ОБИТАЮЩИМ В КОНЦЕ СЕНТЯБРЯ

Осенний ветер тебя заметит,
Возьмет в ладони кленовых листьев,
Осенний ветер на то и ветер,
Чтоб не делить на далеких-близких.

Осенний ветер тебя умоет
Дождем несбывшихся обещаний,
Потухших летних костров золою
И горьким пеплом твоих прощаний.

Осенний ветер тебя заметит
И все решит он, и все расчислит.
Осенний ветер на то и ветер,
Чтоб не делить на слова и числа.

Осенний ветер - спокойный странник,
И книжник жизней, и свет заката,
И сталь ножа, и зиянье раны,
Боль обретенья и боль утраты.

Осенний ветер тебя заметит
И скажет много, и скажет честно.
Осенний ветер на то и ветер,
Чтоб не делить на стихи и песни.

Осенний ветер бросает в душу
Охапки пламени бездорожья,
Он может омутом сделать сушу,
Он может правду представить ложью.

Осенний ветер тебя заметит
И посчитает, и сдаст куда-то.
Осенний ветер - на то и ветер,
Чтоб не делить на людей и даты.

Напоминаю, обсуждение произведений - в Лит.Кафе.

***

Далеко - на расстоянии вытянутой руки.
Близко - так, что можно соприкоснуться взглядом.
Далеко - два берега реки не так далеки.
Близко - настолько близко, что бессмысленно слово "рядом".

Тяжело - смотреть и не видеть, видеть и не смотреть.
Легко - говорить о разном и не говорить о главном.
Тяжело - знать, что разведет нас опять судьбы круговерть.
Легко - знать, что ты за спиной, и это, в общем-то, славно.

Высоко - лететь в одном небе, зная, что упаду.
Низко - над изголовьем в сумерках наклониться.
Высоко - дотянусь и достану с неба тебе звезду.
Низко - к земле придавлены, искажены наши лица.

Под крыло - у меня нет крыльев и не было никогда.
Ползком - до истоков - вместе, а от истоков - порознь.
Под крыло - не ходи за мной, я - покрытая льдом вода.
Ползком - я один - туда, где с неба - серая морось.

Кто ты? Призрак, несбыточность, жест неловкий, итог.
Кто я? Обрывок, тень, где-то-что-то-когда-то-было.
Кто ты? Родник и ландыш, девочка и росток.
Кто я? Я сам не знаю. Должно быть, своя могила.

***

А весна, не радуйся - не придет.
Слово. Многоточие. Курс на взлет.
Из зимы куда-нибудь - хоть туда,
Где когда-то виделась мне звезда,

Где стояли-плакали в темноте,
Распинались намертво - на кресте,
И шептали в судорожном бреду:
Пусть мне все мешает, но я дойду...

Из зимы - хоть в сказку кровавых снов,
Хоть в перетрясение всех основ,
Хоть в канаву глинистой колеи,
Хоть куда, но только чтоб там - свои.

Чтобы ветер пламенем бил в лицо,
Чтоб не оскудели дожди свинцом,
Чтобы что угодно, но знаешь, брат -
Чтобы там никто не хотел назад.

Здесь, сейчас, и все - нет "тогда-потом".
Здесь, сейчас, и все, вот и весь наш дом.
Здесь, сейчас, и все, и ни взгляда вслед
Череде когдатошних непобед.

Нет такого места на всей земле.
Нету уголька, чтобы тлел в золе.
Нет такого брата, чтоб рядом встал.
Нет меня - такого, чтоб не устал.

Нету, и не надо. Пусть так, как есть.
Может быть, когда-нибудь будет - здесь.

Не прощайте меня, хорошие. Не прощайте меня, милые.
Что мне делать с вашим прощением, что мне делать с моим прощанием?
Не дарите меня взглядами, не дарите меня силою,
Не дарите меня песнями, не давайте мне обещания.

Все слова - как по снегу наледью, все слова по весне скорчатся,
Станут черными и противными, станут пеплом сожженных листиков,
Станут тем, чем и были сызмальства, переплавятся, сгинут, сморщатся,
Так, что смысл изначальный бедненьких не найдешь ни с огнем, ни с критиком.

Не смотрите в глаза мне, милые, и не ждите меня, хорошие.
Не осталось ни слов, ни памяти, ни привычки хранить, что выстыло.
Вы считайте просто, что нет меня. Вы считайте - ушел с порошею,
Может, снова в поисках имени, может, даже в поисках истины.

Я живу - для себя, конечно же, для собак, для любимой женщины,
И для дома в четыре стеночки, для того, где дырка в подвальное,
Не для вас, короче, хорошие, что ни делайте - хоть режьте меня,
Не для вас, не для вас я, милые, ухожу за дверь в нереальное.

Эгоистище, чудоюдище, извращенье прямоходящее,
Ну, еще штучек пять эпитетов, чтоб не скучно читать за ужином...
Мне так нравится. Мне так хочется. Я ищу свое настоящее.
Бог с ним, с прошлым, оно же прошлое. Очень мало где теперь нужное.

<про весну>

Холодно. Это зима. Слава миру, февраль -
Значит, недолго лежать и хрустящему снегу,
И неподъемному грузу, чье имя - печаль
По недоступному счастью весеннего бега

По: городам, по лесам, по квартирам друзей,
По бездорожью, по слякоти, по голубому
Небу весеннему, яркому небу князей
Жизни своей; бега - из: сумасшедшего дома,

Серости зимней, декабрьской простуды, из сна.
От: неудач, от невстреч, от уютной постели.
Счастье-то рядом. Его называют "весна"
Те, кто иного названья найти не сумели.

Счастье-то близко, всего - потянуться рукой,
Нежно погладить травинку под шубой сугроба,
Вспомнить о лете - уже не с бессильной тоской,
Зимнюю куртку, свою арестантскую робу,

Вышвырнуть вон... А в апреле - мой первый закат,
Тот, на который смотреть из позиции "лежа
На берегу". Дальше - май, в нем ночами не спят,
В мае совсем для другого назначено ложе,

Дальше - июнь, и зеленая радость листвы,
Дальше - цветенье каштанов и белые свечи...
Ну а сегодня - предчувствие новой травы.
С этим предчувствием и ожидание легче.

"Расскажите, как мне жить" - очень частая игра
В то, что сами, типа, не, в то, что глупые, как пень...
Только это все мура, честно-честно, и пора
Научиться отличать "не могу" от слова "лень".

"Расскажите, как мне быть" - очень частый разговор.
Эрик Берн - он умный был, он все верно описал.
"Предлагаете вы бред, ахинею, полный вздор,
Я так сделать не могу, и никак я не смогу, и вообще я не смогу..."
...Что ж ты, братец, начинал?

"Расскажите, как искать" - нет уж, солнце, сделай сам.
Поищи - я подскажу, может, да, а может, нет.
Расписался в том, что слаб? Нет в дороге пап и мам.
Каждый совершает шаг, каждый оставляет след.

"Расскажите, как идти" - оп-па, все, приплыли, стоп.
Здравствуй нафиг, дорогой, как бы мягче объяснить:
Подставляет каждый сам под щелчки судьбы свой лоб,
Мне тебе не рассказать - мне тебя не изменить.

Декалог

Я есть Бог твой, Господь, Я един, Я велик,
Из пустыни Египта народ Свой увел.
И по слову пророка забивший родник,
И мятежную печень клевавший орел –

Это Я, ибо нет, не должно быть богов
У живущих на свете помимо Меня.
Стану Я и железом церковных оков,
И пылающей алою плетью огня.

Не твори же кумиров, не ставь алтари:
Ни на небе, ни в море, ни в недрах земли
Не найдешь ты такого, как Я – посмотри!
Что, не веришь? Так будешь валяться в пыли,

Проклиная себя, проклиная Меня,
Только тщетны проклятья, бессильны слова:
Коль поклонишься Зевсу – не будет ни дня,
Чтоб не ведала боли твоя голова.

Да, и имя мое не трепли, помолчи:
Я же Бог, Я – Господь, а не кто-нибудь там!
Правда, есть в поминании много причин:
Ты, конечно же, вскоре построишь Мне храм,

В храме будешь, понятно, ты петь Мне хвалу;
Так что как же без имени тут обойтись?..
Ладно, пой, Я не против (готовлю смолу:
Нарушенье запрета, блин, как ни крутись...)

День субботний в неделе ты Мне посвяти
И бездельничай вволю – ну надо ж хоть день
На безделье и праздность тебе отвести,
А то что ж Я за Бог за такой – ясен пень,

Чем-то ж надо приманивать паству, пойми,
Отчего ж не бездельем... Я, впрочем, шучу:
Этот день для себя и для мыслей возьми,
А любые убытки – потом оплачу.

Чти родителей, сын мой – и мать, и отца,
И умножатся дни твои в этом краю
(Разумеется, с ними ты чти и Творца –
Я небесный отец твой!), и будешь в раю.

Не убий. Право слово, грешно убивать.
На фига Я тогда тут неделю корпел?
Я творил, и успел, понимаешь, устать,
И пришел человек, и убил, и поел...

Да – не прелюбодействуй на сытый живот!
На голодный – тем более: вредно оно.
А узнает сосед? А возьмет и прибьет
И тебя, и жену? Это разве смешно?

Не кради. По причине, озвученной Мной
В предыдущем абзаце – сосед не поймет.
Как возьмет он дубье, как пойдет на разбой...
Это если он сразу тебя не прибьет.

Не скажи ты про друга ненужную ложь:
Он обидеться может, и... выше смотри.
Ты представь: ну, солгал, ну, денек поживешь,
А потом... так что гадостей не говори!

Не желай чужих жен, и волов, и ослов,
Не желай чужой дом, и село, и рабов.
Все, что сказано Мной, выполняй с Моих слов –
И тогда, может быть, ты заслужишь любовь.

* * *

Горлом выходит не кровь - огонь.
Я дошел до черты.
Рядом рука, только ты - не тронь.
Так сжигают мосты.

Все - далеко, но не дальше, чем
Взгляд за пределом сна.
Я не хотел никаких проблем.
Просто пришла весна,

Просто в виске знакомая боль,
Солнце горит в глаза.
Это не шутка. Это не роль.
Это идет гроза.

Не говори - все пройдет. Не смей.
Посвист банальных фраз.
Глядя на россыпь ночных огней,
Я вспоминаю нас.

Правда и жизнь, или смысл и цель -
То, чего больше нет.
Я бы там прожил еще, поверь,
Всемеро больше лет.

Да, это страшно. И это грязь.
Это земля в лицо.
Мы научились стрелять, смеясь,
В спины врага свинцом.

Мы, так ценившие слово "жизнь",
Отдали дань войне.
Сколько их - тех, кто сорвался вниз?
Больше вдвойне? Втройне?

Сколько размолото там в муку,
Сколько растерто в пыль?
Сколько еще мне глотать тоску,
Плату за эту быль,

Сколько не спать глубоко в ночи,
Сколько считать часы?
Знаешь? Не знаешь? Тогда молчи.
Верные мы, как псы.

Бросить - не бросим. Уйти - не даст.
Воля - самообман.
Странники. Зведная пыль. Stardust.
Волки, чей дом - капкан.

* * *

Небо над головою твердое, словно камень.
Небо над головою серое, непрозрачное.
Я не могу об этом прозой или стихами.
Я не могу об этом. Это же настоящее.

И не расскажешь даже, как это - быть и чувствовать,
Как прожить, ни секунды не мечтая о яхте с парусом,
И не расскажешь даже, почему оно не отпустит
Даже тех, кто ушел, поскольку "сердце мое полно жалости".

Землю набрать в ладони и пропустить сквозь пальцы.
Землю, такую теплую, такую живую, весеннюю.
Не было дома, не было. Я, как всегда, скитальцем.
Почему же обратно рвусь я, как за спасением?

И не расскажешь вовсе, что это, где, зачем оно,
Есть антураж и внешнее, форма для крышки гроба.
И не расскажешь вовсе, что и зачем не сделано,
Погребено все это временем под сугробами.

Пламенем стать, и ветром, выжечь людскую память.
Стать ковылем степей и жеребенком маленьким.
Выкинуть. Все забыть. Выжечь и все оставить.
Если смотреть туда - только изредка, из-под палки.

И не расскажешь другу. И врагу не расскажешь.
Будешь ходить и щуриться от лучей, на зрачки попадающих.
Повести не напишешь. Рассказа короткого даже.
Даже немым - все рвешься. Дай мне еще, ну дай еще...

* * *

Господа, а может быть, пора научиться думать?
Размышлять, понимать, что делаешь, и принимать на себя ответственность?
Честное слово, если так жить, вокруг меньше белого шума,
И меньше проблем становится, если их решать непосредственно

По мере их поступления из мирового проблемохранилища,
Где имеют место все возможные выверты задницы...
Может быть, время выучиться думать, и вытирать пыль еще
Тогда, когда не успеет установиться жесткая разница

Между тем, как относишься к проблеме по факту прибытия
Ее в месторасположение твоего одинокого острова,
И тем, как относишься к ней же, отложив мордобитие
До лучшего времени или же до состояния менее острого?

Может быть, стоит задуматься, а сколько такого отложенного
До сих пор как заноза сидит в глубине твоей жизненной
Ситуации, и мешает, и свербит сверх положенного,
И становится монстром ревущим из чего-то убийственно мизерного?

Может быть, может быть, может быть. Только лень - она неистребима.
Все само образуется, устаканится и изменится,
А если и не изменится - следовательно, просто непреодолимо.
Следовательно, остается либо смириться, либо повеситься.

* * *

Где-то внутри меня живет антрацитово-черный зверь.
Он иногда говорит, лениво потягиваясь, в сторону,
О том, что не бывают обретения без потерь,
О том, что и после победы на поле битвы слетаются вороны,

О том, что не все увидят одно и то же небо в реке,
О том, что вовсе не страшно падать с высокого дома,
О том, что никто не знает, как оно - вон там, вдалеке,
О том, что пока не встречалось еще дури, ему незнакомой.

Он говорит со мной. Он говорит для меня.
Это спокойный зверь, ему на все хвостом положить.
А я всегда забываю, что это на самом-то деле я,
А я всегда забываю, что с этим знанием легче жить...

ПРОКРУЖКУ ;)

Прийти в супермаркет. Самый-самый дешевый.
Найти там отдел, где продается всякая хрень.
Спросить, а можно ли кружку, чтобы была фейхуёвая,
Чтобы тут же разбить - и не жалко на следующий день?

И тебе принесут самую-самую страшную кружку.
Бело-розовую. С идиотской картинкой на брюхе.
И ты возьмешь ее за уродскую ручку, и вместе с этой зверушкой
Пойдешь по зимнему городу, придумывая по дороге садюхи.

Как ты ее расколотишь об угол соседнего дома.
Об тот самый угол, где падаешь каждый чертов февраль.
Как ты ее забросишь в кучу железного лома,
Предварительно завернув в прошлогодний большой календарь.

Как ты ее принесешь на работу и нежно поставишь
Рядом с собой за стол компьютерный или на полку,
Как ты ее работать, падлюгу, заставишь, заставишь,
И не отвертится, сволочь, никогда, никогда, или просто долго...

...Это март, разумеется. Все в нем безумны, как зайцы.
И ни в чем не повинная кружка - ей тоже от марта досталось.
А я, как обычно, мимо иду. Пишу про кружки, мерзавец,
Потому что собственных тем уже почти не осталось.

* * *

Я покажу тебе сон, ослепительный сон.
Сон о земле и траве, и о ветре в листве,
Сон о проклятиях, битвах и криках ворон
В выси прозрачной, в далеких небес синеве.

Я покажу тебе сон о дурацкой войне.
Самой дурацкой, что можно представить себе.
Я расскажу о разбавленном кровью вине,
Ты мне взамен - о бессмертии и о судьбе.

Я покажу тебе жизнь - как я знал ее сам.
Я покажу тебе солнце и горные льды.
Можешь не верить глазам и не верить словам,
Можешь не слушать историю этой беды.

Думай, что будет, как было, и будет потом.
Думай, что там уготована дверь для тебя.
Думай, что строишь ты жизнь за последним мостом
Прямо отсюда. А я усмехнусь про себя.

* * *

Пройдет много лет. Мы, конечно, встретимся снова.
И я, как всегда, неудобен, но интересен,
И ты, как всегда, верно служишь себе и Слову,
И я, как всегда, очень вовремя, но не к месту.

Пройдет много лет. Ты нальешь мне крепкого чаю,
Мы посидим на кухне, куря в окошко,
И ты расскажешь о том, что я понимаю,
А я расскажу о собаках своих и кошках.

Пройдет много лет. Мы уйдем из этого плена,
И ты, как всегда, пойдешь по своим дорогам,
А я, как всегда, останусь в этой Вселенной,
Ставшей чуть старше, но все такой же убогой.

Пройдет много лет, много зим и витков спирали,
И много имен мы сменим, и лиц, и судеб,
Но когда-нибудь точно посмотрим назад в печали
И поймем: так, как было тогда - не будет...

* * * (песня)

Я из тех зверей, что не хотят без ответа
Смотреть на всякую дрянь,
Но что делать - вот так, незаметно,
Я угодил в капкан,
В клетку, не вырваться из которой,
В западню из своих костей,
И что мне может служить опорой
В стране недобрых вестей?

Я из тех зверей, которым противно
Ковыряться в отходах душ,
Читать сочинения по мотивам
Под бодрый радостный туш,
Шариться по теням от заборов,
Не желая выйти на свет,
Но что мне делать в стране, которой
Даже почти что нет?

Я из тех зверей, которых крюками
Отдирают от горла врага,
Но я смотрю на людей, и назвать их врагами
Ни язык не даст, ни рука,
Отчего же так мерзко от каждого слова,
От каждой буквы в строке?
Что мне делать в стране, с которой
Не могу на одном языке?

Я из тех зверей, которым по шерсти
Достается реже всего,
Из таких, что даже и после смерти
Не смогут забыть ничего,
Мне здесь не нужно, не интересно,
Отпустите меня назад!
А мне смотрят в лицо, отвечая честно:
Твой выбор - сам виноват.

* * *
Мы не любили аббревиатуры,
Но выражались не витиевато.
Зачеты по истории культуры
Все получали сразу. Автоматом.
У автомата - маленькое дуло,
Достаточное, впрочем, к прохожденью -
В порядке очередности - и пули,
И сгустка плазмы с самонаведеньем.

(зачеты по истории искусства мы сдавали долго и неоднократно. ведь среди всех искусств важнейшим для нас является... бой. кино, впрочем, тоже, но это - для отдельно и особо одаренных)

Мы рисовали на закатном небе.
К примеру, траекториям снарядов
Узор из дыма в общем-то потребен,
А самолетам этого не надо.
Художниками были - сердце пело!
Застыв в парализаторе, фигура
Живого человеческого тела -
Прекрасная абстрактная скульптура.

(некоторые эстеты любили искусство макияжа. правильно и к месту рассеченная губа, сломанный нос или подбитый глаз - зрелище не из последних)

А дома ждали. Как нас ждали дома!
Как вчитывались в паутину сводок,
Искали там товарищей, знакомых...
"Смотрите, вот сосед мой! Первогодок.
Вот здесь его отметили в приказе,
А тут - нет-нет, какая-то ошибка...
Как мертв? Не может быть! Ни в коем разе!
Такой юнец! А как играл на скрипке!"

(гармоничное развитие личности - на том стоим, и не хотим иначе)

* * *

Возвращаясь вчера с работы, я снова видел тебя -
Ты стояла там, на углу, и нервно вдыхала дым,
Ты, должно быть, ждала кого-то, нервно сотовый теребя,
Этот кто-то, должно быть, молод, обеспечен, плечист, любим.

Ну а я возвращаюсь с работы, выхожу из метро наверх,
Поднимаю к небу глаза, потом на маршрутку иду,
И опять, как неделю назад, хочу всего лишь слышать твой смех,
Но ты, как и я, разучилась, должно быть, смеяться в этом аду.

Ты стоишь, и куришь, и ждешь, а он, конечно же, не придет,
Даже я это знаю, а ты - тоже знаешь, но верить нельзя:
Если в это поверить, сердце обязательно упадет
Туда, где его не достанут ни голоса, ни глаза.

Лучше, конечно, ждать: вот сейчас остановится джип,
Нет, не этот, не черный, - тот, что сверкает стальным серебром,
Дверца откроется. Выйдет он. Оказывается, жив.
И вы поедете в новый, тихий, уютный, спокойный дом.

Он откинется в кресле, как будто и не умирал,
Будто б не располосован на той, далекой земле,
Будто бы этот, ну как его... в общем, в него не попал,
И вы будете пить вино, говорить о добре и зле,

Вспоминать, что и как, конечно, спорить, спорить до хрипоты,
Удивляться, не удивляться, объяснять, понимать, смотреть,
Говорить, что, конечно, надо, что пора наводить мосты,
Разве можно там - жить вот так, разве нужно так, чтобы смерть,

Разве нужно, чтобы война, разве нужно... Но вы-то здесь.
Если вдуматься, вас здесь нет - ты одна на углу стоишь.
Ты одна. И он не придет. Он за гранью здешних небес.
А у тебя в волосах - ветер, и ты когда-нибудь все решишь...

* * *

Тянется время (выхода нет) по рубежам весны.
Новости в нашем эфире (выхода нет) предельно ясны:
Тот, кто идет, сорвется (выхода нет) и оставит плоть,
Тот, кто стоит, так и будет стоять до этого самого вплоть.

Тянется время (выхода нет), и входа-то, впрочем, нет.
Сны предельны, как выстрел в упор (выхода нет) и бред,
День наступает, утренний чай (выхода нет), вперед,
Тот, кто идет, погибнет, а тот, кто стоит, умрет.

Тянется время (выхода нет) сколами скал - вот так:
Тот, кто идет, он что-то искал (выхода нет), дурак,
Тот, кто стоит, он просто стоял (выхода нет), и все,
А время даже не тянется - катится огенным колесом.

Катится время (выхода нет), и все берет до конца,
Тот, кто идет, не знает о нем (выхода нет) и лица
Времени он не знает, и что (выхода нет) с того
Тому, кто стоит? Да конечно, конечно же: попросту ничего.

Катится время (выхода нет), строятся люди в ряд,
Тот, кто идет (выхода нет) - кажется, он солдат,
Или, может быть, офицер генштаба (выхода нет) - полки
Сходят с дистанции времени по жесту его руки.

Катится время (выхода нет), тянется, как змея,
Тот, кто стоит (выхода нет) - кажется, он не я,
Кажется, это и есть черта, за которой (да, выход есть),
И может быть, даже выход не нужен, поскольку все уже здесь.

Говорят - все иллюзия. Можно плевать в потолок,
И идти без стыда по любой из возможных дорог,
Бить в лицо или в пах по любой из возможных причин,
И скрываться под каждой из всех симпатичных личин.

Говорят - там есть бог, он большой и безмерно крутой,
Он все видит и слышит, и примет ли вас на постой,
Или бросит гореть, а потом обречет пустоте -
Все зависит от бога, который погиб на кресте.

Говорят - вы живете не дольше, чем тело живет,
И никто не отправится с этой площадки в полет,
И не будет пути кроме этих камней и травы,
И не выйдет никто за пределы своей головы.

Говорят не о разном, они говорят об одном:
Ничего не зависит от тех, кто придуманным сном
Полагает все то, что как будто бы бог сотворил,
И от тех, кто себя здесь заранее похоронил.

Можно все - ничего нет на свете помимо меня.
Можно все - бог простит и избавит от муки огня.
Можно все - пока жив, пока дышишь и можешь идти.
Можно все. Не у всех одинаковы будут пути.

Каждый сам за себя? Безусловно, но есть и предел.
Каждый сам за себя и получит все то, что хотел.
Каждый сам за себя и получит все то, к чему шел.
Вот такая засада. Кто понял, тому хорошо...

Хорошо ходить по старым следам,
Хорошо ходить по палой листве,
Хорошо - и знаешь, я не отдам
Ни секунды этой жизни в Москве.

Хорошо потрогать взглядом закат,
Хорошо летать и петь под дождем,
Хорошо, когда ночами не спят
Те, кому не надоело - вдвоем.

Хорошо смеяться вслед и в лицо,
Хорошо молчать в ответ на вопрос,
Хорошо подкинуть в небо кольцо
С тихой мыслью - вдруг доброшу до звезд?

Хорошо не досидеть до утра
Там, где лучше было бы и не быть,
Хорошо, когда такое "вчера",
О котором не случится забыть.

Хорошо не пить вина - или пить,
Хорошо не есть еды - или есть,
Хорошо вообще, товарищи, жить,
В смысле - здорово, что мир этот есть.

В смысле, здорово, что как-то все так,
В смысле, здорово, что все зашибись,
В смысле, здорово, что есть такой знак:
Одновременно - и "радость", и "жисть".

Ни жеста и ни слова.
Стоять. Молчать.
Молчаньем проштампован.
Где та печать?

Ни слова и ни взгляда.
Ни вверх. Ни вниз.
Я знаю, что ты рядом.
Молчи. Держись.

Ни взгляда и ни жеста.
Смотрю насквозь.
Строкой в забытом тексте -
Сейчас мы врозь.

Не смей. Ни шага ближе.
Тебя убьют.
Я даже не увижу
Последний суд.

Представь себя на месте
Моем - сейчас.
Ни слова и ни жеста.
Сплетаю в вязь

Секунды и минуты
Небытия...
Здесь я один - как будто.
Я - без тебя.

Последние мгновенья.
А дальше - шаг.
Такой обыкновенный
Забвенья мрак.

Я не боюсь. Не надо.
И ты не трусь.
Ни слова и ни взгляда.
И - не вернусь.

Я прошу об одном: забудь
Запах стали и ветра запах,
И остатки хвои на лапах,
И петляющий долгий путь,

И сырой предрассветный лес,
И огонь закатного солнца,
Даже это, в ночи, оконце,
Ты забудь; знай, что я исчез

Без следа и без права на
Понимание и забвенье,
Без погибели и прощенья.
Между мною и мной - стена.

Между мной - тем, каким я был -
И каким запомнили люди,
Между тем, кто был и кто будет,
Между мной - и набором рыл,

Между мной - и набором масок,
В равной степени непохожих,
Между мной из легенд и сказок -
Между мной же, простым прохожим.

Я прошу об одном: забудь,
Даже имя не вспоминая.
Я дошел до самого края,
Мне обратно не повернуть,

Все совсем по-другому здесь:
Звезды падают только летом,
И другой наклон у планеты,
И другой, пусть и хвойный, лес,

И меня совсем не узнать -
Даже если случайно встретить.
Я уже не огонь и ветер, -
Ветру незачем умирать.

Я останусь далекой тенью
Где-нибудь на краю сознания;
Так предай же меня забвенью.
Все. Спасибо за понимание.

Это не тишина,
когда не звонит телефон.
Это не тишина,
когда не слышно шагов.
Это не тишина,
это такой закон -
Закон присутствия мыслей,
присутствия слов
и снов.

Ты один на один
со своей головой, мой друг,
Ты один на один
с тараканами на цепи,
Ты один на один,
Опять замкнулся твой круг,
Да и мой замкнулся,
конечно, замкнулся,
не слушай меня - спи.

Завтра будет война,
или, может, армагеддон,
Завтра будет война,
или, может, атомный взрыв,
Завтра будет война,
ты опять потеряешь дом,
Но сегодня ты здесь, со мной,
и пока что
- пока что
- жив.

Это временное, пройдет,
да уже практически все,
Это временное, пройдет,
ничего не будет совсем,
Это временное, пройдет,
мы попали под колесо,
Перемолоты в жернове дней,
представлений, систем и схем.

Ты не слушай меня, спи.
...я вчера ходил на обрыв...
Ты не слушай меня, спи.
...на обрыве растет трава...
Ты не слушай меня, спи.
...и я понял, ты вправду жив,
Ну а я, как ни странно, мертв,
и это ясно как дважды два.

Я опять на страже стою,
вечный Цербер чужих границ.
Я опять на страже стою,
сам и дверь, и ключ от дверей.
Я опять на страже стою,
ну а мне бы - упасть ниц,
головой в рассветные травы упасть,
и уснуть наконец, и выспаться всласть,
и сбежать от себя и других, пропасть,
но оскал за оскалом, за пастью пасть,
я встаю на границе - один - опять,
чтоб чужих больных зверей убивать,
чтоб опять убивать зверей...

Бег времени. Песочные часы.
Все так обычно. Все так незнакомо.
И против лома снова нет приема,
И каждый учит правила облома
Для населенья средней полосы.

Бег времени. Куда оно бежит?
Наверное, домой, готовить ужин,
К тому (а может, той), кто нужен, нужен,
Сидит и пьет, или лежит, простужен...
Да нет, конечно. Время - Вечный Жид.

Бег времени. В обьятьях сентября
Вновь застывают статуи из гипса.
Из Леты - люди. Боги - те из Стикса.
А у тебя сейчас - улыбка сфинкса,
И это значит - я живу не зря.

Бег времени. Отсутствие судьбы
Не отменяет права на ошибки.
А ты - в руках трепещешь мелкой рыбкой,
И образ твой, расплывчатый и зыбкий,
Все повторяет вслух частицу "бы".

Бег времени. Тяжелый звук шагов
Во тьме и влаге длинных коридоров.
А кто-то там кричит из-за заборов,
Мол, скоро, люди, слышите ли - скоро...
Но этот крик и смысл его не нов.

Бег времени. Стучит в ночи трамвай,
А в нем Творец кемарит на сиденье,
И видит сон - движенья продолженье,
Как человек, поднявшийся с коленей,
В лицо спокойно бросит: "Выбирай"...

Я очень грубый человек.
Такой вот я. Такой вот век,
Такой вот снег, и русла рек
Им занесло.
Не претендуя ни на что,
Несу я жизни решето
В одной руке, в другой зато
Несу весло.

И я иду к себе, туда,
Там в небесах - моя звезда,
Там без труда ни из пруда,
Ни из горла,
Там ни во что никто нигде,
Там режут глотку без идей,
Там даже могут вот - в людей
И из ствола,

Но там не лгут, там вам не тут,
Там недобор в рядах Иуд,
Игры по правилам паскуд
Там не идет,
Там если хочешь быть - так будь,
Там, правда, не укажут путь,
И не расскажут вам, в чем суть
И анекдот -

Но там не верят пустоте,
Там чертят буквы на листе,
И на предельной частоте
Выходит связь,
И каждый знает, что живет
Для одного - идти вперед,
Куда угодно - хоть в народ,
Но не боясь.

Там вам не тут, здесь вам не там,
Здесь строят вавилонский храм
В надежде, что до бога спам
Быстрей дойдет,
Здесь ловят за руку воров,
Убийц, маньяков, шулеров,
Ну а скотов или рабов -
Как повезет,

Здесь вообще занятно жить,
Вот так вот, не теряя нить,
Идти, лететь, ползти и плыть
Всему назло,
Ведь главное - и навсегда -
Запомнить, как горит звезда...
Да, и конечно: не отдать
Свое весло.

Мне хотелось бы просто смотреть на свет,
Не закрывая глаз,
Мне хотелось бы просто найти ответ,
Где и зачем я сейчас,
Мне хотелось не думать о той войне,
Не расплачиваться втройне,
Мне хотелось просто побыть в тишине,
Но мы не сошлись в цене.

Я сегодня проснулся в который раз,
Не открывая глаз,
Как всегда, спросил: где я сейчас,
Как всегда, получил отказ,
Я сегодня проснулся из бытия
Или из небытия,
И узнал, что память твоя - моя,
А моя - конечно, твоя.

Я сегодня встал, встал и пошел,
Не закрывая глаз,
И было снова все хорошо
Там и здесь, тогда и сейчас,
Я сегодня встал на обе ноги
И надел свои сапоги,
И сказал себе - ну что же, беги,
Тебя давно заждались враги.

Я сегодня пришел в заброшенный дом,
В тот, где очаг и кров,
И пытался понять, и понял с трудом,
Откуда в том доме кровь,
Я вообще-то шел совсем не туда,
На дворе стояла среда,
А на небе был узор изо льда
И серебряная слюда.

Мне хотелось просто петь о своем,
Я и пел, как умел,
Как умел, не гонялся ни за огнем,
Ни за словом "предел",
Мне хотелось просто спеть о любви,
А вышло не о любви,
Вышло снова о том, что руки в крови,
Что ты в них не лови.

Мне хотелось сказать - ну я и сказал,
А все вопросы потом,
Где-нибудь на той стороне зеркал,
Где-нибудь за одним мостом,
Мне хотелось - я сделал, и сделал так,
Может, кто-то скажет - не так?
Мне хотелось. И в этом - весь смысл и знак,
Только в этом - и свет, и мрак.

Холодно. Очень, очень, чертовски холодно.
Руки забыли, и уши забыли, и весь я забыл, как греться.
Это новая осень молча встает над городом,
Это новая осень молча свернулась в сердце.

Быстро стучу ледяными пальцАми по клавишам.
Текст набирается, в общем, практически складно.
Это, конечно, не текст, а какое-то словокладбище,
Ну да и бог с ним, с текстом, и ну его нафиг, и ладно.

Солнце в экран, желтая наглая морда, отсвечивает.
Больно глазам за очками, почти ничего не видно.
...знаешь, а ведь если бы мы так и остались друг другом не встреченными,
Может быть, нам бы теперь с тобой было не так обидно.

Полная каша в мыслях, противная, видимо, манная.
Трупы слов один за одним из-под пальцев выходят.
Утро седое, трава, покрытая инеем, утро туманное...
Кто бы мне наконец перестал объяснять, что здесь вообще происходит.

Жизнь моя пахнет дымом,
Дымом от сигарет
И от сгоревших листьев
Клена в прожилках алых.
Нет никаких любимых,
Нет никаких побед.
Выстрел над ухом свистнет.
Нет ни больших, ни малых.

Жизнь моя пахнет небом,
Ветром с горных вершин,
Ветром и светом солнца
На рубежах пустыни.
Нету свежего хлеба,
Женщин нет и мужчин.
Я хочу быть японцем.
Пали мои твердыни.

Жизнь моя пахнет рыжим
Пламенем в темноте,
Заревом на закате,
Тенью на синем своде.
Нет, я уже не выжил.
Нет, я не на кресте.
Это такая плата -
"Если", "как будто", "вроде".

Жизнь моя пахнет тьмою,
Тьмою закрытых глаз,
Тьмою безлунной ночи,
Тьмою космоса даже.
Нет, я пока с тобою.
Да, я еще сейчас.
Нет, я не болен... впрочем,
Кто это точно скажет?

Жизнь моя пахнет дымом,
Небом, ветром и тьмой,
Пламенем, тенью, светом,
Осенью и закатом.
Да, все проходит мимо.
Да, я теперь другой.
Да, меня больше нету.
Нет, сожалеть не надо.

Линии в пустоте. Скомканные слова.
Странности бытия. Тени на потолке.
Темная чаша дней. Гулкая голова.
Тянется пряжа и путается в мотке.

Линии губ и глаз. Росчерки двух бровей.
Резкая прорезь скул. Тонкая нитка губ.
Ветер, вей по воде, по бесконечной вей.
Я недопонял, да. Я безусловно глуп.

Линии на руках - это полет судьбы
По перепадам шкал надмировых устройств.
Все хорошо, ага, все, но вот только бы
Было поменьше здесь разных ненужных свойств.

Линии в никуда. Десять дорог вперед,
А по какой пойти - кто за тебя решит?
Вечности нет, но вот что-то который год
Не удается мне вызнать, чему я щит.

Линии в небесах, линии на траве,
Линии на снегу, линии на камнях.
Линии на бегу я рисовал в листве,
Я рисовал тебя. Листья не сохранят.

Вы знаете... ха, а ведь вы ничего не знаете
Ни о том, где правда, где ложь, а где пустота,
Ни о том, как ходить по насту или по наледи,
Ни о том, где кончается вера и где - мечта,
Ни о том, как быть - и как быть никому не надо бы,
Ни о том, сколько крови впиталось в материки,
Ни о том, что от танков не спасут ни ежи, ни надолбы,
Ни о том, от какого камня по морю идут круги,
Ни о том, почему не уйти от прямого выстрела,
Ни о том, для кого и когда не смотреть в лицо -
Вы не знаете. Да и я ведь - я тоже не знаю, в чем истина.
Но пока не узнает кто-то из нас - мы не сможем прорвать кольцо.

Мне хочется жить в очень старом доме.
Но только чтобы лестница не скрипела,
и чтобы в доме не было сквозняков.
Мне хочется найти
очень старый, засохший, когда-то весенний цветок
в очень старом, потрепанном томе,
и чтобы у этого тома обложка
вся была в хлопьях ржавчины от приделанных к ней замков.
Мне хочется жить в очень старой мансарде
под какой-нибудь не протекающей крышей,
чтобы видеть луну в приоткрытое ночью окно,
и чтобы очень хотелось подняться оттуда
гораздо, гораздо выше,
гораздо, гораздо выше,
туда, где совсем, навсегда, навсегда, навсегда
темно.

Задумчивы извивы бытия.
Вчера - вот так. Сегодня - все иначе.
А завтра новый выворот назначен,
Останусь ли за выворотом - я?

Дорога в ночь. Усталые глаза.
В их глубине - присутствие улыбки.
Ты знаешь, несмотря на все ошибки,
Я все равно уйду куда-то за.

Всего лишь шаг; а дальше - пустота
Или, напротив, полнота без меры;
Вопрос познанья - или личной веры;
Пути луча - или пути креста.

Назад не оглянуться бы, назад,
Не связываться с тем, что за спиною,
С тем, что осталось далеко за мною...
С тем, что никак не отпускает взгляд...

Аве, консул, аве, цезарь, аве, аве.
Жизнь смешна, как пара туфелек на блюде.
Разве я стремился к почестям и славе?
Разве где-нибудь хоть слово правды будет?

Скажут, был он карьерист и консерватор,
Скажут, псом стоял на страже идиотов,
Скажут, предал он почти родного брата -
Да, хорошая, веселая работа.

Понимаешь, долг и честь - такие штуки...
Аве, консул, где тебе, не стану даже.
Про тебя вот - мол, взбесился ты со скуки,
Скажут, кстати, и еще немало скажут.

Много правды в сем простом предположенье?
Отчего-то тоже кажется, что мало.
Все ведь просто: шло обычное сраженье.
И ни ты, ни я его не проиграли.

Ладно, способ: ты и хуже видел, консул.
Ладно, метод: ты и сам похлеще делал...
Что? О жертвах? Вот о них не будем вовсе.
Даже нашему цинизму есть пределы.

Я смеюсь, но смех выходит очень горьким.
Я смеюсь, но смех выходит как-то боком.
Очень хочется, мой консул, выпить водки.
Очень холодно, мой брат, и одиноко.

Я в гробу видал все эти представленья.
Я в гробу видал подобные расклады.
...нет мне, консул, оправданья. Нет прощенья.
Аве, консул. И не надо. И не надо.

Посидим за столом вдвоем напротив друг друга,
Помолчим - о том, что там было, не хватит слов.
В этом мире тоже идет своя Кали-Юга.
Этот мир тоже рушится в бездну своих основ.

Помолчим, посидим и подумаем - что же дальше?
Как же в этом пасьянсе ляжет черный король?
Ну, скажи мне, консул: разве мы стали старше?
Ну, ответь мне, консул: а в чем теперь наша роль?

Ты же часто просишь меня о тех же ответах.
Я не знаю, и даже не знаю, - а надо ль знать.
Мы опять танцуем на грани меж тьмой и светом,
Кто потом разберет, где проклятье, где - благодать?

Я надеюсь, на этот раз мы стоим бок о бок,
На одних баррикадах и против одних врагов.
Знаешь, консул, ведь ты мне очень и очень дорог,
Несмотря на перечень старых дурных долгов.

Впрочем, я ведь забыл: мы и там... нет, вот так не надо.
Я совсем не хочу проходить этот путь и здесь,
Даже если чтоб после - фанфары, пиры, парады,
Даже если потом еще будет не только смерть.

В общем, аве, мой консул, и, в общем, мой консул, vale,
И вчера, и ныне, и присно, и впредь, всегда.
Если что, мы сразу заметим, что все просрали.
Вот на что мы можем рассчитывать - это да.

Здесь, мой консул, я очень груб и совсем неласков.
Здесь, мой консул, я вовсе - настолько! - не эталон.
Здесь, мой консул, я знаю не две, а чуть больше красок.
Здесь, мой консул, скорее я - хаос, а не закон.

Как я все же надеюсь, что тут пойдет по-другому;
Как мне хочется верить, что именно в этом - прав...
Впрочем, даже и здесь мне привычней верить плохому.
Это неистребимо. Это, видимо, просто нрав.

В общем, аве, мой консул. Пора по домам, до чая.
В общем, аве, мой консул, и выкинь из головы.
А по миру тому я совсем-совсем не скучаю.
Только помню вот - слишком ярко, ну что ж - увы...

Идти на север, идти на запад,
Идти на шорох, идти на запах,
Идти на звон ледяной капели,
Идти без смысла, идти без цели.

Идти сквозь годы и сквозь границы,
И помнить руки, и помнить лица,
И помнить голос в ночи-без-света,
Идти сквозь зиму, идти сквозь лето.

Лететь, как ветер, лететь, как вьюга,
Забыть врага и запомнить друга,
Лететь, как песня, лететь свободным,
И не зависеть ни от погоды,

Ни от нужды, ни от взгляда в спину,
Ни от надежды - наполовину,
Ни от стремлений, ни от желаний,
Ни от времен, ни от расстояний.

Идти навстречу, раскинув руки,
Идти сквозь тени, идти сквозь звуки,
Идти и видеть - глаза; улыбку;
Ладони; пальцы; свои ошибки...

а когда они подошли к реке
разлилась широко вода
разлилась по каждой его строке
расстелилась покровом льда
разлилась по каждой ее любви
разлилась, как небытие
и вода была в жилах - в его крови
и, конечно, в крови ее

а когда по реке до моря дошли
было море еще страшней
поднимались в море валы, валы
застилавшие память дней
застилавшие память декад и лет
застилавшие взгляд водой
и хотел он морю ответить "нет"
а она хотела - в покой

а когда через море пришли туда
где живет один океан
они все забыли, и лишь вода
колыхалась, словно туман
и хотел он сказать, но ушли слова
и она не помнила слов
а на дне океана росла трава
поднимаясь поверх голов

что потом с ними было, никто не знал
говорят, что они легли
там, на дне, среди водорослей и скал
и коснулись лица земли
и в обнимку уснули на все века
под огромной толщей воды
и в его руке - навсегда рука
самой светлой его беды

Мы живем в коричневую эпоху,
Подчиняясь ритму ее и звуку,
И, наверное, это не так уж плохо,
Как не так уж и плохо чувствовать скуку,
Как не так уж и плохо плеваться с крыши
В ожидании чьей-либо головы,
Как не так уж и плохо жить мельче, тише,
Тише воды и ниже травы.

Мы живем в неверное время меры,
И колеблются чаши ее весов,
И, наверное, это - вопросы веры,
Как вопросы веры - пределы снов,
Как вопросы веры - а что за гранью,
Как вопросы веры - а есть ли бог,
Но когда выбирать меж верой и знаньем,
Я не выберу колеи, браток.

Мы живем, как в армии, как в казарме,
Шаг влево - побег, шаг вправо - побег,
И, наверное, это не наказанье,
Как не наказание - тяжесть век,
Как не наказание - выстрел в спину,
Как не наказание - боль в груди,
Но уж если жить - то внутри картины,
Подчиняясь правилу "не вреди".

Мы живем? Возможно. Даже наверно.
Мы живем? Конечно же. Каждый день,
Как живут собаки, вороны, серны,
Как живет каждый кустик в лесу и пень,
Как живут электромагнитные волны,
Пролетая неведомыми путями...
Мы живем; а вольно или невольно -
Каждый сам решает.
Решайте.
Сами.

Ходить по запрещенным рубежам.
Не затерявшись в синей дымке лета,
Стучать - и оставаться без ответа.
Отвыкнув и от тени, и от света,
Склонять слова любви по падежам.

Ходить по кромке старого клинка,
Что небо распорол огнем рассвета.
Стучать - и оставаться без ответа;
Быть сборником неправильных советов;
Забыть о том, что вечность велика.

Ходить по кабинету своему
И думать, - никого на свете нету,
Стучать - и оставаться без ответа.
Но да - твой взгляд единственным приветом
Пойдет со мной, когда сойду во тьму.

Ходить, как колесо, по колее,
А может, по орбите, как планета,
Стучать - и оставаться без ответа...
Смотри - дымится в пальцах сигарета,
И огонек - как кровь на острие.

Ходить часами - мерно, как часы.
Не знать. Не верить. Не хранить секретов.
Стучать - и оставаться без ответа.
Без памяти. Без имени. Без цвета.
Быть гражданином средней полосы.

Ходить и думать - или говорить
О том, что вижу старые приметы.
А ты стучал. И тоже - без ответа.
И в небо взгляд, как в дуло пистолета.
И время сигарету докурить.

Когда-то мы говорили:
Знаешь, все будет так точно,
Так ясно, так бестревожно,
Что спать совсем невозможно,
Что дня нам хватать не будет,
Не будет хватать и ночи,
Когда-то мы говорили...
Когда-то мы были - люди.

Как знать, когда настанет этот час,
Как знать, когда сигнал отметит время,
И прорастет посеянное семя,
И ляжет тяжело на плечи бремя -
Решить, решить за каждого из нас?

Как знать, когда дорога позовет,
Как знать, когда путь станет колеею,
И ты шагнешь бестрепетной стопою
Навстречу смерти - вечному покою -
Или продолжишь прерванный полет?

Как знать, когда придет твоя пора,
Как знать, когда ударит ветер в спину,
И горный склон окажется лавиной,
И разорвет тебя на половины -
А вдруг все это чья-нибудь игра?

Как знать, когда придет к тебе ответ,
Как знать, когда исчезнут все вопросы,
Когда глаза, угрюмы и раскосы,
Посмотрят в морды авторам доносов
На то, как он уродлив, белый свет?

Как знать, кому судьба остаться жить,
Как знать, кому судьба окрасить кровью
Скрижали, опаленные любовью...
А кто-нибудь приникнет к изголовью
И тихо скажет: господи, держись.

Поговорите со мной. О дороге в вечернем вагоне,
О звездах, мелькающих в окнах, о проводах,
О птицах на проводах, о хорошем тоне,
Который мешает хорошим людям жить в городах,
Который их тянет на волю - пусть не в пампасы,
Пусть в местность, пересеченную чем-то там -
Не так, как пересекают штаны генералов лампасы,
А так, чтобы были ветви, и чтобы было ветрам
Где запутаться, где закружиться и взвыть в агонии,
В тоске и боли бессилья, понятной лишь тем,
Кто знает, как это - ехать одним в вечернем вагоне,
Ехать и подбирать из сплетения слов и тем
Те слова, которых точнее и быть не может,
Такие темы, чтоб били не в бровь, а в глаз...
Я вот - не знаю. Должно быть, не вышел рожей.
Должно быть, не в этой жизни, не в этот раз.
Я не умею - так, чтобы были птицы,
И чтобы сердце рвалось в груди на куски,
И чтобы горели буквы, слова, страницы,
И чтобы от этой агонии и тоски
Невозможно было уйти, убежать, укрыться,
Невозможно спрятаться даже в самом темном лесу...
Поговорите со мной. О звездах. Дороге. Птицах.
О проводах, в которых ветер поет на весу.
Об этом старом вагоне с потертой искусственной кожей
Сидений. О неприличных словах, которые люди пишут
На стеклах и стенах. О том, что мы были моложе.
О том, что нас уже никто никогда не услышит.
О том, что если и есть слова, то они не успели,
Они давно опоздали - и вместе со всеми нами,
Потому что наши глаза давно дрожат в перекрестье прицела...
И все равно - поговорите со мной словами.

_____________________________________________
http://zhurnal.lib.ru/editors/b/black/wagon.shtml

Тихо, я сказал. Тихо. Тихо.
Падает тишина на город,
падает.
Тихо. Не слышно крика.
Только купол неба криком расколот.
Из-под купола тихо падают звезды -
не звезды, конечно,
так, мусор.
Хоть наизнанку вывернись - будет поздно.
Голову урони светло-русую
на руки
и сиди сиднем.
Все равно ты ничего не изменишь.
Плакать нельзя - а до слез обидно.
Вон, собери мусор с неба в жменю
и забрось подальше.
Еще дальше.
Совсем далеко, чтобы не видеть.
На небе тоже хватает фальши,
не меньше, чем в цифрах и алфавите.
Только осталось - сложить руки
как покрасивше,
и все на этом.
Конец света - такая скука.
Давай с тобой, что ли, сдадим билеты

Самый правильный дом -
Тот, где живут ушастики.
Ласковые, большие,
Черно-белые и смешные.
Они подходят к тебе
И тыкаются носами,
Говорят, не грусти,
Говорят, посмотри, мы какие.
На работе что-то не так?
Так ты уже не на работе.
Дома что-то не так?
Дома не так - не может.
Ушастики кладут толстые лапы
Прямо тебе на колени
И говорят - да ладно,
Все хорошо, точно.
Мы же ушастики, слышишь?
Хватит тебе, не парься.
Мы же ушастики, помнишь?
И ты - ты тоже ушастик,
Только спрятался где-то внутри.
Вылезай, и давай поиграем.

http://haallan.livelj.com/237710.html

по мотивам Галича и Гарсиа Лорки
 
Когда умирают певцы, от них остается голос.
Он входит в чужие дома и говорит с другими.
Когда умирают поэты, от них остаются книги.
А вот когда я умру, что останется от меня?
Будет ли помнить меня бешеный мегаполис -
Только меня, понимаете, а не фамилию с именем?
Что останется здесь после последнего сдвига?
Что останется здесь от меня, от меня, от меня?

Когда умирают люди, от них остаются дети,
Дальше идут по жизни с отпечатком на дне,
Со словами и жестами, с интонацией речи,
Но это не мой способ - что останется от меня?
Одна из самых непрочных вещей - информационные сети.
Год - и я растворюсь в экранной путаной белизне.
Есть ли во мне что-то вечное, если здесь я не вечен?
Что после смерти останется жить от меня, от меня?

Когда умирают звери, от них остается запах,
Ну, или мне так кажется, что остается он,
Как будто бы звери и дальше ходят по этой квартире...
Но я ведь не зверь, правда? Что останется от меня?
По какому дому я буду ходить на своих невидимых лапах?
Постучусь ли в чей-нибудь сон вот таким, как здесь и сейчас?
Что от меня останется в этом бредовом мире?
И хотел бы я, чтобы здесь осталось хоть что-нибудь от меня?

...и вот идет она - комсомолка, спортсменка и просто красавица, -
и понимает, что жизнь не удалась абсолютно вся,
потому что ее актуальный парень ей совершенно не нравится,
а тот, кто нравится, больше похож на лося -
ведь только лось может год ходить кругами и около,
только лось умеет не понимать, когда
девушка ходит рядом, и поправляет локоны,
и раз за разом отказывается уезжать в города,
где все гораздо лучше, чем здесь - ее приглашали в Сидней,
в Париж и Милан, а она осталась в Москве,
потому что зачем ей Сидней? Господи, разве не видно,
что только он, единственный, подходит к ее канве
событий и судеб?
Не видно. Он хмурит лоб,
он ходит и курит горькие сигареты -
и не понимает: еще пара лет - и гроб,
и не с кем будет встречать весною рассветы,
она ведь уедет в этот чертов Милан,
она ведь им нарисует, этим чертовым итальянцам,
такое им нарисует...

...а он этой ночью пьян.
Он давно искал себе повод в говно надраться.
Потому что - какого черта.
Потому что - опять весна.
Потому что - да все надоело, что там, давай откровенно.
Потому что у самого глаза опять мерцает блесна
И зовет, и манит - давай, отвори же вены,
потому что - сколько же можно. Ведь он же... а!
Он еще ни с кем не разговаривал столько,
но вот как-то никак не может найти слова,
чтобы сказать - останься.
Может порезать дольки
лимона и разложить у коньячных рюмок.
Может смотреть. Курить. Не смотреть. Курить.
Смотреть исподлобья. Косо смотреть. Угрюмо.
Но никак не может
перестать
говорить.

...а третий сегодня в комнате одинок.
Она не звонит уже, наверно, с неделю.
Не звонит - ну и ладно. Пора уже. Вышел срок.
Она, наверное, в свой Париж улетела.
Ну и черт бы с ней. Таких, как она, мильон.
Выйди на улицу - в каждом кафе по паре.
Да их, наверное, тысяча на район.
Тоже мне, цаца. А он-то ведь - видный парень.
Все ведь при нем - машина, работа, дом.
Чего ж ей надо еще? Романтики захотела?
Да вроде хватало. Отличный кубинский ром,
Помнится, приволок ей. Чувства? Большое дело!
Он и не видел их, этих вот самых чувств.
В анатомичке резали - души там не находили.
Тонкая дива. Дизайнер. Магистр каких-то искусств.
Ну и валила бы на свою Пикадилли.
А у него - операция завтра. Тяжелый случай.
Выбросить из башки ее голосок.
...хотя после смены с ней было как-то лучше.
Но - не звонит. Ну и ладно. Пора уже. Вышел срок.

Помолчи, говорит она. Хоть пять минут помолчи.
Я устала, у меня болит голова. Я возьму ключи
И уйду из этого дома к чертовой матери навсегда.
Замолчишь ты, блин, или нет уже?!

И он говорит:
- Да.
Да (думает он), замолчу. Отныне и до конца.
Все равно она не видит больше ни моего лица,
Ни того, что за этим лицом - а видела ли вообще?
Да, кстати: а где же любовь?

Любовь? Утонула в борще.
Спряталась за экранным мельтешением в темноте.
Убежавшая кошка ее унесла на своем пушистом хвосте.
Растащили друзья-приятели - случайно, на башмаках.

Но как же, думает он, недавно же - билась пульсом в руках,
Стыла звенящей льдинкой где-то за животом,
Была родником и воздухом, памятью и крестом -
Всем, чем она бывала, и чем не бывала еще...

А она на кухне стоит и думает: подавился бы он борщом.
Нет моих сил никаких. Да лучше б он, сука, сдох.
И сдохнет, наверное, правда, господи? Есть же на свете бог?
Ты же меня не заставишь, господи, жить с живым мертвецом?
Он в зеркало-то давно смотрелся? Видишь, что у него с лицом?
Куда и девалось...

А господи якобы смотрит на них всегда.
И слышит ее молитву, и его последнее "Да",
Но ничего не делает - как, собственно, от начал.
Разве когда-нибудь получал, что хотел, кто громко кричал?
И кто-то из этого делает вывод, что бога на свете нет.
А кто-то из этого делает вывод, что нужно держать ответ
За каждый шаг, и за каждый вздох, и за каждое слово тож.
А кто-то из этого делает вывод - он просто богу не гож.

Вот в Библии есть история Иова, и она об этом, друзья.
Надо молиться и верить, а роптать, однако, нельзя.
Кто не поверит богу, тот смертию весь умрет...

...а она продолжает на кухне стоять и думает: идиот.
Вместо того, чтобы... эээ... - да какая разница, что, -
Он разводит вокруг себя бесконечный цирк шапито.
Тоже мне, тварь неумытая с вопросами бытия.
Я вот хотя бы занята делом - борщ варю...

Он думает: я
Устал до зеленых чертей налаживать с ней контакт.
Черт бы сюда приперся - я б подписал контракт,
Только чтобы вернуться назад и на этот путь не свернуть.
Пусть потом будет хуже - но будет же как-нибудь.
А теперь не будет никак, что бы где бы ни выбрал я.
Шаг налево - побег, шаг направо - побег, вот такая у нас семья.
Остается идти по прямой над бездной...

И они над бездной идут.
И каждый из нас вчера и сегодня их повторяет маршрут
По тонкому лезвию, по лучу, по волосу, по стерне, -
Маршрут, который ведет пока неизвестно куда, но вовне.

Если горло перехватило так, что нельзя сказать,
Если случилось такое, в чем не помогут отец и мать,
Если завтрашний день - это значит и завтрашний бой -
Надо идти. Я бы шел. И помнил: главное - быть собой.

Перекраиваться под чужое лекало можно, но тяжело
И бессмысленно, потому что потом не сможешь встать на крыло:
Или крылья окажутся в заднице, или вовсе пойдут под хвост.
А ведь каждому - каждому - хочется однажды добраться до звезд,
Став красивым и сильным, и добрым, и - и - и - и...

Но как можно стать хоть каким-то, если у тебя чужое внутри?

Знаю, что в "Скрижалях" нельзя реагировать. Знаю. Но какое же потрясение!!!

Серебро просто-напросто говорит со мной -
Врезка язычества, вопрос чутья или веры, -
По-детски не вовремя порванною струной
Пятидесятирублевой моей карьеры.
Карьеры речи, составленной по словам.
Он сказал - оставалось еще нарваться.
Потрескавшееся совершенно, правда, напополам;
"Куда мы тебя?" - понимает, уйдет в двенадцать.
Стоящие сбоку, осторожно, плечами мы,
Говоря не на ты, с удивленно не вздетой бровью,
Мы плечами касаемся той первозданной тьмы,
Которую по незнанью зовут любовью.
Мне не верится, что ни к чему говорить слова.
Я привык к словам, как к желанию "все сначала".
Явно, верно, воистину ты навсегда жива
Позади Хароном оставленного причала.
Бога нет. В изучаемой пустоте
Имя бога не найдено, и не надо.
А болтливый я опять вишу на кресте.
И какое мне дело до рая или до ада.

Лучше всего на свете он научился молчать,
Грызть карандаш в задумчивости, мазать масло на хлеб,
Гладить кольцо на пальце, не застилать кровать,
А за сердце свое он знает только, что сердцем слеп.

Лучше всего на свете она научилась летать,
Вращаться в сентябрьском ветре ломким сухим листом,
Приводить в движение звезды, чувствовать благодать,
А за сердце свое она знает только, что оно за ребром.

Хуже всего на свете он умеет лечить бронхит,
Клеить и вырезать различную мелкую ерунду,
Отвечать на хамство, когда и если кто-то ему хамит,
А за душу свою он знает только, что имеет ее в виду.

Хуже всего на свете она умеет спать по ночам,
Смотреть кино-катастрофы, уединяться вдвоем,
Радоваться препятствиям и ходить по врачам,
А за душу свою она знает только, что душа умолкает днем.

Лучше всего им будет, если встречу пошлет судьба.
Хуже всего им будет, если встречу судьба пошлет.
Диалектика, понимаешь, единство, борьба, стрельба,
И каждый выстрел - по цели, в сердце, в душу, в яблочко, влет.