких штучек роются на сайтах японских производителей всяких штучек в поисках всяких штучек. В частности, они обнаруживают сайт, на котором продаются разные предметы, сделанные японскими девочками из собственных лифчиков.

— Оказывается, из лифчика японской девочки можно сделать прекрасную повязку на глаз!

— Ты твердо уверен, что эта повязка налезет на глаз европейского мужчины? — мрачно интересуется фотопродюсер К.



...Например, элегантный мужчина в кафе раздраженно ссорится со своей духовно-богатой спутницей.

— Это гордыня, гордыня! — трагически восклицает спутница.

— Перестань, Маша, — устало говорит элегантный человек. — У тебя все — «гордыня», «гордыня»... Я нормальный человек, у меня нормальная реакция.

— Я лучше знаю, что гордыня, а что нет! — надменно отвечает девушка.

— Мне кажется, это гордыня, — быстро отвечает ее спутник, неожиданно вновь обретя интерес к беседе.



...Например, небольшой филологический мальчик кокетливо жалуется профессору русской литературы, что не может читать «Очарованного странника», потому что «ненавидит лошадей». Профессор, слыхавший и не такие отмазки, без тени улыбки советует хитрому филологическому мальчику мысленно заменить лошадей на собак.

— Так они ж тогда будут все время на собаках ездить... — растерянно говорит мальчик.

Профессор пожимает плечами и равнодушно говорит:

— Россия, такое дело.

http://www.snob.ru/selected/entry/35812

Например, нежности

Оппоненты у нас чувствительные, младенцы определившиеся, а лапки слабенькие

...Например, средних лет округлый восточный господин в очках и тугом костюме с искрой настойчиво тычет пальцем с тяжелым перстнем в прилавок цветочного магазина. «Доставка, да?! — громко говорит он оробевшей маленькой продавщице. — Открытка, да?! Красиво на открытке напиши. Синей ручкой красиво. Красиво напиши: "Кристина, уходи!!!"» На этих словах господин разворачивает, чтобы уйти, и уже в дверях передумывает: «Нет, черной, черной ручкой красиво напиши!»

…Например, молодой отец нетерпеливо тискает руку своей беременной жены во время сеанса УЗИ. Наконец он не выдерживает и нервно вопрошает: «Когда уже мне сообщат пол моего сына?» Узиолог строго смотрит на него и сдержанно отвечает: «Пол вашего сына — девочка».

...Например, безумного вида старушка в цветочек яростно торгуется с не менее безумного вида пожилым продавцом на лондонском блошином рынке за изящное трехстворчатое трюмо. Старушка возмущенно указывает сухоньким пальчиком на то, что у зеркал облезла амальгама, у деревянного винограда повыпадали листочки, а одна из квадратных дверок криво ухмыляется. Пожилой продавец возмущенно указывает сухоньким пальчиком на изящные березовые барельефы, на элегантные петли для щеток и флаконов и на резные полочки ручной работы. Наконец старушка хватает клатч и возмущенно шипит: «Это же мое трюмо, нахал ты этакий! Ты украл мое трюмо!» На что пожилой продавец шипит не менее возмущенно: «Будешь знать, как разводиться со мной после сорока двух лет брака!»

...Например, мрачная девушка с элементами поздней готики в одиночестве прогуливается вдоль Патриарших прудов и назидательно беседует с равнодушными толстыми утками: «Утки! Вы можете представить себе такую меру отчаяния, утки? А я, утки, могу».

...Например, строгий научный человек в дружеской компании зачитывает свое письмо к даме-оппоненту: «В рамках сверхценной задачи сохранения общего вектора исследований в русле определенной философии Ваши усилия кажутся мне потенциально разрушительными. Базовые предпосылки исследования в данный момент таковы, что видится совершенно необходимым отделить неоправданные транзиентные веяния постоянно меняющейся гуманитарной моды от подлинно основательных научных построений; видится бесспорным тот факт, что будущее подтвердит мои предположения по этому поводу. Примером может служить отмирание одной из тенденциозных постструктуралистских ветвей гуманитарной мысли, результатом которой стало превращение когда-то доминирующего дискурса в азбучный элемент распространенного медийного шарлатанства, в то время как более сильные ветви того же дискурса стали пусть и архаичной, но важной составляющей сегодняшней культурологической теории». Дочитав до этого места, научный человек вопросительно смотрит на друзей. «Ну-у-у, мне кажется, это ты чересчур, — неуверенно говорит его жена. — Мне кажется, это ты задеваешь ее чувства. Замени, может, "в то время как" на "однако"?»

...Например, сотрудница зоопарка объясняет, что мелких грызунов в запасниках они не называют именами, а нумеруют, «чтобы не привязываться». «Вот это, например, Семнадцатый, — говорит сотрудница зоопарка, с нежностью извлекая из клетки маленького встревоженного зверька. — У него лапки болят. Иди ко мне, Семнашечка, иди ко мне, мой зайчик маленький...»

http://www.snob.ru/selected/entry/36119

...Например, патриотизм

Очки у нас удобные, косы мягкие, а хипстеры небезнадежные


...Например, турист у витрины киевского зоомагазина изумляется, что морская свинка на украинском — «морська свинка», а не «морський хряк». Местный сопровождающий смотрит на маленькую мохнатую зверушку, робко жующую огурец в своей хрупкой клетке, и презрительно замечает: «Та то хіба ж це хряк?..»

...Например, главный редактор проекта «Сноб» замечает у едущего с ним в лифте маленького мальчика огромные, явно утащенные у кого-то из взрослых темные очки. «Красивые очки», — говорит главный редактор проекта «Сноб». «Ничего такие», — говорит мальчик. «Удобные, наверное?» — спрашивает главный редактор проекта «Сноб». Мальчик смотрит на него поверх очков и отвечает этой бестолочи: «Ну из другой страны очки».

...Например, итальянский инженер-гидравлик, проработавший в России шестнадцать лет и говорящий на русском с залихватским, несколько даже кокетливым московским прононсом, рассказывает знакомым за ужином, что его нынешняя русская girlfriend раньше работала ассистентом зубного врача, а теперь живет с ним, не работает и при этом чувствует себя совершенно замечательно. «У меня нет никаких проблем с тем, чтобы приносить в дом хлеб, — говорит итальянский специалист, делая в слове «проблем» длинное ударение на «а». — Но это очень интересно: видеть, как человек ничего не делает! Совсем ничего, вообще! И очень доволен! Не нервничает, не скучает, даже телевизор не смотрит — просто не делает ничего. Это требует такой... такой внутренней гармонии! Такой целостности характера!» Знакомые соглашаются по поводу внутренней гармонии и целостности характера, и только один грубый гость непременно желает знать подробности. «Но чем-то же она все-таки занимается с утра до ночи?» — настойчиво интересуется он. «Да, — говорит итальянец. — Она теребит косу».

...Например, две провинциальные дамы средних лет, пухленькие и обаятельные, делят на двоих одно кремовое пирожное в маленькой булочной на Литейном: «Ой, какой это все-таки город, какой город! Мы с Катей вчера бегали-бегали, все посмотрели, а сегодня собрались в “Эрмитаж”, так с утра принарядились...»

...Например, плакатик в руках сумасшедшей старушки у метро «Маяковская»: «Отдала России 73 года и 8 месяцев своей жизни! Из них последние 62 года и 6 месяцев ПРОКЛИНАЮ!!!»

…Например, коллеги из некоего маленького грузинского издания рассказывают, что постамент известного памятника тамошней культуры кто-то изрисовал масляной краской: «Это, — говорят, — все хипстеры хулиганят». Представители российской стороны изумляются и отвечают в том смысле, что надо хипстеров щелкнуть в лоб пальцами — они заплачут и убегут. Грузинские коллеги смотрят с недоумением и говорят, что хипстеры могут дать сдачи. Российские коллеги смотрят с недоумением и говорят, что хипстеры могут дать сдачи только с рубля, они же нежные и духовные! Грузинские коллеги изумляются и говорят, что хипстеры — наглые, самоуверенные и однажды кинули бомбу с краской в окно художественной галереи, не устроившей их своими эстетическими ценностями. Российские коллеги поражаются и говорят, что хипстер ничего не может никуда кинуть, потому что не может ничего поднять. Грузинские коллеги не понимают. Российские коллеги тоже не понимают. Наконец один из представителей грузинской стороны примирительно говорит: «Ребята, ну вы не расстраивайтесь. Поменяется у вас власть — все опять пойдет в гору, к людям силы вернутся, задор вернется...»

...Например, учитель одной из московских школ рассказывает, что в выпускном сочинении главная отличница класса сообщила: «Планирую приносить пользу своей Родине в качестве иностранного специалиста».

http://snorapp.livejournal.com/1080919.html

Цитировать:

...Например, учитель одной из московских школ рассказывает, что в выпускном сочинении главная отличница класса сообщила: «Планирую приносить пользу своей Родине в качестве иностранного специалиста».

Это жизненное кредо многих :)

...Например, смирение
Примы у нас порядочные, ангелы деловитые, а бойцы одинокие

...Например, в небольшой комнате отдыха при торговом центре златовласый херувим лет шести с наслаждением носится туда-сюда и при этом истошно вопит во всю глотку. Его красивая строгая мать на миг отрывается от книги и говорит со сдержанным упреком: «Анатолий! Я же не сказала тебе истошно вопить во всю глотку! Я сказала тебе просто носиться туда-сюда!»

...Например, в небольшую, но очень элитную косметологическую клинику обращается оперная прима средних лет с признаками достойного старения на лице. Прима долго и довольно неопределенно рассказывает консультанту о том, чего бы ей хотелось от этой клиники. В общих чертах картина складывается понятная: приме хотелось бы, чтобы молодость, ясное дело, знала, а старость, соответственно, могла. Но все это прима излагает в таких деликатных, таких неопределенных выражениях, так округло помахивая руками, что консультант под конец переходит с попыток вести нормальные записи на некоторую скоропись, а со скорописи — на откровенные кракозябры, сохраняя при этом очень приветливое выражение лица. Наконец его работа по приведению примы в предвосхищение окончена, и он препровождает приму на прием к престижному практику, то есть к давно облюбованному ее подружками хирургу. Хирург скупо улыбается. Прима задает вопросы. Она читала много женских журналов, и вопросов у нее тоже много. Хирург излагает стандартные подробности таким тоном, словно предлагает пациентке крайне интимное откровение. «Но ведь при лазерной шлифовке...» — начинает прима, но хирург знает вопрос заранее и перебивает ее подробным ответом. «Но ведь после блефаропластики...» — хряп! — подробным ответом. «Но ведь вместо криолифтинга...» — хряп! — подробным ответом. Наконец прима немножко выдыхается, но видно, что ее еще мучает какой-то один, самый распоследний, но уж такой важный, уж такой выношенный вопрос... Хирург скупо сияет и терпеливо ждет. Наконец прима наклоняется к нему через стол и тихо, смущенно спрашивает: «А с точки зрения церкви оно как?..»

...Например, молодая бизнес-леди рассказывает подруге, что вчера, когда этот негодяй... И прямо в офисе... А она рыдала... А Митрохина ее увела в туалет... А она так плакала, так плакала... А Митрохина ей платочек… А ее аж колотит... А Митрохина ей таблеточку... В общем, сегодня она с утра сказала Митрохиной: «Настя! Дарю тебе бизнес-идею, чтобы ты могла заработать денег и спокойно отдать мне долг. И со счетчика тебя снимаю!» И подарила Митрохиной бизнес-идею. Потому что Митрохина — ангел.

...Например, гаишник останавливает водителя, повернувшего на Петровке налево, и убедительно сообщает, что налево здесь нет и отродясь не было. Водитель в ответ убедительно сообщает, что навигатор показывает ему налево, вот он и едет налево. Милиционер требует предъявить навигатор. Водитель предъявляет. Навигатор убедительно сообщает томным женским голосом, что здесь еще как есть поворот налево. Водитель довольно упирает руки в бока. «Ну что вы упираете мне руки? — расстроенно говорит милиционер. — Вам легко упирать руки, а я, выходит, одинокий боец с коварным вторжением высшего разума».

...Например, старательно завитая красотка лет пятнадцати ответственно заявляет старательно уложенной красотке лет четырнадцати за стаканом безалкогольного «мохито» на веранде интеллигентного клуба: «Нет уж, я планирую потерпеть, сколько надо, и потерять девственность не тогда, когда мне взбредет в голову, а тогда, когда это будет складываться очень, очень красиво».

..Например, невеста, обливающаяся потом в платье-тортике посреди раскаленной Красной площади, терпеливо говорит своему обливающемуся потом жениху в черном костюме-тройке: «Ничего, Кирюшенька... Если мы с тобой это выдержим, мы с тобой все выдержим».

http://www.snob.ru/selected/entry/36689

*Например сегодня с лексикой*
...Например, девочки

Принцессы у нас настойчивые, супруги неторопливые, а подруги благодарные

* * *

...Например, прелестная арфистка в вечернем платье, с девяти утра и до шести вечера исполняющая на своем инструменте умиротворяющие классические мелодии в холле одной из пафосных московских клиник. На арфистку сочувственно смотрит холеный, дорого одетый пациент старшего возраста, явно очарованный ее смирением и красотой. Решившись, он подходит к девушке и что-то тихо шепчет ей на ухо. Прелестная арфистка явно шокирована. Пациент делает успокаивающий жест и опять шепчет что-то ей на ухо. Прелестная арфистка как будто бы возмущена, но все-таки явно не может скрыть некоторый интерес к его загадочному предложению. Пациент, ласково касаясь девушкиного плеча, продолжает нашептывать ей на ушко. Прелестная арфистка глубоко вздыхает, прикрывает глаза и адресует пациенту поспешный жест рукой, — мол, подите прочь. Пациент отходит и садится обратно на свое место. Прелестная арфистка резко ударяет по струнам, — и журчащий фонтанчиками холл пафосной московской клиники оглашается разухабистой «Муркой» (для арфы, solo). Администратор клиники белеет лицом и начинает медленно подниматься из-за своего стола. «Это по моей просьбе! — быстро говорит холеный пациент старшего возраста. — Это по моей просьбе!..»

* * *

...Например, яркая, моложавая дама в цветочной шляпке и длинном узорчатом платье курит в компании подруги на заднем дворе крупного московского офиса и зычно жалуется, время от времени сплевывая тополиный пух: «...Это мои супружеские обязанности? Хорошо, я буду исполнять свои супружеские обязанности: еби, Сережа!.. Еби мне мозг, — пожалуйста, имеешь право!.. Но дело же в чем, Катя? Дело же вот в чем: я не против того, чтобы он ебал мне мозг. Я против того, чтобы он делал по две фрикции в час!»

* * *

...Например, компания взрослых, в которой присутствует чья-то шестилетняя дочка, говорит о своих делах. Девочка, до этого занятая рисованием, внезапно начинает громко повторять: «Мама! Я хочу быть принцессой! Мама!! Я хочу быть принцессой!! Мама!!! Я ХОЧУ БЫТЬ ПРИНЦЕССОЙ!!!» Взрослые прерывают беседу и с интересом смотрят на ребенка.

— Зачем тебе это, Машенька? — ласково спрашивает один из взрослых.

Машенька недуоменно смотрит на этого идиота.

— У них платья красивые! — терпеливо отвечает она.

— Не надо тебе этого, Машенька, — ласково говорит один из взрослых.

— Хлопотно это, — добавляет другой.

— Неприятно, — добавляет третий.

— Например, замуж придется выйти, за кого велят, причем навсегда, — ласково говорит один из взрослых.

— Или за первую же сообразительную лягушку, причем навсегда, — добавляет второй.

— Или за какого-нибудь идиота верхом на горбатом пони, причем навсегда, — добавляет третий.

— И переодеваться шесть раз в день во что-нибудь огромное, тяжелое и неудобное, — ласково говорит один из взрослых;

— И быть повешенной за малейшее подозрение в супружеской неверности, — добавляет второй.

— Или стать пищей для дракона, если это понадобится твоей стране, — добавляет третий.

— Или каждый раз ждать, когда первый попавшийся бродяга полезет к тебе целоваться, а без этого и проснуться нельзя, — ласково говорит один из взрослых.

— И питаться исключительно росой и нектаром, — добавляет второй.

— И все время казнить женихов за малейшие глупости, — добавляет третий.

— Не надо оно тебе, Машенька, — ласково говорит один из взрослых.

— Очень оно, Машенька, хлопотно, — добавляет второй.

Некоторое время Машенька смотрит на взрослых в состоянии молчаливого охренения. Взрослые ласково смотрят на Машеньку. Машенька берет карандашик и возвращается к рисованию. Взрослые возвращаются к разговору. Через пять минут Машенька начинает громко повторять: «Мама! Я хочу быть принцессой! Мама!! Я хочу быть принцессой!! Мама!!! Я ХОЧУ БЫТЬ ПРИНЦЕССОЙ!!!»

* * *

...Например, бойкая, живенькая, немножко слишком сильно накрашенная девочка лет пятнадцати рассказывает своим подругам, уютно попивающим пиво на бульварной скамейке: «...Но тут уже я себе сказала: "Нет, так нельзя! Возьми себя в руки! Не показывай ему свою любовь! Не унижайся!" — и выкинула из письма последние шесть страниц».

* * *

...Например, во время прогулки по жаркому, душному московскому бульвару красивая молодая овчарка начинает прихрамывать на левую переднюю лапу, стоит только хозяину на нее посмотреть, — пока хозяин, наконец, не берет ее на руки и не продолжает прогулку так, — пыхтя, отдуваясь и пытаясь увернуться от нежных попыток облизать ему лицо.

http://www.snob.ru/selected/entry/37076

Например, взросление

...Например, две туристки четырнадцати и шестнадцати лет знакомятся друг с другом на борту самолета авиакомпании British Airways. Обе хорошенькие, гладенькие, обе, как положено, отправлены престижными родителями в престижную Англию учиться престижному языку по престижной летней программе. Обе стараются обращаться друг к другу на «Вы» и вести престижный светский разговор. В частности, о трудностях, поджидающих путешественников в дальних странах. «Вот, например, в Париже, — говорит та престижная туристочка, которая помладше. — Мы, я помню, взяли с папой гида и поехали в его машине на экскурсию. И гид нам рассказывает-рассказывает о Париже и все время говорит, что Париж, к сожалению, такой грязный город, такой грязный город... Папа мой: «Да, да...» И тут мы останавливаемся на перекрестке, я смотрю — а за окном на углу сидит бомж. И у него такая кроватка аккуратненькая, на ней чистенькое одеяльце, ящичек такой аккуратный стоит, и на ящике стоит цветочек, представляешь? То есть, извините, представляете? И гид поворачивается к нам и говорит: «Вот вам и печальный пример в самом центре Парижа!» И тут я такая говорю: «Ой, да ладно! По сравнению с тем, как у нас таджики ютятся, он тут живет, как король!..» Мой папа аж застыл. А я тогда маленькая была, — это же года два уже прошло; не понимала просто, какие вещи неприлично вслух говорить».

…Например, посреди рыбных рядов московского Дорогомиловского рынка красуется поразительный арт-объект: скульптура, составленная целиком из рыбьих чучел, красиво отделанных раковинами, засушенными водорослями и другими дарами отечественных морей. В центре — недорослый осетр, очевидно, пытающийся встать на дыбы. Крупный рак пытается помочь ему, толкая головой в грудь, а возведенными вверх клешнями явно призывая собратьев на помощь. Остальные детали скульптурной композиции разглядеть трудно, но в нее, кажется, включены сушеные анчоусы, креветки (поддерживающие восстающего титана с боков), и еще какие-то панцирные воины. Все в целом напоминает структурой и динамикой «Поднятие флага на Иводзиме». К замершему в восхищении покупателю подходит доброжелательный обитатель рынка из тех, которые помогают продавцам сгружать и разгружать тележки. «Красота, да? — говорит он. — Сам знаю человека, который делал. Художник делал! Когда маленький был — из чего попало делал. Из пластилина делал, из песка делал. А теперь только из экологически чистых продуктов делает!»

...Например, в тесной женской компании некоторым сотрудникам проекта «Сноб» удается, наконец, разгадать загадочную причину заполошной любви девочек к вампирам. Просто мальчики, как известно, взрослеют гораздо, гораздо позже девочек. И вот эти лишние сто лет в могилке как раз приближают мальчиков к более или менее приемлемому уровню развития.

...Например, тренировавшийся еще при СССР в олимпийских резервах футболист П. рассказывает, что в спортивных летних лагерях будущих олимпийцев не просто кормили на убой, а еще и два раза в день выдавали на каждых четырех человек банку сгущенки, — ну, чтобы дети не проголодались. «Но и гоняли нас по двенадцать часов в день», — добавляет П. со вздохом. Банкир К. отвечает ему на это, что в обычных пионерских лагерях тоже был способ раздобыть банку сгущенки, и тоже тяжелым трудом: «Вызываешься, — говорит К., — дежурить на кухню. Те же, кстати, двенадцать часов. Приносишь к концу дня сто убитых мух — выдают банку сгущенки». Футболист П. смотрит на банкира К. с большим уважением. «Я такую банку загонял за два рубля, — говорит К. — К концу смены тридцать рублей собрать». Футболист П. старательно делает в уме какие-то подсчеты. «Я б оттуда миллионером вышел», — говорит он со вздохом. «Так а что ж тебе мешало?» — удивляется К. П. стучит себя ножом для стейка по бритой голове и мрачно говорит: «Футболист, понимаешь?»

...Например, К.М. рассказывает, что в 1990-м году ее, тринадцатилетнюю, мама хотела отдать на секретарские курсы при МИДе: объявлено было, что на двухгодичную программу обучения берут девочек возрастом от двенадцати лет. Было понятно, что конкурс предстоит огромный. К.М. готовили по английскому, математике, истории и политологии. Потом выяснилось, что на вступительный экзамен надо явиться в купальнике. К.М. отказалась наотрез, и ее дипломатическая карьера не состоялась. Страна потеряла кадр, прекрасно подготовленный по английскому, политологии и математике.

http://www.snob.ru/selected/entry/37343

...Например, другие

Ежи у нас полезные, такиситы справедливые, а татары деликатные

...Например, среди приклеенных к столбу объявлений о сдаче квартир с обычной категоричной припиской «для славян» — одиноко бьющийся на ветру голубой квиточек с пометкой: «Для любых приличных людей (вероятно, славян)».

...Например, Т. с ужасом сообщил знакомым, что при ремонте их дачи «таджики съели всех ежей в округе». Окружающие, пытаясь осмыслить эту информацию, выдвинули, конечно, несколько альтернативных версий. Например, что ежи ушли сами. «А шкурки свои сложили в мусорный контейнер для отвода глаз?» — раздраженно спросил Т. Или что ежей поели кошки. «Предварительно обжарив?» — спросил Т. ласково. Тогда были выдвинуты еще два многообещающих предположения: что среди ежей идет война с применением напалма и что зажаренные шкурки принадлежат ежам-великомученникам, пытавшимся обратить ежей-варваров в свою гуманную веру. Тут Т. сказал окружающим несколько неприятных слов и перевел разговор на их, окружающих, профессинальные неудачи и семейные скандалы, чтобы сделать себе что-нибудь приятное. Через две недели выяснилось, что дача Т., куда окружающие собирались поехать отдохнуть пару дней, все еще не отремонтирована. Вскрылась причина: Т. уволил всех таджиков. Гугль подсказал Т., что последователи Авиценны при помощи мяса ежа (особенно жареного) лечат загрязненные язвы, хроническую лихорадку, чахотку и водянку, а также недержание мочи, джараб и слоновью болезнь. Т., отец троих детей, пришел в ужас, что рядом с его чадами, возможно, ходят люди, страдающие хронической лихорадкой, или, того хуже, — джарабом. Еще через неделю выяснилось, что жареные шкурки ежей были результатом экспериментов сумасшедшего соседа, отставного военного врача. Сумасшедший сосед пытался добывать из животного белка «лимфатическую энергию» и «трансгрессировать» ее себе в мозг через уши при помощи опущенного в трехлитровую банку с энергией стетоскопа. Мучающийся угрызениями совести Т. попытался нанять таджиков обратно. Гордые таджики послали его на хуй. Т. за ужином прочитал детям лекцию о вреде межнациональных предрассудков, плакал сам и детей тоже растрогал до слез.

...Например, в приемной латвийского консульства юркий, мелкий человечек в плохо сидящем костюмчике, — из тех, кто испытывает неудержимую потребность пролезть без очереди просто от страха почувствовать себя недостаточно юрким, — шепотом учит свою жену, сонно покачивающую в объятиях конверт с их общими бумажками: «Увидишь латыша — сразу беги за ним! Вообще, увидишь довольного мужика — сразу беги за ним, это точно латыш!»

...Например, некто К., специалист по интернет-технологиям, обратился к друзьям с просьбой найти ему православного партнера по бизнесу. Ничего другого от партнера не требовалось, — только быть православным. Желательно — воцерковленным. Выяснилось, что у К. есть мощнейшая бизнес-идея: крошечная аппликация, позволяющая вешать в углу экрана образок. Даже, скажем так, делать красный уголок экрана. Все, как положено, — за маленькую копеечку. Сам образок скачивается за маленькую копеечку, окладик к нему хорошенький — за маленькую копеечку, салфеточка, подсвечники, ладана немножко, — ну, понятно. Разрастается этот красный уголок, кстати, хоть на пол-экрана: хочешь — можешь полный иконостас себе завести. Ну, в бизнес-модель еще входил трафик на сайте для скачивания всего этого хозяйства, размещение там рекламы, размещение попап-рекламы религиозных товаров по низу самого красного угла и апгрейд красного угла до версии «Премиум», чтобы этой рекламы не видеть, — за маленькую, соответственно, копеечку. Идея производила сильное впечатление, и для ее реализации только и нужно было К., что найти православного партнера. Без православного партнера К. эту идею реализовывать отказывался. Сам татарин, К. был очень этически чутким человеком.

...Например, водитель такси, жалующийся на этническую рознь в Москве с сильным армянским акцентом, объясняет, что русские — нормальные люди, а вот евреи — плохие люди, азейбарджанцы — плохие люди, украинцы — плохие люди, латыши — плохие люди, и даже поляки — плохие люди. «Грузины, кстати, ничего, — вдруг говорит этот страстный человек. — Сестра у меня только что родила грузина — здоровенький, кушает хорошо, так мне улыбается!..»

http://www.snob.ru/selected/entry/37621

...Например, трудности

Омлеты у нас полезные, коты отважные, а сантехники проницательные

...Например, с возрастом начинаешь понимать, что «вместе пуд соли съесть» — это не про интенсивность неприятного переживания, а про его продолжительность.

...Например, литератор К., не любивший литератора П. за некоторую моральную зыбкость, объяснял привычку последнего всегда и везде заказывать себе омлет «нехваткой яиц в организме».

...Например, красавица и умница У. сидела дома и остро переживала свое одиночество. Более того, она остро переживала тот факт, что ее одиночество объясняется ровно тем, что никто не может поверить в одиночество такой умницы и красавицы. Все твердо уверены, что у такой умницы и красавицы точно есть с кем поговорить, с кем отдохнуть и, уж конечно, с кем выпить. И не навязываются. И поэтому, печально рассуждала У., ей не с кем поговорить, отдохнуть или даже напиться. От этих мыслей У. пришлось немедленно выпить — в одиночестве, конечно. Ее одиночество от этого сильно усугубилось. Пришлось выпить еще чуть-чуть, потом еще чуть-чуть, а потом выпить столько, что У. тихонько наблевала в ванну и поползла спать. Утром несчастная похмельная умница и красавица выяснила, что в результате ее вечерних размышлений об одиночестве ванна забилась намертво. У. вызвала сантехника. Сантехник поглядел в ванну, поцокал языком и с интересом спросил: «Много вас тут бухало?»

...Например, мальчик лет семи с энтузиазмом рассказывает случайному дядечке в автобусе, что у них на даче сосед «одного нашего кота потравил, другого нашего кота потравил — говорит, что они за его птицами гоняются!» Ошеломленного дядечку мальчик успокаивает тем, что «это ничего, мы назло ему будем новых котов заводить, пусть подавится!»

...Например, во время международной конференции примерно четыре десятка переводчиков с разных языков оказываются одновременно в небольшом лекционном зале. Обстановка бодрая, но не лишенная напряженности: некоторые из присутствующих переводят на один и тот же язык одних и тех же авторов и нередко вынуждены толкать друг друга локтями в прямом и переносном смысле. Со сцены вещает известный американский переводчик G., объясняющий свой творческий метод желанием «быть своему родному языку хорошей женой». «Да, — говорил G., — это нелегко: мне приходится выполнять его прихоти, уступать ему в любом споре, поддерживать его в добром здравии, стушевываться на его фоне...» «Имитировать оргазм семь раз в неделю», — подхватывают добрые коллеги в зале.

...Например, политтехнолог П. предлагает создать из детей бывшей советской номенклатуры, повадившихся нынче рваться в политику, партию под названием «Дурное семя».

http://www.snob.ru/selected/entry/37853

...Например, страсть

Гостиницы у нас секретные, змеи аккуратные, а хипстеры сознательные


...Например, несколько безумный экскурсовод, почему-то все время смотрящий исключительно себе под ноги, водит по Хитровке группу командированных из небольшого уездного города. На улице +30, командированные все как один в костюмах и галстуках; экскурсовод — в семейных трусах того типа, который некоторые дебелые мужчины в разговорах с окружающими старательно называют шортами, очевидно, полагая, что от частого поименования их трусы претерпят благородную трансмутацию. Экскурсия носит несколько монотонный характер: указывая по очереди то на трещину в тротуаре, то на куст, то на упаренную собаку под кустом, безумный экскурсовод отрывочно произносит: «Вот на этом самом месте выдающийся полемист Гиляровский...», «вот на этом самом месте выдающийся полемист Гиляровский...» — так, что у слушателей возникает впечатление, будто Гиляровский, как старый еврей, просто хватал любого прохожего за пуговицу и принимался полемизировать с ним вусмерть. Экскурсанты, впрочем, пришли не развлекаться, а отбывать культурную повинность, и поскольку экскурсия в целом бойко движется к концу, они терпеливо потеют в своей трудовой броне из серого полиэстера. Внезапно безумный экскурсовод замирает и вскидывает обе руки. Наступает тишина. Экскурсовод крадется к какому-то небольшому зданьицу в аварийном состоянии, с намертво заклеенными изнутри окнами, и манит за собой группу. Группа крадется следом, громко скрипя ботинками. «А вот тут, — шепотом говорит экскурсовод, впервые подняв смотрящие в разные стороны глаза на своих слушателей, — товарищ Берия в 1936 году построил секретную гостиницу, где творились разврат и бесчинства». Благоговейное молчание. Один экскурсант поднимает потную руку. Экскурсовод кивает. Экскурсант, заговорщическим шепотом: «Расскажите, пожалуйста, что в ней делал Гиляровский?..»

...Например, писатель К. пытается понять, почему у такого количества народа в нашем поколении дни рождения приходятся на июль. «Это потому, что нас всех делали на октябрьские праздники», — предполагает несколько более молодой поэт Т. «Октябрьские праздники только в 77 году ввели, а я уже старенький, меня раньше сделали», — возражает К. «Я думаю, — говорит жена К., тоже рожденная в середине лета, — это не в праздниках дело. Просто представьте себе: СССР, октябрь, темно, холодно, тоскливый пиздец... Они просто отвлечься пытались».

...Например, влюбленный в свое дело герпетолог опаздывает на поезд, каковому следует отвезти его в Бурятию, на родину некоторых особо любимых гадов. По перрону за герпетологом бежит заботливая жена, норовящая сунуть герпетологу в сумки то книжку в мягком переплете, то пару журнальчиков: «Паша! Ведь трое суток ехать!» Суровый Паша, согнутый вдвое под рюкзаком с лабораторными препаратами: «Катя, не надо, у меня все есть!» Взволнованная Катя: «Паша! Но ведь у тебя в купе ни одного знакомого!» — «Катя! Не надо мне книжку, перестань!» Взволнованная Катя: «Пашенька! Ну а если тебе все-таки скучно станет?» Паша вдруг останавливается, выпрямляется во весь свой довольно исполинский рост и измученно говорит: «Катя! Ну с чего мне скучно станет? Мне надо мешочки для змей шить!»

...Например, хипстер лет сорока пяти сдавленно кричит в телефон: «Конечно, Таня, я мудак — я на тебе по любви женился!»

...Например, женская компания обсуждает в гостях тот печальный факт, что денег совсем нет, а расходов много. Скажем, П. жалуется, что в одном только зоомагазине потратила вчера больше двух тысяч рублей. Правда, признается П., можно было потратить еще полчаса и выбрать товары подешевле, но ей очень хотелось поскорее уйти из магазина, потому что она пришла с ребенком, а там на самом входе один хомяк делает другому хомяку куннилингус. Собеседники не верят. П. обиженно клянется, что, честное слово, один хомяк лежал на спине, расставив лапы, а другой делал ему куннилингус. И что ребенок все время хотел вернуться к хомякам и понять, что же это они делают. И что успели уже собачке ошейник купить, кошечке еду купить, попугайчику жердочку купить, а ребенок все время бегал смотреть, как этот чертов хомяк делает куннилингус, и задавал вопросы. Тут подруги П. оживились. «Он что, все это время делал куннилингус?» — спросила одна подруга. «Вот представь себе!» — ответила П. с трудно передаваемым выражением. «Слушайте, кажется, у меня есть деньги на этого хомяка», — сказала подруга. «Я тебе больше скажу, — подхватила другая подруга, — мне кажется, у твоего мужа есть деньги на этого хомяка».

http://www.snob.ru/selected/entry/38119

...Например, иллюзии

...Мотоциклисты у нас доброжелательные, режиссеры народные, а наблюдения собственные



...Например, родственники Л. страстно желали, чтобы Л. вышла замуж, как положено, то есть с фатой, цветами, кольцами и в загсе. Л. и ее суженый тоже очень хотели жениться, как положено, то есть без фаты, цветов, колец и загса, но зато с шашлыками, травой и собутыльниками. К счастью, родственники Л. жили в далеком северном городе и приехать на ее свадьбу по-любому не могли. Поэтому в один прекрасный день Л. с ее суженым отправились в секонд-хенд, где одолжили по знакомству платье-торт с полным фаршем в виде фаты, букета и диадемы. Потом они отправились к знакомому, чьи родственники, увы, жили в близком подмосковном городе, и одолжили у этого знакомого костюм, в котором его женили. В качестве полного фарша к костюму прилагались поразительного блеска лаковые туфли с постоянно развязывающимися шелковыми шнурками. Нарядились, внимательно осмотрели друг друга — вроде все отлично. Среди собутыльников молодой пары нашелся более или менее трезвый фотограф. И вот в сопровождении этого фотографа Л. и ее суженый отправились в дальний районный загс, специально для этого вызвав большое черное такси. Ни одному человеку в загсе не пришло в голову остановить прущую напролом невесту в полном фарше, с женихом, постоянно наступающим себе на развязанные шнурки и покрывающим матом эти лакированные ботинки, этот душный костюм, этот чертов загс и каких-то там родственников невесты. Привольно расположившись под живописным полотном «Секретарь Заречного парткома наставляет молодых в вопросах интимной гигиены», Л. с ее суженым в течение получаса позировали своему относительно трезвому фотографу, отпугивая других желающих фотографироваться страшными брачными воплями, после чего совершенно беспрепятственно покинули загс с той же помпой, с которой до этого в него вошли. Те три фотографии, на которых у фотографа не дрожала рука, а невеста не показывала клыки другим невестам, алчущим места у ног секретаря парткома, были отправлены родственникам Л. в далекий северный город. Через две недели из далекого северного города пришло разъяренное письмо за авторством отца невесты: «Я, конечно, понимаю, что дотащить этого козла до загса — уже подвиг, но неужели трудно было в день свадьбы кольца не потерять?!»

* * *

...Например, разъяренная девушка посреди пешеходного перехода с ненавистью смотрит на едва успевшего затормозить мотоциклиста. Мотоциклист поднимает забрало и смотрит на девушку с доброжелательным интересом. «Может, мне вообще сдохнуть, чтобы вам не мешать?» — взвизгивает девушка. Мотоциклист слегка подается вперед и ласково отвечает: «Вы знаете, я этого даже не замечу».

* * *

...Например, начальница одного рекламного отдела в одной небольшой торговой компании представляет собой тот тип остро православных дам, которые сочетают еженедельные беседы с батюшкой с ежедневным чтением гороскопов, ежечасным плеванием через левое плечо и ежемесячным походом к очередной гадалке, которая «видит человека вот насквозь, вот как грыжу на рентгене». Результатами этих удивительных рентгеновских обследований собственной души эта дама регулярно делится со своими подчиненными, которые по доброте характера и общей лени удерживаются от саркастических замечаний. И вот, прибежав в отдел после обеденного перерыва, возбужденная начальница сообщает, что только что ходила к какой-то очередной православной матушке Изергилье; так вот, оказывается, в прошлой жизни она, начальница, была святой страстотерпицей Ксенией Петербуржской, а в следующей жизни ее душа непременно воплотится в соловецкую монахиню. На «соловецкой монахине» терпение одного из подчиненных лопается, и он интересуется очень спокойным голосом: «Скажите, а разве православие допускает метемпсихоз?» Начальница окидывает его ледяным взором и гордо отвечает: «Нет, но у меня есть и собственные наблюдения».

* * *

...Например, известный театральный режиссер Т. переживает страстное желание уйти от всего этого шума, от всей этой суеты и слиться с народом. Под влиянием этого порыва он покупает простой народный двухэтажный дом с народной банькой, перевозит туда книги, видеоприборы, тренажерный зал, двух собак и секретаршу и, дав несколько соответствующих интервью, переезжает, наконец, сам. В первый же день по свежей вечерней росе режиссер выходит на народные просторы. Воздух! Травы! Что-то такое чирикает. Речка стоит стоймя, живописно забитая тиной. Вдалеке таджики мирно елдычат отбойным молотком, возводя для кого-то кирпичный дворец за трехметровым забором. Прекрасен поздний, светлый летний вечер! Прекрасна ты, народная деревня! И известный театральный режиссер бодрой рысцой отправляется на пробежку в своем высокотехнологичном гигроскопичном костюме, красиво подчеркивающем сильную попу. Бежит пару минут — мимо громыхает грузовичок: «Мужик, прыгай в кабину!» Ну, режиссер с ухмылкой отмахивается: ах, народ-народ, и действительно, зачем тебе это наше искусственное беганье? Ты его не понимаешь — ты, занятый честным, здоровым физическим трудом... Еще пять минут бежит — трясется по проселочной дороге раздолбанная «Волга»: «Мужик, залезай!» Режиссер умиленно машет рукой: мол, езжай, добрый человек. Еще минут десять бежит под чириканье, стрекотанье и ритмичную дрожь отбойного молотка. Опять какая-то таратайка мимо катится: «Мужик, залезай скорее!» — «Да мне не надо!» — «Да ты с ума сошел, кончай выеживаться, залезай!» — «Да не надо мне!» — «Да иди ты #$%#@#$@ со своим "не надо", я тебя тут не оставлю, мне совесть дорога!» Тут режиссер изумился и стал замедлять ход. «Да не останавливайся, №;%№"№;"!;:%%?, сигай в кабину!» А там у них, значит, за этим трехметровым забором не только таджики водились, оказывается, но и всякие животные. Тигр, там, пантера, ламы еще. Зоопарк у людей был. И тигр как-то сбежал по недосмотру и видит: ужин бежит. Ну и трусит себе, значит, за этим ужином, ждет, когда ужин-то ослабеет.


http://www.snob.ru/selected/entry/39083

...Например, голоса

Свекла у нас отборная, протопопы терпеливые, а ящерицы смирные


...Например, набожная дама лет сорока пяти угощает дачных подружек свекольником, гордо сообщая при этом, что «Господь ей на базаре подсказывает, какая свекла хорошая, а какая — плохая». Подружки интересуются, как именно Господь ей это самое на базаре подсказывает. «А очень просто, — с гордостью отвечает дама. — Вот какую свеклу пометит червивостью — та, Катерина, плохая свекла, ту свеклу не бери; а какую, значит, не пометит — та, Катерина, хорошая свекла, ту бери». «Эдак Господь всем подсказывает», — снисходительно замечают подружки. «И ко всем обращается "Катерина"?» — возмущенно интересуется дама.

...Например, гаишник, подавая очередной жертве ласковые знаки палочкой, тихо, но вполне музыкально напевает себе под нос: «Кончен, кончен день забав, иди ко мне, мой маленький зуав!»

...Например, группа филологов в непринужденной обстановке обсуждает факт появления нового перевода Библии на русский язык. Кто-то жалеет, что, если перевод приживется, то постепенно потеряется некоторая узнаваемая интонация и узнаваемая языковая манера, принадлежавшая старому переводу. Кто-то замечает, что в английском есть узаконенный жанр «пересказывания» Библии простым языком. Наконец, кто-то замечает, что вот сейчас возник бы, скажем, на почве этого перевода новый никонианский раскол... «Да ладно вам, — лениво говорит один филолог. — Какой уж тут в современном мире, при современных коммуникациях никонианский раскол...» «Ну почему же? — немедленно отвечает А.Ф. Гаврилов. — Скажем, ЖЖ-юзер markovna спрашивает: "Доколе?.."»

...Например, поэт М., пребывая в аэропорту Шереметьево, с восхищением слушает, как стоявшая перед ним в очереди на досмотр девушка беседует по телефону. Девушка находится в полной курортной готовности: волосы выбелены и отутюжены; длина акриловых ногтей с рельефными акриловыми розами подразумевает умение набирать смски локтем; наконец, девушка с ног до головы окрашена в тот интересный оранжевый цвет, который наносится не для красоты, а для того, чтобы сообщить окружающим: «Вот, я из тех девушек, которые окрашиваются с ног до головы в интересный оранжевый цвет». Пока очередь медленно движется к досмотровым аппаратам, девушка, по словам поэта М., делает «минет телефонной трубке»: голосок ее переливается и журчит; неизвестный кукусик, он же сюся и мумуня, узнает о себе столько лестного и приятного, а о своей партнерше — столько трогательного и возвышенного, что остальные участники очереди начинают смотреть на своих жен, мужей, любовниц и бойфрендов с суровым недовольством: вот кому сюсюсик, а кому надо ежедневно напоминать про сиденье от унитаза. Наконец, пограничник жестами дает девушке понять, что пришла пора досмотра: сапожки снять, пояс свернуть, все сложить, очередь не задерживать. Не сразу поняв, чего от нее хотят, девушка, наконец, отрывает телефон от уха и низким, хриплым басом печально говорит: «...Ёбаный в рот, опять раздеваться!»

...Например, в  ранние девяностые годы Р., ныне преуспевающий художник, жил богемно, но крайне бедно, и постоянно искал такого заработка, который позволил бы ему не слишком отрываться от написания картин и подготовки перформансов. Один меценат — человек не то чтобы более обеспеченный, чем его друзья-художники, но, безусловно, более практичный — предложил Р. стать «лошадкой». Речь, слава богу, шла не о наркотиках, но все равно занятие было противозаконным: Р. предлагалось перевозить самолетом ящериц, скрывая их от таможни. Дело в том, что приятель мецената, живущий в Калифорнии, разводил некоторую редкую породу ящериц, на которых в России был большой спрос. Эти ящерицы в темноте немедленно впадали в неподвижность и засыпали, а холоднокровность вроде бы делал их невидимой для сканнеров (по крайней мере, так Р. объясняет это сейчас). Через три дня после предложения Р. сидел в самолете, летящем в Калифорнию, а еще через три дня — в самолете, летящем обратно. Все прошло отлично: небольшое стадо ящериц в его спортивной сумке успешно миновало таможню; сам Р. от страха чуть не наделал в штаны, но удержался. К сожалению, по прилете его нежно приняла служба безопасности. Оказалось, что с борта самолета сообщили о пассажире, который за время пути посетил туалет шестнадцать раз, и каждый раз проводил там от пятнадцати до двадцати минут. Когда впоследствии меценат ласково спросил Р., какого хрена он это делал, Р. сказал, что водил ящериц. писать. Кого-кого водил? Ящериц. Чо делать? Писать. Господи, да кой хрен ты водил их писать?! — А они все время пищали из сумки: «Я писать хочу! Я писать хочу!..»

http://www.snob.ru/selected/entry/39335

...Например, праздники

Бонобо у нас равнодушные, коты обеспеченные, а пончики общие


...Например, в кафе «Стрелка» хрупкая девушка неторопливо переговаривается с подругой поверх «макбуков»: «...А вы?» — «А мы ему подарили кожаную курточку и заказали профессиональную фотосессию». — «А-а... А Катя с Пашей?» — «А они ему принесли какой-то гаджет, так он от счастья чуть с ума не сошел. А вы-то сами что?» — «А мы его накурили». Подружка аж захлопывает ноутбук от изумления: «А?» — «Мы, говорю, его травой накурили». — «...» — «Слушай, а что еще подарить на день рожденья коту, у которого абсолютно все есть?..»

...Например, бойкая интеллигентная богомолка торгуется на подворье Лавры за шитый красивою гладью белый платочек. Продавец платочка, матерый человек с марксовской гривой и маслеными глазами, чувствует, что платочек богомолке очень нравится, и поэтому просит за него большую цену — тысячу двести рублей. Богомолка тоже не лыком шита и старается как может: «Уступи триста рублей, батюшка, я за тебя в Успение помолюсь!» — «Не могу, матушка, у меня чада малые пропитания просят». — «Уступи, батюшка, хоть двести, на поклон к мощам пойду, свечечку за твое здравие поставлю». — «Рад бы, рад бы, матушка, да только какие мои доходы? Еле перебиваюсь, уж не обидь человека». — «Ну так уступи, батюшка, хоть сто, порадуй бедную женщину платочком к празднику, а я за твои грехи помолюсь!» — «Марина Викторовна, да в конце-то концов, я тут что, индульгенциями торгую?!» — «Не надо на меня огрызаться, Юлиан Семенович! Вот же человек! Был в НИИ фарцовщик — и здесь остался фарцовщик!»

...Например, пасмурным утром понедельника ответственный человек в черном костюме пытается дразнить палкой совершенно равнодушных обезьянок-бонобо посреди московского зоопарка. При этом ответственный человек печально говорит в телефон: «Да просто так устроил себе праздник, гуляю вот, сосиску какую-то съел. В остальном — как в офисе».

...Например, в одном большом торговом центре, на этаже с вредной едой и гламурными девушками, стыдливо прячущимися у дальних столиков «Макдоналдса», проходят одновременно два детских дня рождения. Один день рождения — для богатых детей: именинница с длинными светлыми волосами, в простом-простом платье до самого пола яростно дерется айпадами со своей лучшей подружкой; снисходительные родители в очочках Paul Smith (vintage) тяжело вздыхают: «Боже мой, Кристина, с завтрашнего дня — одна морковка; мы хотели устраивать в “Эларджи”, но пусть уж дети оторвутся один раз в году...» Другой день рождения — для бедных детей: именинник сосредоточенно возится с игрушками из «Киндер-сюрприза» в кругу приятелей, усталые мамы в широких черных, синих и красных кофтах тяжело вздыхают: «Боже мой, Катя, с завтрашнего дня — одна морковка; мы хотели устраивать дома, но пусть уж дети оторвутся один раз в году...» На богатом дне рождения — похожий на свадебное платье веганский торт с фотографиями именинницы на подоле; на бедном — ярко-розовые пончики, присыпанные ярко-розовыми конфетами. На богатом дне рождения играет «детский джаз» — новая разновидность лабухов, адаптирующих хиты сада «Эрмитаж» для самых маленьких. На бедном дне рождения большой магнитофон играет песню про «Учат в школе». На богатом дне рождения смешарики в полном составе тяжело пыхтят, пытаясь оторвать детей от телефонов, чтобы увлечь их веселыми играми и занимательными конкурсами. На бедном дне рождения переодетый ослом папа именинника катает детей на загривке — ко всеобщему счастью. Словом, все идет своим чередом, пока богатые родители внезапно не обнаруживают удивительный феномен: их дети постепенно слились в сторону бедного дня рождения, несмотря на заполошные вопли смешариков, и детские джазисты, не переставая лабать, уже бросают на родителей вопросительные взгляды: «Может, мы выйдем на сигареточку, раз так?..» Богатые родители с интересом следуют за детьми: там веселый визг, все, кажется, счастливы, бедные мальчики потрясенно глядят на длинноволосых принцесс в платьях до пола тем взглядом, который в зрелые годы позволяет человеку стать довольно успешным, но очень невротизированным художником. Родители именинницы с интересом спрашивают сильно растрепавшуюся дочь: «Лилечка, ты не хочешь торта!» — «Нет!» — «А ты, Пашенька, не хочешь поиграть со смешариками?» Пашенька, с трудом прожевывая вредный пончик: «Н-н-н-нет!» — «А ты, Катенька, не...» Но Катенька уже держится обеими лапками за уши вспотевшего, но выносливого осла. Тогда папа именинницы с интересом спрашивает младшего сына: «Санечка, а почему вы пришли играть здесь, а не там?» Санечка с удовольствием оглядывает обалдевших от айпадов бедных детей, потом своих длинноволосых подруг, сосредоточенно отрывающих ноги каким-то несчастным «киндер-сюрпризам», и наконец отвечает басом: «Нас тут уважают, папа».

...Например, у входа на «чертово колесо» в парке имени Горького красивый толстый мальчик в кепке рассудительно говорит своей красивой толстой сестре-близнецу: «Если ты, Соня, отложишь все деньги со своей бат-мицвы, а я отложу все деньги со своей бар-мицвы, мы сможем купить X-Box. А если мы сразу потратим все деньги на глупости, то родители решат, что мы безответственные, и нам придется ехать в Израиль учиться жизни».

http://www.snob.ru/selected/entry/40368

...Например, сожаления

Сверчки у нас поучительные, политтехнологи человечные, а стюардессы понимающие

...Например, с писателем Л. случился очередной умеренной яркости нервный срыв, на какой почве — бог весть, певучая душа, «нервы как сопли», любила говорить бабушка писателя Л. о своем муже и всех его порождениях. «Боже мой, дети, — говорил писатель Л. своим знакомым, седым хмурым людям, тоже каким-то творческим инвалидам сердца, — дети, боже мой, меня всё ранит. Всё, всё причиняет мне боль, я человек без кожи, я вывернутый наизнанку труп, я воздух трепетный», — ну, и что-то там еще, что положено говорить нам, людям, у которых сопли как нервы, и мы ими шмыгаем-шмыгаем. И тут вернулась домой племянница писателя Л., совместно с ним проживающая, так как вся семья писателя Л. убеждена, что он годится только для присмотра за 16-летними переростками, сосланными из провинции в Москву за избыточный интеллект: поступать на биофак, блистать, сдавать два семестра за один, доводить до истерик преподавателей, забеременеть на третьем курсе, все бросить, любить мужа, спать со своим бывшим профессором и с бывшим профессором своего бывшего профессора, мучиться совестью, давить интеллектом фурий из сообщества «Малыши.ру» — словом, жить, как все нормальные люди с избыточным интеллектом, когда их, наконец, попустит. Так вот, вернулась домой племянница литератора Л., не беременная еще ничем, никаким своим неизбежным будущим, и принесла в банке сверчка, которым следовало кормить двух принадлежавших ей скорпионов. И три дня, ожидая своей участи, сверчок кричал. И больше писатель Л. никогда, никогда не говорил глупостей, никогда, никогда.

...Например, сценаристка А. оказывается в печально хрестоматийной ситуации: муж ее внезапно возвращается из командировки раньше срока и т. д. Соучастник во грехе успевает скрыться, но собственное тематически ориентированное нижнее белье сценаристки и другие постановочные реквизиты присутствуют так явно, что места для сомнений нет. Сценаристка А. очень огорчена, друзья утешают ее как могут. «Сказала бы, что это кошка раскидала все вещи», — с сожалением замечает кто-то из присутствующих. «И перемерила все презервативы», — грустно подхватывает сценаристка А.

...Например, красивый молодой английский полицейский так смотрит на другого красивого молодого английского полицейского, что пешеходы не смотрят ни на дорогу, ни на светофор, а только стоят и смотрят на этих двух полицейских.

...Например, политтехнолог К. рассказывает, что в молодости, в скудные годы, не мечтал он ни о доме на берегу, ни о «ягуаре» в гараже, ни о дорогих костюмах в шкафу, но одна идея фикс у него была: он хотел огромный, как в американских фильмах, холодильник, который, среди прочего, сам изготавливает лед. Такая у политтехнолога К. была ментальная картинка, суженный до металлической коробки образ преуспевания: вот он подходит к холодильнику со стаканом виски, p-р-раз — и такой сладостный грохот, и падают в стакан неровные, влажные кубики. Или вот он подходит к холодильнику со стаканом «куба либре», p-р-раз — сладостный грохот, влажные кубики, последний штрих. Или, скажем, old-fashioned. Или простой сауэр. Ну, понятно. И вот политтехнолог К. окончил свой филологический факультет в своем естественно-научном институте, переехал в Питер, работал в штабе того, в штабе сего, потом еще раз переехал, потом вступил куда положено, поднялся, купил холодильник. Через год понял, что использовал к своему сороковому дню рождения ровно три кубика: два жена рассосала во время токсикоза, один он сам прикладывал к щеке, за которую его ребенок укусил. Так вот, на почве этого осознания политтехнолог К. и спился, а все остальные версии являются злой клеветой и к предвыборным событиям никакого отношения не имеют.

...Например, на борту самолета, направляющегося в сложную, но теплую страну, представитель русской интеллигенции печально отмахивается тонкопалой ручкой от стюардессы, предлагающей пассажирам свежую российскую прессу. Стюардесса, с состраданием: «Может, коньячка? Может, водочки?..»

http://www.snob.ru/selected/entry/41300

И Линор Горалик на Букнике.

А все предыдущие выпуски колонки Линор на Букнике смотрите сами 8-)

11. Новогодние олени

В большом иерусалимском супермаркете к тебе подходят мальчик и девочка с двумя колясками продуктов и предлагают купить что-нибудь к празднику для нуждающихся семей. Девочка и мальчик — из благотворительной организации «Латет»*, праздник, о котором идет речь, — Рош а-шана, еврейский Новый год, о котором, наравне с «еврейской Пасхой», каким-то загадочным образом слыхали даже атеистичные до брезгливости советские диссиденты. В иудаизме новых года четыре, чтобы никто не расслаблялся; но Рош а-шана — главный, и отмечают его в Израиле всерьез: два выходных, семейные застолья, «вообще-то мы не готовим, но на Рош а-шана Павлик сделает оливье». Обстановка приподнятая и немножко нервная, потому что за этим днем идут десять Дней покаяния; финальный аккорд — Судный день, когда Известно-Кто на небесах вписывает твою дальнейшую судьбу в Книгу жизни. Поэтому уже перед Рош а-шана все желают тебе «хорошей вписки» — примерно как во времена твоей хипповской юности, только ты трезв и знаешь, с кем разговариваешь. Чтобы понять, как это все устроено на эмоциональном уровне, можно представить себе, что вот — настал Новый год, и ты нормально так отмечаешь его со всеми положенными фонарями: вьюга, жена потеряла утюг для волос и не может никуда идти, не заводится чертова машина; потом дача под Москвой, среди красот и буераков; оливье, наполеон, опять оливье, три бутылки на семерых, а утром Люся умоляет всех не выкладывать фотографии в ЖЖ, потому что у нее целлюлит на попе и свекровь во френдах. И тут — бац! — тебе предлагается в течение десяти дней как следует подумать о своем поведении. В свете, значит, предстоящего Небесного Решения касательно твоей дальнейшей судьбы. Очень добавляет, знаете, к новогодним празднованиям здорового драйва. С Новым годом, хорошей вписки.

Делать перед Рош а-шана добрые дела очень хочется, но некогда: надо ругаться со свекровью на тему «у вас или у нас» и чистить газон от собачьей шерсти, поскольку все равно окажется, что у нас. К счастью, всякие благотворительные общества берут организационную часть на себя. Например, тот же «Латет»: купи в супермаркете, что считаешь нужным, оплати в кассе вместе со своими продуктами и положи в особый ящик. «Давай купим бедным коробку конфет, вот эту, золотую, за сто шекелей! Бедным никогда не достаются золотые конфеты за сто шекелей! Это будет праздник!» — «Зачем бедным коробка конфет? Купим на сто шекелей риса. Муки купим, картошки. Сахара купим». — «Ты хочешь получить на Новый год тридцать килограмм картошки? Вот ты сам — ты хотел бы получить тридцать килограмм картошки?» — «Девушка! Вы же работаете в этой организации? Скажите, бедным нужны тридцать килограмм картошки?» — «Почему вы спрашиваете меня? Я что, ваша совесть?» В результате бедным достаются три электрических зубных щетки, а кто слышит тут бессознательное высказывание про очистку совести, тот просто циничный человек. Смущенные благотворители убегают прочь, как робкие олени. Спасибо, с Новым годом, хорошей вписки.

Едят на Новый год голову рыбы**, гранаты и яблоки в меду (плодовитость, сладость). Яблоки в меду — это особый израильский вид спорта, это ежегодное высокое состязание между кафе, столовыми, барами, пожилыми домохозяйками и молодыми гастроэстетами. Баранья лопатка с яблоками в меду. Эпплтини с медом, удивительной мощи и липучести напиток. Оливье, оливье русское натуральное с яблоками и медом. Чай яблочный с медом, special edition к празднику. Суши с мелко наструганными яблоками, карамелизированными в меду. Детский крем под подгузник с запахом яблок и меда. «Мама, почему у Мирки попа пахнет тортом?» — «Чтобы вам в праздник было приятно, деточки!» Офисные дамы под видом нежного желания поздравить ближних с праздниками устраивают на работе кулинарную олимпиаду, до слез доводя друг друга, ночей не досыпая за выпечкой. В офисе одной крупной хайтековской компании висит на холодильнике объявление: «Уважаемые сотрудники! Просим оставлять праздничные торты и прочие блюда на большом столе анонимно во избежание творческих конфликтов на рабочем месте». Но дам так легко не проведешь. «О, веганский пай с органическими яблоками и гречишным медом ручного сбора! Вот бы мне рецепт этого веганского пая…» Кто встрепенется — та и попалась. «…Я бы этот рецепт подправила, и получилось бы очень даже прилично!» Др-р-рама. Потом все ходят из кабинета в кабинет, думают о своем поведении и извиняются. Спасибо, с Новым годом, хорошей вписки.

У Стены плача*** в эти дни столько народу, что водители маршрутных автобусов, едва разъезжающихся на небольшой площадке перед металлоискателями, успевают поделиться друг с другом через окно сначала завтраком, потом обедом, потом ужином. Украинская фотомодель на костылях роется в сложенных у прохода к самой Стене молитвенниках, ее поддерживают под локти модельный муж и модельная мама. Худой мальчик на подходах к Стене быстро-быстро доедает из пакетика чипсы под насмешливыми взглядами ожидающих его старших братьев в униформе и с автоматами. Целый выводок маленьких школьных девочек в одинаковых школьных футболочках лежит на теплых вечерних камнях и старательно пишет записки с просьбами к Известно-Кому, ревниво прикрывая их ладошками друг от друга. Два эфиопских подростка подсаживают друг друга, чтобы впихнуть записочку в щель повыше, и изо всех сил стараются не хихикать. Американская семья обедает, разложив еду на капоте машины и усадив младенца в опасной близости от коробки с пирожными. Полная дама, помолившись, пятится от Стены, как положено, спиной вперед, старательно оборачиваясь через плечо, — и поджарая, оленьей стати кошка у нее на руках тоже смотрит не в сторону Стены, а в сторону площади, и так всем телом ныряет при каждом хозяйкином шаге, как если бы кругом был океан, а впереди берег. Это время года — время, полное чаяний; эта точка мира — точка, полная чаяний; чем ближе ты подходишь к стене, тем ощутимее становятся эти волны чаяний, густая их вечерняя вода, и пока ты плывешь от берега — к Стене и потом обратно от Стены — к берегу, ты, надо сказать, сильно устаешь. Берег тут очень крутой — бесконечные ведущие вверх ступеньки, ты взбираешься, обессиленный, и садишься на камни, и городской сумасшедший с бубном начинает описывать вокруг тебя круги, распевая на иврите «Хорошей впис-ки! Хорошей впи-и-и-ски!» на мотив старого советского шедевра про чудесный день и чудесный пень.

И день, надо признаться, приятный, и пень, в целом, вполне даже ничего. Не самый большой пень, конечно; немного занозистый, это правда; ну, и шатается слегка — что есть, то есть. Но в общих чертах — очень неплохой пень.

Спасибо, с Новым годом, хорошей вписки.


http://booknik.ru/colonnade/linor/?id=36786

...Например, гендерное

Дедушки у нас упрямые, куры суховатые, а фигуры определенные



...Например, журналистка Татьяна, разбирая почту, вдруг с нежностью говорит: «Всю жизнь мой дедушка писал маме длинные встревоженные письма: “Катя, почему ты говоришь о себе в мужском роде? Катя, почему ты говоришь о себе в мужском роде?..” А теперь он пишет мне: “Внучек, почему твоя мама мне не отвечает? Внучек, почему твоя мама мне не отвечает?..”»

...Например, поэтесса М. внимательно слушает подругу, излагающую нечто духовное. Поэтесса М. очень устала и хочет есть, подруга же находится в специфическом модусе, в котором женщину нельзя перебивать — по той же причине, по которой лунатика нельзя будить: взбрыкнет. У подруги блестят глаза, она раскрывает душу, у нее момент высокого переживания, а миска с только что пожаренными куриными ногами находится на столе прямо у нее за спиной. Поэтесса М. уже сделала две робких вылазки, которые изливающаяся подруга приняла за желание обняться; больше поэтесса М. так рисковать не намерена. Однако силы ее на исходе. «Это такое впечатление, как если бы ты вышла на улицу, в мороз, из страшно перегретой квартиры, и даже вот этот лютый холод — в нем есть какое-то счастье, какое-то немедленное облегчение, — говорит подруга, предусмотрительно закидывая голову назад, чтобы подступающие слезы, как у Дениски, затекли обратно в глаза. — Почему это так? Что вдруг случилось в моей жизни? Как будто что-то разрешилось, понимаешь? Как будто ты перешел на новый уровень в игре, и этот уровень еще не запустился, но ты уже там, ты уже с чувством, что состоялся какой-то прорыв. Отчего это вдруг может произойти с человеком? Что вдруг снизошло такое, а? Ты понимаешь?» Да, поэтесса М. понимает: у ее подруги второй день месячных. Но светлые подругины слезы не хотят течь обратно в глаза, а тихонько текут в уши; сохнет курица; поэтесса М. чувствует себя очень хорошим человеком.

...Например, редактор К. нашла в коробке со старыми вещами свой девичий дневник. Между пожелтевших страниц, полных романтических метаний, обнаружились хрупкие от времени засушенные псилоцибиновые грибы, маленький комочек гаша и несколько красивых водочных этикеток.

...Например, бисексуальный литератор Д. беседует с бисексуальной коллегой о проходящих мимо девушках. Литератор Д. любуется девушками хрупкими и угловатыми, в то время как его коллега хвалит округлые женственные формы. Литератора же Д. эти формы совершенно не интересуют. «Этак мы с вами никогда не договоримся, — говорит коллега. — Я, понимаете, люблю гендерную определенность: чтобы мальчики выглядели как мальчики, а девочки как девочки». «Так ведь и я же, миленькая, люблю гендерную определенность! — искренне отвечает литератор Д. — Чтобы мальчики выглядели как мальчики, и девочки выглядели как мальчики!»

...Например, известный маркетолог объясняет студентам, что называть диетическое мороженое Skinny Cow, как недавно сделала одна крупная израильская марка, неправильно: ни нашим, ни вашим. Надо сразу называть Skinny Bitch: пан или пропал. «Как-то грубо», — тянет с задних рядов томный девичий голосок. «Shut up, you skinny bitch», — бурчит кто-то в первом ряду.

http://www.snob.ru/selected/entry/41566

...Например, выдержка
Фотографы у нас перегруженные, архитекторы неосмотрительные, а бульдоги разборчивые


...Например, посреди сдержанного гостиничного сияния уставший человек со штативом тихо говорит в мобильный, прикрывая ладонью трубку: «Катя, я не могу во время работы обсуждать кошкино здоровье! Я торчу в президентском “Ритце”, как долбанный хуй, у меня голые модели скачут по кроватям и пачкаются клубникой!..»

...Например, маркетолог Л. и ее муж оказались как-то в компании суровых людей, представителей особой такой прослойки московских правозащитников, немногочисленной, но очень от других правозащитников отличающейся. И, проводя вечер в этой компании, маркетолог Л. и ее муж — люди вообще-то очень порядочные, отзывчивые, неравнодушные к ближнему, участвующие в жизни своего прихода, отчисляющие часть заработка на благотворительность и т. д. — остро почувствовали себя никуда не годными гражданами своей страны. Заходила, скажем, речь о срочном сборе средств для детей с муковисцидозом. Маркетолог Л. и ее муж тут же предлагали внести какую-нибудь сумму денег. «Каждый может внести денег», — сурово отвечали им. И денег не брали. Или, скажем, начиналось обсуждение сбора подписей в защиту бизнесменов, пострадавших от государственного рейдерства. Маркетолог Л. и ее муж, безусловно, готовы были тоже поучаствовать своими подписями. «Всякий может поучаствовать подписями», — отвечали им сурово. И бумажку на подпись не давали. Подразумевалось, что надо в сердце сострадание нести, а не денег давать и подписи ставить. Гореть надо с утра до ночи. А то подумают, что они денег дали — и всё, сразу больным детям от них польза. Сразу ты совесть нации. Щас. Заслужи сначала. Может, ты Первый канал смотришь, кто тебя знает. Пойдут ли ребенку на пользу твои деньги, это вопрос еще. Ну, словом, бывают такие правозащитники, чего там; просто маркетолог Л. и ее муж впервые с ними встретились и оказались морально неподготовленными. И довольно быстро под каким-то предлогом ушли с этой, предположительно дружеской, встречи и ехали теперь домой очень подавленные. Шли мелкие такие, нехорошие. И тогда муж маркетолога Л. сказал своей жене: «Хорошо, что мы про сидюки не сболтнули». Потому что маркетолог Л. и ее муж, будучи на самом деле людьми хорошими и граждански ответственными, имели среди прочего привычку не просто выбрасывать CD с плохими фильмами на помойку, а мазать их предварительно малиновым джемом, чтобы, если даже человек найдет такой CD на помойке, он его не посмотрел и не расстроился. И почему-то с этих пор маркетолог Л. и ее муж перестали мазать сидюки с плохими фильмами малиновым джемом, а стали выбрасывать их просто так. Что вызывает у всех, кто посвящен в эту историю, какое-то неприятное двойственное ощущение.

...Например, у архитектора Т. с рождения имеется маленький розовый хвостик. И пока мать архитектора Т. по молодости убивалась от тревоги за будущее сыночка, отец архитектора Т., известный филолог, сыночку говорил: «Повезло тебе, свинёнок! Будешь девок развлекать». И все в жизни архитектора Т., слывшего большим сердцеедом, складывалось прекрасно, и девки даже дарили ему в качестве знака особой своей расположенности бантики и все такое. Потом архитектор Т. повзрослел, женился, у него родились детки (у каждого двадцать пальцев, два уха, один пуп, ничего такого). И вот на десятилетие свадьбы архитектор Т. вытатуировал себе на хвостике «Хрю-хрю!» — в подарок жене. И тогда жена архитектора Т. сказала ему совершенно неожиданно: «Ну ты выродок».

...Например, яркая дама, быстро направляясь к входу галереи «Гараж» во главе стайки бойких умненьких детей, радостно кричит молодой паре, поджидающей ее возле этого самого входа во главе другой стайки бойких умненьких детей: «Давайте честно признаемся себе, ребята, что таких охуенных родителей, как у нашего четвертого “В”, в этом блядском городе больше нет!..»

...Например, девушка с ярко-синими волосами держит в охапке неподвижно замершего французского бульдога и часто-часто чмокает его, приговаривая в перерывах: «Лучше же я, чем бабушка, да, муся? Лучше же я, чем бабушка, да, сосисочка?..»


http://www.snob.ru/selected/entry/41935

…Например, компромиссы

Патриоты у нас оптимистичные, менеджеры понятливые, а культуртрегеры жалостливые

...Например, патриота Н. всегда очень расстраивает, когда при нем люди плохо говорят о России. То есть патриот Н. — человек очень разумный, образованный и понимает, что у нашей страны есть множество проблем и даже серьезных недостатков. Обсуждение этих проблем и недостатков совершенно Н. не смущает; смущают же Н., по его собственным словам,  такие ситуации, когда люди заранее, даже не разобравшись, предполагают касательно России что-нибудь плохое. Патриот Н. даже выработал такую методику, которой пытается всех знакомых научить: вот вам скажут про Россию что-нибудь, а вы предполагайте хорошее. Сразу предполагайте хорошее. И вот зашел в присутствии патриота Н. разговор о далеком северном городе Ш., куда собрался ехать один из собеседников. «Страшный город, — говорят присутствующие. — Мрачный, темный». «Сильные, наверное, люди там живут, непритязательные, — тут же говорит патриот Н. — Даже света им не надо». «Ну, не знаем, — отвечают ему. — Люди там на улицах в основном пьяные ходят». «Легкого, значит, дружелюбного характера люди, — говорит патриот Н. — Не прячутся от соседей ни в беде, ни в радости». «Да как сказать, — говорят ему. — Вот ты идешь по улице, а они на тебя зыркают. Зыркают и зыркают, зыркают и зыркают...» «А это они зыркают, не надо ли тебе чего помочь!» — восклицает патриот Н. в большом вдохновении.

...Например, известному журналисту Г. приходит от крупной алкогольной компании приглашение к участию в винном туре. Пять дней, знаменитые виноградники, коллекционные вина, прекрасные города, все дела. Причем не только тебя лично приглашают, а еще и «+1». А внизу рукой менеджера приписано: «Но если вы не хотите брать с собой своего +1 — не проблема, мы все понимаем».

...Например, поэт К. с наступлением осени лишился своего обычного психиатра (тот внезапно сделался мусульманином и уехал жить в Алматы, где раньше никогда не бывал; знающие люди, впрочем, заверяли его, что там «контингент — на три диссера»). Осенью без психиатра очень плохо, и поэт К. старательно искал по друзьям и знакомым хорошего психиатра на замену. Требования у поэта К. были понятные: ну, чтобы адекватный человек, не советский врач, а вот настоящий, понимающий врач. Ну, что еще? Нельзя, чтобы слово «поэт» для этого человека было диагнозом само по себе («А слово “шизофреник” — можно?» — ласково интересовались черствые друзья поэта К.). Ну, чтобы терпеливо слушал пациента, а не ставил диагноз по лицу (особенно по такому, как у поэта К., его за одни золотые кудри можно госпитализировать). Чтобы, словом, это был социально близкий врач, понимаете? Наш человек. Все понимали, конечно, чего тут не понимать. И нашли капризному поэту К. молодого (ну как молодого, нашего возраста, но состоявшаяся интеллигенция — она же всегда молодая, ее молодой в 70 лет в гроб кладут), разумного, современного врача, стажировался он где-то в Европе, отличает финлепсин от галаперидола, хороший. Вон лечил художника Т. — и по художнику Т. даже не скажешь теперь, что его лечили, а это главный признак успешности психиатра, согласитесь. «Это даже объединяет в некотором смысле психиатров и пластических хирургов: у настоящего маэстро по пациенту ничего не видно», — говорили черствые друзья поэта К. Поэт К. пошел к этому молодому, социально близкому психиатру — и остался очень доволен, и всем его, в свою очередь, с чистой совестью рекомендовал. И дозировки он поэту К. удачно подкрутил, и физиотерапию кое-какую порекомендовал, и поддержал, и успокоил. И обрадовал, между прочим: нет, оказывается, у поэта К. никаких галлюцинаций — это он просто бесов видит. Социально близкий врач, хороший. 

...Например, в далеком российском городе З., в кафе, поздно вечером сотрясающемся от шансона, заезжие московские туристы выкобениваются перед мрачным готичным официантом, явно работающим здесь только потому, что человеку с его уровнем духовности в далеком российском городе З. просто негде пристроиться. «А вина у вас хорошие?» — «Этикеток не подделываем». — «А сигареты у вас какие есть?» — «Разнообразные». — «А кормят у вас вкусно?» — «Да у нас посетители тарелки вылизывают». — «?» Тогда готичный официант широким жестом указывает на стену. На стене висит, взятое в рамку, стихотворение, посвященное данному заведению каким-то благодарным посетителем. Стихотворение длинное, но две строчки выделены желтым маркером: «В отблеске тарелки // Я опять себя увидел».

...Например, после встречи с Медведевым известной деятельнице культуры написал в «Фейсбуке» бывший муж: «А ты совсем не изменилась. Отзывчивая, жалостливая...»
http://www.snob.ru/selected/entry/42325

Московские люди готовятся зимовать

Идиосинкратическое осеннее занятие для московских людей — считать черные от грязи, расслоившиеся, обросшие синтетическим пухом георгиевские ленточки, судорожно бьющиеся на верхушках автомобильных антенн у патриотически настроенных граждан. На час езды по пробкам насчитывается таких ленточек — огрызков, ошметков — от шестидесяти до восьмидесяти. Числа эдак первого мая сакральные объекты срезаются перочинными ножичками и сбрасываются на землю, на их место привязываются новые, сияющие от национальной гордости. За нашу и вашу ежегодную победу над энтропией.

* * *

Возле Цирка на Цветном бульваре, у бронзовой статуи Никулина, приглашающего всех прохожих посидеть в бронзовом кабриолете, стал с наступлением холодов появляться очень приличного вида предпенсионный московский человек с потертой бархатной подушечкой — бордовой, посередине пуговка; ну как в лучших домах. Ненавязчиво предлагает фотографирующимся арендовать подушечку, чтобы подложить под себя на холодное бронзовое сиденье. Берет десять рублей, очень благодарит.

* * *

В Литературном музее — если сперва выдержать обязательное раздевание у стойки советского гардероба с каменными бабами парторговской вырубки, а потом — долгую прогулку по скрипучему неровному паркету — можно дойти до сравнительно большой (стенда в три) экспозиции, посвященной Маяковскому. Экспозиция ну примерно такая, как все экспозиции в Литературном музее: бумаги, бумаги, бумаги, первые издания, бумаги, бумаги, вычурный мундштук весь в шрамах от страстного творческого прикуса, бумаги, бумаги, бумаги, бумаги-бумаги. И вдруг — в крайней правой застекленной стоечке кое-что поблескивает латунью. То, что во множестве пряных мемуарных источников называется «табличками». Будто бы они всегда висели рядом, эти таблички, на каждой новой двери своих хозяев. Так вот, там, в литературном музее, она висит — одна: цельнолитая, латунная восьмиугольная табличка. Сверху поуже, снизу пошире, и две фамилии:

БРИК
МАЯКОВСКИЙ


* * *

На Садовом, прямо около булгаковского дома, открылась глат-кошерная «Шоколадница». Это большое дело: кроме буквально пары давно засиженных мест тем, кто соблюдает кашрут, в Москве было податься некуда. Теперь неподготовленные московские люди входят внутрь и замирают — ощущение, как в Carnegie Deli: мужчины в черных кипах, дамы в париках; довольные, плотно одетые дети едят руками легитимный чиз-кейк. Официантки с красивыми башкирскими глазами показывают, где тут нетилат-ядаим. Гламурные девушки, пришедшие съесть салатик перед концертом в «Б2», не понимают, с каких пор молодые люди отводят глаза от их декольте, и в панике начинают ощупывать себя руками, что ставит молодых людей в еще более сложное положение.

* * *

За последние две недели три таксиста подряд поделились уверенностью, что на Петровском бульваре не то осенью посеяли пальмы, не то ранней весной собираются высадить. Объясняют, что пальмы морозоустойчивые, выведены в Сочи специально для нашего климата. Чистое предвыборное бессознательное. Мартышки по ним будут бегать и какашками в московских людей кидать.

* * *

У метро «Ленинский проспект» какой-то московский человек примерно раз в неделю выгуливает козу. Коза чистая, красивая, от людей не шарахается, если ее гладить — смотрит тебе в глаза и медленно жует темно-лиловым ртом. Человек, гуляющий козу, в этот момент смотрит мимо тебя, на сюсюкающие вопросы вроде «Как ее зовут?» или «Что она любит кушать?» не реагирует, деньги, добровольно предложенные московскими людьми «козочке на прокорм», не берет.

* * *

В кафе «Голубка» на Спортивной можно сесть на крайний левый стул у барной стойки — и тогда, по чудесной прихоти местной акустики, тебе отлично слышны разговоры, идущие на кухне. «Десятый стол второй курс отдаем!», «Где компот на двенадцатый? Мне самому нырять за этим компотом?!» «Борщик получился, салатик получился, третий номер щас получится...» Школа языка. Официанты считают московского человека, севшего на крайний левый стул у барной стойки, человеком опытным, так ему и говорят: «Салатик ваш вторым номерочком записали, скоро будет ваш салатик».

* * *

Если выезжать из Хитровского переулка в сторону Солянки, на повороте будет маленькое, узкое, как вагончик, кафе «Монастырская трапеза». Там собираются богомолки, в основном почему-то нестарые. Едят благостно, над квасом читают молитву. Лучше всего берут пирожки (очень хорошие), едят на месте и уносят с собой в целлофановых пакетиках. В дни необязательных постов пирожков с капустой или с грибами московские люди просят погромче и тайком оглядываются на других; с мясом или даже с яйцом просят потише и тоже тайком оглядываются.

http://booknik.ru/colonnade/city/city1/

Нью-йоркские люди стараются жить лучше


По четвергам (а говорят, и по средам) нью-йоркские люди могут зайти в отель «Рузвельт» на углу сорок пятой и Мэдисон, дойти до дальнего лифта — и увидеть узкий длинный столик, а на нем — большую блестящую кастрюлю и целый поднос маленьких печенек. В кастрюле — прекрасный горячий сидр, от которого все фойе пахнет корицей. Это — complimentary treat для гостей, но никто, конечно, не считает. Приходить надо часов в 6, когда уже темно снаружи, брать сидра и печенек и садиться в маленьком зале, который почему-то называется «Пальмовой комнатой» (видимо, по старой привычке). Там никогда никого нет, кроме поразительных людей, которые выглядят пародиями на шпионов самого начала сороковых годов: надвинутые на глаза шляпы и длинные, серые непромокаемые плащи с широкими поясами (реально). С узких диванов Пальмовой комнаты нью-йоркским людям открывается вид на изумительной красоты фойе; и вот если взять двумя руками чашку с сидром, сесть, запрокинув голову, и неотрывно смотреть несколько минут на сводчатый, прозрачный, залитый сверху черным нью-йоркским же небом потолок, то случается такой момент — ну, такой момент, — как будто никто никогда не бился за Атлантику; ну правда, никто и никогда.

* * *

У метро на Сорок второй улице стоит довольно большая железная ворона. С какого-то момента нью-йоркские люди начали пристраивать к вороне всякие забытые в метро и его окрестностях вещи. Видишь то надетую на клюв коричневую варежку с блестящей пуговкой, то строгий собачий поводок с блестящими же застежками, то серьгу блестящую, то шарфик с люрексом. Не специально так подбирают — просто само собой везет некоторым воронам.

* * *

Ноябрь мокрый, холодный, но стильные нью-йоркские люди с завидным мужеством носят этой осенью летнюю обувь на босу ногу. Кепка, шарф, пальто, свитер, клетчатые шерстяные штаны, мокасины на босу ногу. Арафатка, темные очки, курточка пуховая, туфли дырчатые на босу ногу. Один стильный нью-йоркский человек даже был в прозрачном дождевике с черными цветочками поверх пальто и зонт над собой держал по случаю сильного нью-йоркского ливня — и все равно в шлепанцах на босу ногу. А менее стильные нью-йоркские люди, живущие, скажем так, прямо на улице, очень интересуются этой ситуацией; подходят однажды в «Старбаксе» к стильному нью-йоркскому человеку, сидящему с макбуком, айфоном и айпадом (и потирающему друг о друга мерзнущие босоноги в белых летних туфлях), и нежно так говорят: «Не давай, чувак, так много на благотворительность, что ж такое! Потрать и на себя долларов двадцать, купи кроссовочки!..»

* * *

В одном маленьком магазине, торгующем красивыми съедобными подарочными букетами (резаные фрукты на шпажках, залитая шоколадом клубника на палочках — ну, понятно) покупателей мало, а персонала много, и он скучает. Поэтому персонал можно расспрашивать про специфику их занятного бизнеса по доставке оригинальных подарков. Главная тайна, оказывается, такова: довольно часто нью-йоркские люди долго выбирают подарочный букет из печеньковых цветочков и ананасных листочков, вписывают в поздравительную открыточку какое-то имя, говорят, что доставка не нужна — они сами все отвезут, — а потом несут букетик домой и там тихо его съедают в одиночестве.

* * *

Нью-йоркские люди, убирающие в гостиницах, теперь работают в перчатках и респираторах. Приходишь в номер — там серьезные люди в перчатках и респираторах меняют твое постельное белье. Даже не знаешь, что сказать. «Русский турист не умер, он просто так пахнет».

* * *

В очень страшном, по сути, Музее американских индейцев идет выставка кукол: от трибальных ритуальных идолов до детских игровых и до авторских современных работ из резерваций. Там можно посмотреть, среди прочего, на традиционных мексиканских кукол-«рассказчиц»: растерянная фигурка с открытым в отчаянии ртом, а по ней ползают штук десять человечков: за уши тянут, на шее висят, в рот заглядывают. Гляди и думай, писатель. Гляди и думай.

http://booknik.ru/colonnade/city/new-york/

Сложность на колесиках
Линор Горалик о неловкости перед инвалидами

Когда решаешь написать о людях с инвалидностью, немедленно натыкаешься на одну из главных проблем, часто заставляющих и живых людей, и неживые медиа отказываться от этой темы: нет адекватного языка.

Если следовать своей эмоции (в моем случае - довольно сильной и непосредственной) - оказываешься в пространстве жалобно-возвышенного разговора о том, что им плохо, а нам хорошо. Такой разговор важен, но сегодня пространство заполнено этой интонацией, и шанс быть услышанным невелик.

Если следовать сухой логике, получаешь сообщение с фактами и цифрами, - без сомнения, важными и показательными, - но у текстов такого рода читателей тоже немного.

Если, наконец, работать исключительно с важным и вполне развитым сегодня "героическим дискурсом", в рамках которого инвалидов представляют как людей, мужественно преодолевающих свою инаковость, получается полезный, но несколько натянутый текст, в котором авторское переживание (в моем случае - далекое от торжественности) не очень совпадает с посылом.

Так вот, иногда мне кажется, что я взялась работать с конкурсом Bezgraniz Couture, продвигающим создание одежды для инвалидов, из-за странной его связи с языком.

У меня всё есть. В смысле, руки, ноги. Почки есть, все кишки на месте. Позвоночник сгибается и разгибается, в каждом глазе по хрусталику, уши всё слышат, даже когда не надо. У большинства моих близких тоже многие органы, слава богу, на месте, в туалет все ходят без посторонней помощи, на работу тоже. И я всегда испытывала неловкость в обществе людей, с чьим телом что-нибудь было относительно всерьез "не так": ну, скажем, людей в инвалидной коляске, или потерявших конечности, или с дварфизмом. Понятно, что эту неловкость испытывают многие люди, особенно постсоветские, со всем историческим наследством советской телесности и государственных практик в отношении инвалидов.

Но все равно эта неловкость казалась мне тошнотворной: не из-за того, что все люди - братья и надо быть ангелом, а из-за того, что я совершенно лишена ощущения, будто "со мной это никогда не произойдет". Я знаю это блаженное ощущение, оно распространяется у меня на тысячи вещей - но не на эту. В силу ряда обстоятельств человеческое тело представляется мне невыносимо хрупким, лишь чудом способным на протяжении какого-то времени уворачиваться от судьбы с ее неприятным набором тяжелых предметов и тонких пакостей.

Моя неловкость в отношении инвалидов казалась мне постыдной именно из-за того, что мне не удавалось выстроить слепую преграду, отделяющую их от меня, вытеснить их в безопасную категорию "других" (в отличие от, скажем, велосипедистов). Мне хотелось повернуться к этой неловкости лицом и рявкнуть на нее, но уже упомянутая проблема с языком парализовывала меня.

Когда, уже работая с Bezgraniz, я поблагодарила прекрасную девушку, очень известного журнального стилиста, за то, что она согласилась взяться за благотворительную фотосъемку моделей-инвалидов, она сказала: "Ну, должна же я когда-нибудь перестать отворачиваться в метро". Мне кажется, мы с ней отлично поняли друг друга в этот момент. Но объяснить это словами другому человеку, наверное, не смогли бы.

Тема про "отворачиваться в метро" - сложная и какая-то круговая. И языковая. Вот, скажем, мы с коллегой в течение последних двух месяцев предлагаем прессе разместить материалы, интервью, репортажи, касающиеся темы моды для инвалидов. Есть те, кто соглашается немедленно, становится инфопартнером и очень здорово нам помогает самыми разными ресурсами. Есть те, кто отказывает. Отказывать трудно, потому что все хорошие люди, все хотят помочь социально значимому проекту, все всё понимают. Но отказывают всё равно, - и анализ мотивировок для отказа кажется мне важным.

Издания исходят из предположения, что их целевая аудитория не хочет соприкасаться с такой неловкой темой, - даже когда речь идет о позитивных вещах; а целевая привыкает, что жизнь человека с инвалидностью из спектра позитивных вещей напрочь исключена. Одно модное издание сказало ключевую фразу: "Мы отлично все понимаем, и конкурс нам очень нравится. Но у нашей целевой аудитории слово "инвалиды" вызывает..." Тут они замешкались в поисках термина. "Раздражение?" - спросили мы. "Нет, что вы! Все же интеллигентные люди". - "Неловкость?" - "Нет, как-то тоньше". А потом редакция вдруг сообразила: "Сложность! Слово "инвалиды" вызывает у нашей целевой аудитории сложность".

Эта языковая корявость очень характерна: во всей теме маячит неназываемое, непоказываемое, невидимое, но как бы подразумеваемое обоими собеседниками. Ситуация и правда непростая: целевая аудитория этих изданий, - их богатая, сытая целевая аудитория, - отлично знает, что такое "инвалидность", потому что слалом в Швейцарии, и ныряние в Дубаи, и гонки, и стареющие родители, и дети, спасенные чудесами медицины, ну, и вообще - все люди. Но издания, создающие мечту, создают мечту. А к мечте эти вещи не относятся. Так что издание можно понять, но круг замыкается.

Еще одно издание сказало: "Наши рекламодатели не захотят стать в один разворот с девушкой в коляске". "Послушайте, - сказали мы, - у ваших рекламодателей по всей Европе висит реклама с моделью-колясочницей". - "Ну не в России же". Берегут нас, значит. Исключение составляют редкие упоминания бесспорно прекрасной Эйми Муллинз, безногой модели и актрисы, музы Джона Гальяно, играющей для большого числа глянцевых изданий роль "своего инвалида" - как бывает "свой еврей" или "свой негр". Людей, которые не пропускают ни один fashion-показ в Москве, от ключевых до заурядных, на предстоящий финал конкурса моды для инвалидов приходится буквально заманивать: боятся "неприятных ощущений". Неловкости, непонятности, некомфортности. Сложности. И это тоже совершенно понятно. Я сама всего этого боюсь, не вопрос. А вот как и где размыкается круг - непонятно. И как о нем говорить так, чтобы слова не падали в пустоту и не тонули в других, похожих, словах, - тоже.

Так вот, у меня есть чувство, что одежда, будучи одним из самых сильных, самых общих, самых громких языков на земле, может (среди прочих факторов) как-то способствовать размыканию этого круга. Не в последнюю очередь - из-за ее исключительно плотной связи с двумя вещами: человеческим телом и общественным присутствием. Я помню, как попросила своих студентов в "Вышке", где я читала курс о повседневном костюме и идентичности, выбрать любую форму инвалидности и провести мини-исследование: что происходит с одеждой для этих людей? Одна девочка написала: "Одежда делает их тела еще ужаснее". Иными словами, язык одежды для инвалидов сейчас зачастую коряв, уродлив, беден, и выразить им что-нибудь - очень трудно. И объяснить, что что-нибудь должно измениться, - тоже.

Когда мы делали для Bezgraniz фотопроект "Инопланетники" с участием инвалидов, я заставила себя выписать в столбик причины, вызывающие у меня ту самую неловкость. Не на биолого-антропологическом (там все понятно), а на ежеминутном, бытовом уровне. Вот этот список (очень субъективный и совершенно не исчерпывающий):

"Другое" тело непредсказуемо. Ты не знаешь, как оно реагирует на разные стимулы, ситуации, преграды, события.

"Другое" тело может сделать бесполезными твои доведенные до автоматизма навыки элементарного общественного поведения. Например, ты знаешь, что некрасиво стоять к собеседнику спиной, но не знаешь, надо ли присесть на корточки перед взрослым человеком ростом метр двадцать два. Тебе приходится думать буквально над каждым своим движением.

"Другое" тело заставляет тебя чувствовать, что ты в каждую минуту можешь совершить ошибку. Ты забываешь, что слепой не видит твоего кивка и принимает его за молчание; ты не знаешь, оскорбит ли колясочника предложение помочь переехать через бордюр; ты не понимаешь, рассказывать ли глухому знакомому, как удачно ты вчера сходил на концерт. У тебя возникает чувство, что ты находишься в стране (на планете), правила которой тебе совершенно непонятны.

"Другое" тело заставляет тебя помнить, что персональная история этого человека, возможно, совершенно отлична от твоей. Более того: оно сообщает тебе о чужой персональной истории, в той или иной мере "выдает" того, кто перед тобой стоит. Тебе может казаться, что ты что-то знаешь об этом человеке, но на самом деле ты знаешь, что ничего не знаешь.

"Другое" тело заставляет тебя подозревать собеседника в том, что он подозревает тебя в том, что ты испытываешь неловкость. Скорее всего, оба ваши подозрения верны.

Иными словами, язык, которым говорит со мной это "другое" тело, мне непонятен и страшен. Это касается не только инвалидности - это касается любого чужого тела: наша одежда в хорошем случае помогает нам находить этот общий телесный язык. В случае с инвалидами такой одежды практически нет.

Люди, которые работают с темой инвалидности не так, как я, а всерьез и давно, говорят, что та самая неловкость, о которой идет речь, иногда не проходит до конца. Коллега по Bezgraniz, помогающая инвалидам много лет, рассказала историю: один лишившийся ног питерский актер и его друг, тоже безногий колясочник, не сговариваясь, подарили друг другу на новый год домашние тапочки. "Я испытала от этой истории такое облегчение", - сказала коллега. Мне кажется, она имела в виду то же чувство, которое я испытала, когда мне рассказали о писателе, приехавшем в радиостудию поучаствовать в записи передачи. Ведущий сказал: "Так, телефоны выключить, стаканами не стучать, руками по столу не шуршать!" - "Да я вот одну руку даже специально отпилил!" - радостно сказал писатель.

Возможно, я понимаю, как устроено наше (здоровое, здоровых) облегчение от таких историй: когда-то Аксенов писал, что в представлении советского человека негр не может быть ни добрым, ни злым, ни плохим, ни хорошим, ни умным, ни глупым - он может быть только "угнетаемым". У многих из нас сидит в сознании гвоздь: человек с инвалидностью может быть только "несчастным". Говорить о нем (и с ним) следует только с сочувственной серьезностью. История про тапочки приносит облегчение, потому что рушит этот обывательский барьер серьезности, впуская иронию, шутку, воздух, живое бытие. Живое, если угодно, высказывание, сделанное на живом языке.

Разговор про моду для инвалидов для меня - разговор о таком же живом бытии: о том, чтобы люди могли выходить на улицу, ездить на работу, бывать в гостях, крутиться в коляске перед зеркалом, не испытывая неловкости. Мне кажется, что круг их невидимости и нашего отворачивания хотя бы немножко размыкается где-то здесь, - пусть пока не на уровне языка прессы или языка массовой культуры, но хотя бы на уровне языка одежды.

http://lenta.ru/columns/2012/04/23/clumsy/

Пять историй про непреодолимые обстоятельства

1.

...Вот, скажем, серьезная московская девушка П., менеджер многообещающей молодой компании, описывает коллегам встречу с представителсями клиента. «Тетка хорошая, — говорит девушка П. — С ней можно нормально разговаривать. Дядька лысый тоже хороший — ничего не понимает, но хочет понять, с ним можно нормально разговаривать. А бойкий мальчик в пиджачке меня беспокоит. Мне кажется, с этим бойким мальчиком мы еще нахлебаемся». — «Злобный? Глупый?» — спрашивают коллеги. «Нет-нет, — говорит девушка П., — как раз очень приятный мальчик, милый, все такое. Но сильное впечатление, что он или на чем-то, или под чем-то». И тут же поправляет себя: «В нормальном смысле слова! Или под коксом, или на ипотеке!»


2.

...Вот, скажем, психолог Д. солнечным воскресным утром едет по улице Петровке на велосипеде. Совершенно неожиданно из переулка с односторонним движением выскакивает маленький помятый автомобильчик и сбивает психолога Д. к чертовой матери. Из помятого автомобильчика выскакивает очень испуганный, очень смущенный человек, бросается поднимать психолога Д., отряхивает его и приговаривает: «Прости, мужик, я очень в церковь спешил... Прости, чувак, очень опоздать боялся...»


3.

...Вот, скажем, литератору Г. друзья пеняют на то, что он — тяжелый, неприятный человек. Что ему ни скажи — он сведет разговор на тяжелые, неприятные вещи. И вообще, короче говоря, мрачный мудак. И очень просят его не поганить хоть один вечер и, когда придут гости, улыбаться и доставлять. Литератор Г. клянется доставлять и улыбаться. И весь вечер улыбается, как крокодил, и даже нормально отвечает на расспросы о старых знакомых: у Пети все хорошо, у Васи все хорошо, у Кати ребеночек болеет, но непременно выздоровеет — и тоже все будет хорошо, Пашу уволили, но он ищет работу, уже почти нашел, тоже все будет хорошо... Словом, очень старается и держится большим молодцом наш литератор Г. И вот гости начинают расходиться, кто давно не виделся — обмениваются мейлами и обещают найтись в фейсбуке. «А дай телефон Васи? — просит у литератора Г. одна веселая девушка. — Я бы с Васей повидалась». — «В смысле?» — спрашивает литератор Г. «В смысле?» — не понимает девушка. «Вася умер», — говорит литератор Г. осторожно.


4.

...Вот, скажем, тому же литератору Г. поведали, что в Times или где-то еще недавно были опубликованы графики подростковых самоубийств за последние годы. «Красивые?» — спросил литератор Г. завистливо.


5.

... Вот, скажем, друг поэта Ф., человек сугубо русский, очень любит хумус. Есть бы ему хумус и есть, но у него, увы, имеется в квартире теща, дама странноватая и высокодуховная, твердо верящая и в гох, и в чох, и во Всемирный Еврейский Заговор. Поэтому продукты, на которых стоит отметка о кошерности, она нести в дом запрещает. А на всем хумусе, который ее бедному зятю удается разыскать в магазинах, какая-то такая пометка стоит — хоть российская, хоть израильская. Остается только неприятно дорогой ресторанный хумус или какая-то несъедобная замазка из развесных. Поэт Ф., человек изобретательный, находит для друга решение: «Ты, — говорит, — перемешай кошерный хумус крупной такой креветкой. И скажи теще, что плюс на минус и т. п.». На следующее утро друг поэта Ф. входит на кухню к теще, в одной руке банка с хумусом с печатью какого-то там раввината, в другой — крупная креветка.
— Смотри, — говорит, — теща! — И перемешивает хумус креветкой, как положено. — Могу я теперь это есть?
— С ума ты сошел, — говорит теща изумленно. — Оно ж теперь кошерным хумусом перемазано!

http://booknik.ru/colonnade/ljudi/circumstances/

Пять историй про взаимопонимание

1.
...Вот, скажем, китаист Ф. водит по еврейскому кварталу Праги небольшую толпу китайских туристов. Перед Ф. стоит нелегкая задача: подавляющее большинство членов группы вообще не очень-то понимает, что такое евреи и почему это так сложно. Ф., будучи талантливым просветителем, во всем находит какие-нибудь аналогии с китайской культурой: и в логике гетто, и в теме изгнания, и в истории пражского кладбища... Наконец, дело доходит до голема.
— По одной из легенд, — говорит Ф., — после того, как голема слепили, ему в рот была вложена магическая записка, наделявшая его особой силой. Если записку вынимали, вся сила голема исчезала. Это похоже на... на...
— ...на еврейский fortune cookie?.. — услужливо подсказывают из группы.


2.
...Вот, скажем, историк Р. печально говорит сыну, только что вернувшемуся от адвоката по бракоразводным делам: «А я тебе еще в самом начале говорил: “Посмотри, у нее в ЖЖ три тэга: собачки, лошадки и апробативная этика…”».

3.
...Вот, скажем, художник П., лепя из пластилина небольшую умную голову, внезапно говорит жене:
— А знаешь, как мы в детстве реализовывали свои садистические побуждения? Мы лепили самолет — так, знаешь, с огромным тщанием, по книжкам, детали, всё такое. На самолет потом лепили из другого цвета всякие украшения, звезды, фломастером подрисовывали. Потом лепили пилота — с очочками, шарфик, погоны из фольги делали, всё это делали. Сажали его в самолет, ремни ему крест-накрест лепили тоненькие, всё лепили. Потом писали листовки крошечные-крошечные, мелко-мелко, вот так вот резали бумажку (показывает пальцами квадратик в сантиметр) и писали. И клали пилоту на заднее сидение. А потом со всей дури ба-ба-а-а-ах! — и кидали этот самолет в стену...
Тут художник П. перестает лепить и смотрит на жену тем сложным взглядом.
— Вот же интеллигенция, — говорит жена художника П. с большим интересом. — Нет бы, как все люди, кота брить.

4.
...Вот, скажем, упрямый мальчик Саша спорит со своей мамой по поводу необходимости ехать на праздники к бабушке в Иерусалим.
— Бабушка кладет меня спать в девять часов! — оскорбленно говорит Саша. — И заставляет меня есть салат, и у нее в телевизоре мало программ, и ее соседка меня за щеки дергает!
— А ты зануда, и слишком много смотришь телевизор, и ешь одни котлеты, и не ценишь любовь незнакомых старушек! — говорит безжалостная мать, запихивая Сашины «кроксы» в рюкзак.
— А ты... А ты козявки к низу стола клеишь! — выпаливает Саша.
Сашина мать медленно оборачивается и недоуменно смотрит на сына.
— Прости, — вежливо говорит Саша. — В запале ссоры я иногда обо всех сужу по себе.

5.
...Вот, скажем, женская компания заводит характерный разговор о том, кого мужчины как называли в ласкательном смысле. Припоминают «пусю», «чувиху», «лялю», «бэбика», «клушу» и другие ужасы.
— Последний мужчина, которого я любила, называл меня «выдра», — со вздохом говорит М.
— Ну ладно тебе, — говорит К. — «Выдра» — это комплимент. Выдра долго не линяет.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/ljudi/understanding/

Пять историй про свободные ассоциации

1.
Вот, скажем, прекрасная израильская семья, долго ждавшая появления на свет дитяти номер два, приезжает с новорожденным младенцем домой. Происходят спонтанные смотрины, в которых участвуют друзья родителей, коллеги родителей, бойфренд одной бабушки, диетолог другой бабушки (сами бабушки проживают в Хайфе), уборщица, рассыльный из супермаркета, престарелый соседский кот — словом, все ближайшее окружение. Пятилетнее дитя номер один (по имени Шуши), несколько прибалдевшее от всего происходящего, терпеливо и вежливо отвечает на многочисленные поздравления по поводу рождения сестрички. Все кому не лень считают своим долгом приконопатиться к ребенку с каким-нибудь важным вопросом:
— Шуши! Ты любишь свою новую сестричку?..
— Шуши! Ты отдашь новой сестричке свои игрушки?..
— Шуши! Ты будешь помогать маме ухаживать за новой сестричкой?..
Словом, все пристают к Шуши с тем нескончаемым потоком глупостей, который взрослые выливают на голову ребенка, если ребенок, на свою беду, отличается выдержкой и снисходительностью. Шуши — отличается. Наконец, первая волна благожелателей откатывается, и семья, в ожидании набега других родственников, получает возможность заняться своими делами. Наступает пятница, потом суббота, и вот вечером субботы на пороге квартиры появляются обе бабушки.
- Шуши! — с порога кричат радостные бабушки. — У тебя родилась новая сестричка!
И тогда Шуши бледнеет и спрашивает еле слышным голосом:
— Что, опять?..

2.
Вот, скажем, энергичный молодой человек обходит незнакомый офис и читает аккуратные таблички, врытые в хорошо разрыхленный грунт каждого цветочного горшка: глициния такая-то, посажена тогда-то, пересажена тогда-то; цереус такой-то, приобретен тогда-то, удобрен тогда-то...
- Ребята! — внезапно говорит этот энергичный молодой человек. — А что, если начать хомячков прямо с надгробиями продавать?..

3.
Вот, скажем, поэт Леонид Шваб, глядя в темное окно своей иерусалимской квартиры, совершенно внезапно говорит:
— Между прочим, я знал в Бобруйске одну болонку, которая ела семечки и выплевывала шелуху.

4.
Вот, скажем, переводчик Саша Б. рассказывает, как по молодости ездила с разными прочими студентами в неизбежный советский колхоз. Среди этих студентов были двое нежных мехматовских юношей, сочетавших в себе, подобно многим мехматовским юношам, удивительную покладистость с удивительной нежизнеспособностью. Соответственно, добрая украинская бабка, к которой поселили этих юношей, немедленно принялась их опекать, беречь, подкармливать и всячески защищать от суровых колхозных работ. За что и получила довольно скоро выговор по идеологической части на соответствующем собрании. И отправилась после собрания домой с твердым намерением приспособить умных мехматовских юношей к суровым колхозным работам. Но ее большое женское сердце было против. И она нашла для этих самых юношей такое колхозное дело, с которым даже вша бы справилась (по ее мнению).
— Пацаны! — сурово сказала бабка, отрывая юношей от утреннего сеанса игры в «гидроэлектростанцию» (на слово «экуменический»). — А ну, пойдите, рубаните теленочку ботвичку!
Покладистые мехматовские юноши тут же прервали игру и испуганно сказали:
— Конечно, Марья Николаевна! А где у теленочка ботвичка?..
Больше Марья Николаевна с такими глупостями к ученым людям не приставала.

5.
Вот, скажем, с приближением Пурима один еврейский детский сад (который родители, чьи чада не прошли отборочный конкурс, не без сарказма называют «Малыш-Эйнштейнчик») рассылает родителям письма с рекомендациями касательно того, какими должны быть детские маскарадные костюмы: «Дорогие родители! <...> Кроме того, просим вас воздержаться от постмодернистских жестов, например черных футболок с надписью "Объект, рассматривающий самое себя в качестве объекта" или белых рубашек с черными брюками, изображающих "костюм менеджера среднего звена". К сожалению, вашему четырехлетнему ребенку эти шутки доставляют меньше удовольствия, чем вам».

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/ljudi/associacii/

Пять историй про творческое мышление

1.
Вот, скажем, на выставке «Исповедального женского еврейского комикса» в одном из музеев Нью-Йорка пара немолодых русских туристов внимательно читает длинные, как ночь одинокой женщины, иллюстрированные ламентации об ужасах покупки первого лифчика в присутствии еврейской мамы (или об ужасах чтения «Лолиты» под руководством еврейской бабушки, или об ужасах написания любовных писем под руководством еврейского психиатра — неважно, всё это примерно один и тот же текст с примерно одними и теми же иллюстрациями).
— Хорошо, что мы все-таки записали нашего Пашеньку евреем, — вдруг говорит дама. — Так он назло нам на русской женится.

2.
Вот, скажем, поэт Л. и редактор Х. в состоянии некоторой подвыпитости терпеливо объясняют восхищенно глядящей на них девушке основные принципы современного искусства:
— Что ты рисуешь — совершенно неважно, — говорит поэт Л.
— Абсолютно неважно, — соглашается редактор Х. — И даже как именно ты это рисуешь — совершенно неважно.
— Абсолютно неважно, — вторит поэт Л.
— Главное — что ты думаешь о том, что ты рисуешь, — говорит редактор Х.
— И тогда совершенно неважно, что и как ты рисуешь, — подхватывает поэт Л.
— Но лучше всего, если при этом ты рисуешь хер черной икрой по белому ковру, — завершает редактор Х.
— Да, это действительно лучше всего, — соглашается поэт Л.

3.
Вот, скажем, писатель П. старается поддержать своим сочувствием друзей — менеджеров среднего звена:
— Когда рабочий день чаще раза в месяц — это, конечно, очень тяжело, — говорит писатель П. — А реже — даже приятно.

4.
Вот, скажем, дочь художника К. решает, что для полного раскрытия ее творческого потенциала ей необходимо записаться на курсы кройки и шитья. И ходит на эти самые курсы с большим энтузиазмом. И семья ее тоже с большим энтузиазмом следит за ее прогрессом, интересуется, как прошел урок и что задали на дом.
— Сегодня мы занимались выворачиванием канта, — гордо говорит дочь художника К.
— То есть звездное небо — внутри нас, а нравственный закон — над нами? — вворачивает известную шутку художник К.
— Это Фома Аквинский получается, — тихо бурчит из угла политолог Ф.

5.
Вот, скажем, поэты Г. и Ц. в ранней молодости снимали комнату у одной скромной петербургской старушки. Старушка была всем хороша, но страсть прижимиста — хотя и богата, по тогдашним петербургским меркам. Поэтов Г. и Ц. она терпела с трудом и больше всего боялась, как бы эти представители творческой интеллигенции и их постоянно шастающие в гости друзья не попортили ей стоявший в арендуемой комнате ценный (якобы) диван. И сразу предупредила, что ежели чего с диваном случится — с поэтов двадцать пять рублей. Естественно, поэты в первую же неделю постоя успели этот самый диван залить портвейном, прожечь глаголом, порвать верлибром — ну понятно. И тогда поэты украли из дворницкой топор. И за те пять минут, что бабка ходила в булочную, разрубили диван на куски. И в течение следующих трех недель выносили труп дивана по кускам в рюкзаках, мешках и портфелях, когда утром отправлялись в институт. А потом убедили бабку, что никакого дивана в комнате не было. Никогда. Вообще. А потом убедили дворника, что никакого топора в дворницкой не было. Никогда. Вообще. Хотя на самом деле они, конечно, вернули топор на прежнее место под скамью и даже поленом прикрыли по-прежнему. Просто они уже не могли остановиться.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/ljudi/thinking/

Пять историй про индивидуальное восприятие

1.
…Вот, скажем, во время вчерашних празднований Лаг-ба-омера (когда израильские дети с радостными воплями устраивают костры из всего, что попадется под руку, а израильские взрослые нервно взвизгивают, отбивая у чада то семейный альбом, то поставец красного дерева, вывезенный из Польши в 1913 году с риском для жизни и разума), олдовый иерусалимский хиппи К. попытался научить своих и соседских детей песне «Милая моя, солнышко лесное». Дети, родившиеся в Израиле, по-русски говорили так себе, но культурные родители недаром чередовали русскую няню с английской и китайской — худо-бедно «лесное солнышко» было освоено и отлично зазвучало в небольшом иерусалимском парке, возле уютного семейного костра. Постепенно к поющей компании стали подтягиваться другие дети, лишенные, к сожалению, счастья беседовать с русской няней два раза в неделю. Ласковый хиппи К. стал махать им большой бородатой головой — давайте, мол, подпевайте, как можете.
— Давайте, давайте! — закричали на иврите ласковые дети олдового хиппи К. — Это военная песня про десантника!
Ошалевший хиппи К. до сих пор находится под сильным впечатлением от того, как ловко его израильские дети привязали доброго старого Визбора к знакомым отечественным реалиям.

2.
...Вот, скажем, литератор Л. сообщает литератору И., что вчера у него случилось просветление. Дело было так: литератор Л. с какой-то стати припомнил старый детский стишок:

— Где ты была сегодня, киска?
— У королевы у английской.
— Что ты видала при дворе?
— Видала мышку на ковре.

А припомнив с какой-то стати этот стишок, литератор Л. неожиданно сообразил, что всю свою жизнь полагал, будто мышки на ковре на самом деле, естественно, не было. Потому что откуда в королевском дворце мышки? А у кошки, как у настоящего мономаньяка, была галлюцинация.
— И только вчера я сообразил, — просветленно говорит тревожный литератор Л., — что этот стишок не про мономанию, а совсем даже про другое.
— Конечно, про другое, — отвечает несколько удивленный литератор И. — Он про невозможность полноценных коммуникаций. Он про то, что на ковре была мышка и кошка совершенно твердо это знает, а окружающие ей не верят, потому что считают, что она мономаньяк и у нее была галлюцинация.
После этого литератор Л., литератор И. и кошка литератора И. в течение некоторого времени молча разглядывают ковер.

3.
…Вот, скажем, предприниматель Г., вернувшийся из деловой поездки в далекий сибирский город, объясняет коллегам, что очень устал, «потому что по вечерам мы ходили пить чай и так за неделю обошли все стрип-бары в городе».

4.
…Вот, скажем, инженер Б., человек в высшей степени рациональный, в ярости рассказывает друзьям, что его впечатлительную племянницу некоторое время назад захомутала какая-то беспардонная грабительская секта, морочащая девушке голову и тянущая из нее деньги. Секта называется — ну, скажем, «Селестиальный институт альтернативной космогонии и сексуального манипулирования». Задача этого института состоит в том, чтобы обучать своих последовательниц, большинство которых является симпатичными юными девами, этому самому сексуальному манипулированию при помощи селестиальной космогонии. То есть опытные гуру всего за 80% вашей зарплаты помогают вам в процессе полового акта чем-то таким крутить, космогнать и подмахивать, от чего другая сторона впадает в... эээ... в непреодолимую ментальную зависимость чакры сутра путра брана прана хурли мурли драмакришна. Неудивительно, что рационального инженера Б. космогоническая зависимость юной племяницы от этих злобных жуликов невыносимо бесит.
— Ну они хоть научили ее чему-нибудь в плане этого самого манипулирования? — жадно поинтересовались циничные и закомплексованные друзья инженера Б.
— Еще как научили! — рявкнул инженер Б. — Она уже так успешно ими манипулирует, что они там трахают ее всем скопом совершенно бесплатно!

5.
...Вот, скажем, группа серьезных молодых людей, расположившись на травке тель-авивского университетского кампуса, обсуждает гражданскую акцию в защиту животных. Цель акции — дать гражданам понять, что животное нельзя дарить кому попало, потому что оно — не забава, а ответственность, ну и так далее. «Мы возьмем с собой наших животных, — говорят эти серьезные молодые люди, — и еду для наших животных, и воду для наших животных, и какие-нибудь приятные лакомства для наших животных, и подстилки для наших животных. Мы возьмем цветные мисочки для наших животных, и самые любимые ошейники наших животных, и такие специальные красивые погрызки в форме косточек и бантиков, и игрушки для наших животных, и одеяльца для наших животных, потому что вечером может стать холодно». «Мы будем выглядеть по-настоящему устрашающе, — говорят эти прекрасные, очень молодые, очень серьезные люди, лежа на невообразимо зеленой траве тель-авивского университетского кампуса. — Они не смогут к нам не прислушаться».

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/ljudi/perception/

1. Духовные кролики

Мне хотелось бы выразить свои глубочайшие соболезнования всем, чьих близких коснулся теракт на границе Израиля и Египта. Я много советовалась с друзьями и коллегами по поводу того, не надо ли отложить выпуск этой колонки на несколько дней, — и в результате решила последовать очень ценимому мною израильскому правилу: «Лучший ответ терроризму: “Жизнь продолжается”». Поэтому моя колонка сегодня выходит по расписанию.

И создал Б-г животное земное по виду его, и скот по виду его, и все ползучее (по) земле по виду его.
И видел Б-г, что хорошо (Быт 1:26).

Квартиру в Израиле на полтора месяца ищешь для начала через Интернет; отбираешь первичные варианты. В Интернете большинство квартир, рассчитанных на краткосрочную сдачу, имеют одну характеристику: «близко к пляжу». Человеку, который боится песка, яркого света и дельфинов, приходится иметь дело с намеками, полунамеками, фотографиями, снятыми с удивительных ракурсов (по большинству снимков нетрудно догадаться, что фотограф старается сделать свою работу, не вставая с дивана; маячащая на всех снимках тень — это тень жены, пропилившей ему мозг необходимостью повесить объявление в Интернет, потому что уезжать уже через неделю, послезавтра, через час, «такси же уже внизу же!»). Я живу в Израиле наездами уже десять лет, у родителей или, если по работе, — в гостинице, не искала квартиру, соответственно, лет двенадцать. Зато я, как все экспаты, отношусь к родине одновременно агрессивно и сентиментально. Я всё люблю, и меня всё не устраивает. Я хочу квартиру в очаровательном районе, бойком, тихом, пустом, людном, прямо у моря, подальше от пляжа, необычной планировки, попроще, в очень интересном месте, прямо над супермаркетом, рядом с хорошим рестораном, поближе к простым фалафельным — и так далее. Телевизор тем временем мне вот уже два месяца говорит, что с квартирами в Израиле — тихий ужас, жить негде, цены адские, все дела. Я в панике советуюсь со своим другом Х., только что продавшим одну квартиру в Тель-Авиве и купившим другую. «Слушай, Дикий, — говорит Х., — не ссы. Просто будет очень дорого, но все получится. В крайнем случае, поживешь в палатке, сейчас это модно, палаточные протесты против высоких цен на квартиры, уже два месяца люди живут в палатках, мы к ним ходим траву курить». Я роюсь в объявлениях в Интернете. Обнаруживается на удивление много сообщений с потрясающими квартирами за какие-то смешные деньги. Я перекидываю Х. ссылки. «Не знаю, — настороженно говорит Х., — может, это бордели?» В бордель меня не возьмут, я уже старенький. Передо мной начинает маячить призрак палатки; снаружи +32, я столько не выкурю. Приезжаю, оставляю чемодан у родителей и еду смотреть квартиры. Мама настаивает, чтобы я взяла с собой противогаз. Я смекаю, что если жить в палатке прямо посреди бульвара Ротшильда, то противогаз, может, и неплохая идея.

Прелестная, уютная, светлая квартира в Рамат-Авиве, одном из самых пафосных районов Тель-Авива. Хозяева уезжают в дипломатическую миссию в Швецию, сдают очень дешево — у них уже есть деньги, деньги им не нужны, им нужен культурный постоялец с любовью к хромым кроликам. Кролика зовут Эрлих, по фамилии первой жены хозяина квартиры, — бешеный аппетит, только дай — обчистит человека до нитки. Эрлих жрет всё: ковер, фарфоровую статуэтку времен расцвета баухауса, ножку от стула. Вселенная с ее перверсивным чувством юмора распоряжается так, что именно лак на античной ножке от стула что-то такое делает с нервной системой кролика, от чего у него отнимается задняя правая нога. Кролик волочит ее с видом лорда Честерфильда, гордо демонстрирующего миру свою аристократическую подагру, заработанную избыточным употреблением рейнского и токайского. За кроликом надо ухаживать — и это расплата за изумительную квартиру в изумительном районе, с изумительным джакузи, изумительными признаками баухауса, телевизором изумительной ширины. Хозяева сами не верят, что тебе так повезло — ухаживать за потрясающим подагрическим кроликом. Подмывать пару раз в день, чаще не надо; уколы шесть раз в день, — у него недостаток витаминов; он ест только свежее, и не давайте ему артишоки, он от них писает и какает. Кролик смотрит на тебя мрачными алыми глазами, слегка задрав верхнюю губу. Страшные длинные зубы сверкают в отблесках изумительного торшера Tiffany. Кролик дает тебе понять, что ты еще не представляешь себе даже, чем и как он писает и какает. Но представишь. Ты с тоской просишь еще раз посмотреть на джакузи — просто так; как на прекрасную женщину, которой тебе никогда не суждено будет коснуться, или музейную статую в городе, из которого тебя выгоняют за пририсовывание пениса их гордому гербу на центральной площади. С изумительными хозяевами жалко расставаться до слез. Эрлих волочется за тобой до двери. Он четко дал тебе понять, кто тут живет, а кто нет.

Мухоловка обнаруживается в квартире номер два. Рамат-Ган, прекрасный тихий переулок, черный ход низко расположенной квартиры ведет в прелестный сад. Хозяйка — пожилая женщина с коротко стриженными ярко-красными волосами, нежно звенят браслеты, пахнет благовониями, сильная женщина, вырастила троих сыновей, все офицеры, один — канадский. В Канаду эта прекрасная женщина едет навестить внуков. Изумительный домик сдается за копейки, деньги хозяйку не интересуют, денег у нее никогда не было и не будет, это, говорит она, неважно. Важен сад. В саду восемьдесят два наименования растений, включая артишоки. Толстая тетрадь с режимами прополки, поливки, удобрения. Ты-то полагаешь, что надо просто переселить в сад Эрлиха и познакомить его с артишоками, но помалкиваешь. Тебя подводят к мухоловке. В ее липких челюстях конвульсивно вздрагивает отчаявшийся, отрешившийся уже от всего земного таракан. Их полное ведро, кормить раз в двое суток, выбирать крупных, мелкие ее расстраивают. Ты чувствуешь, что мухоловке и Эрлиху было бы, о чем поговорить, но сам ты как-то слабоват для всего этого. Но проводишь с красноволосой женщиной сорок минут за кофе. Она бывший военный врач, хотите, щас вам станет гораздо легче дышать? — Хрясь тебя по спине боковиной сковородки. В спине что-то интересно хрустит, дышать действительно становится гораздо легче, расставаться жалко до слез. Челюсти мухоловки уже сомкнулись окончательно, тебе вчуже делается спокойней от того, что в момент вашего знакомства она была сыта.

Потрясающая квартира в Гиватаим, целиком обтянутая черной кожей; щуплого длинноволосого хозяина с тремя серьгами в нижней губе сажают как раз на полтора месяца за нападение на охранника кинотеатра, потребовавшего сдать на время пребывания в помещении двухметровый хлыст со свинчатой рукояткой. Деньги его не интересуют, ему хочется пустить в квартиру человека, который не будет «разводить тут бордель». Полуторачасовой разговор об особенностях современного эротического костюма (под диктофон, для статьи в «Теорию моды»). Хозяин квартиры рвется примерить противогаз. Я говорю, что мне мама не велела. Жалко расставаться, но за хозяином пришли судебные приставы.

Волшебный двухэтажный лофт в Кфар-Сабе с одним минусом: каждый четверг в нем собирается общество любителей украинских народных песен; у вас есть голос? Маленькая, чистенькая, спокойная квартира на Шенкин, в артистическом, богемном районе Тель-Авива, третий этаж. На секунду поманившее счастье — дверь открывает просто девушка, внутри просто студенческая мебель, просто холодильник, просто кошка о четырех подвижных ногах, умеренное количество цветов, работающая стиральная машина, девушка уезжает на осень чему-то там учиться по обмену. В спальне нет пола. Просто нет — он разобран. Снизу, со второго этажа, тебе весело машет приятный человек в очках. Пол разобрали, отсюда теперь опускается занавес, стропы, всякое такое. Нельзя подчиняться системе, если театр — это твоя жизнь; надо создавать его самому — в себе, вокруг себя. Прекрасная, аккуратно застеленная кровать крепко прибита болтами к стене от греха подальше. Деньги девушку не интересуют, деньги — мусор, важен духовный подъем и вот этот улыбчивый человек в очках. Деньги в нашей стране вообще никого не интересуют, патриотизм — это не про деньги, а про любовь; не надо деньги. Надо просто эмоционально включиться в эту любовь, больше ничего не надо; живи! Подмывай своего кролика, корми себе мухоловку, пой украинские песни хоть до потери голоса, качайся на стропах, главное — не разводи тут бордель. Хозяин кожаной квартиры был возмущен, когда при предыдущей его отсидке друзья устраивали тут хрен знает что, по тридцать человек собирались, позор и безвкусица. Израильскую квартиру нельзя спутать ни с какой квартирой в мире — в ней живут не по выбору, а по любви; ее полюбливают от отсутствия выбора и делают прекрасной от чистой нежности к пристанищу, пустившему тебя пожить со всеми твоими закидонами, духовными метаниями, хромыми кроликами, мухоловками.

Я звоню Х. и говорю ему, что деньги — говно, мусор. Деньги ничего не покупают, понимаешь? Надо просто подмывать кроликов. В себе, вокруг себя. Не поддаваться системе, понимаешь? Поставил палатку, надел противогаз, прибил себя болтиками к кровати, чтобы никакие суки тебя с нее не согнали, — и живешь дальше по любви. Х. говорит: «Слушай, Дикий, я тут зашел прямо на улице по объявлению в одну квартиру. Потрясающая квартира, бывший арабский дом в старом Яффо, древний, мозаики, потолки пять метров, сад, все дела. Хозяева польские евреи, давно тут живут, обожают свой дом, не дом — шкатулочка, прекрасные люди, деньги их не интересуют, они только хотят убедиться, что ты — как сказать? — с чувством будешь к этому дому. Со всем сердцем, как к своему. Ты с ними познакомишься — тебе будет жалко расставаться». Я спрашиваю, в чем минусы этой волшебной квартиры. В ванне лежит тигр? Вместо плиты языческое кострище? Хозяйская собака оборачивается в полнолуние местным барменом? Я, как все экспаты, готова всё, всё в Израиле любить. Мне просто хочется как-то морально подготовиться и начать любить это всё прямо сейчас, то есть заранее. "Э-э-э-э-э, — осторожно говорит Х. — Это не то чтобы минус... Это специфика. Тут, понимаешь, арабский район. Кругом арабы. Справа, слева — везде арабы. Соседи арабы. Мечеть на первом этаже, — в смысле, арабская. Но знаешь, — поспешно добавляет Х., — они очень милые. Тихие такие арабы, улыбаются. Мне кажется, они смирились». «Точно смирились?» — осторожно спрашиваю я. «Э-э-э-э-э, — говорит Х. — Что сейчас судить? Вот в сентябре, знаешь, как раз будет Палестинское государство, все дела. Вот тогда и посмотрим».

Оказались очень милые арабы. Чемодан поднесли, травы предложили. Собачка тут у них ласковая. К району относятся с большой любовью, на деревьях фонарики, деревья поливают каждый день. Ну, и до сентября еще время есть.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/linor/1-duhovnye-kroliki/

№2, про несгибаемых собачек, вот тут: http://booknik.ru/colonnade/linor/2-nesgibaemye-sobachki/ - сами смотрите, мне №3 больше понравился.

3. Ответственные суслики

Выйди из ковчега ты и жена твоя, и сыновья твои,
и жены сынов твоих с тобою; выведи с собою всех животных <...>
И не буду больше поражать всего живущего (Быт. 8:15-8:21).

С чувством опасности тут особые отношения: оно не то чтобы притуплено — на него просто сил нет. Силы уходят на то, чтобы убедить родственников за тебя не волноваться. Родственников много, пока всех убедишь — глядь, и война прошла. Как прекрасно говорит один городской сумасшедший, обитающий в Иерусалиме возле автобусной станции, делая три-четыре шага вслед случайному прохожему: «Ой, я за вас, уважаемый, совершенно не волнуюсь! По вам видно, что вы такой человек, за которого не надо волноваться!» И тут же другому прохожему: «Вы ж мой хороший! Вот за вас я ну совершенно не волнуюсь! Вы ж явно такой человек, за которого и волноваться нечего!..» Очень напоминает типичный разговор израильтянина с заграничным родственником после очередного взрыва, теракта, ракетного обстрела, военного демарша: «Ниночка! Ну перестань за нас волноваться! Тебе же нельзя волноваться! Если ты за нас волнуешься, то мы за тебя волнуемся, а у нас тут и без тебя хватает поводов волноваться! То есть, я хотела сказать, за нас совершенно нет поводов волноваться! Ниночка! Ниночка, перестань волноваться! Ниночка! Нет, я же слышу, что ты волнуешься, — когда ты волнуешься, у тебя зубной протез в трубку щелкает!»

Приезжаешь к родителям на пару дней отдохнуть. Родители живут в Беэр-Шеве, самом, как мне кажется, еврейском городе мира: университет плюс больница плюс 4000 сотрудников муниципалитета. Лежишь в пижаме посреди гостиной, вокруг красиво расставлена мамина еда: богатая палитра, крупные мазки – рыбы заливной килограмма три, борща небольшое ведро, поднос жареных кабачков, торт домашний средней пушистости. Два пульта от телевизора — чтобы деточке не наклоняться, если она вдруг один уронит. Вдруг сирена: бомбят, значит, ракетами. По квартире проносится тихий вой: никому не хочется идти в защищенную комнату* — отрываться от компьютера, книжки, в случае некоторых — от творожной запеканки, там еще как минимум полтора кило недоеденных. Но все друг другу демонстрируют, что ответственные люди и вообще, — встают, идут. Сирена воет. В защищенной комнате прохладно, все садятся на табуреточки.
- Деточка, ты водички хочешь?
Водички стоит запас года на три. Еще шоколад, крекеры, консервы, противогазы, ведро, чтобы в него это самое. Нашли время бомбить, суки, — оторвали ребенка от обеда. Вообще-то мы в ЗК бегать привыкли — при Шамире бегали, при Рабине бегали, при Бараке бегали. При Ольмерте тоже бегали. Очень надоело бегать, но все ответственные же люди — приплелись, сели на табуреточки. Сидим, как смирные суслики. Сирена стихла или не стихла? Папа, включи радио! Радио почему-то настроено не на новости, а на волну со сказками и песнями для самых маленьких. Все с интересом смотрят на папу. Предлагают принести ему сюда матрас и бутылочку, пусть засыпает тут каждую ночь, нам не жалко, только если будут бомбить — мы его случайно затопчем. Папа делает вид, что радио переключилось само, и торопливо крутит ручки. Вдруг ба-бах — музыка из «Терминатора». Всем смешно. Но главное — на стенке приклеена специальная бумажка: кому после отмены тревоги надо позвонить, чтобы не волновались. Двадцать одно имя, в шести странах мира. Всем надо сказать разное, у всех больное сердце, все нас любят. Обзвон — часа на два. Зато у нас тут много консервов! Интересно, а консервный ключ у нас тут есть? Консервного ключа нет. От общего хохота радио падает на пол и настраивается на новости. Тревогу пока не отменили.
- Ребята, а давайте пописаем в ведро? Двадцать лет бегаем в ЗК — и никогда не писали в ведро....
К сожалению, тревогу отменяют, ведру опять не повезло.
- Деточка, ты хочешь мороженого?
- Не-е-е-ет.
- Боря, все твой дурацкий аварийный шоколад. Ребенок наелся в ЗК шоколаду и не хочет мороженого. Вот же.

На следующий день ты возвращаешься в Тель-Авив. В дороге слушаешь новости. Среди прочего: забастовка врачей подходит к концу, новорожденный барханный котенок в зоопарке чувствует себя прекрасно, в Иерусалиме запустили трамвай, Беэр-Шеву бомбят. Ну, то есть, весь юг бомбят, но для меня это, конечно, значит, что Беэр-Шеву бомбят. Ты, мягко скажем, волнуешься. Звонишь родителям.
- Мам, ну будьте вы людьми, ну переедьте вы ко мне на несколько дней!
- Деточка, ну что ты в самом деле! И вообще, это же все глупости, ничего такого не происходит, ты же знаешь, у нас везде бомбоубежища.
- Ну хоть не ходите из дому никуда!
- Так мы же не ходим! Я вот пришла к парикмахеру и сижу, никуда не иду!
- Мама!!!
- А чего? Тут такая же ЗК, как у нас! Даже ведро такое же, как у нас...

Звонишь Хаюту, говоришь: «Хают, ну если они продолжат бомбить, я обратно поеду, быть с родителями».
- Давай-давай, — говорит Хают. — Так им и скажи; их инфаркт хватит вне всякого бомбоубежища.
- Хают, — говорю, — ну я так не могу, я за них нервничаю.
- А ты надень противогаз, запрись в шкафу, сядь на ведро и нервничай, — предлагает Хают. — Сопереживай. Share the experience!
Хают черствый, он с соседским младенцем играл в «Железный купол»**: «Полетели-полетели-полетели — и промахнулись по вражеской ракете!.. Полетели-полетели-полетели — и промахнулись по вражеской ракете!..» Страшный человек.
- Пап, ну серьезно, приезжайте вы!
- Детка, ну мы же ответственные суслики, мы же, если что...

Что-то делаешь, куда-то ходишь, то, се. Лезешь в новости. Среди прочего: молодой израильский дизайнер покоряет американские подиумы, в Ришоне начинается гастрономический фестиваль «Мир вкуса», актриса Хиам Аббас выступит в качестве режиссера. Беэр-Шеву бомбят. «Деревню Гадюкино смыло». Звонишь родителям.
- Мама же! Ну же!!!
- Детка, ну прекрати, это же все чепуха, тут все прекрасно. А вот я была у Миры на работе, там одна женщина сегодня такой пирог вишневый принесла, обалдеть. Мы его в бомбоубежище ели, я тебе такой сделаю, это пять минут. У них там каждый день кто-нибудь приносит пирог и прямо с утра в бомбоубежище относит, чтобы под сирену съесть.
- Мам, а как насчет не ходить на работу пару дней?
- Детка, ну вот же мы сейчас дома, мы тут подготовленные, это же все чепуха. Я отнесла в ЗК всего Пушкина, а папа надел трусы. А то я в прошлую сирену, как дура, бегала, искала, какую с собой книжку взять, и всё не то попадалось. Нет, папа трусы не искал, трусы у него всегда под рукой. Мы даже собрали все деньги и документы, я ему говорю: «Боря, собери деньги и документы!», а он ржет, а я ему говорю: «Чего ты ржешь?»
(Голос отца на заднем плане: «Папа еще в жопу их себе засунет, чтобы было, как нас опознать и на что похоронить!»)
- Мам, дай ему от меня в глаз?
Быстрый топот убегающего отца.
- Деточка, ты лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь. Хочешь, мы тебе в пятницу привезем такой шоколад, как ты у нас в ЗК ела? Он тебе понравился?
- Мам, вы лучше останьтесь у меня в пятницу.
- Детка, ну перестань волноваться. Мы же ответственные суслики, ты же знаешь, если бы было надо, мы бы остались.
- А по-моему, вы козлы, а не суслики.
- Вот так, значит, с родителями, да? А сама ты тогда кто, если родители у тебя козлы?
Напоследок мама жалуется, что это свинство с их стороны — бомбить людей во время сериала «Друзья». Испоганили вечер.

Утром просыпаешься, лезешь в новости, чего уж там. Ну, понятно, то, се. Израильская сборная по баскетболу отлично выступила в Европе, в клубе «Барби» сыграет Maghreb Orchestra, вышел новый роман Эшколя Нево. Беэр-Шева со вчерашнего вечера в своем репертуаре. Звонишь родителям. «Набегались, небось, да?» Набегались, но ко мне не переедут. Вкрадчиво: «Детка, если ты не перестанешь волноваться, мы все бросим и переедем к тебе в Москву, ты этого хочешь?» — «Переходим, значит, на шантаж и угрозы?!» — «Ты первая начала!» Долгие попытки выбрать между пирогом слоеным с вишнями и пирогом сдобным с яблоками; что-то подсказывает мне, что в пятницу мне доставят оба. «Мам, вы хоть поспали?» — «Ну конечно! Я положила рядом с собой лифчик и противогаз, мне очень удобно — встал и пошел. А еще тут наши сбили в воздухе два ГРАДа, это была такая красота! Дядя Марик просто в восторге, он тебе найдет видео в Интернете».
- Мама, ты что, выходила смотреть?!
- С ума сошла, деточка, мы же ответственные лю...
(Голос отца, язвительно: «Ответственные-ответственные, а кто творог в ванной забыл?..»)
- Ой, деточка, мы тут делали для тебя домашний творог и из-за бомбежек забыли его снять на ночь с отвески, так он получился еще в два раза лучше, чем предыдущий. Так что видишь, как у нас все хорошо? У нас все в два раза лучше, чем до бомбежек!

Приедут в пятницу, с борщом, творогом, пирогами, с видео ГРАДов из Интернета, бог знает, с чем еще. Непременно проверят (тайком, конечно), в порядке ли мой противогаз, засунутый в ванной под ведро с половыми тряпками, послушают новости и вечером уедут обратно в Беэр-Шеву. Сесть в шкафу на ведро, сунуть в рот шоколадку, сидеть в темноте и думать: что за поразительные люди? Тоже мне — ответственные суслики. Слов нет. Как будто не понимают, что ты за них волнуешься. Вот же. И ведь дочь у них — рассудительная, осторожная женщина. Не самовольная, не упрямая. Как получилось? В кого пошла?

* Такая комната специально на случай бомбардировки или химической атаки оборудована во многих израильских квартирах, особенно на юге страны.
** «Железный купол» — система противоракетной защиты.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/linor/3-otvetstvennye-susliki/

№ 4, про изобретательных камелопардов,  тут: http://booknik.ru/colonnade/linor/4-izobretatelnye-kamelopardy/

5. Памятливые страусы

Вечно помнит завет Свой, слово, [которое] заповедал в тысячу родов.
(Пс. 104:8)

- Ах, — говорит тебе изумительная семидесятилетняя старушка уникальной израильской породы (из тех старушек, которые в молодости служили в «Пальмахе»*, а теперь являются главной аудиторией неброских, чудовищно дорогих бутиков в Рамат-Авиве**). — Ах, это я, я во всем виновата! Он был такой красавец, такой красавец, даром что небольшого роста. Он был весь как из дерева выточен, с такой полированной кожей! Я знала, конечно, только немецкий, я приехала в Эрец-Исраэль совсем одна, вы же понимаете, мне было шестнадцать лет, это был сорок восьмой год, самое начало декабря. Я ради него выучила арабский. Я говорила на арабском лучше, чем на иврите, потому что это же любовь, вы же знаете, как это бывает. Но при этом у нас в киббуце под Тель-Авивом был такой молодой человек, еврей. На десять лет меня старше, он казался мне таким взрослым! Я разрывалась! И вот настал день, когда я сказала: «Махмуд, мое сердце не с тобою». Он посмотрел на меня — долго смотрел! — и ушел. А ночью мой друг, еврей, разбудил в палатке меня и мою подругу и сказал: «Девочки, берите винтовки, напали на район Ха-Тиква!»***. И мой Махмуд был во главе этого нападения, понимаете? Он мне мстил, он ненавидел меня. Это я во всем виновата! — вздыхает старушка, нежно покачивая точеной головкой.

У тебя нет ни малейшего желания возражать — и не потому, что тебе не хочется расстраивать романтичную старушку. Просто у израильтян отношения с историей вообще носят совершенно персональный характер. Дело не то в плотности здешней истории, не то в размерах страны, не то в еврейском умении поддерживать семейные и дружеские связи; так или иначе, история — десяти-, пятидесяти-, четырехсот-, пятитысячелетней давности — не заканчивается в Израиле никогда и всегда касается лично твоего собеседника. Его дядя строил в Хайфе первую больницу, его тетя охотилась на Эйхмана, его троюродный брат проектировал «Суситу»****, его бабушка была любимой наложницей царя Соломона, пока не явилась эта сунамитская похабница. «Ашкеназы жааа-а-а-а-адины! Ашкеназы жаааа-дины!» — издевательски вопит молодой йеменец, торгующий бобами на рынке «Кармель», не забывая при этом старательно демонстрировать белоснежные зубы вспотевшему от восхищения американскому фотографу. Щуплый бледнолицый хипстер из породы прогрессивных любителей готовить дома только что потребовал у торговца выдать ему недостающие тридцать агорот сдачи.
- Ашкеназы жа-а-а-адины! Ашкеназы жа-а-а-адины!
- Ашкеназы эту страну основали! — покраснев, огрызается нервный хипстер.
- Ма-а-а-аленькую страну! Маленькую-ма-а-а-аленькую страну! Потому что жа-а-а-адины! Ашкеназы жааа-а-а-а-адины!..

Тель-авивский таксист рассказывает тебе про участие его троюродного дедушки в восстании маранов в 1485 году: «...а мой дедушка вышел навстречу инквизитору и говорит: молодой человек, как вам не стыдно — мы же кушаем!..» Ты пытаешься мягко указать таксисту на некоторые, скажем так, неувязки. Таксист тебя просто не понимает. Он говорит не о цифрах и фактах — он говорит о персональном восприятии прошлого, о личном переживании.

Срока давности это переживание не имеет и тем самым создает совершенно уникальные отношения со смертью, свойственные только израильтянам. На рынке, который еженедельно проходит в маленьком иерусалимском переулке возле «Дома художника», пожилая дама по имени Рути торгует фотооткрытками собственного производства: герань в окошке, пальма в электрических фонариках, закат над Синаем, рассвет на Голанах, все милое, четкое, чистое, яркое. Внезапно одна черно-белая фотокарточка — как рентгеновский снимок: что-то хрупкое, тонкое, ассиметричное, витое. Рути нашла на чердаке иерусалимского дома, в котором семья ее мужа, профессора музыкологии, живет уже больше ста лет, коробку, в которую бабушка-покойница всю жизнь складывала всякую девичью дребедень — ну, ниточки, тряпочки, ленточки, моточки. Это — ошметки столетнего кружева; бабушке, скончавшейся шестнадцать лет назад, это кружево служило воротничком, когда та ходила в гимназию в Белостоке.
- Рути, сфотографируй все эти вещи и сделай выставку, это же потрясающе!
- Не могу, милая, муж говорит — бабушка этого не любит.

Рути полностью в своем уме — просто бабушка этого не любит. Это трудно объяснить, но очень легко понять. В синагоге при больнице «Хадасса» семья израильских «американцев» рассматривает потрясающие витражные окна работы Шагала. Дедушка в колясочке, мама, папа, бывшая жена папы, новый сын папы, двое старших сыновей папы и дочка одного из старших сыновей папы на руках у его бойфренда. Кроме дедушки, все очень устали и хотят домой. Дедушка, как свойственно израильским пенсионерам, бодр, свеж и полон сил.
- Деточки, вот теперь я готов немедленно умереть счастливым!
- Дедушка, ты уже утром после завтрака в «Зуни» был готов немедленно умереть счастливым.
- Ты, папа, еще в кино готов был немедленно умереть счастливым.
- Да, папа, ты еще вчера в сафари после страусов был готов немедленно умереть счастливым. Как это, интересно, у тебя устроено?
- Деточки, я немедленно готов пойти к проституткам. Вы уверены, что хотите и дальше выяснять, как у меня что устроено?
- Ну-у-у, дедушка, если ты после этого будешь готов немедленно умереть счастливым...

В кафешке на Флорентине матерый длинноволосый красавец в расстегнутой клетчатой рубашке с обрезанными рукавами поудобнее укладывает на своем по-сунамитски загорелом животе довольно беспокойного французского бульдога. Бульдог роняет слюни в меню и смотрит на хозяина выпученными, как старые автомобильные фары, глазами.
- Как его зовут?
- Моисей.
- Почему Моисей?!
- Так он и есть Моисей.
- В смысле, тот самый Моисей?
- Да, тот самый Моисей.
- Почему ты так думаешь?
- А он умеет на прогулке так изгваздаться, что перед ним вода в ванне от ужаса расступается.
К беседе с удовольствием подключается бармен: «А ты не можешь попросить Моисея прийти ко мне домой и забрать мою дочь в какое-нибудь путешествие по пустыне лет на тридцать-сорок?» Дочь, красотка лет пятнадцати, подрабатывающая у папы в кафе во время каникул, снисходительно хмыкает.
- Что ты хмыкаешь? У тебя восемь бойфрендов, они сидят тут с утра до ночи и жрут мои бесплатные оливки! Хотел бы я жить во времена Моисея — ты б давно была замужем, а у меня во дворе паслись бы пятнадцать верблюдов!
- Папа, ты боишься даже хомяков! Что бы ты делал с пятнадцатью верблюдами?
- Продал бы их кому-нибудь и выкупил бы тебя обратно, моя лапочка, моя деточка.
Деточка ласково лягает отца длинной молодой ногой. Пятнадцати верблюдов могло бы и не хватить.

В Музее искусств в Тель-Авиве сейчас идет выставка Эрана Решефа, лауреата одной из крупнейших израильских художественных премий. Решеф — гиперреалист, с душераздирающей точностью воспроизводящий элементы израильской уходящей натуры: старые настенные аптечки, белые рычажки, которыми когда-то почти во всех израильских квартирах включался свет, почти отступившие на чердак детские эмалированные ванночки — прошлое, которое исчезает из сферы видимого и цепляется только за мелкие вещи, случайно завалившиеся в щели времени. А рядом с этой выставкой идет еще одна — выставка примитивистских карандашных рисунков Йоава Эфрати, каждый из которых создается автором практически мгновенно; их подчеркнутая сиюминутность, их почти детская напряженность как будто бы вообще не выстраивает никаких отношений между жизнью и временем, между нами и прошлым. Можно поставить слепой эксперимент: зайти в магазин при музее, взять оба каталога, веером перемешать края страниц, как края двух колод карт, и смотреть работы Решефа и Эфрати в том порядке, в котором они легли: вперемешку, как получится. Вот тогда отношения Израиля с собственным прошлым становятся, что ли, немного яснее. Это очень трудно объяснить, но очень легко понять.

* Особые военные отряды, существовавшие с 1941-го по 1948-й, а позже ставшие частью Армии Обороны Израиля.
** Один из самых престижных районов Тель-Авива.
*** Речь идет о событиях времен начала Войны за независимость Израиля.
**** Первый израильский автомобиль.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/linor/5-pamyatlivye-strausy/

И прямо сразу, потому что нереально прекрасно же.

6. Самодостаточные антилопы

Поутру служитель человека Божия встал и вышел;
и вот, войско вокруг города, и кони и колесницы.
И сказал ему слуга его: увы! господин мой,
что нам делать? (4 Цар. 6:15)

Израильтяне привыкли делать сами абсолютно все. Так уж исторически сложилось. Может, из-за того, что государство маленькое и рассчитывать, кроме себя, не на кого. Может, из-за того, что обстоятельства жизни у этого государства сложные – ну, понятно. Но проще всего предположить, что дело тут в другом: народ, с которым Бог пять тысяч лет разговаривает напрямую, по-свойски, и при этом все время пристает то с одним поручением, то с другим (туда пойди, это принеси, того роди, этого завоюй), как-то привыкает, что — всё сам, всё сам. И не просто «всё сам», а еще и в любой момент всё сам. Сидишь ты, например, такой весь сам по себе в кафе «Какао» на улице Ротшильда. Сидишь, облаченный в белоснежную футболочку с надписью I'm Too Cool to Write Anything on My T-Shirt; пьешь латте, шуршишь страницами айпада. И вдруг откуда-то из-под люстры — Глас:
- Мужик, подкинь вверх сахарницу!
- ...Господи, это ты?!
- Ну.
- ...Господи, это ты мне или, скажем, пророку Иеремии говоришь?..
- Тебе, рас#$%#$%, — сосредоточься!
И понимаешь: да, кроме тебя некому Господу на старости лет сахарницу подать. Не говоря уже об исполнении других поручений. Так что, рас#$%#$%, сосредоточься. Всё сам, всё сам.

У такого расклада немало плюсов, но есть и несколько существенных минусов. Израильтянин — он же еще и еврей в большинстве своем; а еврей — он на генетическом уровне уверен, что делает любое конкретное дело лучше всех. Соответственно, израильтяне уверены, что они делают лучше всех абсолютно всё. Чтобы признать обратное, нужны чрезвычайные обстоятельства. Вот по рынку Кармель идет молодая мать удивительной, совсем недавно появившейся породы. Больше всего она похожа на уверенную в себе антилопу.
Одета эта молодая мать по всем требованиям умеренного иудаизма, но при этом у нее роскошные дреды, собранные кверху ярким африканским платком; под закрывающей колени узкой джинсовой юбкой — в африканских же узорах леггинсы, на ногах — высоченные «платформы». Крупные звенящие серьги, идеальный макияж с длинными стрелками, сумка из этнической коллекции Proenza Schouler. За холеной молодой матерью идут пятеро ее детей, причем систему их передвижения (самостоятельно этой матерью, кстати, изобретенную) стоило бы запатентовать: у самой матери в руке зажата одна ручка от пакета с яблоками, у старшей дочки — другая; во второй руке у той же девочки — одна ручка пакета с грушами, у ее брата поменьше — другая, — и так далее. Жарко, шумно, маленькие антилопчики уже получили по пите, по порции мороженого, по браслетику из конфет, напоминающих вкусом «аскорбинки» из нашего детства. Они переполнены впечатлениями, устали, ноют, роняют пакеты, старательно наступают друг другу на пятки, но матери удается кое-как сохранять боевой порядок. Паровозик подходит к благоуханному, открыточно-яркому прилавку со специями, останавливается — и тут же рассыпается. Дети начинают яростно спорить о том, кем является слоняющийся по лавочке кот — мальчиком или девочкой. Молодая мать начинает присматриваться к специям.
- Это что? — спрашивает она у лавочника, указывая на миску с ярко-алой смесью ярко-алым ноготком.
- Это приправа для курицы.
Продавец подает молодой матери приправу для курицы на кончике пластмассовой ложечки. Дети, тем временем, не могут прийти к консенсусу касательно кота и решают проверить все выдвинутые теории органолептически. Молодая мать острым язычком пробует приправу и неодобрительно качает головой.
- Приправу для курицы я делаю лучше. А это что?
- Приправа для рыбы.
Ложечка, язычок, недовольное покачивание головой на фоне тихих повизгиваний изловленного кота.
- Приправу для рыбы я делаю лучше. А это что?..
- Я буду рад помочь госпоже, если она заранее скажет мне, что она делает плохо, —сообщает продавец сахарным голосом.
Утробный вой несчастного кота. Молодая мать наклоняется к продавцу и тихо, доверчиво говорит:
- Детей?..

При этом слова «нету» израильтяне практически не понимают; нету — значит, придется самим сделать так, чтобы было. Это касается атомных электростанций, космических кораблей, рэпа на арамейском языке. Вот на собачьей площадке в Герцлии несколько айтишных начальников переходного возраста — то есть лет тридцати пяти — обсуждают здоровье своих такс. Сами начальники привыкли много работать, принимать решения, нести ответственность, смотреть в будущее — ну, понятно. Всё сами, всё сами. Поэтому таксы у них — ленивые, раскормленные, капризные маленькие негодяйки. Таксы не делают сами ничего, им куриное суфле надо в пасть заносить. Это у их хозяев такой компенсаторный механизм. Таксы нехорошо смотрят друг на друга красными налитыми глазами и отказываются срать друг с другом на одной площадке. Здоровье такс очень беспокоит айтишных начальников.

- В Лос-Анджелесе есть водная йога для собак. Мой двоюродный брат работает в «Гугле», у них все водят собак на водную йогу для собак!

При слове «Гугль» израильтяне обычно вздрагивают. Они не понимают, как это так вышло, что «Гугль» сделали не израильтяне.

- У нас тоже есть йога для собак. В Тель-Авиве есть йога для собак. Посмотрим, как твоя
Миранда будет ходить на йогу для собак!

Миранда в этот момент пытается перетащить брюхо через лежащую в траве оливковую ветвь.

- У нас просто йога для собак, а там водная йога для собак! У нас нет водной йоги для собак!..

На следующий день на собачью площадку выносятся четыре детских надувных бассейна. Айтишные начальники переходного возраста вчера скачали через торренты мануал, под джинсами у них плавки. Хозяин одной рукой пытается поднести к близоруким от вечного сидения за компьютером глазам мокрый многостраничный мануал, а другой рукой держит Миранду за жирные задние лапы. Миранда пытается прикинуться мертвой.

- Греби передними, лапочка, греби передними!..

Миранда не на помойке себя нашла, чтобы грести чем бы то ни было. По воде надувного бассейна идут пузыри. Хозяин Миранды еще пять минут назад утопил мануал и теперь не знает, пора уже спасать свою любимицу — или это такая асана с полным погружением и глубокой задержкой дыхания. Другие таксы, наблюдающие за процессом на берегу, все понимают, но молчат. Зато теперь в Израиле есть водная йога для собак.

Израильтяне совершенно не считают, что делать самим надо только революционные вещи. Любое самостоятельное производство однозначно поощряется. Что вы растите? Не пытайтесь отшутиться, сказав «бороду» или «детей», — это немодно. У вас свои мини-тыквы? У нас свои мини-кабачки, мини-арбузы и мини-редиски. Последние такие мелкие, что мы их даже не выкапываем — важен не результат, важен принцип. Зато их ботву можно засунуть в домашний компостер. Это не запах от него идет, это от него идет здоровый дух. Приходите к нам на компостер-пати! — Нет, это вы приходите к нам на компостер-пати! На компостер-пати приходят со своими объедками. Никто не хочет отдавать свои объедки, все хотят заполучить чужие объедки. Модная интеллигенция, растящая у себя в гостиной органический чеснок и органические помидоры, пытается договориться о ежедневной закупке объедков с продавцом ближайшей фалафельной. Хозяин фалафельной из чистого удовольствия вломить этим снобам выдвигает космические цены. Модная интеллигенция уходит домой плакать, использованный бумажный платок идет в компостер.

По четвергам модная интеллигенция готовит из своих мини-цукини салатик и несет продавать его на «Рынок домашней еды» в Дизенгоф-центр*. Все, кто пожелает, могут получить санитарную лицензию и продавать здесь по четвергам самостоятельно скрученные роллы, самостоятельно сваренный таджин**, самостоятельно слепленные пельмени и самостоятельно сквашенную капусту. Бойкий студент кулинарного вуза, будущий шеф-повар, торгует самостоятельно сделанным шоколадом. Шоколад идет плохо — самодельным шоколадом в Израиле никого не удивишь, здесь все творческие люди непременно делают дома шоколад. Так что продавцов шоколада на этом рынке — штук пять. Все они в обычное время работают адвокатами, профессорами консерватории, тренерами по водной йоге для собак — скучные занятия. А вот вечер четверга — это преображение, пожар души, парад страстей. Все рассказывают друг другу, с чем они делают шоколад. Разговор нервный, потому что он не о шоколаде, конечно, а о творческой состоятельности каждого из участников.
- Мы делаем шоколад с красным перцем и цукатами манго! (Ба-баааах! Получи, фашист, гранату!..) А вы?
- А мы делаем шоколад с карамелизированной куриной грудкой и грейпфрутовой цедрой! (Ба-баааах! Ха-ха-ха! Пленных не берем!..) А вы, неожиданно спокойные люди, слушающие нас с нежной улыбкой?
- А мы делаем шоколад с валерьянкой...

Правильно: всё надо делать самим, всё надо делать по-своему, и всё надо делать, в первую очередь, для своих, но при этом обязательно — как для себя. Кстати, если часто ловить такси где-нибудь в центре Рамат-Гана, то рано или поздно вам попадется пожилой таксист в старомодных очках, который сразу спросит вас, готовы ли вы ехать без кондиционера. У него прямо в машине, в хорошо закрепленных пластиковых бутылочках растут мята, базилик, укроп, кинза и острый красный перец. Обстановка тепличная, кондиционер включать нельзя. Про этого таксиста рассказывают, что раньше он был просто таксист, но когда ему вырезали грыжу и он лежал под наркозом, с ним заговорил Бог — лично, напрямую. Спросил, нет ли у него с собой свежего схуга***.


*    Один из крупнейших торговых центров Израиля.
**  Популярное блюдо марокканской кухни.
*** Острая приправа из перца и молотой зелени.

Отсюда: http://booknik.ru/colonnade/linor/6-samodostatochnye-antilopy/

Пять историй про допустимое

1.

Вот, скажем, питерский таксист везет двух московских менеджеров по довольно срочному делу. Таксист — человек спокойный, неторопливый, на пятой минуте он задумчиво говорит: «Интересно, куда ж это я еду?..», на десятой: «Откуда тут мостик-то?», на пятнадцатой: «Вы же не очень торопитесь?» Через сорок пять минут московские менеджеры стоят на обочине совершенно неизвестного им тупикового питерского переулка и, натурально, кричат на водителя очень плохими словами. «Что это за х... позорная», — говорят они, и «Какого х... вы не посмотрели в карту», и «Что за п... вы тут устроили», и «Е... можно», и даже еще хуже. На каждый яростный выпад таксист в отчаянии кивает, извиняется, клянется, что он в жизни себе этого не простит, что зря его мама на свет родила. Наконец, возникает усталая пауза, и один московский менеджер вяло говорит: «Что ж ты, мужик, наделал...» И вот в этот момент питерский таксист багровеет, взвивается и возмущенно орет:
— Что это вы мне тут тыкаете?!


2.

Вот, скажем, молодая мать пытается запихнуть двоих очень израильских детей, шести и восьми лет отроду, в машину. Молодая мать измучена пляжным днем, дети голодные, усталые и бьют друг друга по голове надувными палками для плавания. Пока дети выясняют между собою, кто больший козел, молодая мать пытается засунуть в багажник машины сумку-холодильник, сто двадать игрушек, надувной матрас, мешок с недоеденными яблоками и бог знает, что еще. Матрас не сдается. Молодая мать решает все начать сначала и вываливает содержимое багажника на асфальт. В этот момент младший ребенок пытается засунуть голову старшего ребенка в ведро с формочками для песка. Тогда молодая мать обещает, что сейчас засунет младшего сына в багажник и он будет лежать там до приезда домой.
— Я подам на тебя в суд! — немедленно говорит лукавый младший ребенок. — Это ущемление моих прав в семье.
Тогда молодая мать обещает, что засунет обоих сыновей в багажник, по справедливости.
— Мы оба подадим на тебя в суд! — говорят умные сыновья. — Это насилие над детьми.
Тогда молодая мать залезает в багажник, сворачивается в клубок и закрывает глаза.
Несколько секунд дети пребывают в растерянности.
— Мы подадим на тебя в суд! — наконец, радостно говорит старший. — Ты оставила нас на улице без присмотра.


3.

Вот, скажем, нью-йоркский журналист К. беседует со своим коллегой-геем о его, коллеги, приближающейся свадьбе. Коллега и его бойфренд уже наняли самого модного дизайнера интерьеров на Манхэттене оформлять их новую квартиру, потратили две недели на составление списка из трехсот тщательно отобранных гостей и едва не разошлись, выбирая маме одного из женихов идеальное вечернее платье. Но главное — они решили как можно скорее усыновить ребенка. Журналист К. спрашивает, как быстро это можно сделать.
— Можно сравнительно быстро, — говорит молодожен, — но в нашем случае быстро не получится. Мы хотим усыновлять ребенка в Малави, а это медленно.
И добавляет с уважительным вздохом:
— Малави — это Chanel в мире усыновлений.


4.

Вот, скажем, художник С. рассказывает, что его подруга, выращенная в советской строгости, но много читавшая, завела себе в детстве колокольчик, поставила его у кровати, звонила в него, кричала: «Девка, шоколаду дай!» — после чего отправлялась на кухню и варила себе какао. Вернувшись с какао в постель, непременно заглядывала в чашку и говорила: «Что за месиво! Пороть тебя, девка, пора!» Впоследствии ее психотерапевт купил себе два «мазерати».


5.

Вот, скажем, прекрасный израильский отец Х. решает на Хануку сделать двухлетней деточке традиционные домашние пончики. Не разлапистые громадные магазинные пончики с какой-то хренью внутри, а маленькие, хорошенькие, толстенькие пончики с домашним вареньем и собственноручно натертой сахарной пудрой. Колбасится часов двенадцать. Деточка смотрит на блюдо с пончиками и, не прикасаясь к ним, твердо говорит: «Не люблю», — после чего отправляется заниматься своими делами. Отец мысленно говорит ей вслед несколько крепких слов про девочек в целом, съедает два блюда толстеньких пончиков и потом долго тоскует, морально и физически. На следующий день он отправляется забирать деточку с детсадовского празднования Хануки. Деточка сидит на полу, рядом с ней сидит другая деточка. Другая деточка слизывает с расползающихся магазинных пончиков отсыревшую сахарную пудру и отдает их нашей деточке, наша деточка с большим энтузиазмом их ест. Х. пытается убедить себя, что все дело в сахарной пудре, но душевная рана все равно кровоточит. «За что мне это, мама?» — спрашивает он у своей матери тем же вечером. «А за пельмени», — говорит мать. И выясняется, что в раннем детстве Х. не ел домашние пельмени, которые мама заботливо лепила для него по ночам, зато в гостях отлично ел расползающиеся магазинные пельмени из картонной коробки, причем сначала раскусывал их, выковыривал мясо и съедал только тесто, а потом аккуратно сложенное мясо ел специально затребованной ложкой, глядя на родную мать невинными глазами.


http://booknik.ru/colonnade/ljudi/presumable/

К. рассказывает, что открыл по работе свежий номер Cosmopolitan, - а там статья про разговоры в постели.
- И первая фраза, которую я вижу, - говорит К. - "Вот он ловко берет тебя за клитор..."
- Плоскогубцами, - тут же сказала Агата.
- Перестань, - сказал К., - Мне надо это прочесть. Я обязан.
- Вот он ловко берет тебя за клитор и ведет мыть посуду, - сказала Агата.
- Имей совесть, - сказал К. в отчаянии.
- Вот он ловко берет тебя за клитор, потом ловко берет твою сестру за диффамацию, потом ловко берет твоего мужа за взятки, хлоп - и вся семья уже сидит! - сказала Агата.
- Прекрати, - сказал К., - У меня дети маленькие, мне надо прочитать, что там написано, меня же уволят.
- Они попытались отвертеться и не платить, но мы ловко взяли их за клитор, - сказала Агата.
- Уходи, - сказал К.
- Он ловко взял ее за клитор, хотя мог взять ее хоть два раза подряд всего за сто рублей, - сказала Агата.
- Я сейчас ловко возьму тебя за клитор и вышвырну вон из офиса, - сказал К. в отчаянии.
- Его нежные слова взяли ее за самый клитор, - сказала Агата. - Он ловко взял ее за клитор, хотя сперва ему за тот же клитор предлагали какую-то телку помельче.
К. застонал.
- Послушай, - строго сказала Агата. - Я говорю важные вещи, а ты меня гонишь прочь. Это очень грубо и некрасиво. За кого ты меня держишь, в конце концов? За клитор?






Трехлетней дочь знакомых предстояло впервые в жизни отправиться на прием к логопеду. Агата подучила девочку в ответ на любую просьбу врача совершенно чисто произносить одну-единственную фразу:
- Я не могу разобрать, что вы говорите.





Расскажываю, что купила чашку, на которой нарисован очень несчастный медведь и написано: I wish I was still in bed.
- Пораженческая, - говорю, - чашка.
- Пораженческая – это если в кровати из нее пить, - говорит Тигра.
- Пораженческая – это если под кроватью из нее пить, - говорит Агата.






Один модный клуб попросил Т., профессора известнейшего музыкального ВУЗа, прочесть у них короткую лекцию о современной академической музыке. Т. подготовил сорокаминутный доклад и в двух словах рассказал клубной публике про основные имена, главные направления, наиболее острые конфликты и т.п. По окончании лекции к Т. подошел бойкий молодой человек и сказал:
- Спасибо Вам за лекцию, профессор. Я уж переживал, что современная академической музыка останется единственной темой, в которой я не разбираюсь.
- Как это, наверное, было для Вас мучительно, - сочувственно сказал Т.





Агата пришла к гинекологу. Легла, как положено. Осмотр шел медленно, врач пыхтел и требовал у медсестры каких-то новых инструментов, все более удивительной формы и текстуры. Медсестра нервничала. Агата решила разрядить обстановку.
- Видела я однажды, как ветеринар шел лошади горло смортреть. - сказала она. - Вот это было да. Инструменты — во! Перчатки — во! Руку чуть не по локоть засовывал. Очень его жалко было.
Обстановка не разрядилась. Врач велел медсестре «дать семерку, встать вот тут и держать вот это». Слышался сухой металлический лязг. Агате было их очень жалко, врача и медсестру.
- Видела я однажды, - бодро сказала Агата, - как ветеринар шел быку копыто лечить. Вот это было да, тяжелое дело. Молоток, как отбойный, крючки какие-то в руку толщиной, бык норовит познакомиться поближе. Страшное дело.
Снизу послышалось глухое мычание врача. Что-то упало. Медсестра тяжело вздохнула и пошла за новой железякой. Агата решила, что сейчас ее поддержка важна, как никогда.
- Видела я однажды, как ветеринар... - начала она бойко, но тут врач внезапно перебил ее.
- Видел я однажды, - сказал он мечтательно, - как ветеринар шел телке мастит лечить. Для начала накинул ей веревку на морду — и ни му-му.






Агата читает красивый справочник по психоактивным веществам.
- И чо, там пробники, как в журналах? - томно интересуется Каширская.





Мой друг С. изобрел некоторую полезную техническую штуку и внедрил ее в производство. До окончательных выводов было еще далеко, но первые показатели работы этой самой штуки явно заслуживали внимания. С., несмотря на успех, дико нервничал, зато начальство очень его хвалило.

- Да Вы гений, С. - сказало начальство.
- Ох, если бы вы знали, как я ссу от страха из-за этого проекта, - сказал С.
- Не ссыте! - строго сказало начальство. - Гении не ссут!
- Вы все путаете, - сказал С., - это не гении не ссут, это принцессы не какают.
- Еще как какают, - сказало начальство.
- Вы подглядывали? - спросил С.
- Конечно, - сказало начальство.
- Бабочками, небось, какают, - сказал С.
- Огромными черными махаонами, - сказало начальство.
- Вонючими, небось, - сказал С.
- Не без того, - сказало начальство.
- А гении ссут тараканами, - сказал С. - Правда, небольшими. Но все равно это больно, очень больно.
- Мне кажется, наш разговор затянулся, - сказало начальство.





- Самец Снегурочки, - восторженно говорит Яша Печенин, провожая взглядом томного мужчину в белоснежном костюме, сияющем голубыми стразами.






Пересказывая эту сцену Агате, я замечаю, что Снегурочка-Снегурочкой, но еще приятнее знать, что мы живем в мире, где человек может просто так, из чистого уважения к Королю, прийти поужинать в московский ресторан, одевшись Элвисом времен его самой золотой поры.
- Я боюсь, милая, что он и близко Элвиса в виду не имел, - говорит Агата (полагаю, из чистого духа противоречия).
Я начинаю злиться.
- Нет, имел, - говорю я.
- Почему? – интересуется Агата.
- Потому что я хочу верить, что живу в мире, где человек может просто так, из чистого уважения к Королю, прийти поужинать в московский ресторан, одевшись Элвисом времен его самой золотой поры, - отвечаю я.
- Так человек-то может, - говорит Агата, - никто же ему не мешает. Просто совершенно не факт, что вот этот конкретный человек имел в виду одеться Элвисом.
- В следующий раз я обязательно подойду к нему и вложу ему персты в нагрудные вытачки, - говорю я раздраженно.
- В лучшем случае ты убедишься, что он является Элвисом, - язвительно замечает Агата.





Милена Гаврилова рассказывает, что у них в отделении нейрохирургии у одного пациента удалили половину мозга, и он, вроде, еще живой. А вот что с ним будет - непонятно.
- Да ладно, - говорит ее отец Александр, - глядя на соотечественников, понимаешь, что ситуация вполне ничего. Он еще, глядишь, немалого добьется.
- Он еще, глядишь, ипотеку через недельку возьмет, - добавляет Агата.




Родилась теория, гласящая, что большинство отечественных писателей делится на «хорьков» и «сусликов». «Хорьки» в случае опасности выпускают мощную струю дурно пахнущего текста, а «суслики», напротив, замирают, встают столбиком и молча вглядываются в будущее.





- Я убила таракана, - жалобно говорит Агата. - Я теперь переживаю. Что он мог мне сделать?
- Слушай, - говорит Тигра, - я думаю, у него все окей.
- Дааа? - изумляется Агата, - Почему?
- Ну потому что всё! - говорит Тигра. - Всё! Не надо больше ползти!





С. позвонила мама и принялась трагически молчать в трубку.
- Мама, - встревожено спросил С., - у тебя все хорошо?
- Нет, - сказала загробным голосом мама С., - нет, не всё.
- Что такое? – занервничал С.
- Если бы ты мне хоть раз за последние три дня позвонил, ты бы знал, - сказала мама С. с тяжелым вздохом.
- Мать, - сказал С., - ради Бога, что случилось?
- Не скажу, - ответила мама С., и в голосе ее послышались слезы.
- Мать, - сказал С. жалобно, - Ну скажи, что такое? Я же буду мучиться.
- Мучайся, - сказала мама С., кровожадно всхлипывая. – Ты же три дня не мучился? Теперь мучайся.
- Мать! – завопил несчастный С., - Да что же такое случилось-то, а?
Тогда мама С., наконец, разразилась слезами.
- Мне три дня сын не звонил! – прорыдала она в трубку. – Родной сын мне не звонил три дня!





Вспоминали детские страшилки. Сидя в темноте.
- А помните, - сказала N, - про маму, которая рассказывает доченьке сказку? Доченька сидит на коленях и слушает, а сказка становится всё страшнее. Доченька говорит: «Мама! Мама! Не рассказывай мне такую страшную сказку!» А мама все рассказывает, рассказывает... Доченька начинает плакать, а мама всё рассказывает... Доченька пытается спрыгнуть у мамы с коленей, а мама ее держит крепко-крепко... Доченька плачет, а сказка становится все ужаснее, ужаснее, ужаснее… Доченька смотрит вниз – а у мамы… из-под юбки… выглядывают… КОПЫТА!!!
Повисла удушливая тишина. И тогда Агата сказала совершенно обыденным голосом:
- Тогда доченька опять смотрит вниз, – а у нее и у самой из-под юбки выглядывают копыта. Так что всё нормально, нечего тут.
http://www.linorg.ru/53.html

Пять историй про позитивное мышление
Линор Горалик 5 ноября 2012
     
1.

…Вот, скажем, двое очень помятых, очень попачканных, очень побитых и обросших бездомных с опухшими веками бредут по Сретенскому бульвару, и один из них назидательно говорит другому заплетающимся языком: «Если ты еще когда-нибудь хочешь у меня работать...» И оба, несомненно, верят, что надо просто собраться, просто немного прийти в себя. Просто собраться встать.


2.

...Вот, скажем, типичный «человек из Жан-Жака» раздраженно говорит своему собеседнику за столиком «Жан-Жака»: «Забудьте слово интеллигенция. Нет никакой интеллигенции. Интеллигенция — это бронтозавр. Когда вы в своих книгах употребляете слово «интеллигенция», вы гальванизируете труп!» — «Но он же в ответ подергивается!» — с садистическим удовольствием отвечает ему собеседник, лауреат ряда ненавистных интеллигенции литературных премий.


3.

...Вот, скажем, редактор одного из центральных телеканалов смущенно говорит Гаврилову: «...только на нашем канале нельзя упоминать евреев, геев, политиков и использовать слово геморрой не в медицинском смысле слова». — «Евреи, геи и политики вызывают у меня геморрой в медицинском смысле слова», — немедленно отвечает Гаврилов.


4.

...Вот, скажем, горничная маленькой провинциальной гостиницы решительно мотает челкой, отказываясь взять чаевые у заезжего гостя: «Нет, с Вас мне не надо, Вы вежливый».


5.

...Вот, скажем, слушая лекцию про Содом и Гоморру, все время представляешь себе, как блохи излагают своим детям важную теологическую теорию: про то, как Господь создал собаку и дал ее блохам в завет. Но блохи потеряли всякую совесть, не заботились о ближних, не соблюдали гендерные приличия, вступали в межвидовые связи (с клещами?) — и за это Господь помыл собаку.


http://booknik.ru/colonnade/ljudi/positive/

Пять историй про судьбы Родины
Линор Горалик о вторжениях, стриптизершах и псевдонимах

1.

...Вот, скажем, немецкий предприниматель Т., решив проверить миф о том, что в Москве никто не читает договоров, попросил своих немецких юристов включить в стандартный текст рабочего контракта для сотрудников российского офиса особый пункт. Так в п. 8.3.1., касающемся обстоятельств непреодолимой силы ("...техногенные и природные катастрофы, военные действия, террористические акты..."), появились слова: "...завоевание Земли негуманоидными межгалактическими захватчиками". Договор молча подписали все сотрудники российского офиса - включая тамошнего юриста. Последний факт привел немецкого предпринимателя Т. в тоскливый ужас, и он вызвал этого самого юриста к себе в кабинет. "Вы вообще читали этот договор?" - "Естественно". - "Нет, не читали, не читали! Как насчет пункта 8.3.1?!" - "Нормальный пункт". - "Про негуманоидных захватчиков?!.." И тогда юрист российского офиса наклонился к немецкому предпринимателю Т. и тихо, ласково сказал: "Вы вокруг-то посмотрите".

2.

...Вот, скажем, водитель такси, везя из аэропорта американского писателя Ц., немножко говорящего на русском (и восторженно вступающего в беседу про mestnost с etot prostoy chelovek), интересуется, чем зарабатывает свой хлеб пассажир. Узнав, что тот pisatel, таксист удивляется, что имя писателя Ц. ему ничего не говорит: он, таксист, много читает, и американские книжки ему нравятся. Еще больше он удивляется, узнав, что писатель Ц. публикуется под своим собственным именем. В России, объясняет таксист, все пишут только под псевдонимом. "И то понятно, - говорит этот честный человек. - Я тут нашу книжку иногда возьму с лотка, открою - я бы такое, извините, тоже под псевдонимом писал".

3.

...Вот, скажем, тибетского гуру Т.-Ч., проводящего семинар в Петербурге, кто-то из публики спрашивает, нет ли у него кармической теории, объясняющей Судьбу России. Тибетский гуру Т.-Ч. признается, что такая теория у него есть, но делиться ей он не будет, - опасается кармических последствий.

4.

...Вот, скажем, у заслуженного поэта Ф. в семье живет престарелая няня. Няня пережила с семьей голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку, вырастила дедушку поэта, отца поэта, дядьев поэта, самого поэта, сестер поэта, детей поэта и внуков поэта, а теперь ласково покрикивает из своего почетного кресла на маленьких правнуков поэта. Эта святая женщина всегда отличалась исключительным вниманием к чужой жизни и готова была выслушивать любые истории, - про голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой, перестройку и все такое. И при этом в конце любой истории задавала один и тот же вопрос: "...Ну он убёг?" Гостей заслуженного поэта Ф. это восхищало. "Вот вам вся история русского народа в одном вопросе!" - говорил художник К. "Ну почему русского? - возражал хореограф Ж. - Это вся история еврейского народа в одном вопросе!" "Ну ладно! - отвечал художник К. - Вся история еврейского народа - в вопросе: "Ну хоть кто-нибудь убёг?.." Пережившая голод, террор, оккупацию, эвакуацию, оттепель, застой и перестройку няня сидела в уголке и помалкивала.

5.

...Вот, скажем, интеллигентные порногурманы (из тех, которые любят, чтобы некрасивые модели в очках ездили верхом на немолодых полноватых мужчинах в латексных фраках и декламировали "Монолингвизм другого" с ироническими интонациями) жалуются, что в России стриптиз совсем не то, что в Европе. В России, говорят интеллигентные порногурманы, стриптизерши обычно какие-то вульгарные. Неужели нельзя брать на работу интеллигентных стриптизерш? Есть же рынок! (Интеллигентные порногурманы обводят рукой комнату, где сидят четыре человека.) Тут выясняется, что одна из участниц беседы ходила на пробы в стрип-клуб, пока писала кандидатскую и сидела без денег. И ей отказали! Причем отказали еще до того, как она успела толком раздеться. Она только расстегнула рубашку и сказала: "А это, извините, сиськи..."

http://lenta.ru/columns/2012/12/11/national/

Пять историй про сильные эмоции

1

...Вот, скажем, в коридоре детской поликлиники утомительно одаренный мальчик лет шести вынимает из матери душу громкой демонстрацией своих выдающихся способностей к тому и сему. Мать постепенно переходит от поощрений к увещеваниям, затем - к мольбам и угрозам, а потом просто говорит с тихим отчаянием: "Яша, ну зачем ты меня сердишь?" "Рассуждая логически, тот факт, что ты сердишься, вовсе не означает, что тебя сержу именно я, - назидательно замечает Яша. - Он означает только то, что в некоторый момент ты рассердилась". "Я рассердилась, потому что ты меня рассердил", - говорит несчастная мать. "Рассуждая логически - не обязательно, - говорит Яша. - Я полагаю, что ты рассердилась, потому что ты вообще легко начинаешь сердиться". "Я начинаю сердиться, если меня сердить!" - уже довольно громко рявкает мать. Яша на секунду задумывается. "Логично, - говорит он наконец. - Но теперь ты сама видишь, что лично я совершенно не обязательно имею к этому хоть какое-то отношение. Тебя могли начать сердить совершенно посторонние обстоятельства". Мать смотрит на Яшу со сложной смесью уважения и отчаяния. "Подумать только, что я 23 часа тебя рожала!" - говорит она. "Представляю себе, как ты рассердилась", - вежливо говорит Яша.

2.

…Вот, скажем, в давно сложившейся полиаморной компании новый человек К. рассказывает анекдот: приходит муж домой, а его жена в спальне трахается с каким-то мужчиной. Муж стоит, хватает ртом воздух, а жена надевает халат и устало говорит: "Ну вот, сейчас начнутся ревнивые намеки, беспочвенные подозрения..." Полиаморная компания очень радуется этому анекдоту - и немедленно начинает звонить знакомым: "Ребята, вы не заняты? Нам тут рассказали гениальный анекдот. Приходит муж домой, а его жена на кухне читает Фуко с каким-то мужчиной. Муж стоит, хватает ртом воздух, а жена закрывает книгу и устало говорит..."

3.

...Вот, скажем, в довольно забитом пятничном кафе молодая пара что-то напряженно обсуждает. Постепенно обсуждение становится довольно бурным, и публика в кафе начинает обращать на молодую пару внимание. Девушка очень смущена и вся время повторяет: "Миша! Ну перестань! Ну Миша! На нас смотрят! Ну Мишка! Ну что ты делаешь! Ну Мишка! Ну не сходи с ума! Ну кто так делает! Ну Мишка! Ну с ума сойти, ну перестань!.." Но упрямый Миша отбивается от ее тревожных рук и, натурально, встает посреди кафе на одно колено, едва не повалив при этом соседний столик. Его спутница прикрывает ладошками то растерянное лицо, то смущенно покрасневшую грудь в вырезе тугого свитера, то ойкающий рот, а упрямый Миша громко, на все кафе, говорит:

- Катя! Я прошу тебя стать моей женой!

Все кафе сначала произносит длинное "О-о-о-о!", потом длинное "А-а-а-а!", потом все, включая официантов, начинают аплодировать - и аплодируют довольно долго. Пунцовая Катя машет перед собой салфеткой, а запыхавшийся Миша осторожно встает с колен, садится обратно за столик и назидательно произносит:

- Я тебе говорил - пипл это хавает на ура. "Сейчас так не делают" - какая разница вообще? Мы же не документалку снимаем. Важно, что получается хорошая живая сцена, с массовкой, с энергией. Давай записывай.

4.

…Вот, скажем, пианистка Ц. вычитывает в какой-то там всякопедии, что пауки определенной разновидности могут влюбляться в неодушевленные предметы. "Слышишь, Ромик! - кричит пианистка Ц. работающему на кухне мужу. - Пауки тоже могут влюбляться в неодушевленные предметы!" За пятидневным обсуждением слова "тоже" последовал разъезд, потом развод, потом раздел неодушевленных предметов; и вполне возможно, что в ходе этих горьких перемен какое-нибудь паучье сердце было бесповоротно разбито.

5.

...Вот, скажем, престарелая жена всеми забытого лауреата бериевской премии по литературе нанимает двух молодых людей ежедневно полировать мраморное надгробье мужа, потому что больше для него ничего нельзя сделать. Молодые люди усердны и энергичны, и за четыре месяца имя покойного полностью стирается со сверкающего холодными лучами белоснежного надгробья. И в этой ситуации, конечно, столько великой русской литературы, что никакая бериевская премия и т.д.

Отсюда: http://www.lenta.ru/columns/2013/01/18/spider/

Пять историй про прессинг
О гостящих тетушках, антидепрессантах и пассивном активизме

Линор Горалик

1.

...Вот, скажем, злая яркая девушка в большой шапке и больших очках держит за рукав дубленки длинного, испуганно извивающегося молодого человека и шипит ему в лицо: «Знаешь, почему у меня девушка, а не такой, как ты? Знаешь, почему? Потому что когда она говорит мне: «Ты дура!» — это не значит, что я дура. Это вообще не значит ровным счетом ничего!»

2.

...Вот, скажем, у архитектора Т. есть семидесятитрехлетняя тетушка по материнской линии. Это такая, знаете, вопиюще хрестоматийная тетушка, которая всех любит, всегда сплетничает, варит высококалорийную углеводную еду и всех пичкает, дарит ненужные подарки и потом требует их предъявлять, целует детей большими мокрыми губами — и так далее. Ее все любят и никто терпеть не может. А у тетушки всплеск позднего среднего возраста, она переживает ренессанс. Она полюбила культуру и, по собственному выражению, все глубже ею напитывается. У себя в провинции она уже впитала все, что тут способно проистекать, и приезжает к племяннику в Москву. И начинаются две недели хоррора: выставка павлопосадских платков в Царицыно (на улице -40), дегустация меда из придонских хозяйств на ВДНХ (у одного ребенка ветрянка, второй почему-то постоянно облизывает кота, психолог говорит такое, что лучше, кажется, посадить дитя в тюрьму превентивно). Но как-то все переживают эти две недели, как не пережить. И все две недели тетушка сводит всех с ума требованием сводить ее на «камерный концерт». Кто-то рассказал ей, что в Москве бывают «камерные концерты» для избранных, и вот если она таким концертом не напитается, то зря каталась. Архитектор Т., умирая от любви и ненависти к дорогой тетушке, обзванивает друзей-музыкантов и действительно получает два билета на охрененный концерт, - особняк, первое исполнение, зал на 80 человек и т. п. И тетушка совершенно счастлива, но не забывает вынуть из архитектора Т. душу, чтобы он надел галстук, причесался и купил ей за каким-то лядом театральный бинокль. И концерт оказывается таким действительно прекрасным, что архитектор Т. прощает экстатически раскачивающейся тетушке даже бинокль, направленный на располагающийся в пяти метрах от нее ботинок виолончелиста. И тут посреди концерта у кого-то звонит мобильный. Ну, понятно, у тетушки. Телефон с адской громкостью играет Twinkle, Twinkle, Little Star. Но тетушка продолжает улыбаться и раскачиваться. Архитектор Т., задыхаясь от стыда, толкает тетушку. Тетушка продолжает улыбаться и раскачиваться. И тогда пунцовый архитектор Т. лезет трясущимися руками в ее сумочку — и ему на колени вывалится тетушкин слуховой аппарат. Тетушка, оказывается, всегда его перед концертами вынимает.

3.

…Вот, скажем, эльфической внешности аптекарша читает рецепт, уходит в подсобку, возвращается, высыпает перед покупателем пять пачек антидепрессантов и строго говорит: «С вас двенадцать долларов, по одной таблетке три раза в день, — и я бы не советовала человеку в вашем состоянии читать вкладыш».

4

...Вот, скажем, менеджер старшего звена Х., услышав шутку про «Свадьба прошла тихо — в ресторане был WiFi”, тем же вечером пересказывает ее за выпивкой другим менеджерам старшего звена. «Бесплатный WiFi»? — сдержанно спрашивают другие менеджеры старшего звена. «Естественно», — отвечает менеджер старшего звена Х. «Ничего», — сдержанно говорят другие менеджеры старшего звена. — «Смешно».

5.

…Вот, скажем, состоявшаяся интеллигенция беседует о том, как же оно что должно быть. Все читали Маккиавели и даже знают правильный перевод названия, все читали «Евгения Онегина» и поэтому чувствуют, что хорошо ознакомлены с трудами Адама Смита. Про Гоббса и удобства тоже, по понятым причинам, все помнят. Ну, словом, всем более или менее ясно, как оно должно быть что, не о том разговор. А о том, почему же мы, лучшие люди своего поколения, такие пассивные. Инертные. Замкнутые. И совсем не активисты. Правда, активисты сумасшедшие. И поверхностные. И безвкусные. А мы рациональные, вкусные и глубокие. Но нас же мучает, что мы не активисты! Мы виним себя, это у нас такая работа. Это и есть то, что мы делаем для своей страны уже лет двести — и посмотрите, с каким ошеломительным успехом.

И совсем непонятно, откуда это ощущение, что надо бы как-то, иначе что-то. И от этого все чувствуют себя очень подавленными. И тут иллюстратор А. рассказывает, что в один прекрасный вечер все вожатые пионерского лагеря, где десятилетняя А. тянула двухсменный срок, куда-то делись. Ну, уложили детей и пошли, видимо, выпить шашлыку. А дети решили воспользоваться свободой и вылезти через окна на ночную травку. Ну и вылезли. А. всегда была девочкой тихой, себе на уме, в авантюры не пускалась, но уговорили и ее. Сели дети на травку и принялись расчесывать комариные укусы и развлекать себя версиями того, куда вожатые могли подеваться. Ну, десять лет — возраст относительной невинности, особенно в те годы, так что версии были по большей части проективного характера: одни говорили, что видели ящик с мороженым, который вожатые собрались втихаря съесть, другие — что вожатые сговаривались пойти купаться, а детей днем назло не пустили, соврав про медуз, чтобы ночью было приятнее наслаждаться недозволенностью.

Все это изобретательной А. было очень скучно слушать. И она начала тихонько про себя бормотать: «Зеки, зеки, зеки...» Бойкая девочка Катя ткнула А. кулачком и спросила, чего она там бурчит под ухом. «На лагерь напали зеки», — тихонько пробормотала А. Бойкая девочка Катя рассеянно сказала «Чо? Не бурчи!» и вернулась к групповым фантазиям о «морожене». Но уж так устроены ночные разговоры: чем ни начнешь — все кончишь смертным хладом. Дошли и до версии про то, что вожатые украли из столовой продукты и сбежали, поэтому теперь все умрут от голода; и до версии, что все начальство утонуло и пришел час анархии (ладно, тут автор врет). Дошли и до леденящей душу мысли, что началась война, стали успокаивать себя, что тогда бы по всем громкоговорителям так и сказали: «Внимание! Внимание!..». Даже неважно, что именно «внимание» — что еще в нашей стране может быть «внимание»?

Но всем уже сделалось плоховато, конечно. И тут вдруг бодрую девочку Катю осенило. То есть она даже не знала, откуда ей эта мысль пришла в голову. Ей просто вдруг все стало ясно. И она громко сказала нехорошим голосом: «Ребза! Я знаю. На лагерь напали зеки». Ну, дальше поехало. Кто такие зеки — было неясно, но зато было ясно, что они всех изнасилуют, а остальных понадкусывают. И что надо спасаться. Бежать из лагеря! Нет, все дороги перекрыты зеками, зеки лежат в засадах и только нас и ждут. А девочка А., будущий иллюстратор, в этом разговоре, конечно, не участвует. Она просто сидит и бормочет себе под нос: «Надо разбудить директора... Надо разбудить директора...» Но ее никто, конечно, не слышит. А давайте рыть окопы! И ставить противотанковых ежей! (Умели детей учить, не то, что сейчас). Нет, в окопах зеки всех фугасами закидают (просачивалась все-таки в народ фронтовая правда).

А девочка А. сидит и бормочет: «Надо разбудить директора... Надо разбудить директора...» Но всем не до нее. А давайте сильный мальчик Паша поплывет в близлежащий Крым с запиской в бутылке. Он ее будет в зубах держать над водой, эту бутылку, чтобы записка не намокла. Тут Паша говорит нехорошее слово. Ну, короче, мальчики в истерике, девочки впервые в жизни осознают, чья грудь имеется в виду, когда говорят: «Грудью встать за Родину». И тут у бойкой девочки Кати случается внезапное озарение. И она, выпучив пионерские глаза, громко говорит: «Ребза! Я знаю. Надо разбудить директора».

Ну, тут бы хорошо передать микрофон директору, который спокойно проводил время в компании пионервожатых, купался голым в шашлыках, пока не увидел, как по аллее к нему несутся двадцать три воспитанника с воплями: «Василь Василич! На лагерь напали зеки, Василь Василич!..» И девочке Кате хорошо бы передать микрофон, хоть это бы и оказалось, наверное, бесполезным: она теперь очень тихая, эта девочка Катя. И, кажется, даже переехала в Воркуту. Хотя в детстве у нее был большой потенциал, и если бы не будущий иллюстратор А., девочка Катя могла бы вырасти и стать, например, директором по маркетингу в рекламном агентстве.

А иллюстратору А. ничего, конечно, не было. Потому что большинство детей даже не помнили, сидела ли она той ночью на травке под общими комарами или нет. И многие, наверняка, даже утверждали бы, что А. и из окна-то не вылазила, осталась спать в палате, трусишка такая. И эта история, — говорит остальным представителям состоявшейся интеллигенции иллюстратор А., — навсегда научила ее тому, какая это великая сила — пассивный активизм. Именно так, да, — «пассивный активизм». Объединяющий пассивных активистов. Чья важнейшая работа заключается в том, чтобы ворчать, бурчать и бормочать, и потом от этого происходят великие события. Состоявшейся интеллигенции сразу становится как-то полегче. Еще минут двадцать она занимается пассивным активизмом, а потом решает пойти в Le Pain Quotidien поесть простого супчику.

http://lenta.ru/columns/2013/02/22/pressing/

Пять историй об оттеночках
Эффективный менеджмент и газета «Вершки и корешки»
Линор Горалик

1.

...Вот, скажем, редактор Т. из одного важного культурного издания возмущенно рассказывает друзьям, что редактор другого культурного издания (прожженного, ангажированного, нерукопожатного) прямо у себя в твиттере интересуется, «где нынче берут недорогие колонки». «То есть вообще уже неважно, кто автор и что он пишет, — скорбно замечает редактор Т. — Давайте прямо от бюджета танцевать. Молодцы, чего стесняться». Эта история производит на собеседников редактора Т. сильное впечатление. Правда, в конце вечера выясняется, что редактор нерукопожатного издания устанавливал у себя дома новую стереосистему. Но этот факт ни на редактора Т., ни на его собеседников сильного впечатления не производит.

2.

...Вот, скажем, предприниматель Г. и его коллега предприниматель Н. беседуют на небольшой дружеской вечеринке по поводу возможного совместного проекта. Происходит деликатное обсуждение бюджета — ну, такое, намеками и полунамеками. Обе стороны пытаются понять, как бы так просадить собеседника, чтобы при этом еще и почувствовать себя благодетелем. И тут некоторая дама, считающая себя прекрасным организатором, встревает в их разговор. «Можно, я поведу себя, как хороший менеджер? — интересуется она, при этом кладя крепкую руку с темно-зелеными ногтями предпринимателю Н. на запястье. — Вот вы (палец в сторону предпринимателя Г.) составите списочек статей расхода, а вот вы (палец в сторону предпринимателя Н.) припишете к нему суммы, и у вас получится бюджет». Несколько оцепеневшие предприниматели Г. и Н. ласково говорят даме, что подумают. На самом деле, разговор про бюджет уже завершен, все всех просадили, все всё почувствовали, и начинается нежное, деликатное обсуждение сроков. Предприниматель Г. знает, что его собеседник только что познакомился с одной юной девушкой и, скорее всего, ближайшие три месяца проведет в слегка эротизированном предразводном аду. Предприниматель Н. знает, что у его собеседника простатит — и он может сколько угодно клясться, что готов совершить двенадцатичасовый перелет в Сан-Франциско, но в последний момент скипнет и этот перелет не совершит. Оба ласково, стараясь не обидеть друг друга, подводят разговор к тому, что начинать проект раньше сентября нереально. Тут дама, считающая себя прекрасным организатором, встревает опять. «Можно, я поведу себя, как хороший менеджер? — интересуется она (прижимая свое бедро к бедру предпринимателя Г.). — Вот вы (палец в сторону предпринимателя Г.) пришлете ему список своих встреч на следующую неделю, а вот вы (палец в сторону предпринимателя Н.) сравните его со списком своих встреч на следующую неделю — и поймете, когда у вас обоих свободное время». Предприниматели Г. и Н. нежно говорят даме, что сами бы никогда до этого не догадались, и тихонько ставят в своих телефонах «напоминалку» на первый понедельник сентября. Разговор продолжается так еще минут 15, дама ведет себя, как свойственно ей, предприниматели — как свойственно им. Наконец, дама убирается восвояси. Предприниматели Г. и Н. некоторое время многозначительно переглядываются, и предприниматель Г., наконец, осторожно говорит: «Можно, я поведу себя как хороший менеджер? Вот ты, — на этих словах он тычет пальцем в сторону предпринимателя Н., — сейчас пойдешь, сменеджеришь с ней грамм 200 и оправдаешь ее ожидания, а вот я, — тут предприниматель Г. тычет себя в грудь, — поеду спокойненько спать». «Говно ты, а не менеджер, — строго говорит предприниматель Н. — Вот ты (палец в сторону предпринимателя Г.) сейчас посадишь ее в машину и сменеджеришь ей прекрасное времяпрепровождение, а вот я (палец в грудь) поеду спать». Некоторое время предприниматели Г. и Н. спорят, таким образом, кто из них лучший менеджер, не зная, что лучший менеджер — муж этой дамы, спокойно спящий дома.

3.

…Вот, скажем, молодой литератор К. объясняет друзьям, что он — порядочный человек, и поэтому держит в голове конкретный список тех немногих, с кем можно вести себя, как говно.

4.

...Вот, скажем, юная интеллектуалка Р. оказывается за одним столиком кафе со своим кумиром, великим поэтом В. Поэт В. утомлен, лыс и простужен, он вызывает у юной интеллектуалки Р. восхищение и нежность, а также желание впитывать и осмыслять. Кругом поэта В. сидят его друзья и знакомые, которые, как водится, поэта В. очень любят и ценят — то есть гнобят, чморят и мучают. Говорят, что вчера он выступал не первым, а просто на разогреве у остальных; что они напишут у себя в фейсбуках: «Поэт В. проникновенно посмотрел сельди в глаза; сельдь взорвалась аплодисментами». Ну, шутят, короче, всякие смешные шутки. Кто-то замечает, что поэт В. ест, кстати, одновременно из двух тарелок: из одной еще подъедает ту самую сельдь, а другую уже поставил поудобнее перед собой. «Зачем тебе, В., вторая тарелка?» — вопрошают друзья. «В ней лежат оттенки вкуса», — вдруг со смешком подсказывает юная интеллектуалка Р. Внезапно друзья поэта В. чувствуют себя довольно-таки плохими людьми.

5.

...Вот, скажем, рассказывают, что некое крупное креативное агентство брошено на разработку корпоративного стиля и прочих прибамбасов для придуманной властями федеральной сельскохозяйственной газеты. Тиражи ожидаются миллионные. Ну, понятно — «эх, огурчики-помидорчики» и все прочее в коридорчике, как это водится у нас при укреплении властной вертикали. Так вот, рассказывают, что от копирайтеров агентства для начала потребовали придумать газете название. Сильный, значит, федеральный бренд создать. Причем требование такое: свежий, яркий, современный. Копирайтеры пришли к начальству с решением: а назовем газету «Вершки и корешки». Оформляют письмо, отправляют заказчику. Через три дня приходит ответ: «Вы что, издеваетесь?» Рассказывают эту историю обычно с серьезным выражением лица, заканчивают фразой: «Тоже не дураки сидят».

http://www.lenta.ru/columns/2013/05/06/ottenki/

Пять историй про контактность
Любовь черепах, фантазии медиа-аналитиков, девушки без белья

Линор Горалик

1.

...Вот, скажем, сценарист И. сообщает подругам, что у ее знакомых только что озверела черепашка, и ее пришлось усыпить. Ну, реально, озверела: загрызла своего мужского партнера. Причем дело, по всему судя, было в недостатке физической ласки. Подругам сценариста И., образованным женщинам среднего возраста, очень это все понятно, и они немедленно включают феминистский дискурс третьей волны. Сценарист И. спешит перебить подруг: оказывается, про смерть черепашки она узнала из разговора на политические темы, а вовсе не на темы вот этого вот всего. Оказывается, женские черепашки той породы, к которой относилась покойница, действительно в какой-то мере любят ушами. В смысле, для того, чтобы что-нибудь такое с ними проделать, доминантная мужская черепашка должна в процессе коитуса поглаживать им голову передними ластами. Имеет их, то есть, лапками в ушки. И от этого они расслабляются, впадают в доверчивость и готовы нести свой природный крест. То есть высунуть из-под панциря хвостик, под который доминантная черепашка исполняет свой долг. А в противном случае женская черепашка не высовывает хвостик — и увы. Но покойнице, отличавшейся, кстати, вполне смиренным характером, достался на старости лет (то есть в среднем женском возрасте) слегка травмированный партнер. Дети его сразу после покупки уронили за телевизор и долго стеснялись признаться в этом родителям, скажем прямо. Так вот, он очень хотел сделать свою подругу счастливой, но одновременно поглаживать ушки и нажаривать хвостик просто физически не мог, у него была такая дискоординация. Он ни в чем не был виноват, это исторически так сложилось. Поэтому сначала он полз к голове подруги и там поглаживал ей ушки. Подруга вполне себе расслаблялась и охотно высовывала хвостик, на все готовая. Тогда он бросался к обратный путь, к хвостику. Но поскольку дискоординация, особенно исторически сложившаяся, — беда вполне системного порядка, то к тому моменту, когда он доползал до хвостика, взгромождался, находил, чего надо найти и был готов проделать все, что долг ему велел проделать — хвостик успевал уже того, а подруга приходила в состояние фрустрации, граничащей с ненавистью. Но ведь он правда хотел все сделать, как надо! Он стремился! Ему просто исторически не повезло. И он шел на второй круг, то есть опять ковылял к голове, ласково имел подругу лапками в ушки, утешал, убеждал, что все будет хорошо, добивался народного доверия и уже мог бы раз — и вдуть под хвостик. Но до хвостика еще надо было добраться. Вопреки историческим травмам и пр. И он очень старался. Но увы, историю не перебьешь. И все кончилось вот этим вот самым. И теперь стоит у друзей сценариста И. дома пустая клетка, и только обрывки старых газет летают по ней, поднятые сквозняком. Несколько минут подруги сценариста И. молчат, потом начинается разговор про «надо ехать». Но поучительный момент, когда исторически обреченную доминантную черепашку им тоже немножко жалко, все-таки имеет место.

2.

...Вот, скажем, съемочная группа одного протестного издания собирается фотографировать бездомного перед зданием Госдумы и долго консультируется с ним по поводу выбора картонной таблички из его коллекции. Сперва перевешивает та, которая про сканирование мозга милицейскими мигалками, но у нее, к сожалению фонт с засечками.

3.

...Вот, скажем, медиа-аналитик Ф. и его подруга обсуждают сложности своей сексуальной жизни. Сложности выражаются в том, что у медиа-аналитика Ф. и его подруги не совпадают, по их выражению, «семантические пространства персональных предилекций»; иными словами, происходит то, про что нормальные люди сказали бы: «Хрен знает, чего он хочет, гребаный извращенец». Медиа-аналитик Ф. и его подруга — люди интеллигентные, они не идут тихонько самоудовлетворяться в ванной, а ищут способ поучаствовать в фантазиях друг друга. Ну, хоть как-то. Получается очень плохо. Подруга медиа-аналитика Ф. готова сдаться, медиа-аналитик Ф. обижается: она его не любит, она не хочет стараться, она, может быть, даже ханжа. Последнее оскорбление, конечно, для современной девушки невыносимо. Подруга медиа-аналитика Ф. взвивается и интересуется, что бы она должна была делать, если бы, скажем, в эротических фантазиях медиа-аналитика Ф. фигурировал коитус с лошадью. «Хотя бы поржать», — отвечает медиа-аналитик Ф. с каменным лицом.

4.

...Вот, скажем, представители состоявшейся интеллигенции яростно осуждают у кого-то на кухне очередной акт кладбищенского вандализма: ну, там, свастики на плитах, такое. Состоявшаяся интеллигенция все понимает про неравные возможности, пятое-десятое, но не понимает одного: что движет этими людьми? Нет, не ненависть же: для ненависти мало пылу. Кто-то говорит, что это акт разрушительного творчества: ну, как если бы мы нашли могилу человека по фамилии Горбатый и написали на ней: «Катя! Я исправился!» Тут происходит небольшой акт ментального единения интеллигенции с народом, в котором никто из представителей оной не готов, конечно, сознаться.

5.

…Вот, скажем, муж поэтессы Б. убеждает ее начать ходить без лифчика: и лето на дворе, и сама ты красавица, и вообще. Поэтесса Б. долго отговаривается, стесняется и мучается, но, наконец, соглашается в погожий день надеть маечку на голое тело и ради эксперимента сходить в супермаркет за продуктами. На углу супермаркета стоит сумасшедшая женщина в шляпе из целлофановых пакетиков на голове и громко, с руладами выпевает: «О, я сегодня без трусов! О, я сегодня без трусов!..» Поэтесса Б. бежит в супермаркет и покупает этой женщине батон, бутылку кока-колы, полкило сыра и полкило колбасы. Но внутренне вся ситуация до сих пор остается для нее сложной и неразрешимой.

http://lenta.ru/columns/2013/05/31/cherepaha/

Пять историй про каузальность
Злые тюлени, несчастные коты, эмигрирующие националисты

Линор Горалик

1.
...Вот, скажем, литератор Ш. в молодости, как водится, чем только не зарабатывал себе на хлеб — и присмотром за зверями в одном уездном зоопарке тоже зарабатывал. Ну, каким присмотром: чисткой клеток в основном. И с тех пор литератор Ш. говорит, что басенники не о тех зверях пишут; львы, там, шакалы — это все предсказуемо. А главный жизненный урок людям могут дать тюлени. Тюлени, по словам литератора Ш., очень, гады, злые. Агрессивные. И все время рвутся как следует отдубасить посетителей. То есть как рвутся — намереваются. Имеют интенцию посетителей поубивать. Встают торчком, ревут адским ревом и изо всех сил норовят шмякнуть посетителя по морде ластой. А потом второй ластой добавить. Очень коротенькой ластой. Совсем коротенькой. Не достающей до противника ни при каких обстоятельствах. То есть получается, что яростно торчащий тюлень с жутким ревом обшмякивает ластами самого себя. А посетители уездного зоопарка думают, что это тюлень им радуется. И аплодируют. То есть с точки зрения тюленя, шмякают, гады, ластами! В его адрес! Агрессоры такие. И поэтому жизнь тюленя — вечный бой с посетителями. Непрекращающаяся война с никогда не сдающимся, чудовищно превосходящим его численностью противником. От которого его, тюленя, спасают только решетка, ров и охранники. «Как у Путина с народом», — добавляет литератор Ш.; и его собеседники, хоть и видят в этой аналогии некоторую неточность, не готовы спорить с человеком, столькому научившимся у тюленей.

2.
...Вот, скажем, лингвист Л. часто говорит студентам, что решил посвятить себя изучению языков очень рано, в восемь лет. Конкретно — в тот момент, когда его папа споткнулся в темноте о пылесос.

3.
...Вот, скажем, русский националист Т., вполне себе еврей, собирается переезжать в Финляндию, потому что в России белому человеку не дают жить и так далее. Ну, как сейчас принято. С тремя детьми, женой и собакой. Очень хлопотно, короче. А тут еще у него начинает болеть рука. Правая, довольно сильно. Русскому националисту Т. ставят диагноз «ущемление диска», потом «остеохондроз», потом «мышечная киста», потом еще что-то. Все это красиво, но рука-то болит, двинуть невозможно, печатать невозможно, обнять на прощание товарищей по Белому братству невозможно. В ход идут таблетки, прогревания, мануальная терапия — нет, все плохо.

Еврейская бабушка русского националиста Т. в очередной раз — настойчивым мейлом — интересуется, когда он вместе с правнуками приедет наконец к ней в Израиль погостить. Русский националист Т. бабушку очень любит, но честно пишет, что, мол, милая старушка, реально, только тебя и не хватает, я перевожу семью в единственную страну, где пока еще вольно дышится белому человеку; дети пропускают школу, у собаки диатез, а вдобавок еще у меня болит рука — и тут ты, дорогая. На что бабушка русского националиста Т. немедленно сообщает ему, что как же руке-то не болеть? Он забыл Иерусалим. Забыл Иерусалим, собрался в какую-то Финляндию, а Иерусалим забыл. И теперь у него, как положено, отсыхает правая рука. И пусть он из этого сделает какие-нибудь выводы немедленно, пока она вообще не отвалилась. И с тех пор рука русского националиста Т. чувствует себя гораздо лучше, безотносительно качества финской медицины, потому что русский националист Т. каждый день перед сном 10 минут дисциплинированно думает о Иерусалиме. Старается, конечно, сосредотачиваться на православных сюжетах, но в голову нет-нет что-нибудь такое да пролезет. Но печатать уже может и даже собаку сам натирает emulsiovoide kutisevalle iholle два раза в день по три минуты.

4.
...Вот, скажем, предприниматель С., внезапно почувствовав зов родины, решает, напротив, получить израильское гражданство. И приходит в соответствующее учреждение, где у него просят миллиард бумажек, конечно. В том числе — бумажки про национальность мамы. Предприниматель С. приносит мамино свидетельство о рождении: мама — еврейка. Потом у него просят бумажки про национальность маминой мамы. Предприниматель С. приносит, что положено: мамина мама — еврейка. Заодно предусмотрительный предприниматель С. приносит бумажку про национальность мамы маминой мамы: ну, понятно, кто она. И тут у предпринимателя С. внезапно просят бумажку про национальность папы. Изумленный предприниматель С. спрашивает девушку в окошке, зачем оно государству Израиль, если государство Израиль устанавливает национальность граждан по национальности матери. Девушка говорит: ну, хорошо бы проверить. Ну, так, чтобы было. «Девушка, — говорит изумленный предприниматель С., — у вас в стране восемь миллионов граждан. Если у каждого папу проверять — вы же тысячу лет будете маяться». Тут девушка смотрит на предпринимателя С. поверх очков прекрасными темными глазами и нежно говорит: «Да? А вот мы тут у одного мальчика не проверили — так уже две тысячи лет маемся». И предприниматель С. даже чувствует себя немножко польщенным и поправляет белую рубашечку.

5.
...Вот, скажем, много любившая женщина Р. вернулась из отпуска опустошенной и теперь часто рассказывает подругам о вреде краткосрочных романов. Когда не так много любившие подруги ее не понимают, она рассказывает им притчу про кота. «Сидишь ты, — говорит, — в кафе, вокруг горы, ты в таком платье без спины, тут все хорошо, тут все хорошо (показывает руками, где все хорошо). И в этот момент к тебе подходит какой-то кот, несчастный-несчастный. Очень хочет кушать и поэтому несчастный. И ты даешь ему кусок своего омлета. И за сорок секунд кот этот омлет заглатывает — и опять приходит к тебе. Такой несчастный-несчастный, потому что у него омлет кончился. Так вот: теперь он такой несчастный исключительно по твоей вине».

http://lenta.ru/columns/2013/09/04/casual/

"Яростно торчащий тюлень" дарит мне самосвал хорошего настроения :D

Цитировать:

Забыл Иерусалим, собрался в какую-то Финляндию, а Иерусалим забыл. И теперь у него, как положено, отсыхает правая рука.

;D

Пять историй про ценности
Зомби-черепаха и священные пирожки
Линор Горалик

1.

...Вот, скажем, с продюсером П. случилась понятная трагическая история: была у ее детей черепашка, которая много спала, черепашку кормили огурчиками и морковочкой, ела черепашка без энтузиазма, но что-то все-таки ела, в солнечный день дети выносили ее поспать на травку; потом продюсер П. все-таки напряглась и тайком отнесла черепашку к ветеринару. Ну, короче, понятно, что черепашка уже полгода как умерла, а огурчики с морковочкой просто слегка усыхали на солнышке. Но дело не в этом, а в том, что можно представить себе, как продюсер П. парилась, готовясь преподнести детям эту тяжелую новость. Ну, пришла домой, черепашку принесла в коробочке на дне сумки, чтобы дети похоронили, попрощались, закрыли гештальт: «Дети, вот помните тетю Катю? Вот и все живое со временем...» — ну и так далее. Чуть не докатилась до обещаний рая, где черепахи — ну не знаю — варятся в теплом-теплом супе. И тут дети продюсера П. перебивают маму и спрашивают: «Мама! Она мертвая?» — «Да», — говорит продюсер П. подобающе-приглушенным голосом и раскрывает объятья, готовясь принять рыдающих детей. И тут младший как завопит: «Вася, я тебе говорил!» А старший как завопит: «Это ты, Петя, мне говорил?! Это я тебе говорил!» Короче, они полгода пытались научно доказать, что хорошо обеспеченный салатиком и морковочкой зомби человечины не требует и даже солнца не боится. Вели дневник наблюдений. «Давай, — говорят, — мама, ее сюда. Переходим ко второму этапу эксперимента».

2.

…Вот, скажем, журналист Щ. рассказывает, что в молодости хаживал к одной проститутке, которая никогда не брала денег с края стола, а только с середины. «На середину стола, — говорила, — положи, я возьму. А то примета есть — вся жизнь не так пойдет».

3.

...Вот, скажем, молодая талантливая преподавательница Н. из города Курска переезжает по специальной программе для молодых преподавателей жить и работать в США. Выигрывает конкурс, у нее есть собственные разработки про творческое развитие, в которых главная идея ― детское творчество должно быть прикладным. Ребенок должен видеть, как созданные им предметы приносят радость, пользу; осколки на полу, скандалы на тему «я тебе говорила, что это упадет», — ну, понятно. Живая жизнь предметов быта. И вот молодая талантливая преподавательница Н. попадает в довольно приличную школу штата Иллинойс, небольшую, но бодрую, и там ей поручают учить по этой самой инновационной системе шестилеток-семилеток. И вот на первом же занятии молодая талантливая преподавательница показывает детям настоящую глину, настоящую печь для обжига и другие восхитительные предметы и говорит, что сейчас они сделают для пап и мам пепельницы. Ну, пепельницы. Ну, пепельницы, в которые курят. Тут выясняется, что дети не очень понимают слово «пепельницы», потому что мамы и папы, прямо скажем, не курят. И в результате у молодой талантливой преподавательницы Н. начинается паника, потому что она вспоминает свой учебный план на полугодие. В каковом плане на каждом примерно втором занятии дети делают папе и маме пепельницу. То из папье-маше, то из полимерки, то из мозаики. Потому что пепельницу очень легко делать ― шмяк-шмяк, плоский блинчик, детали не важны. А кроме того, пепельница же не бывает лишней. Она же всегда в центре этой самой живой жизни предметов быта, будь этих пепельниц хоть миллион. Над ними рыдают, в них кладут выпавшие из стены гвозди, ими кидаются в кота, из них начинаются пожары. И тогда молодая талантливая преподавательница Н. понимает, что надо что-то придумывать, очень быстро причем. И ничего ей в голову не идет. Тарелки нельзя, они будут получаться кривыми, и протекать, и идти пузырями. Пепельнице пузыри к лицу, в этом есть какая-то экзистенциальная рифма, а с тарелками выйдет кошмар. И тогда она говорит детям в последней надежде, что они сами ей подскажут что-нибудь: «Дети! Угадайте же, что мы сегодня будем делать в подарок мамам и папам! Это такое небольшое... Такое плоское... В него можно что-нибудь положить... И в доме его нужно много-много штук...» И дети радостно кричат: подставка для мобильника! Подставка для мобильника! И они стали делать подставки для мобильника. В конце концов, почему бы современному человеку не кидать в кота подставкой для мобильника?

4.

...Вот, скажем, получается так, что между фотографом Т. и сводным сыном его брата разница в возрасте составляет не то восемь, не то девять лет. И фотографу Т. достается блаженная роль клевого дяди, с которым можно и про девочек, и про траву, и про то, что родители козлы, и даже выпить свои первые 50 грамм. Лучшая роль на свете. В один прекрасный день у фотографа Т. звонит телефон, и любимый племянник спрашивает, как дела. А потом говорит: «Дядя Т.! У нас тут сложилась небольшая оргия, и я сразу подумал о тебе...» И пока фотограф Т. в ужасе представляет себе, что он должен в этой ситуации сказать, а главное ― какими словами он должен отказаться, а главное — о боже мой и т. д. — любимый племянник спрашивает: «Хочешь, дядя Т., прийти нас пофотографировать?» И что-то как фотограф Т. ни вспомнит про этот звонок, так ему делается дурно, и что-то каждый раз по-разному.

5.

...Вот, скажем, кинокритик Г. в молодости торговал пирожками возле церкви. И когда кто-нибудь подходил и спрашивал, освященные ли пирожки, кинокритик Г. старался угадать, с кем имеет дело. Потому что одни говорили: «Давайте мне тогда шесть ваших освященных пирожков! Бог помощь!» А другие говорили: «Давайте мне тогда шесть ваших неосвященных пирожков! А то тут какой-то мракобес освященными торгует, не хочу его поддерживать!» И единственным, кто покупал пирожки, ни о чем не спрашивая, был батюшка из этой самой церкви. Потому что был глубоко верующим человеком.

http://lenta.ru/columns/2013/10/02/cennosti/

Пять историй про предположения
Что делать, если тебя любит Родина
Линор Горалик

1.
...Вот, скажем, литератор Г. рассказывает друзьям, что каким-то волшебным образом оказался среди тех россиян, которым выпало счастье нести олимпийский огонь. И друзья, конечно, говорят ему, что это очень здорово, once in a lifetime, и вообще, нечего стыдиться, что Родина тебя любит — мало ли, кто кого любит, ты же не отвечаешь за чужие эмоции, мужик. Литератор Г. говорит, что с этой любовью он уже смирился, беспокоит-то его теперь другое: а ну как человека, принесшего людям олимпийский огонь, каждый день начнет посещать олимпийский орел и выклевывать ему печень? Друзья литератора Г., конечно, тихонько думают, что если орел сам себе не враг, он к этой печени даже и подступиться не рискнет, но вслух принимаются литератора Г. утешать. Спрашивают, в частности, какой именно олимпийский орел должен к нему прилетать — наш, российский, или их, исконно-классический? Потому что если наш, то и бояться нечего: заблудится, взорвется, упадет в море, промахнется мимо печени, забудет адрес, потеряет номер заказа. Словом, все обойдется.

2.
...Вот, скажем, будущий предприниматель Д. в детстве был очень плохо социализированным ребенком. Математического склада ребенком, непростым. И у него была собака, большая такая помесь дворняги с овчаркой, очень умная. И будущий предприниматель Д. дружил в основном с ней. Ну, как дружил? Так, как дружат мальчики математического склада: учил ее быть хорошей, послушной собакой. Удовлетворительной. Приносить там всякое, уносить, сидеть, лежать. Лазить по деревьям. Он очень изолированно жил, будущий предприниматель Д., и не знал, что собаки не лазят по деревьям. И научил собаку довольно бодро залезать на дерево, на высоту второго этажа, и подавать ему палку, брошенную с балкона. И уже даже договорился с соседом, живущим на третьем этаже, что продолжит учить собаку достигать новых высот. У соседа, однако, обнаружилась маленькая дочка, тоже достаточно одаренный ребенок, но совсем в другом плане: она его социализировала буквально в два счета. И он, среди прочего, узнал, что у других детей собаки по деревьям не лазят. И что вообще собаки по деревьям не лазят. И сейчас иногда очень жалеет, что жизнь его тогда так резко переменилась под влиянием этой талантливой девочки и что с тех пор он теперь так хорошо социализирован. Социализация — дело хлопотное, а собака была очень способная, многообещающая.

3. …Вот, скажем, молодая мать Ш. собирается отправлять ребенка в детский сад ― и придумывает, как ей кажется, отличный трюк: на всех его вещах рисует несмываемым фломастером кружочек. К вечеру первого дня выясняется, что этот трюк придумали все, что фломастер не такой уж несмываемый, что посмотрите, папаша, это не ваш пенал с кружочком, а наш с точечкой ― и так далее. Молодая мать Ш. на следующий день рисует птичку; вечером начинается спор о том, что это вовсе не птичка, а рыбка, папа девочки Ани сам ее рисовал с натуры, вот посмотрите ― у нее зубы, так что это наше полотенечко, а не ваше. Тогда на следующий день молодая мать Ш. смывает со всех вещей ацетоном выцветшие остатки кружочков, птичек и прочих глупостей и вместо них рисует на кофточке, бутылочке, формочках и коробочках убедительный православный крест. И больше никаких покушений, ничего.

4.
...Вот, скажем, менеджер П., мечтая быстро что-нибудь перехватить на бегу между двумя встречами, вдруг видит «Макдоналдс». Менеджер П. — правильно питающаяся молодая дама, она не ела в «Макдоналдсе» лет сто, со времен раннего студенчества, но запах же. И окошко быстрой выдачи прямо на улице. И вот менеджер П. замирает возле вывешенного у окошка меню и ностальгически его изучает. Время идет, многое изменилось, какой-то «греческий ролл» появился, мы уже не те, вот это все. И вдруг у нее за спиной кто-то спрашивает: «Девушка, можно я вас покормлю?» И в ответ на ее растерянный взгляд приятный человек небогатого вида говорит, что все понимает, что иногда и у него денег нет, что он же видит, какая она голодная, не надо стесняться. И менеджер П. говорит: «Огромное вам спасибо, купите мне, пожалуйста». И этот человек покупает ей чизбургер и колу и говорит, что времена переменятся, все станет хорошо, он нашел работу — и она найдет. И до самого офиса менеджер П. несет с собой этот чизбургер, не может выбросить. Ну, потом выбрасывает, конечно.

5. ...Вот, скажем, филолог Т. перехватывает на детской площадке своего сына и его подружку Лизу, распаренных беготней, и предлагает им передохнуть, попить водички, остыть и оправить одежду, тем более что Лиза вышла гулять в таком нарядном платье, а теперь вся помятая. Выясняется, что Лиза помятая из-за того, что они с сыном филолога Т. играли в свою любимую игру ― в доктора. Филолог Т. вовсе не ханжа, но начинает волноваться: может, надо с детьми поговорить, то-се, пятое-десятое, убедиться, что все происходит по-человечески, что нет в этом ничьего грязного влияния, ну и вообще. И он спрашивает своего сына и девочку Лизу, во что еще они играют. Играют они, оказывается, в Angry Birds, в города ― ну и в доктора. Филолог Т. говорит, что Angry Birds у него в детстве не было, «города» он очень любил, а вот в доктора как-то не довелось. В доктора ― это как? Ну и оказывается, что девочка Лиза ложится на спину на скамеечке, а мальчик Т. садится у нее за спиной, и девочка Лиза говорит: «Бла-бла бла-бла-бла бла-бла-бла, бла бла бла бла-бла-бла-бла», а мальчик Т. у нее за спиной говорит: «Ага... Ага...» — и чиркает в альбоме, а потом мальчик Т. говорит, что время кончилось, а девочка Лиза говорит «спасибо» и платит ему рубль.
http://lenta.ru/columns/2013/11/12/prepdolozhenia/

Пять историй про упущения
Чертик из шпионской семьи и вредители яблонь

1.
...Вот, скажем, зубной техник Н. в середине девяностых выдрессировал свою собаку так, что, когда он шел в районный магазинчик за хлебом и кефиром, собака шла рядом и несла в зубах пустую хозяйственную сумку. Это всех умиляло, а зубному технику Н. было приятно. Потом он научил собаку осторожно нести сумку с хлебом и кефиром обратно домой, а сам шел рядом со свободными руками. Потом он смекнул, что можно просто класть в сумку десять рублей, сумку давать собаке, и девочки в магазине, всегда восхищавшиеся умным песиком, будут брать из сумки эти десять рублей и класть в сумку половинку нарезанного хлеба «Берегиня», трехпроцентный кефир и сдачу. Это сработало, и вся система доставляла участникам огромное удовольствие. Пока зубной техник Н. не обнаружил, что в сдаче каждый раз не хватает семидесяти копеек. Он тайком проследил за девочками в магазинчике: нет, они ссыпали собаке в сумку всю положенную сдачу до копеечки. Он раз за разом шел следом за собакой, но так и не понял, куда каждый раз девались эти семьдесят копеек, и почему семьдесят копеек, и вообще что это все такое. Но еще больше, чем любопытство, зубного техника Н. мучила горькая обида. Потому что если бы собака сказала, что ей нужны деньги, — он бы дал, не задумываясь и ни о чем не спрашивая. Потому что друг. А так вся ситуация оказывалась болезненной и унизительной для него. Так что когда начался кризис 1998 года, он ничего собаке не сказал.

2.
...Вот, скажем, школьная учительница Р., женщина патриотических взглядов, часто рассказывает, что должна была, по мнению своего дедушки, стать совсем не школьным учителем, а выдающейся советской шпионкой (дедушка и сам был непрост). Поэтому дедушка тренировал и готовил маленькую Р. к служению Родине буквально с пеленок. Учил запоминать всю информацию о всех знакомых людях, бесшумно ходить по скрипящему паркету, переводить «Трех мушкетеров» азбукой Морзе и довольно бегло болтать на немецком, который дедушка, в силу обстоятельств, неплохо знал. И среди прочего дедушка учил маленькую Р. собирать автомат Калашникова. То есть дедушка в любом часу ночи вынимал из кроватки семилетнюю Р., ставил ее, босую, в пижамке с поросятами, на ковер, и она за шесть секунд должна была надеть трофейный противогаз, а еще за сорок семь — разобрать и собрать «калаш». И маленькая Р., уже тогда имевшая довольно патриотические взгляды, выдерживала эту жесткую подготовку, потому что понимала, что стране нужны герои. В остальном же она была обычной маленькой девочкой — такой же, как все маленькие девочки. Верившей, например, в Деда Мороза и очень ждавшей его прихода в новогоднюю ночь. Дед Мороз (то есть старый дедушкин друг, ветеран разведки дядя Женя) пришел, и все дети, наряженные зайчиками, снежинками и мушкетерами, ломанулись показывать Деду Морозу свои таланты. И маленькая Р. в придуманном дедом костюме чертика (черные колготки, черный гимнастический купальник, каракулевый хвост и поролоновые рожки) тоже ломанулась. И вот один мальчик на фоне ковра прочитал стишок про зимушку-красавицу и получил мешочек конфет, другой мальчик прочитал стишок про мороза-красного носа — получил мешочек конфет, потом девочка какая-то что-то снежиночье станцевала, потом опять мальчик со стишком... Ну, и у маленькой Р. тоже был заготовлен стишок, но она чувствовала, что стишок — это дешево и массово и вообще недостойно великой будущей шпионки. И вот посреди чьего-то очередного чинного стишка в комнату вдруг врывается крошечное существо, затянутое в черное. С хвостом. И в трофейном противогазе. И в абсолютной тишине собирает и разбирает автомат Калашникова за сорок семь секунд. А потом наставляет его на дядю Женю. И на этом месте дядя Женя, человек, прошедший всю войну, герой, удостоенный многих орденов и медалей за некоторые не подлежащие разглашению подвиги, как-то так вздрогнул, что повзрослевшая школьная учительница Р. до сих пор вспоминает эту сцену с неловкостью и раскаянием. И говорит, что никогда не простит происшедшего своим родителям. Потому что кем же это надо быть, чтобы невинного ребенка наряжать нечистью, врагом рода человеческого.

3.
...Вот, скажем, экономист К., немолодой, но женившийся молодым и даже юным, был вынужден съехаться с родителями невесты, совершенно ему чуждыми людьми. По молодости юный экономист К. с наслаждением культивировал свою неприязнь к тестю и теще. Среди прочих грехов он приписывал теще неумение готовить. В двух шагах от нового жилища располагалась студенческая столовка. В этой столовке юный экономист К. демонстративно питался, тем самым показывая, что столовская еда очень даже вкусна и полезна, не то что домашние пережаренные котлеты. Теща же, женщина добрая и сердобольная, любила зятя отраженной любовью и была ему благодарна за счастье дочери. Поэтому она готовила еду и потихоньку носила в столовую, где юному экономисту К. эту еду продавали. То есть ежедневно на прилавок ставили пятьдесят пожаренных тещей домашних котлеток с яйцом, кастрюлю пюре с грибочками, три подноса капустного салата с огурчиками, поднос шоколадного печенья, — ну, что там еще юный экономист К. особенно любил. Словом, теща каждый день кормила полсотни человек. Пока юный экономист К. не начал в очередной раз рассказывать своей юной жене о том, как он хорошо и дешево пообедал. Юная жена вышла из себя и нарушила данную маме клятву: ты эгоист! Ты слепой! У тебя сердца нет! А ты знаешь, что мама ради тебя... Тогда юный экономист К. пошел в столовую, где еще оставались восемнадцать котлеток с яйцом, четыре порции пюре, девять капустных салатиков и три овсяных печеньки. И все это купил и съел. И, конечно, перестал в этот день быть юным экономистом К., а стал просто экономистом К., потому что многое понял. Но домашние котлетки с яйцом стали с этого момента вызывать у него отвращение. Как и пюре с грибочками, капустный салат с огурчиками и шоколадное печенье. Но он, будучи взрослым человеком, не признался в этом тещи до конца ее мирных, полных ласковыми заботами дней.

4.
...Вот, скажем, травматолог У. признается, что впервые почувствовал себя пожилым человеком, когда произнес фразу: «Весь вечер пытались собраться посмотреть порнографию».

5.
...Вот, скажем, веб-предприниматель Д., достигший к сорока годам больших материальных успехов, внезапно осознает, что живет ненастоящей жизнью. По крайней мере, так он выражается, когда объясняет, что работает по 15 часов в сутки, что жен много, а радости никакой, что город — серая коробка чужих людей, что последний раз он читал книжку в 1994 году, и это был «Отец Горио». И что теперь он хочет жить настоящей жизнью. На этом месте все думают, что теперь веб-предприниматель Д. улетит в Таиланд или отправится в модное пешее паломничество на Афон. Но вместо этого веб-предприниматель Д. покупает не очень модный домик в Подмосковье с прилегающим к нему довольно обширным яблоневым садом. И представляет себе, что заживет теперь настоящей жизнью и будет таким себе русским купцом: торговать с пафосными московскими лавками собственноручно выращенной дичкой, заниматься йогой в русской бане, вечерами беседовать с соседями на завалинке, дышать чистым самогоном, вот это вот все. Покупает компостер, собственноручную тяпку и узбекского садовника, а также сторожевую собаку и ружье. И даже ремонтирует овин, чтобы завести каких-нибудь овечек. Но в первую неделю после переезда к нему приходят грабители, обрывают многие яблони, на других вырезают ножами неприличное слово, под третьи мочатся. А на вторую ночь грабители крадут из бани две пары валенок ручной работы и наследственную позолоченную сахарницу мейсенского фарфора. И разговоры с соседями на завалинке из-за этого не получаются, потому что у соседей откуда-то появляются валенки с лейблами Larissa Margossian, но не спрашивать же — может, они их тоже в «Подиуме» купили. А на третью ночь грабители крадут у сторожевой собаки ошейник с GPS-чипом, и слава богу еще, что эта дура все равно никуда не идет, только радостно скачет под яблонями и лает на белок. И все это так обидно и грустно, что ни одну асану не удается удержать, и даже обещанный запах свежескошенного самогона не создает у веб-предпринимателя Д. вымечтанного ощущения настоящей жизни. Он забрасывает свой заброшенный яблоневый сад, берет ружье, садится с ним на крыльцо и решает ждать грабителей. И каждый день ждет. А узбекский садовник впадает в депрессию от невостребованности, строит себе в саду шалаш из пары-тройки яблонек и там лежит, никуда не идет. А в яблонях заводятся червячки, на червячков прилетают дятлы и продалбливают в яблонях дупла.

Приходит осень, белки начинают складывать в эти дупла орехи, сторожевая собака яростно пытается ловить белок на лету, застревает задней лапой в сплетениях шалаша и ломает ее. Садовник везет дурную эту собаку за сорок миль к приятной ветеринарше, влюбляется и немного взбадривается. Распуганные собакой дятлы прилетают опять и додалбливают несколько яблонь до падения; в пнях заводятся кроты; хромая, но бойкая собака пытается ловить кротов и жрать на бегу, кроты шустры и юрки, собака занозит себе морду, узбекский садовник снова везет ее за сорок миль к приятной ветеринарше, объясняется, женится, селится с ветеринаршей в пустующем овине, наступает зима, кроты наряжают елочку, белки вспомогают приятной ветеринарше при родах, восходит звезда, яблони искрятся ледяною синевой, и все это время бывший веб-предприниматель Д. сидит на крыльце с ружьем и ждет грабителей, пока настоящая жизнь бешено скачет мимо, прекрасная, как конь блед.

(с) Линор Горалик
Отсюда: http://lenta.ru/columns/2014/02/03/lapses/

Колонка Линор Горалик «Пять историй про», которую мы любили читать на Lenta.ru, переезжает на COLTA.RU. Еще пять историй — в следующий вторник.

...Вот, скажем, менеджер П., подрастаючи, довольно часто разговаривала во сне — причем говорила какие-то неожиданно крамольные вещи. Один раз села в кроватке и пробормотала: «Вытребки... Вытребки... А, это по-английски Кремль так называется». Потом обратно заснула, что отдельно напугало ее честных советских родителей: мол, это еще не все, наше выступление не окончено, оставайтесь с нами. Тем более что семья только недавно переехала по работе в совсем маленький город, все люди на виду. Родители посоветовались с соседями и решили сводить ребенка к бабке. Привели, объяснили. Бабка такая, не забалуешь: глаз хищный, на голове платок, на шее какой-то пучок сорняков, все как положено. Сразу спросила: «А что говорит?» Мама нашлась: «Придет серенький волчок, меня схватит за бочок». Бабка поставила будущего менеджера П. бочком к раскрытому окошку, покатала у нее по макушке куриное яйцо, пошептала этому яйцу чего-то, а потом дала будущему менеджеру П. в руки и говорит: повернись налево и через левое плечо кидай. С «лево» и «право» у будущего менеджера П. были проблемы. И поэтому она отлично попала намоленным яйцом в портрет Андропова Ю.В. И тут родители сунули бабке в руки пятнадцать рублей и быстро девочку увели. А на следующий день отца будущего менеджера П. вызвали в партком предприятия. Тот думает: вот гады соседи, сами идти к бабке посоветовали и сами же в партком донесли про наше мракобесие, несовместимое с гордым званием советского человека. Приходит отец в партком, короче, открывает дверь в кабинет — сидит эта самая бабка, вместо платочка на голове блошиный домик, вместо сорняков бусы, и вообще — клипсы, пиджак, вот это вот всё. И отчитывает отца за то, что в семье растет ребенок, склонный к антисоветскому хулиганству. Выносит предупреждение, обещает взять под личный контроль. И отец будущего менеджера П. выходит из парткома на совершенно ватных ногах. И только потом выясняется, что — а что? Да, Людмила Васильна у нас широкого профиля специалист, и гадает, и жениха может приворожить, и по работе очень помогает, если специальную свечку у нее купить и три раза вокруг рабочего стола обнести.

…Вот, скажем, окулист К., собравшись уезжать на ПМЖ, приходит по этому поводу советоваться в израильское консульство. Там ему рассказывают, в каком порядке какие бумаги оформлять, а также объясняют, в какие сроки что делается. В частности, обещают, что апостиль можно сделать за 31 день, справку о несудимости — еще за 6 дней, а что-то там в консульстве подписать — еще за 3. Но это очень короткие сроки, то есть — если повезет. То есть если апостиль уложится в 31 день, это даже стоит отпраздновать, говорит окулисту К. бойкая консульская дама. И несудимость за 6 дней стоит отпраздновать, а уж если у нас справятся за 3 дня... Словом, три праздника за 40 дней. И тут окулист К. понимает, что это же 3 дня, 9 дней, 40 дней. Но только в обратном порядке. И понимает, что это как-то связано с направлением движения. И мысль эта, лично для него вполне жизнеутверждающая, очень его все-таки огорчает.

…Вот, скажем, социально активный литератор Т., устав от того, что любая попытка просвещенной дискуссии с массами непременно кончается либо педофилами, либо Гитлером, разработал два полезных аргумента: «Гитлер хоть детей не насиловал!» и «Зато педофилы евреев не сжигали!». И с тех пор эти два аргумента прекрасно работают на литератора Т., потому что в такой ситуации любой оппонент растеряется: скажешь гостю, что у него из кармана серебряная ложечка торчит, а гость тебе с гордостью отвечает, что у него еще и бронзовые подсвечники в гульфике лежат.

…Вот, скажем, на церемонию закладки некоторого энергетического комплекса приезжают важные люди из центра — скажем, один замминистра и один крупный собственник (и да, это два разных человека). А у энергетиков, как известно, есть традиция: при закладке бросать в еще не застывший цемент часы — чтобы «стояло на века». Ну, про это есть много шуток: обычно или пари держат, кто расстанется с часами, или в складчину покупают будильник, или со стола у начальника воруют, потом веселятся. А тут, значит, позвали важных людей, и кто-то им про это рассказал — про обычай часы бросать в цемент. И показали часы — специально купили какие-то приличные, настольные, в металлическом корпусе. И вот идет церемония, наступает положенный момент, льют цемент, старший подрядчик кидает часы, все аплодируют. И тут замминистра хорошо подготовленным жестом снимает явно заранее расстегнутый роскошный хронограф — и шмяк в цемент. И смотрит на собственника. Тут собственник спокойно снимает с руки не менее роскошный хронограф — и в цемент. Все стоят, никто не дышит. Старший подрядчик открывает рот, надеясь перевести все к хлебу-соли, и тут замминистра достает из кармана золотую ручку — и в цемент. И смотрит на собственника. Тогда собственник вынимает из заднего кармана пачку нала на золотом зажиме. Все: «А-а-а...» Но нет, он только зажим с пачки снимает — и зажим, значит, шмяк в цемент. И смотрит на замминистра. И тут замминистра оборачивается к своему референту и говорит: «Петя, давай». И вдруг какая-то девушка из свиты начинает кричать: «Нет! Нет! Петя! Нет!» И все уже готовы кричать: «Нет, нет, Петя! Нет! Не прыгай в цемент!» И Петя белеет и трясется. А замминистра смотрит на него ледяными глазами. А Петя стоит. И тут замминистра говорит: «Б****, Петя, да кидай давай часы, я тебе этого говна три пары куплю!» Ну, дальше уже хлеб-соль, конечно.

...Вот, скажем, мальчик Ф., сын либеральных журналистов, узнает в садике от девочки Д., что его родителей скоро арестуют и посадят в тюрьму, потому что они против России. Мальчик Ф. наливается ужасом, а потом выпаливает: «Я тогда тоже против России!» Дальше начинаются толкание друг друга попой в снег, отрывание помпонов у шапок, вопли воспитателей и т.д. И вечером мальчик Ф. с болью рассказывает про инцидент родителям. Родители неимоверно тронуты и вообще, но очень, конечно, за мальчика беспокоятся. И спрашивают (кстати): «Заинька, а что значит “против России”?» И выясняется, что соседи из дома через дорогу повывешивали на балконах, как это нынче водится, российские флаги. И теперь мальчик Ф. и его родители живут против России.

(с) Линор Горалик
Отсюда: http://www.colta.ru/articles/specials/2718

Линор Горалик: пять историй о проекциях
ОН ВСЕ-ТАКИ ЧЕЛОВЕК, У НЕГО ВСЕ-ТАКИ ЕСТЬ ПРАВА, И ОДНО ИЗ ЭТИХ ПРАВ — НЕ ЧИТАТЬ НЕДЕЛЮ РОССИЙСКИХ НОВОСТЕЙ

..Вот, скажем, удивительная женщина Ш. очень боялась момента, когда ее дочке Катеньке придется идти в израильскую армию. И поэтому, когда почта принесла Катеньке повестку, удивительная женщина Ш. ничего Катеньке не сказала, а вместо этого сама пошла в военкомат. Нашла там офицера, к которому должна была явиться Катенька, и сказала, что Катенька не может идти в армию: она наркоманка. Офицер сказал, что это очень странно, потому что в Катенькиных документах фигурировали отличная учеба, волонтерская работа, выступления в школьном театре и сборная города по плаванию. Удивительная женщина Ш. сказала, что, наоборот, все очень логично: Катенька с утра до ночи нюхает кокаин, а иначе бедная девочка вообще бы ничего не успевала, как он себе, интересно, это представляет — такие нагрузки в восемнадцать лет? Тогда офицер поинтересовался, не кажется ли Катенькиной маме, что Катеньке нужна помощь. Удивительная женщина Ш. очень обиделась и сказала, что Катенька получает всю необходимую помощь. Офицер осторожно поинтересовался, какую именно. «Мою, — сказала удивительная женщина Ш. — Она получает мою помощь. Я покупаю ей весь этот кокаин». Тут офицер наконец растерялся. «Ну если ребенку надо!» — с достоинством сказала удивительная женщина Ш. Позже Катенька очень просила отправить ее на дальнюю границу в боевые части, но просьба ее удовлетворена не была: тот же офицер счел, что за Катенькиной мамой кто-то должен присматривать, и других желающих не нашлось.
...Вот, скажем, после введения недавнего закона алгоритмисты Ш. и Щ. решают отучиться от неприличных выражений. С утра приносят на работу литровую банку, кладут в нее все оставшиеся до зарплаты деньги (реально) и решают, что если кто за день не сказал ни единого плохого слова — вечером вынимает из банки 1000. И вот приходит время ланча. И алгоритмисты Ш. и Щ. в этот момент понимают, чем их план был нехорош. А тут стоит эта банка, прозрачная, полная денег, ненавистная такая, и невозможно на нее смотреть без какого-нибудь ласкового слова. И завтра тоже. И уж тем более послезавтра.
...Вот, скажем, история, посвященная прекрасному режиссеру Т. Режиссер Т. и русский писатель Ц. решают вместе работать над комическим сериалом. Быстро придумывают концепцию, быстро проговаривают структуру, быстро набрасывают предварительный кастинг и, довольные, расходятся, решив, что теперь русский писатель Ц. пришлет режиссеру Т. синопсис первой серии этого комического сериала. Русский писатель присылает: муж изменяет жене, жена ворует деньги у начальства, начальство сидит под столом и плачет, ребенок душит черепашку и дарит ее, задушенную, другому ребенку, но что она мертвая — не говорит. Смешной синопсис, веселый. Вежливый режиссер Т. пишет русскому писателю Ц. вежливый ответ, в котором вежливо говорит, что муж — скотина, жена — сука, начальство — тряпка, ребенок — монстр, и задает важный технический вопрос: «Дорогой Ц., кого мы будем любить? В каждой серии должен быть кто-то, кого мы будем любить. Кого из этих людей мы предлагаем любить? Кого?» Русский писатель Ц. предлагает любить черепашку, ее легко любить, она мертвая. Вежливый режиссер Т. вежливо просит сделать вторую попытку. Русский писатель Ц. присылает второй синопсис комической первой серии: муж покупает ребенку черепашку, но не отдает, ребенок за это бьет его ногами, жена лежит в клинической депрессии, соседка ходит к ней и рассказывает, что муж ее — скотина, ребенок — монстр, а сама она — тряпка. Рассказывает смешно, с гэгами. Вежливый режиссер Т. еще раз вежливо объясняет, что зрителю надо кого-то любить. Ну хоть кого-то. Ну хоть кого-то зрителю надо любить в этом адском гиньоле. Ну пожалуйста. Тогда русский писатель Ц. создает третий синопсис, в центре которого — тот факт, что ребенок боится черепашки, а мама с папой бегают за ним по квартире, трясут черепашкой и кричат: «Укусит! Укусит!» Смешно же, срыв шаблона. Вежливый режиссер Т. обходится на этот раз без лишних объяснений, он просто пишет большими буквами: «ЛЮБИТЬ КОГО????» И на этом работа над комическим сериалом, к сожалению, заканчивается, хотя режиссер Т. и русский писатель Ц. обещают друг другу, что когда-нибудь они обязательно попробуют еще раз. Может, когда зритель окончательно ожесточится и потеряет всякую потребность любить. И все это время русский писатель с тоскою думает: «Меня! Меня! Давайте мы все, все поголовно, будем любить меня!» Но сказать это вслух, конечно, стесняется.
...Вот, скажем, журналист У. решает, что он все-таки человек, у него все-таки есть права и одно из этих прав — не читать неделю российских новостей. Ну вот не читать, не читать, не читать. Тем более что у журналиста У. как раз случается отпуск, он уезжает с молодой женой в Верону — и в первый же день чувствует себя абсолютно, совершенно счастливым. И во второй в целом довольным. Но уже на третий день ему делается как-то нехорошо. К вечеру третьего дня он уже прямо заболевает, мается, то отбросит планшет, то притянет к себе робкою рукой. И непонятно даже, почему ему так плохо: должно же быть наоборот? Но журналист У. держится, потому что он человек, у него есть права и молодая жена, очень любимая, тоже есть, вот они догуливают пешком по этому волшебному городу до маленького ресторанчика, балкон, воздух, закат, морепродукты, и совершенно непонятно, почему у молодой жены такое растерянное лицо. Она говорит, что — да, он угадал, ее что-то мучает, но она и сама не понимает — что. И вдруг говорит: «Поняла, поняла! Я же оставила дома ключи от машины! То-то я чувствую — у меня не болит попа. Они же обычно лежат в заднем кармане, я на них сижу, и у меня болит попа. А тут не болит, и я прямо чувствую — что-то мне нехорошо». И тогда журналист У. открывает планшет и принимается взахлеб читать российские новости, подряд, за все три пропущенных дня. Ну да.
…Вот, скажем, в компании литератора З. речь заходит о том, как в детстве некоторые боялись актера Караченцова. Как покажут по телевизору актера Караченцова — так некоторые залезали под кухонный стол и там сидели, пока не начнется «Клуб кинопутешествий». А другие, оказывается, боялись певицы Пугачевой. Хотя она была тогда совсем еще... ну, другой. И говорили, что у них болит живот, надо пойти в кроватку полежать. И тут человек, вхожий в определенные круги, вдруг рассказывает, что один видный кремлевский деятель нынешних дней в детстве ужасно боялся д'Артаньяна и трех мушкетеров. Не актеров по отдельности, а именно этих четверых скопом. И вот соберется семья у телевизора, начнут показывать д'Артаньяна — а его, бедного, прямо тошнит от ужаса. Но папа будущего кремлевского деятеля, сам тот еще деятель, был устроен так, что о бегстве под стол даже думать не приходилось. А тут эти четверо — бабах! — с грохотом скрещивают шпаги и рявкают: «Один за всех и все за одного!» И будущий кремлевский деятель, бедняжка, дрожит мелкой дрожью — но сидит. И только жалобно спрашивает маму: «Мама, мама, зачем они это делают?» А мама смотрит в телевизор и говорит: «Им за это деньги платят».

http://www.colta.ru/articles/specials/3070

Класс!  :D

Пять историй о наследовании

...Вот, скажем, переводчик Г. нашел прекрасный способ решать проблемы своих детей. Вернее, добиваться от своих детей того, чтобы они сами решали свои проблемы. В ответ на любое нытье с попытками переложить дела на отца переводчик Г. стал задумчиво говорить: «Почему я, взрослый человек, должен собирать “Лего”, разбросанное по всей комнате?», «Почему я, взрослый человек, должен лезть под ванну за сливой?», «Почему я, взрослый человек, должен в четвертый раз смотреть “Вверх”?» (тут отдельная проблема с тем, что переводчик Г. боится фильма «Вверх», он про смерть и одиночество, но почему он, взрослый человек, должен объяснять это каким-то козявкам?). И вот за пару месяцев применения такой стратегии дети, к радости переводчика Г., не просто стали меньше к нему приставать, а превратились, по его мнению, в гораздо более самостоятельных людей: «Лего» сами упихивают в мешок с органическим рисом, что закатилось под ванну — то там и лежит, приятно пахнет, «Вверх» сами ставят, сами вынимают. И переводчик Г. всем эту систему очень рекомендует. А потом однажды заходит в ванную — а там в пустой ванне сидит его семилетний сын П., закрыв глаза, и бормочет: «Почему я, взрослый человек, должен обо всем этом думать? Ну почему я, взрослый человек, должен обо всем этом думать?» Но что уж теперь-то.

...Вот, скажем, литератор О. взял себе привычку каждый раз, когда при нем начинают вести патриотические разговоры о Врагах России, ласково спрашивать собеседника, не встает ли у того комом в горле торт «Наполеон».

…Вот, скажем, актер Д. обнаруживает на задворках провинциального англоязычного городка секс-шоп Indira. И решает, что это, конечно, должно быть такое специальное место для девочек с daddy issues. Ходит мимо него три дня и все думает: надо привезти что-нибудь жене. Надо привезти что-нибудь жене. Привезти и сказать: «Вот, знаешь, мне тут попался секс-шоп Indira, и я подумал...» Раньше он никогда в секс-шопы не заходил, он вообще довольно целомудренный человек, но тут в нем прямо играет бес злобной шутки, невозможно удержаться. И он решается вечером последнего своего дня в этом маленьком городке, заходит. Там, понятно, интеллигентная, доброжелательная девочка в очках, с синими пирсингованными бровками деликатно его расспрашивает, и он говорит — ну, daddy issues. И девочка говорит: oh, this is so normal, it's such a basic human problem, тут совершенно нечего стесняться и вообще секс-шоп — та же психотерапия, он молодец, что пришел. И актер Д. даже немножко успокаивается и расслабляется. А девочка говорит, что сейчас они вместе непременно что-нибудь придумают и подберут. Только сначала нужно лучше понять проблему, so, please, tell me a bit more about your daddy. И потом ночью актер Д. почему-то долго плачет, не может заснуть.

...Вот, скажем, израильский полицейский К. останавливает на дороге явно превышающего скорость пианиста Ш. Пианист Ш. все понимает, но слезть со скутера не может: к его спине примотана монтажной лентой гигантская человекообразная плюшевая собака, а к спине собаки примотан десятикилограммовый пакет апельсинов, который, в свою очередь, для сохранности примотан к сиденью скутера. Пианист Ш. начинает извиняться и просит быстренько выписать ему штраф, а потом отпустить — он едет на день рождения к дочери, везет подарок и сырье для соковыжималки. Израильский полицейский К. говорит, что тоже все понимает и у него своих трое, но правила есть правила: пока человек не слезет со скутера, он не может выписывать штраф, а то вдруг этот человек как рванет... Пианист Ш. объясняет, что он не рванет, ему это невыгодно, он едет на день рождения к дочери, вот подарок, вот апельсины, он опаздывает, ему голову проедят, он просто хочет получить штраф и медленно-медленно ехать дальше. Израильский полицейский К. говорит, что ему тоже голову проедят, он опаздывает на похороны и очень хочет просто выписать штраф и тихо ползти в направлении кладбища, но пока человек не сойдет со скутера, этот план невыполним. Сейчас мы порежем монтажную ленту, пианист Ш. слезет со скутера, и мы все спокойно сделаем — тем более что начать день рождения можно и без апельсинов, а подарок никуда не убежит. Тогда пианист Ш. предлагает израильскому полицейскому К. «маленький рефрейминг»: вот гигантская человекообразная плюшевая собака, она едет на день рождения к дочери, везет стейк и апельсины. Нельзя начать день рождения без стейка, гигантская дочь гигантской человекообразной плюшевой собаки сидит там голодная вместе со всеми своими гигантскими маленькими гостями, ждет свой стейк — то есть его, пианиста Ш. Без апельсинов еще как-то, но неужели израильский полицейский К. позволит гигантским человекообразным плюшевым щеночкам сидеть голодными? Израильский полицейский К. уже сдался, он уже выписывает штраф, и от благодарности пианист Ш. чувствует себя обязанным поддержать разговор, он спрашивает, кого израильский полицейский К. собирается отправить сегодня в последний путь. «Явно не того человека», — бурчит израильский полицейский К., а пианист Ш. сочувственно говорит: «Ну ладно, не надо так. Не всю же жизнь вы будете полицейским. Может, вы еще учиться пойдете, может, вас когда-нибудь в должности повысят...» Тогда израильский полицейский К. сует в карман уже почти довыписанный штраф, прячет ручку и начинает снова требовать, чтобы пианист Ш. слез со скутера. И все это время гигантская человекообразная плюшевая собака сидит, нервничает, ничего не понимает.

...Вот, скажем, в узкой компании заходит разговор на очевидную тему, и все рассказывают, как им повезло: одному повезло, что прадедушка, белый генерал, вопреки семейному скандалу женился на юной революционной еврейской девушке, так что теперь, по закону о репатриации... Словом, повезло. Другому тоже повезло: сестру дедушки записали в паспорт как еврейку, поэтому, когда восстанавливали утерянные в войну дедушкины документы... И вот теперь, по закону о репатриации... Третьему повезло не меньше: бабушка жены, чистокровная башкирка, на старости лет вдруг тронулась постсоветским умом и со всеми положенными ритуалами прошла гиюр, так что теперь, в соответствии с законом о репатриации... А четвертый говорит: а мне вчера в «Дошираке» попались два пакетика бульона вместо одного. И это очень для всех неловкий момент, конечно. Но по-своему приятный такой. И от этого, между прочим, еще более неловкий. Но приятный же, ну.

Отсюда: http://www.colta.ru/articles/specials/3291

Пять историй про кровное

...Вот, скажем, ксенобиолог Е. оказывается в сложной семейной ситуации. У его семьи есть дом в Подмосковье, старый, но милый. И в нем много лет живет ненормальная семья: ненормальный родственник с женой, тоже ненормальной. Вернее, нормальной, но тяжко пьющей и уже, в общем-то, ненормальной. И родственник тоже уже не очень. Дом семья эта довела до такого состояния, что в него даже мухи не залетают, боятся что-нибудь подцепить. Ну и платежи по ипотеке, конечно, давно никакие не делаются. И вот родня ксенобиолога Е., помучившись и поугрызавшись совестью, в конце концов делает то, что положено сделать: посылает этой самой семье письмо, что с такого-то числа им следует из дома выехать. Но сестра ксенобиолога Е., женщина интеллигентная и образованная, переживает больше всех, тем более что в той семье два ребеночка. И решает поехать туда, поговорить, ну вдруг что-то можно такое сказать, от чего эти люди возьмутся за ум. Ну все-таки, ну как же мы так, а? Может, мы их мало поддерживали, например. Редко звали на Новый год. Не давали им почитать свои любимые книжки. Ну, понятно. Приезжает, разговаривает, говорит о духе, о семейном долге, об их напрасно растрачиваемом потенциале, о родительских обязанностях. Стоя говорит, сесть страшно, на табуретке лежит ушанка, в ушанке бродит какая-то жизнь, и это июль, между прочим. Вроде ее слушают и вообще. И вот на следующий день звонит соседка по участку, говорит: Лена, какой же ты молодец. С утра, говорит, сегодня ненормальный муж, совершенно трезвый и нормальный, таскает на участок щебень, за поясом молоток, вообще как-то преобразился человек. Ненормальная жена нормально сидит на веранде, что-то шьет, улыбается себе тихонько, дети бодро бегают кругом (трезвые). Словом, говорит соседка по участку, — молодец ты, Лена, вот так и должен вести себя просвещенный человек в ситуациях этического выбора. И сестра ксенобиолога Е. пытается уговорить родню, чтобы людям дали шанс и т.д. Но родня, конечно, непоколебима. И вот приходят приставы в положенный день, и Лена с ними в последней надежде доказать, убедить, сфотографировать на айфон преобразившихся людей и т.д. Дом пуст. Скважина засыпана щебнем. Вся плитка в ванной раскрошена молотком, тщательно, по квадратику. В каминную трубу намертво засунута швабра. И в каждом углу, на каждом подоконнике, на крышке унитаза, в перегоревшем холодильнике, в разгромленных шкафах лежат заботливо сшитые женскими руками куклы вуду. Все в иголках. И сестра ксенобиолога Е., к ужасу своего брата, три месяца потом ходит к очень известному среди интеллигентных людей знахарю, Ашраму Георгиевичу, ставит защиты, делает духовные упражнения, по вечерам звонит и кричит на брата, что он дурак, что он не бережет себя, что если с ним что-нибудь случится, она этого не переживет.

...Вот, скажем, художница К. рассказывает, что в какой-то момент проснулась в ужасном состоянии, в неизвестно чьей квартире, в неизвестно чьей постели и в неизвестно чьих трусах. И поняла, что ей пора остепеняться, просыхать и завязывать. И поехала к родителям в Тулу. Вечер, чай, диван, старосветские умиления, телевикторина. Ведущий спрашивает: «Какое животное Библия описывает словами: “Вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него как медные трубы; кости у него как железные прутья”?» «Стриптизер! — кричит с дивана мама художницы К. — Стриптизер!»

...Вот, скажем, архитектор П. выясняет, что и она, и ее жених не хотят традиционной свадьбы с тортом, каблуками и лимузином, а хотят спокойно провести день с арбузом, кедами и лошадками. И, к счастью, семьи архитектора П. и ее жениха полностью разделяют их взгляды и очень такой вариант приветствуют. Находят приятное место за городом вроде турбазы — лошадки, шашлыки, воздух, речка, радость. Приезжает вся компания, человек тридцать, администратор их встречает, знакомит: вот, значит, Павел, он вам поможет со всем, что для шашлыков, и с лошадками, а вот Таня, она покажет, где ваши домики, белье постельное выдаст, ну понятно. И вот Павел и Таня со всеми знакомятся, помогают раскидать по домикам рюкзаки, слово за слово: а вы что отмечаете? А у нас свадьба, вот в белой футболке невеста, а в красных кедах — жених. И через полчаса все уже разливают пиво и кормят лошадок шашлыками, и тут из-за ближайшего домика появляются Таня и Павел. На Павле пиджак вместо спортивной куртки, и ведет он за собой лошадку Манечку, всю в бумажных цветах и с белым седлом, к которому завитыми ленточками привязана бутылка шампанского. А на Тане платье с блестками, каблуки цепляются за траву, но Таня мужественно несет перед собой тортик, купленный в ближайшем сельпо, и лошадку Манечку от него отгоняет. И Павел, отведя в сторону жениха, говорит: ты, мужик, не парься, это от нас, мы это в счет не поставим. Я тоже женился без копейки денег, но свадьба — это ж раз в жизни, надо, чтобы красота была, надо, чтобы запомнилось.

...Вот, скажем, учительница А. говорит подругам, что после тридцати шести лет и трех разводов ей стало ясно: лучшее, что есть в браке, — это она.

...Вот, скажем, глубоко верующий поэт З. очень тяжело переносил то, что его немолодые родители упорно остаются советскими атеистами старой закалки, и время от времени пытался вести с ними теологические диспуты. Какие диспуты: эти люди жизнь прожили с книгами Зенона Косидовского, поэт З. им про Ноя как символическое воплощение надежды на зерно добра в каждом человеке, они ему — про то, сколько тираннозавр съедает за день. Поэт З. — про то, что истории из Писания — это окно в мир прошлого, настоящего и будущего, они ему — про Пушкина, Горького и Нодара Думбадзе. Поэт З. даже готов был смириться с тем, что родители с утра до ночи смотрят Первый канал, при всем своем к этому каналу отвращении — думал, может хоть оттуда наберутся чего; нет, крымнаш крымнашем, были великой страной и будем великой страной, а вот это вот все — это мракобесие, зря Путин с попами связался. И тут вся история с Крымом и пенсиями. И поэт З. звонит папе и ласково говорит: «Папа, а папа... Вот есть в Писании такая история: народ Израиля очень приуныл и начал терять веру, а Аарон прошел по всему народу и отобрал у всех золотые украшения, а из них отлил большую-большую статую и поставил на площади как символ, знаешь, единства и могущества. И народ та-а-а-ак приободрился!» А папа ему говорит: «Иди в жопу, Зося» — и вешает трубку.

Отсюда: http://www.colta.ru/articles/specials/3679