Ну, значится, так. Ежели сами не несут, так я не ленивая, я и сходить могу, и принести сюда... А чтобы никому не обидно - пусть в "Скрижалях" лежат.
_____________________________________________

Банальный профессорский сонет № 2

На неприметной каменной плите,
Как будто на захлопнувшейся двери,
Два имени: Джон Рональд Руэл – Берен,
А выше: Эдит Мэри – Лютиен.

Чужое имя, легкое, как тень,
Но каждому воздавшее по вере!
И век, что им обоим был отмерен,
Но так непоправимо пролетел.

Уютный вечер, медленный и мирный,
Она опять проводит у камина,
Оправдывая правила игры -

(Он, уходя, привычно бросил: занят) -
И, слабо улыбаясь, исчезают
Ее несотворенные миры.

"Возьми, Эовин. Вечером прохладно,
А плащ хорош, хотя уже не новый.
Я знаю, ты не жалуешь наряды,
Но все-таки - возьми его, Эовин.

Смотри, он цвета неба на закате -
Его вчера мы видели с тобою..."

"Мне надобен не плащ - мужское платье,
Мои доспехи, конь, и поле боя!

Ну вот, опять - от слез не удержаться,
Но плащ, конечно, теплый... и красивый,
И если нам последними сражаться,
То верно - мне понадобятся силы".

А значит, быть нечаянной надежде
На синий плащ, а может быть, на чудо,
И та, чьи плечи согревал он прежде,
Глядит на них неведомо откуда.

Турин

Прости, но я иначе бы прочла,
Что на твоей ладони начертала
Чужая тяжесть звездного металла.
Ведь рукоятью черного меча
Перекроило и перечеркало
То, что другая некогда читала,
На птичий лад чуть слышно лепеча.

Но это было прежде. А сейчас,
Блуждая меж чужими и своими,
За именем отсчитывая имя,
Ты сам себе и жертва, и палач.
Твою судьбу в свои ладони прячу
И снова, перечитывая, плачу.

Но кто его услышит, этот плач?

Туор. Край Ив.

Нет, из долины бабочек и стрекоз
Так уходить не хочется! Летний сон
Сладок, как материнское молоко –
То, чего он в младенчестве был лишен.

Лютики золотом выложили узор,
Возятся пчелы в малиновых клеверах,
Да, уходить придется, но этот зов
Может, еще не завтра - и не пора?

Он засыпает, сомнения отогнав,
Но, обрывая беспечную птичью трель,
Вверх по теченью – с моря – идет волна,
И в тростниках вот-вот запоет свирель.

* * *

Вот уж которую осень встречаем розно.
Я, закрывая глаза, представляю снова,
Как над тобой склонились иные звезды -
Вечные звезды бессмертного Валинора.

Здесь меж деревьев потерянно бродит ветер -
Прежнего золота он отыскать не может...
Где ты? Позволь, с тобой мы разделим вечность,
Так же, как в этом мире делили ложе.

* * *

Тихо растает под веками белый огонь,
Тихо расступится серая мгла впереди
Я на пороге стою - задержавшийся гость,
Я наконец-то надолго останусь один.

Я наконец-то могу утолить в тишине
Душу желанным забвеньем, как будто водой,
Но говорю "в тишине" - отзывается "нет",
Но повторяю "надолго" - а слышится "долг".

Знаю, не мне увлекаться словесной игрой,
И о судьбе по случайным созвучьям гадать:
Я не поэт, не инголемо - просто король,
То есть - уснувший до времени старый солдат.

Вот и боюсь, что придется проделывать мне
Или - поскольку отсутствует время - пришлось
Дырку под новый значок в закопченной броне:
Доблестно павшему в битве Бесчисленных Слез.

* * *

Даже читать научившись в сердцах,
Не осознать до конца,
Как он безумно похож на отца
И - ненавидит отца.

То обжигающий взгляд за спиной,
То неприкрытая лесть.
Лечат подобным подобное, но
Право же, лучше болезнь.

Разве возможно - влюбиться в сестру?
Проще - расчет и корысть.
...Непогребенный валяется труп
Там, у подножья горы.

* * *

Ты проснись от холода поутру
И найди к полудню ответ простой:
На каком сегодня споешь пиру,
На каком куплете сползешь под стол?

Голова с похмелья болит - терпи:
Умереть не смог, так учись терпеть.
А живой - приходится есть и пить,
Вот и пой, покуда способен петь,

Вот и пой, когда тебе впору выть,
Запивай разлуку людской молвой.
И опять наутро проснись живым,
И поверь, что, может, и он - живой.

Ородрет

Извини, объяснений не будет,
Оправданий бессмысленных – тоже.
Мне без разницы, кто меня судит,
И какие проступки тасует
И какую нелепицу сложит.

Не вини чародейство и морок –
Не тверди – виноваты другие:
Видишь, прячется в каменных норах
Равнодушьем пропитанный город,
Обреченный судьбою на гибель?

Продолжать эти тихие игры
Я не вижу достойной причины.
Наше время кончается, Гвиндор.
Лучше выбрать – хоть что-нибудь выбрать! –
Вместо жалкого «так получилось».

Гвиндор

Да, не шедевр, но сработан толково -
Чем не подарок?
В мостостроенье последнее слово -
Мост через Нарог.

Жаль, для восторгов-то день уходящий
Не предназначен...
Бойтесь не эдайн, мосты наводящих -
Бойтесь удачи

Лживой, сплетенья страхов и слухов,
Тьмы на излёте,
Не-сочетанья памяти духа
С памятью плоти.

Нам, обреченным, что, кроме горя,
Даром даётся?
Падает, падает, падает город,
Мост - остаётся.

* * *

Не отпускай руки моей, пока
Не пала темнота,
Скрывая окровавленный закат
В развалинах моста.

Не отпускай. А после - не кори
Себя - "не удержал",
Ведь мы с тобой еще договорим
Когда-нибудь, и жаль,

Что скучное умение терпеть
И верить - не в чести.
Еще одно мгновенье. А теперь
Довольно. Отпусти.

* * *

И когда задрожит ожиданьем пронизанный воздух,
И откупится память следами невысохших слез -
В зеленеющем небе растают забытые звезды,
Скоро утро, а утро – не лучшее время для звезд.

Эти ночи длинны, эти тропы быльем зарастают,
И потеряно прежнее имя, и холоден дом,
И рассвет не настанет, вернее – меня не застанет,
Я его родила, я последний исполнила долг.

Рассчиталась – и больше ничто в этом мире не держит,
И уже уходя в обжитую до мелочи тьму,
Я едва ли смогу рассказать о любви и надежде,
Я такая как есть, я уже не нужна никому.

Безумный Маглор

Не о камне - его утопить, и всё,
Не вопрос - хватило бы только сил,
Я о брате - к добру ли он был спасен
И о том ли судьбу просил?

Я и сам бы исполнил сыновний долг,
Натворил бы бед из-за тех камней,
Ну, а он незаметно бы дожил до
Катаклизмов последних дней.

И, считай, здоров, и уж точно жив,
И не важно, что вывихнуто плечо,
И прощенье поистине заслужил,
Не виновен почти ни в чем.

Да не лица – лица-то те же самые,
Дело в глазах.
Не гасите синий светильник Амана,
Дайте сказать!

Я, быть может, не вправе судить и сравнивать –
Жалок и слаб –
Но косая завеса из стрел отравленных –
Нас не спасла б.

Слишком долго в гордыне своей не слышали
Зова небес
И забыли, что эстель дается свыше нам –
Дверь по себе

Прорубаем, и вовсе вестей из-за моря
Не узнаем.
…Не гасите синее небо Амана
В сердце своем.

- Выходишь за смертного?! Голову мне не морочь!
И вот, не на шутку разгневан, а больше – растерян,
Король приказал заточить непокорную дочь,
А чтобы вернее – на дереве выстроить терем.

Ни рук не занять, ни повинной склонить головы –
И ночь одинока, и день нескончаемо долог,
Но было довольно - сквозной паутинной канвы,
И липкой смолы, и зеленых сосновых иголок.

Вплетала в узоры и лунный, и солнечный свет,
И струи дождя, и протяжные птичьи рулады,
А после, сбежав, зареклась вышивать по канве,
Ведь лучше – уже не сумею, а хуже – не надо.

Те дни миновали, давно отменен приговор,
Подвластно ли счастье людским и эльфийским законам?
И лишь незаконченной вышивки жаль до сих пор,
Особенно той – с кораблем и крылатым драконом.

<Келеборн>

Я не спрошу, как тебя звали прежде,
Я не сумею из памяти вычесть боль,
И, вопреки безумной моей надежде,
Я не решусь заговорить с тобой.

Ты же – в упор, больные глаза сужая –
Пленный огонь, потерянная метель –
Вечно - моя и навсегда – чужая.
… Шаг, и поклон, и голос:
- Галадриэль.

<Арвен>

Должно быть, я не женщина уже,
А статуя, поставленная в нишу.
И странно, что хожу, дышу и слышу,
Отягощая гондорский бюджет.

Переработан творчески сюжет.
Хронист проворно летописи пишет,
Утверждены распоряженьем свыше
Малейшее движение и жест -

Кругом такая скука и тоска, и
Не знаю, что меня не отпускает.
И, веки покрасневшие смежив,

Отчаянно, обеими руками,
Цепляюсь за холодный серый камень:
Неужто он один меж нами жив?

Рохаллор

Отец мой славу и смерть обрел,
В бою побежден, но непобедим,
И только двое, конь и орел,
Были в ту пору с ним.

Но прянул орел и исчез в вышине
Тяжко нахмурившихся небес,
А верный конь возвратился ко мне,
Принес роковую весть.

Ткнулся губами в мою ладонь -
Примет ли тяжесть другой руки?
Конь и орел - как любовь и долг -
Стражи моей тоски.

* * *

Я знаю, мне любви не заслужить,
И, несмотря на званья и награды,
Меня давно не переносят на дух
В том городе, в котором мне не жить.

Я обречен скрываться, и кружить,
И вечно ждать удара из засады,
А после выть от боли и досады,
Совсем по-детски веря в миражи.

Пристало ли бояться и стыдиться,
Что легкий жребий мне судьбою дан?
Всего-то и осталось - убедиться,
Что эта кровь, текущая из ран,
Не больше, чем соленая водица
На полпути в Великий океан.

* * *

В городе холодно, дома - отнюдь не май,
Дети дерутся, мужчины - безбожно врут.
Жизнь загоняю в рамки - напрасный труд,
Сопротивляется - сессия, грипп, зима.

Время поехало, аккумулятор сел,
За неуплату выключен телефон,
В зеркале - перманентный кошмарный сон -
Зимнее обостренье во всей красе.

Может, и правда - следующий этап,
Мир изменился... и далее, глядя в текст?
Фиг тебе, попрошайка - и ты не та,
И те, к кому ты летела - давно не те.

* * *

Как ни пыжится, дрожат руки.
Говорю ему: "И ты здравствуй!"
То ли на пол прямо здесь рухнет,
То ли попросту проткнет насквозь.

Он сквозь зубы мне: "Верни камень!
Ну какой ты ему хозяин!"
Отвечаю: "Не могу, каюсь:
Возвращают, у кого взяли".

Подобрался: "Чересчур смел ты!
Верно думаешь, что я - нищий?
Ты о клятве не забыл, смертный?
Или гибели себе ищешь?"

В крик сорвался - подвели нервы:
"Да одумайся, пока можешь!
Тот, кто клятву эту дал первым,
Наш отец - и он погиб тоже!"

Вот стоит он, раб своей жажды,
Вот глядит он - словно меч точит...
Отвечаю: "Мой погиб - дважды.
Так чего ты от меня хочешь?"

* * *

Обнявшись, беречь скупое тепло
Остывшей за ночь земли:
Без голоса, шелестом губ: "Свезло..."
Ответный кивок: "Ушли".

Попытка - отчаянная - возвести
Разрушенные мосты
Сплетеньем светлых волос: "Прости..."
С агатовыми: "И ты..."

Судьба ли оставила их вдвоем,
Чтобы наверняка?
Но вторит вспыхнувшему: "Живем!"
Насмешливое: "Пока..."

Фарамир

Итилиэн - такой удобный способ
Избавиться - легко и без затей -
От слишком надоедливых расспросов,
От слишком любознательных гостей,

От объяснений: "Этот, третий справа -
Сгоревшего безумца младший сын!"
Итилиэн - сомнительное право
В который раз подняться из руин,

Не числясь исключением из правил -
Поскольку правил, в сущности, и нет.
...А та, что в Минас-Тирит я оставил,
Едва ли заскучает обо мне.

<Ответ Фирнвен на это стихотворение>

В любви своей привычно уязвим -
Привычно выбираю осторожность.
Возможно, ошибаюсь. А возможно -
Я просто разучился быть другим -

Я, призванный на свет из темноты,
Рожденный погребальным горьким дымом,
Я просто не умею быть любимым.
Но кто меня научит, как не ты -

Ты, выжившая в этом же огне?
И, если для тебя я что-то значу,
Попробуй думать обо мне иначе.
Попробуй - просто думать обо мне.

* * *

И вот, убедившись, что дети, набегавшись, спят,
И накрепко заперты двери, и свечи погасли,
Под звон сковородок и бульканье постного масла
Орфей (или Маглор) привычно спускается в ад.

Он пробует петь – но срывается голос в дыму,
Он хочет найти их и вместе вернуться обратно,
Но он не сумеет спасти ни подругу, ни брата –
Поскольку любви, как всегда, не достанет ему.

А утром, проснувшись, он скажет себе – ничего!
И чайник поставит, и выпьет несладкого чаю,
Уже понимая, что всё – исключая молчанье –
Ни больше ни меньше, чем повод для песни его.

* * *

Добрый путь вам, почтенные нолдор, и добрая встреча!
Как удачно, что мы отыскали вас - дело-то к ночи.
Нам недавно сказали, что здесь у вас праздник намечен,
Мы же, вольные синдар, до праздников очень охочи.

Ну, на вас поглядишь - невесёлая будет пирушка:
И поёте-то вы заунывно, и смотрите странно.
Может нашу споем, подходящую - кружка, подружка -
Вместо этой - про лёд, корабли и кровавые раны?

Вы, сдаётся нам, слишком серьёзно относитесь к смерти -
Мы попроще: дотянемся - плюнем ей в наглую рожу.
Как зовется-то праздник, любезные? Мерет Адэртад?
Непонятно, но здорово! Ладно, отпразднуем тоже.

* * *

За стенами ветер плачет,
Трещит под ногами лед,
А Индис улыбку прячет
И новое платье шьет.

Оставьте ее в покое,
В безмолвии золотом,
Где ведомо ей такое,
Чего не поймет никто.

* * *

В облаках запутавшийся взгляд
И слова, затертые до дыр:
Верь, что уходящий виноват,
От кого бы он ни уходил.

Не кричи, что бросишься за ним
И во тьму. Да если бы во тьму,
А не в это, белое, как дым,
Небо, что обещано ему!

Не ищи в плеснувших рукавах
Шелеста рождающихся крыл.
Верь, что уходящий - виноват,
Отчего бы он ни уходил.

* * *

Для четверых оставшихся горек хлеб,
Ночь холодна, почти не пьянит вино,
Пир до смешного блистателен и нелеп,
Пир никому не нужен - но все равно:

Утром вернулось посольство - опять отказ,
Значит, война, и счет до нее - на дни.
Маглор поет сегодня в последний раз.
Можно молчать - ведь Маглор поет для них

О невозможном тепле материнских рук,
О серебре и золоте дальних дней.
Слушают трое живых - и стоят вокруг
Трое ушедших - тени среди теней.

Несонет почти-не-рифмованный

Для Лес и Долли

Он скажет мне, что город будет жить
И снова станет первым среди равных,
И прежнее названье - Минас-Анор -
По-прежнему ему принадлежит.

А я согласно выслушаю , но
Внезапная тоска мне сердце стиснет,
И я спрошу - а как же Минас-Тирит,
Пронзающий взбесившуюся ночь?

Угрюмая отвага обреченных,
Кипенье флагов - белых, а не черных,
Над белыми обрывами дворца,

Все клятвы, мною данные когда-то,
Ее волос взметнувшееся злато,
И голос брата, и лицо отца?

* * *

Покуда я в грудь себя пяткой бил,
Злодейку-судьбу кляня,
Исчезли все те, кого я любил,
И те, кто любил меня.

А я-то не верил, что все - обман,
А я-то с ума сходил!
Назло им - сложу из надежд курган
И лягу туда - один!

* * *

Вот жертва. Вот палач. Повадка палача
Бесхитростно-проста: задача есть задача,
А жертве надлежит заткнуться и молчать.
Все на своих местах. Все так, а не иначе.

А вот - истошный крик, переходящий в плач -
Рыдает, как дитя, чувствительный палач
И вопрошает всех, способных отвечать:
- Да кто ей разрешил обидеть палача?!

* * *

Ветер с востока не даст уснуть
Страннику, ищущему ночлега.
В воздухе - явственный запах снега,
В небе - осенняя хмарь и муть.

Не притвориться, не обмануть -
Пепельный сменит зима на пегий,
И не удастся нырнуть с разбега
В озеро, серое, точно ртуть.

Впрочем, отчаиваться и ныть
Глупо. А в день убегать вчерашний,
Призрак минувшей давно весны -
Глупо вдвойне. И забыть не страшно,
Что, затворившись в высокой башне,
Спит королевна и видит сны.

* * *

Белый цветок - не на стебле, на гребне пенном!
Будущего и прошлого больше нет
Наедине с качающейся вселенной,
С вечной моей надеждой наедине.

Знать бы, о чем забуду я - не о том ли,
Что не хватило смелости заглянуть
В бездну, где вместо пресного "жди и помни",
Горькое - "проводи меня и забудь"?

* * *

Наш богоспасаемый город в снегу по колено,
А может, по пояс - убей, проверять не полезу.
И вянет цветочек, и рыбка вчера околела,
А может, уснула - не помню. Держать бесполезно -

Не климат. Уходят, прощаясь кивком и улыбкой,
О сказочном лете своем напевая чуть слышно.
И все-таки, что они чуют - цветочки, и рыбки,
И снег за окном - хотя он здесь, наверное, лишний?

<тот же Маглор, только в профиль>

Уснуть и видеть сны
На берегу реки,
Где день - на полструны
И ночь - на полстроки.

Сыскать бы сон-травы
Да вылечить ожог,
Но жаль - уже отвык
И рук не бережет.

И катится прибой
По линии судьбы -
Еще живая боль,
Еще живая быль:

Один за всех платил
И попросту устал,
И не к кому пойти
и незачем оста...

* * *

Отвыкну - со слезами или без -
От этих снов, непроходимо черных,
От обнаженных бретильских небес -
Над нами холодеющих небес,
Наперекрест ветвями рассеченных.

А если не сумею - все равно
Украденного счастья не умножишь:
Ты можешь называть меня женой,
Своей судьбой, сестрой своей родной -
А больше ничего понять не сможешь.

Сквозь призрачную боль чужого сна -
Звонок:
- Ты почему не отвечала?
Где? В Бретиле? Да в Бретиле весна!
Я знаю, что без нас - зато весна,
По-моему, неплохо для начала.

To Mavis Claire

Напиши мне письмо - на кончике языка,
На подушечке пальца, на вырванном волоске,
На колечке белого дыма - успей, пока
Ты способен писать, не думая - где и с кем,

И пока не стер колени нежнейший шелк,
И пока не найти ответа на твой вопрос,
Напиши мне письмо - темно-синим карандащом
На шуршащей бумаге цвета садовых роз.

Пусть загар полночный тихо стечет со щек -
Мне не важно, пахнут ли розы в твоем саду.
Не проси прощенья, безумец - проси еще,
И тебе дадут. И догонят, и вновь дадут.

Return of the...

Дай мне знать, когда ты вернешься - ведь мы из тех,
Кто всегда возвращается. Магия этих стен
Незаметна, но действенна. По ветру отплясав,
Возвращается лист в золотые свои леса.

Дай мне знать, когда ты вернешься, мечей и стрел
Избежав, лишь до времени ссохшись и побурев,
По гранитным зернистым плитам пропавших лет
Против воли и против воздуха - по земле.

Дай мне знать, когда ты вернешься - война и плен
Есть не больше чем повод, чтоб снова не встать с колен -
Не смотри, что чертог привратный смертельно пуст.
Ты вернешься. Все будет по-прежнему.
Тяжесть.
Хруст.

* * *

Здоровые не выдержат - и сбегут,
Исчезнут в занимающейся заре.
Для прочих - расположился на берегу
Большой благоустроенный лазарет.

Система его беспроигрышно проста -
Лечение доступно в любой момент:
Ты сам себе - приходится - санитар,
И сам себе, как водится, пациент.

Все выживут, которые не умрут -
Лекарства изготовлены на заказ:
Иные уповают на изумруд,
Иные - числом поболее - на алмаз.

Вот так и существуют меж двух огней,
И розовый рассвет непривычно тих.
А те, что будут здесь через пару дней,
Не лечатся - но едва ли счастливей их.

<Гаванское>

Помнишь, как за стеною,
Снова на пир не зван,
Золото пил речное
Сумрачный океан,

Переливая в небо -
Вглубь - все равно что ввысь?
Как мы тянули невод,
Полный морской травы?

Если б не вид и запах -
Чем тебе не цветок?
Как ты уплыл на запад,
Чтоб утопить восток,

И уплывая, плакал
Над колыбелью вод:
- Кто мне поднимет факел
У золотых ворот?

Весеннее

Как ни крути, а в Гондоре весна.
Но, затворясь от солнечного света,
Едва ли королева влюблена -
За полным неимением предмета.

Но кошки! Вытворяют, что хотят,
И запирать их - никакого толку,
И ей в который раз топить котят,
И клясть судьбу, и плакать втихомолку,

Чтоб не услышал этот старый дом.
Вот тоже довод, и довольно веский.
И скажет королева: "Ну, пойдем...",
И - так и быть - отдернет занавески.

<Берутиэль>

Который день во рту ни крошки,
И мало что самой не сладко -
Еще одолевают кошки -
Брезгливо поджимают лапки

И жалуются деликатно,
И намекают осторожно:
- Хозяйка, нам пора обратно!
Давай вернемся, если можно -

(И, позабыв кошачью гордость) -
К мышам, и воробьям, и людям,
Хотя бы в этот белый город,
Который мы совсем не любим,

Туда, где сыростью не пахнет,
И не качает, и не зябко...
И я им говорю:
- Ступайте,
Ищите новую хозяйку.

И было мне почти не страшно
Глядеть на лунную дорожку,
Когда по ней, хвосты задравши.
Степенно шествовали кошки.

<Пиппин. - Киношное>

Ну да - холодный перстень целовать
И обещать, что верен буду впредь,
А всей-то службы - завтрак подавать
И песенки сомнительные петь,

Сходить от неизвестности с ума,
Держать ответ и попадать впросак.
Я думал, здесь тепло - а здесь зима,
И снег лежит на темных волосах.

Но гордость, несъедобная на вкус,
Предполагает прочности запас.
Он столько вынес на своем веку,
Что, право слово, вынесет и нас.

О спасении утопающих,
которое, как известно, дело рук самих же...

- Напоминаю: клятва - это главное,
И просьба к маловерам - сбавить тон.
Через неделю мы идем на Гавани.
Кивают, соглашаются: "А то!"

- Вот это верно - не казаться слабыми,
Мол, был живой, а буду неживой.
Впервой ли воевать с детьми и бабами?
Они в ответ: "Понятно, не впервой!"

- Считайте, что объемы крови пролитой
Уменьшатся - и больше, чем на треть.
Ну что, вперед и выше, братцы-кролики?
"А можно просто - лечь и помереть?"

* * *

Не обольщаясь красотами стиля и слога,
По закоулкам брожу перепуганной тенью.
В доме отца, как известно, обителей много,
Но большинство - предназначены только для чтенья.

То принимаюсь рыдать, то смеюсь не по делу -
Непрошибаемо. Нет никаких доказательств,
что существует обратный - душою по телу -
Странный процесс, именуемый попросту - запись.

Сонет ревнивый - 2
<Келеборн>

Ты обо мне забыла до поры
И раздобыла новую игрушку,
А я молчу и откровенно трушу,
И принимаю правила игры,

Не выдержав проверки на разрыв
Хотя бы в том, что соглашаюсь слушать,
Как беззаветно ты берешься рушить
Построенные некогда миры.

И, превосходно выучив урок,
Ты мне твердишь, что триста лет - не срок,
И что разлука для любви полезна.
Но то, что между нами - это бездна,
И мне ее уже не пересечь
По слову твоему.
О чем и речь.

Сонет наизнанку

Сказала, что сумеет полюбить,
И на меня взглянула сквозь ресницы.
А если надо будет измениться -
Не страшно - значит, так тому и быть.

А я-то ждал отпора и борьбы,
И представлял, как вспыхнет, разозлится,
И свежий ветер тронет наши лица,
И не позволит сдаться и забыть.

Но что мне оставалось? Согласиться,
С судьбою не поспоришь - будешь бит.

...Гашу свечу свободною рукой,
И, сладкий сон ее оберегая,
Все думаю - а нафиг мне другая?
Я не хотел жениться на другой.

<Сны Фарамира>

Извини, что отравленный ночью слепою,
Не проснусь, или вовсе с рассветом исчезну.
Я входил по колено, а после по пояс
Окунался, заглядывал в зыбкую бездну -

И возвысили голос свой темные реки,
И небесные хляби разверзлись навстречу.
Не надейся, что эта разлука - навеки,
Не надейся, что спросишь - а я не отвечу:

Ты бы выплыл, покинул бы тесное лоно,
Совладал бы с бедою - а я не сумею.
Уплывает на запад эльфийская лодка,
Изогнув над водой лебединую шею.

<Нарготронд>

Мы увязаем в разговорах -
Мол, тьма, и путь во тьме неведом.
Но дело в том, что в этот город -
Не возвращаются с победой.

Здесь воздух - не сказать, что затхлый,
И колос - не сказать, что тощий,
Но все равно - идут на Запад,
Не возвращаются, и точка.

Отпущенные на свободу,
Уходят - значит, так и надо,
И сонно вторят их уходу
Все наши оды и баллады.

* * *

Растет гора просроченных счетов,
Скучает на столе остывший ужин.
И что теперь? Болтать-то он готов,
О том, как счастлив быть отцом и мужем,

А сам - к дверям, надевши пальтецо,
За десять лет заношенное напрочь.
Ну , может, он и прав насчет "отцом" -
Подарки к Рождеству и сказки на ночь.

Обычные упреки - от и до,
Обычное отсутствие ответа,
А после - да, была моей звездой,
И, я уверен, понимала это.

* * *

Демонстрируя граду и миру раскрошенный камень,
Возвышается башня - постройки не слишком старинной.
А на самом верху, обхвативши колени руками,
На чугунных перилах сидит Маргарита Мария.

Потому что парить, не касаясь - дурная привычка,
И не след поддаваться желаньям своим затаенным.
Позади у нее - перелетов ночных перекличка,
Впереди у нее - бесконечность дверного проема.

Маргарита Мария на стылом ветру коченеет
И глаза закрывает, не ведая - что перевесит:
То ли белое облако, в синем застывшее небе,
То ли вверх по стене терпеливо ползущая плесень.

Нуменор
(Я выбираю отдельные вещи из сборника; ссылка на весь сборник - внизу. - ЭН)

4.
"На что тебе, мой бывший друг, дела мои сдались -
Ведь я же сослан и монаршей милости лишен?
С чего ты взял, что мы вообще куда-то собрались -
Что, видел сон?
На самом деле?! Сон

О том, что тяжести грехов не вынесет земля,
О том, что старые долги пора бы отдавать?
Но знаешь - места больше нет на этих кораблях,
К тому же здесь моих - всего-то два.

Забавно - мимо не глядишь, не задираешь нос,
Прощенья просишь - и не ждешь, что оное дадут,
И говоришь, что даже кок и палубный матрос -
Вакансии любые подойдут.

Какая, тьма меня возьми, ирония судьбы -
Ты отрекаешься всерьез от этой самой тьмы!
А это кто? Жена? А де... Ну надо же, забыл -
У вас проблемы, кажется, с детьми".

Анарион нахмурил бровь и сделался угрюм -
Опять отцу наперекор и брату вопреки!
Вздохнул, и сплюнул, и сказал:
- Ну ладно, лезьте в трюм
И вытащите два мешка муки.

5.
Некуда деться - вынесен приговор.
Там, в середине падающей земли,
В общем, уже не делали ничего,
Или, вернее, делали, что могли:

Водки налили, резали свежий хлеб -
Не поленились с ночи его испечь.
Пили; счастливцы плакали, захмелев.
Кто-то молился. Кто-то пытался петь.

Кто-то твердил: "И ладно, и наплевать!",
Кто-то храбрился и кулаком грозил.
За занавеской всхлипывала кровать -
Впрочем, надолго вряд ли хватило сил.

После - сидели, тупо глядели вдаль,
Меряли взглядом рушащуюся тень.
Вскользь - а с чего бы так холодна вода?
И напоследок: счастье, что нет детей.

8.
… Но западного моря больше нет,
как, впрочем, и восточного. Пределы
Сомкнулись, и не виден прежний свет
Меж серых волн и измороси белой.
Так что теперь - искать ближайший порт
И там твердить потерянное имя?
Куда как проще: ногу через борт -
На дно морское - рядом с остальными.


Всё остальное - вот здесь: http://mith.ru/lib/hanna_numen_01.htm

Кто говорит о плате,
В угол загнав удачу?
- Как ты? Неужто плачешь?
- Что ты! Уже не плачу:

Вместе ли - в путь обратный,
Врозь ли - на поле бранном.
- Что это было, брат мой?
- Кто его знает, брат мой.

Голос - не громче вздоха,
Зов - на пределе слуха,
Близкого моря грохот,
В грудь отдающий глухо,

Отзвук чужого смеха,
Пенье стрелы - навылет,
Или - проснулось эхо
Прежде, чем трубы взвыли:

К бою! - и прежде взмаха
Правой перчатки латной?..
- Или безумный Маглор,
Шепчущий "Нолдолантэ".

Дожди пятнадцатый день подряд - затоплен последний брод.
К нему приходят и говорят: пойдем на совет, урод!
Регламент, правда, предельно прост, но надобен голос твой -
Встает задача построить мост ввиду переброски войск.
Терпеть размытые берега нездраво и не с руки:
Построим мост - разгромим врага с другой стороны реки.

Но он, сутулясь, глядит в упор, как будто не сыщет слов,
А вслух - с каких, извините, пор за мною он шлет послов?
Должно быть, зря проливал я кровь в плену или на войне -
Недаром брезгует наш король теперь заходить ко мне.
Готов ответ на его вопрос - он короток, и весьма,
Ведь тот, кто выдумал строить мост, дожно быть, сошел с ума.
Понять способен любой дурак, амбициям вопреки,
Что так же в город ворвется враг с другой стороны реки.

- Да, опоздали. Нет, не спорим…
Не шторм... Тем более не штиль –
Она не пожелала – морем!
И мы ползли, глотая пыль,
И спать привыкли на подножке,
И взгромоздились на коней…
И если бы еще не кошки!..

- Какие?..
              Сколько?!
                               Вместе с ней?!!!
Разведке – всей – даю отставку!
Премьер-министру, жаль, не дашь…
Никто не предоставил справку –
Какая у невесты блажь!
…Не блажь, а хуже? Вез и плакал?..

И, разом изменясь в лице:
- А каково моим собакам
Стерпеть вот это во дворце?!

* * *

Мерзко пахнет мокрой шерстью,
Перепутанной и липкой -
Из-за этих путешествий
Начались проблемы с линькой.

Не пожалуешься – мокро! -
Здесь кругом – вода и камень,
Дождь царапается в окна
Ледяными коготками.

И лысеющее лето
Нипочем тепла не держит,
И беда моя одета
В грязно-серые одежды.

Словом, солнце на закате –
Не слукавишь, что в зените.
Так что, кошки, привыкайте!
И – сквозь зубы - извините.

* * *

Я не ждала, чтоб море уступило.
Скорее разделяя, чем сближая,
Оно шипело - уходи, чужая,
Плевало мне в лицо, глаза слепило,

Пугало сном про берег отдаленный,
Завистливому недоступный взгляду..
Я привыкала к морю, будто к яду:
По капле, по глотку воды соленой,

По вздоху - в полушаге от причала,
По тающей пригоршне серой пены -
Неторопливо, тайно, постепенно -
Я точно так же кошек приручала!

И вот - наполнен ветром парус белый,
И ждет корабль, моей руке покорен -
Пусть без любви, но я смирилась с морем...

- Так отчего с тобою не сумела?

Ночь – и которую – напролет мастер шлифует свое творенье,
Не отвлекаясь на чехарду мечущихся теней,
Там, за горами, моя любовь варит рябиновое варенье -
Морготу ведомо, отчего я до сих пор не с ней.

Кем бы не слыл – нелюбимый муж, чести запутавшийся невольник,
Горе-правитель, проспавший трон, пешка в чужом строю -
Думал ли, втискивая себя в этот дурной четырехугольник,
Против которого из троих так и не устою?

Проще – всего лишь слепой пророк, запертый между войной и миром,
Даже отчаянью своему больше не господин.
Рушатся стены и потолок дома изгнанников – Бар-э-Мирдайн,
И под развалинами его выживу я один.

Черный котенок сидел на снегу и плакал –
Выгнали вон под самое рождество,
Но проходили мимо Вильгельм и Якоб,
Сжалились – и домой унесли его.

По коридорам низким и полутемным
Бродит – прижаты уши и дыбом шерсть.
Это, конечно, дом – говорит котенок, -
Но для чего им кот, если нет мышей?

Есть мышеловки – сыр в них отменно высох,
Пыль оседает, дыры в полу сквозят,
И человечки ростом не больше крысы –
Эльфы – но этих ловить и давить нельзя.

Скоро начнут посудой на кухне звякать,
Стряпать пирог, чужой наводить уют.
Выйдут из кабинета Вильгельм и Якоб,
Сядут за стол и всем молока нальют.

Спальня тесна и сумрачна, словно келья,
Простыни по-кошачьи перекроив,
Тычется носом то в Якоба, то в Вильгельма,
К полному удовольствию всех троих.